Дар случайный. Поэтические произведения разных лет

Есень

 
Уж осень…
Да, лето промчалось —
пожухли в полях зеленя…
 
 
Неужто болезни и старость,
когда-нибудь встретят меня?
Я буду убог, буду жалок
и буду трястись над листком,
когда из заснеженных балок
могильным пахнёт холодком?
 
 
Прочь мысли хмурные!
Я – молод и весел!
 
 
Гляжу и ликую!
 
 
(начало строфы)
 
 
Сентябрь – маг-искусник – развесил
на ветви цветные гирлянды листвы!
 
 
Облак-водовоз – поливает устало
прозябшую землю, дорогу, мосток…
 
 
Не буду больным я, не буду я старым —
и в семьдесят с гаком, и в сто!
 

май 1985

Животъ – книга безъ картинокъ

 
Так и живу, будто книгу читаю
на языке таинственном…
Годы-страницы листаю,
и понимаю
                             единственное —
что ничего не решаю,
жительствую по старинке…
При том
  об одном
                                     лишь
               вздыхаю,
что нет ни одной картинки в ней…
 
 
Хочется иль не хочется —
страшно!
                            А всё потому,
что, вдруг, книжка скоро кончится —
а я, дочитав её, не пойму
о чём она?
 

24—25 июня 1985

Азъ тебѣ вѣсь мїръ подарю…

«Я тебе весь мир подарю…»

Из песни. Слова И. Резника

 
А я не стану мир дарить!
Мир беспределен —
          ещё заплутаешь
                   в его лабиринтах…
Уж,
   если дарить —
              так себя,
на бери,
        так,
задаром…
не надо денег
Бери,
    но не на день,
бери навсегда…
А если не хочешь,
                тогда
скажи: «Не люблю,
мне холодно у твоего огня!»
Что ж,
     я тебе весь мир подарю —
только не ищи в нём
                   меня…
 

5 июля 1985

Зерцало

 
Зеркало себя не выражает.
Зеркало реальность отражает.
Да и то не всю… А, так сказать,
то, что попадётся на глаза…
 
 
Вот и я попался.
– Здрасьте!
Вы меня немного приукрасьте —
я такой какой-то весь…
 
 
А мне зеркало:
– Да, есть!
Есть немножечко… иль нет…
А хотите дам совет?
Вы в одежды не рядитесь —
не поможет… Не сердитесь,
(ни с презреньем, ни любя)
вы мне в душу не глядитесь —
и забудете себя!
 

6 июня-8 ноября 1985

Ложь vs Истины

 
Как часто прибегаем мы ко лжи?
Да, постоянно… Лгать несложно.
Любое слово, обречённое на жизнь,
слегка попахивает ложью…
 
 
Как часто правду изрекаем мы?
 
 
Да, никогда… Кому она нужна?
Слова заумны, обтекаемы…
Сомнительна идея, и она
даже в подтексте невидна —
так, углевод легонькоусвояемый…
 
 
Калечит правда и грызёт!
 
 
Микстуры лжи употребление
от злючей правды бережёт…
В итоге лгущему несёт
и оправдание, и облегчение.
 
 
И потому вам выбирать:
нести неистых истин жесть;
иль, не радея о душе,
неправду-матушку рубать!
 

ноябрь 1985, 28 апреля 2018

Летнїе фантазїи предъ началомъ зимы

 
Вот оно лето!
                        Как прежде, доверчив и юн,
в облачной шубе по пыльным дорогам
бродит с Грозою – подругою строгой —
ласковый, добрый, беспечный мальчишка Июнь!
 
 
Я лишь его выделяю из братьев, из всех
месяцев летних – горячих, разбойных…
Всё потому, что с неясной мне болью
наземь роняет он пух тополиный, как снег…
 
 
Белый Июнь!
                        Я пред ним, как влюблённый дикарь,
денно и нощно стоял б на коленях,
я б задохнулся, вопя песнопенья —
если бы сердце не выкрал пропащий Декабрь!
 

