Иерусалим. Биография

Иисус прошел в портик Царской стои – гудящий, красочный, многолюдный центр пасхального Иерусалима, где паломники собирались, чтобы организовать ночлег, пообщаться со знакомыми и обменять деньги на тирское серебро, за которое продавались жертвенные барашки, голуби или волы. Не собственно Храм, не один из его внутренних дворов – именно Царская стоя была самым доступным публичным пространством во всем храмовом комплексе, одновременно форумом и торговой площадью. Иисус резко осудил порядки, установившиеся в Храме: “Не соделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей?” Он опрокинул столы менял, цитируя и развивая пророчества Иеремии, Захарии и Исайи. Его обличения привлекли внимание, впрочем, недостаточное, чтобы стать поводом для вмешательства храмовых стражей или римских солдат.

Проведя еще одну ночь в Вифании, Иисус вернулся в Храм^[69] на следующее утро и вступил в полемику со своими критиками. Евангелисты называют фарисеев “врагами Иисуса”, но это скорее отражает ситуацию, сложившуюся во второй половине I века, когда они писали свои книги. На самом деле фарисеи были по-настоящему благочестивой и к тому же очень близкой к народу религиозной группой, и некоторые их идеи вполне могли совпадать с учением Иисуса. Его истинным врагом была храмовая аристократия. Иродиане, одна из храмовых партий, сторонники независимости от Рима, провоцировали его вопросами, стоит ли платить римские налоги. Иисус ответил: “Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу”.

Но затем он предостерег воодушевленную толпу проповедью о неизбежном апокалипсисе, который, разумеется, должен начаться именно в Иерусалиме. Хотя у иудеев были различные взгляды на пришествие Мессии, большинство соглашались, что Господь придет, чтобы совершить Свой Суд над миром, и за этим последует создание царства Мессии со столицей в Иерусалиме. “Вострубите на Сионе трубою знамения святых! – призывала Соломонова Псалтирь, написанная вскоре после распятия Иисуса. – Возгласите в Иерусалиме глас благовествующего! Ибо смилостивился Бог над Израилем”. Поэтому последователи Иисуса спросили его: “Скажи нам, когда это будет? И какой признак Твоего пришествия и кончины века?” “Бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет”, – ответил он, однако вкратце описал грядущий апокалипсис: – “Восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам, [прежде чем увидят они] Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою”.

“Подстрекательские” речи Иисуса, видимо, серьезно встревожили римского прокуратора и высших священников, которым, говорил он, не следовало ждать милости на Страшном суде: “Змии, порождения ехиднины! Как убежите вы от осуждения в геенну?”

В Иерусалиме в дни празднования Пасхи всегда была напряженная атмосфера, но в тот год власти пребывали в еще более нервном состоянии, чем обычно. У Марка и Луки есть часто не замечаемые строки о неких беспорядках, устроенных галилеянами в Иерусалиме. Мятеж был подавлен Пилатом, казнившим 18 мятежников у “башни Силоамской”, то есть к югу от Храма. Один из уцелевших бунтовщиков, Варавва, с которым Иисус вскоре встретится, и несколько его сообщников “во время мятежа сделали убийство”. Первосвященники решили не рисковать и не попустительствовать еще одному галилеянину, предсказывавшему их гибель в неминуемом апокалипсисе: Каиафа и Анна, влиятельный отставной первосвященник, стали обсуждать, как им поступить. Лучше, говорит Каиафа в Евангелии от Иоанна, “чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб”. И два священника составили свой план.

На следующий день Иисус готовился к Пасхе в горнице Тайной вечери (Сионской горнице). На трапезе Иисус уже знал, что один из апостолов, Иуда Искариот, предал его за 30 сребреников. Но Иисус не изменил свое намерение отправиться в умиротворяющие оливковые кущи Гефсиманского сада, раскинувшегося на противоположном склоне Кедронской долины. Иуда незаметно скрылся. Нельзя сказать наверняка, предал ли он Иисуса из идейных соображений – за то, что тот был слишком радикален или, наоборот, недостаточно радикален, – либо из алчности или из зависти.

Вскоре Иуда возвратился с отрядом младших священников, храмовых стражей и римских легионеров. Иисуса трудно было опознать в темноте, поэтому Иуда выдал его поцелуем и получил за свое предательство серебро. В свете факелов разыгралась настоящая драма: апостолы обнажили мечи, Петр отсек ухо одному из служек первосвященника, а некий юноша нагим бежал в ночь, оставив одежду в руках преследователей, – деталь столь неожиданная, что кажется очень правдоподобной. Иисус был арестован, а апостолы разбежались, за исключением двух, которые на расстоянии последовали за стражниками, уводившими Иисуса.