25—26 ноября 1985

Ноштїю
(пѣ́снь брошенного χластѧка)

 
Приглашений всяких без
на балкон наш ветер влез…
– По балкону ходит кто-то?
– Это ветер! Не дрожи…
 
 
Осерчал на ветер дождь,
разревелся, не уймёшь…
– У балкона плачет кто-то?
– Это дождик! Не тужи…
 
 
Как любовник, напролёт
серенады ночь поёт…
– Под балконом воет кто-то?
– Это ночь! Ко мне прижмись…
 
 
Небо серое рассвет
перекрасил в алый цвет…
– К нам в окно стучится кто-то?
– Скоро утро… Это жизнь!
 
 
Я всю ночь боялся утра,
всё шутил, смеялся будто…
 
 
– Скоро утро?
– Утро? Скоро…
Бросив мне пустое «что ж»,
ты уходишь в шумный город
и с собою не берёшь.
 
 
– Ты вернёшься?
– Я? Не знаю.
– Что ж, я дверь не запираю…
 
 
День прошёл, ну вот и вечер,
на балконе тусклый свет,
на балконе плачут свечи,
а тебя всё нет и нет…
 

23 декабря 1985

Всё бываетъ

 
Бывает друг роднее брата,
А брат не более, чем друг…
Бывает дождь больнее града
и угловатым круг…
 
 
Бывает день темнее ночи,
Декабрь теплее, чем Июнь…
Бывает стариком быть хочешь,
но не жалеешь, что и юн…
 
 
Бывает всё! Характер свой умерю.
Как жить, по каждой мелочи скорбя?
 
 
Что разлюбила ты – я в это не поверю, —
зря что ль я выдумал тебя!
 

27 декабря 1985

Предрасставанїе
(стихотворенїѧ 1986 года)

Памѧти мати

 
В детстве я маму расспрашивал:
– Скажи… а смерть – это самое страшное?
– Нет! – отвечала она…
– Почему?
– Подрасти…
 
 
Я долго ответ её странный вынашивал,
рос и смеялся, взрослел и грустил…
 
 
И только недавно я понял, что самое страшное —
когда умирают другие,
                                          а ты их не можешь спасти…
 

январь 1986

Мнѣ двадцать три!

 
Мне двадцать три – немного и немало.
Мне двадцать три – невнятный взмах руки.
 
 
– Ты повзрослел… – мне проронила мама. —
Ты изменился, стал совсем другим.
Так и со мной – об этом вспомнить страшно;
увы, мне выпало такое не одной…
Была девчонкой – радостною и страстной,
а стала женщиной – печальной и больной.
 
 
Война!
Одним движеньем отчеркнула детство
чертою непреступного огня…
 
 
– Я постарею, мама?
– Никуда не деться….
Но легче, да и медленней меня.
 
 
– Так что же, потускнеют мира краски?
Устанет жизнь играться в цирк?
– Ты просто перестанешь верить в сказки —
у сказок всех счастливые концы…
– Мне двадцать три… Ещё или уже?
– Не торопись, и время не кори!
 
 
Но взмах руки – вполне понятый жест,
как всё же это трудно – двадцать три!
 

11—12 апреля 1986

Ратоборство не кончаетсѧ

Пєрваѧ версїѧ

 
И всего только шаг —
                         это часто бывает
                                                               и с каждым….
Не везёт…
                                   Ну, никак!
                                                           Да дело не в этом даже…
Жить!
                        Жить, по-глупому, хочется…
Но если не я —
                                    то погибнут десятки других!
Как же можно
                                   так запросто бросить всё?
И шагнуть в объятья свинцовой пурги…
 
 
Сыплет сверху,
                                   то ли снег,
                                                       то ли крупа —
светится!
 
 
Ты не верь —
                                   то не смерть!
                                                           Я пропал
без вести…
 

18 марта 1986

Втораѧ версїѧ

 
Пулемёт
                 плюётся расплавленными комочками свинца;
                  взвод лежит:
                                                 то ли в грязи, то ли в дерьме…
«Вперёд!» —
                 поминая то ли матушку, то ли отца,
                 вот, грозит
                                               лейтенант мне.
Жить, просто жить,
                 безумно хочется,
                         но если не я – сотни невинных, других…
Надо спешить,
                 жизнь скоро кончится
                          в жарких объятьях свинцовой пурги.
Сыпет сверху,
                           то ли снег,
                                              то ли крупа,
светится…
Слышь, не верь,
                               то не смерть,
                                                я пропал…
БЕЗ ВЕСТИ!
 

16 ноября 2014

Боже, какъ скоро

 
Боже, как скоро,
                        как, всё-таки скоро —
(бесспорно?!)
                            стало минувшим
                                           влекущее
наше грядущее…
 
 
Как быстро завяли, засохли
            розы, недавно цветущие…
            …и запахи стёрлись,
и краски поблёкли…
 
 
Мыслил когда-то и верил:
                                   вот-вот подрасту,
                                   (идиот)
                                                       повзрослею…
 Горы сверну…
                                   О-го-го!
Какие итоги?
            Штандарт на флагштоке
            полощется гордо
                                                  и высоко?!
Да нет ничего…
 
 
Закат на востоке —
что с того?
(шутовство)
            Подрос —
                        не вопрос!
Повзрослел?
                                               Я шалею,
            а, может быть, даже жалею…
Ну, вырос и вырос…
                                               И что же?
Циклопище с этакой
                                   взрослой
                                             и глупою рожей…
небритый малец,
                           зрелый шкет,
здоровенный дурак…
            (мрак!)
Что проку, что руки стали покрепче?
Что толку, что мысли стали зубастее?
            (интрижка?!)
Ведь, в целом всё тот же
                                               мечтатель-мальчишка?
Да даже не тот – безопаснее!
            Жизнь обломала? Иль сам обломался?
            Как-то махнул на все планы рукой…
            (пора на покой)
Боже, как скоро
            (тронуться впору)
            сгущаются сумерки за обмелевшей рекой…
 

<октябрь 1986, март 2020>

Самосудъ

 
Довольно!
Нет боле:
        ни боли,
                ни страха…
Внемлите!
Я исповедуюсь перед всеми:
Я – негодяй, по коему плачется плаха;
Я – убийца, умерщвляющий Время.
 
 
Сколь угробил невинных я дней,
сколько часов уморил в одночасье…
Презрите меня – я не стану несчастней.
Казните меня – мне не станет больней.
 
 
Виноваты другие… Но более сам.
Не к чему головою о стенку биться.
Повесьте меня на самых высоких часах,
на позор таким же времяубийцам.
 

12—13 ноября 1986

Автобїографичное

 
Я родился лысым, беспомощным,
воплощений вчерашних не помнящим.
Музыкально ревел, заразительно —
и прозвали меня Композитором.
Не кричал-вопил, как бездарные,
а сопел и пел только арии…
Пел одно и то ж цельный год на бис, а
«Лебединое озеро» под себя напúсал.
 
 
Мчались годы, будто стёганы плёточкой.
Стали кликать-звать меня лётчиком.
О заборы рвал штаны-курточки —
знаменитым стал, точно Уточкин.
Я летел к друзьям – ветру не догнать,
еле полз домой тропкой тыльною…
У ворот ждала хлебом-солью мать,
награждал отец подзатыльником.
 
 
Я до школы путь быстро вымерял,
нас учитель звал лишь по имени,
Но пришёл конец той идиллии —
стали звать-ругать по фамилии.
Я не сиживал над учебником,
было мне легко, просто, весело.
Звали все меня, да не как-нибудь,
академиком иль профессором.
 
 
Но прошлым прошла пора школьная.
То, что было вчера – вспомнить больно, но.
Не по мне реветь, шмыгать носом.
И – хотел иль нет – стал я взрослым.
Предо мной лежит жизнь прекрасная,
обзовут, когда, – не опасно, я
всё легко снесу с громким смехом.
Называйте лишь человеком!
 

30 ноября 1986

Почти по-Толстомɣ, кторый Левъ Николаевичъ

 
ОН вдоль поезда шёл.
ОНА вдоль поезда шла.
И всё вроде бы хорошо,
да только судьба зла —
не повстречались!
Хотя очень старались,
навстречу друг другу бежали,
но только по разные стороны поезда.
 
 
А когда поняли-осознали —
ПОЗДНО!
 
 
Поезд ушёл!
 
 
Поезд ушёл —
ОН её не нашёл.
его не нашла ОНА…
И об этом грустила в купе у окна…
 
 
Любимая!
Я спешу навстречу.
 
 
Любимая,
а, вдруг, я тебя не встречу?
 
 
Мне почему-то боязно,
что мы по разные стороны поезда…
 

<1986>

Непогодица-безвременїе

 
В такую погоду собаку
хозяин в тепле бережёт…
 
 
А ты? то ль со смехом,
                                                   а то ли со страхом —
тебя даже чёрт не поймёт…
 
 
Ветру разбойному,
                                          снегу бандитскому
выгнала на поругание…
 
 
В грубых объятьях тебя я не тискал,
несбыточных не давал обещаний.
Если обидел когда – то каюсь,
ведь не по злобе,
                                           в порыве беспечном…
Гонишь?
Ну что ж…
Я пойду – повенчаюсь
с тёмною Ноченькой – девицей вечной.
 
 
Видно собаки я плохенькой хуже —
нету пристанища для души…
Но такой я тебе всё же нужен,
ТЫ же за мною по пятам побежишь!
 

<1986>

Въ поезде…

 
Мне ни весело, ни грустно;
еду в душной полутьме.
Мне в купе набитом пусто,
мне в вагоне, как в тюрьме.
 
 
Но я сам надел оковы…
На кого теперь пенять?
Уж такой я бестолковый —
силюсь этот мир понять.
 
 
На решённую задачу
глупо трачу жизнь свою…
Больно мне – другие плачут,
все молчат – а я пою.
 
 
Но вагон для песен
тесен;
крепко заперты умы…
Осторожный, но беспечный,
еду молча… —
узник вечный
кратковременной тюрьмы.
 

5—6 декабря 1986

Далекимъ далече

 
Коль заявят тебе: «Пал в смертельном бою!»
Скажут: «В землю зарыт…» —
                                              не спеши огорчаться…
Не печалься – я жив! Я в далёком краю,
далеким далеко – нелегко докричаться!
 
 
Ты присядешь к окошку – я снегом паду.
У печурки замрёшь – и раздую я в топке огни.
Спать приляжешь – я здесь, сном занятным приду.
И пребудешь всю ночь ты со мною одним.
 
 
Все уходят!
Кто раньше, кто чуточку позже…
Остаётся от них
                           утешенье
                                          иль вечная боль!
Только я не уйду – ты мне в этом поможешь,
пока ты не ушла, я незримо пребуду с тобой.
Днём от глаз любопытных в листах затаюсь,
по ночам буду слабой звездой загораться…
 
 
Только верь, что я жив, я в далёком краю,
Далеким далеко – невозможно добраться!
 

12—13 декабря 1986

«Шоколадный» животъ

 
Ну что ты, милая, слезу утри —
ни нам одним приходится несладко,
на то и жизнь – она не шоколадка,
обёртка та же, но, а что внутри —
не раскусить, пока не развернёшь…
 
 
Мы развернули только с краю
и ужаснулись: «Вот она какая!»
Её руками голыми не трожь!
 
 
Увы, совсем непобедимо зло,
сорить словами глупое занятье,
врагам не станет горше от заклятий,
друзья помогут безо всяких слов…
 
 
Не надо, милая, немного помолчи,
ни нам одним приходится несладко
на то и жизнь – она не шоколадка,
сладка в начале, а потом горчит!
 

28 декабря 1986

Больнаѧ боль
(стихотворенїѧ 1987 года)

Больнаѧ Боль

 
Больная Боль ударила в окно,
тяжёлой плетью ледяного ливня…
…и распахнулось вмиг оно,
…и стало холодно и больно…
…невольно…
 
 
Больная Боль вошла в мой дом,
Не госпожой, а робкой гостьей…
Боль улыбнулась мне с трудом
и попросилась на ночлег…
…навек…
 
 
Больная Боль – то явь иль сон?
Но Боль больна – ей надо верить!?
Но я распахиваю двери
и выставляю, молча, прочь…
В ночь!
 

15 января 1987

Истъба

 
У избы избыточный вес,
выпирают толстые брёвна…
Строю я кирпичный навес
и кладу кирпичики ровно…
Избалована мной изба —
я её обставить бессилен.
Подкачу машину из ба…
окачу из бака бензином!
Пусть горит – а мне наплевать,
у речушки быстрой за лесом
буду себе жить-поживать
под неприхотливым навесом…
Не бывает в жизни чудес,
не бывает лёгких побед…
От врагов не схоронит навес,
как в избе не укрыться от бед…
Знать, не сбыться глупой мечте…
Знать, цена помышлениям – грош!
От себя никуда не уйдёшь,
от тебя не укрыться нигде…
Пусть планида скупа до чудес,
пусть в кармане нет ни гроша…
Но я строю это чёртов навес,
и пожаром бредит душа…
 

15 января 1987

Полѧрнаѧ нощь возлюбленїѧ

 
Разбуди, растревожь среди ночи,
даже, если я болен иль очень устал…
Не глаза хочу видеть, а очи.
И не губы ласкать, а уста!
 
 
Днём обыденно всё, как-то пресно.
Кто ты днём мне? Всего-то жена…
А при свете свечи ты – принцесса,
и по-сказочному влюблена!
 
 
Ты смеёшься: «На север уедем,
ночь в полгода не встретишь нигде…»
Хорошо! Только день куда денем?
Остальные полгода там день!
 

16 января 1987

«Жизнь моѧ…»

 
Жизнь моя – моя первая песнь,
сочиняю тебя, а исполнить не смею…
И прорезался голос, и слух вроде есть —
да как надо пропеть, я пока не сумею!
 
 
Жизнь моя – моя первая боль,
как мучительно мало тобой я болею,
ты жестока!? Но я не расстанусь с тобой,
все мученья пройду, я смогу, я сумею!
 
 
Жизнь моя – моя первая дочь,
одеваю, кормлю, берегу и лелею.
Но за друга отдам, и уйду, кану в ночь,
как бы не было жаль мне тебя, я сумею!
 
 
Жизнь моя, я пока не постиг
тайну смерти… нестрашно… успею…
Буду петь и болеть, и лелеять… Прости —
если я по-другому прожить не сумею!
 

24 января 1987

Трудноустройство

 
Выдохся…
                         Будто раздели!
Но терплю,
                              человек как-никак.
Жизнь – вечный праздник! —
слова,
                                а на деле,
Ох, как далеко до праздника!
 
 
Выдохся…
А как над другими смеялся…
Да мне,
                       говорил,
                                                         да я!
А тут от безделья так надорвался,
будто камни ворочал,
                                                       а не стоял…
Выдохся,
Какая бездонная очередь!
Окунаюсь с головой
                                         и плыву на свет…
Ну, наконец-то, и мой черед…
                                       в кабинет…
Вхожу!
Подхожу?
– Нет!
 
 
Снова в прошлое
время брошено
                                        даром…
Как тяжело ощущенье ненужности!
По испачканным листам тротуаров
плутает мой след,
                           как ненужный стих…
Сдвигаются кручи ушелия улиц,
гаснут последние проблески дня…
 
 
Ну, что теперь делать?
Куда ещё сунуться?
Люди!
                  Проснитесь!
                                             Послушайте, я…
Выдохся…
 

5—6 февраля 1987

Нощь предъ сечей

 
Мои мысли окрепли на жгучем, зловещем ветру;
и свинцовые ливни омыли, очистили совесть…
Всё уже позади – на рассвете легко я и просто умру —
и окончиться жизни простая, совсем неприглядная повесть.
 
 
Так нетрудно давалась вчерашняя мне и дурашная жизнь…
Простодушный юнец я здесь горе большое увидел,
но спасибо друзьям, их святое «Братишка, держись!»
выручало ни раз и в беде, и в обиде…
 
 
И не надо, прошу, убиваться по мне, горевать…
Мой конец предрешён, я готов, по-солдатски спокоен.
Только жалко братишку, подружку и больше всех мать —
им меня не понять,
                                          не простить,
                                                                            не принять,
что я должен уйти на рассвете…
                                                                             Я, наперво, – воин!
 
 
Будет утром последним и смертным мой бой.
Только сердце колотится: «Мо-жет, а мо-жет, а мож…»
 
 
Вот в дыру, что на крыше, пробился луч света невинный.
Свет господний – лазоревый цвет, голубой
вперемежку с нечистым свинцово-карминным…
Растревожен покой
                                      долгожданной,
                                                         недружной стрельбой —
                                                                                                  вразнобой…
Над горой
                               из тумана,
                                                из дыма,
                                                                из газа
                                                                                       возник
закопчённый, весь в пятнах, замасленный солнечный диск…
Птицы смолкли – их трели, их писк…
Даже ветер затих, перестал шебаршиться и выть…
 
 
Долгожданный рассвет —
(здесь совсем не бывает других)
не умыт,
                не одет
                              не пригож —
                                                      наступил…
Может рано тужить?!
На последний он что-то совсем не похож —
БУДЕМ ЖИТЬ!?
 

19 февраля 1987, 28 апреля 2018

Полкило весны
(въ очереди)

 
– Толкнулся недавно за водкой – народищу!
– Близится Март…
– Купила на рынке я щётку —
не белит, а токмо марат…
– Моя понимаешь невестка,
ну, так языком и метёт…
– Невестки – оно известно,
а у меня и зятёк…
– Свели бы нас снова вместе —
разом бы глаз подсинил…
– Барышня милая, взвесьте
мне полкила «Весны»!
 
 
Довольно, я дале не стал
слушать – не то бы заснул…
Я так от морозов устал,
А тут продают Весну!
 
 
– Почём же?
– Четыре с полтиной…
– Взвесьте хотя бы полдня…
– Нелепый какой вы, мужчина…
– Что ум на заум променял?
– «Весна» это просто конфеты…
– Нельзя быть таким тупым…
– Скажите, а нет у вас Лета?
С полчасика я бы купил!
 

7 марта 1987

Рискъ – благраднаѧ дѣ́тель

 
Риск – благородное дело…
Ты – благородная дева!
А, главное, какова!?
Рискуешь без всякого страха,
знаешь, что в случае краха —
ляжет на плаху
моя голова!
 
 
Я – никуда не годен.
Я даже неблагороден —
я рисковать не умею, увы!
Уж, если ты так захотела,
подумай, зачем тебе бело
тело
без головы —
побойся молвы!
 
 
Полно играть в благородство,
лучше займись садоводством —
в сад дикий дом преврати!
Я, может, больше рискую,
тебя возлюбив вот такую,
ведьмовскую…
 
 
Смеяться ли мне, иль грустить?
Боже прости!
А, может, на всё наплевать —
И также начать рисковать?!
 

17 марта 1987

Поблизнее къ небесємъ

 
Ни к чему теперь проклятья —
эту казнь избрал я сам…
 
 
…воспарит моё распятье
(места нету чудесам)
к заурядным небесам…
 
 
(вознесенье – это ль мука?)
 
 
…в небесах простор… и скука…
…облаков приглядный вид
умиряет…
                                   …только злит
гурий сонм,
                           (их тронь-ка, ну-ка)
что в соседних креслах спит…
(так лишь полк солдат храпит)
 
 
…скоро я, увы, устану,
по земле тоской томим,
Я на Божий Суд предстану
прéди Господом самим…
 
 
Изречёт Он с постной рожей:
– Воспринѧть тебѧ̀ а»́зъ ра́дъ…
…ин ты̀ грѣ́шенъ ра́бъ Серёжа —
по тебѣ̀ тоскуетъ А»́дъ!
 
 
– Наопакъ ступай въ миръ грѣ́шный! —
прыснет в белые усы…
 
 
…и коснётся крест железный
долгожданной полосы…
 

24—27 апреля 1987

Безсловесное сословесїе

 
Непонятное молчанье
чем окончится оно?
Губ случайное касанье,
как в замедленном кино…
Глаз лучистое сиянье —
восхищенье иль укор?
Это вовсе не молчанье —
бессловесный разговор!
 
 
«…уже поздно, мрачный вечер,
дождь холодный моросит…»
«…мы с тобой пребудем вечно —
нас ничто не разлучит…»
«…время зло и быстротечно,
поздно встретились с тобой…»
«…мы с тобой знакомы вечно —
просто память дала сбой…»
«…в нашем мире всё конечно,
страшно мне, закат в крови…»
«…жить с тобой мы будем вечно —
нету смерти у любви!»
 
 
Мир словесный, мир острожный —
не сносить его оков!
Помолчим, пока возможно
понимание без слов…
 

27—29 апреля 1987