Была уже почти полночь. Римские солдаты провели Иисуса вдоль южной стены, через Силоамские ворота, во дворец “серого кардинала” Анны в Верхнем городе^[70]. Анна обладал огромной властью в Иерусалиме и был воплощением жесткого, неподатливого, кровосмесительного клана храмовой аристократии. Сам бывший первосвященник, он был тестем первосвященника Каиафы, и не менее пяти его сыновей также могли со временем рассчитывать на этот сан. Но большинство иудеев презирали и Анну, и Каиафу как продажных, корыстных коллаборационистов, чьи слуги, как жалуется один иудейский текст, “били нас палками”. Правосудие в их представлении было всего лишь одним из циничных инструментов наживы. Однако Иисус снискал заслуженную славу, в том числе даже среди членов Синедриона. Суд над этим популярным в народе проповедником следовало вершить скрытно, под покровом ночи.

После полуночи, когда стражники развели во дворе костер (и ученик Иисуса Петр трижды отрекся от Учителя), Анна и его зять собрали лояльных им членов Синедриона – не всех, поскольку по крайней мере один из них, Иосиф Аримафейский, почитал Иисуса и никогда не согласился бы на его арест. Первосвященники учинили Иисусу перекрестный допрос: угрожал ли он разрушить Храм и построить новый через три дня? Называл ли себя Мессией – Христом, Сыном Божьим? Иисус молчал, но в конце концов произнес: “…узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных”. “Он богохульствует!” – воскликнул Каиафа. “Повинен смерти”, – откликнулась толпа, собравшаяся вокруг Синедриона, невзирая на поздний час. Иисусу завязали глаза, и он провел ночь, подвергаясь издевательствам толпы, во дворе до рассвета, когда участь его должна была решиться окончательно. Пилат ждал.

Понтий Пилат: суд над Иисусом

Римский прокуратор, окруженный телохранителями, вершил суд на глазах многочисленной толпы на возвышении перед Преторией – своей иерусалимской штаб-квартирой, находившейся близ современных Яффских ворот и рядом с цитаделью Ирода. Понтий Пилат был напористым и бестактным солдафоном, который совершенно ничего не понимал в делах Иудеи. Он уже успел навлечь на себя ненависть горожан, уличавших его во “взятках, оскорблениях, лихоимстве, бесчинствах, злобе, беспрерывных казнях без суда, ужасной и бессмысленной жестокости”. Даже один из царевичей дома Ирода называл его человеком “мстительным с гневливым характером”.

Он уже вызвал возмущение евреев, когда приказал своим войскам “для надругательства над иудейскими обычаями внести в город изображения императора на знаменах”. Для евреев это было оскорблением, поскольку их закон воспрещал любые изображения. Ирод Антипа возглавил делегацию к Пилату с требованием убрать знамена. Всегда “несговорчивый и жестокий”, Пилат отказался. Когда же иудеи начали протестовать все вместе, он повелел солдатам окружить их. Члены делегации легли на землю и обнажили шеи, готовые умереть, но не допустить попрания закона. Изумившись “их стойкости в соблюдении законов”, Пилат приказал убрать знамена. А незадолго до описываемых событий Пилат казнил галилейских мятежников, “кровь которых Пилат смешал с кровью их жертв”.

“Ты Царь Иудейский?” – спросил Пилат Иисуса. Вопрос не был случайным: когда Иисус входил в Иерусалим, народ называл его царем. Иисус же “…сказал ему в ответ: ты говоришь”. И больше ничего не добавил. Однако Пилат знал, что Иисус был родом из Галилеи, то есть из юрисдикции Ирода Антипы. И в знак уважения к правителю Галилеи, который давно проявлял к Иисусу особый интерес, прокуратор отправил пленника к Ироду. До дворца Антипы от Претории было совсем недалеко. По свидетельству Луки, Ирод, “увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно желал” встретиться с “преемником” Иоанна Крестителя и “надеялся увидеть от Него какое-нибудь чудо”. Однако Иисус не сказал ни единого слова “лисице” Ироду, виновному в убийстве Иоанна Предтечи.

Антипа издевался над Иисусом, предлагая ему показать “свои трюки”, облачил его в царскую одежду и глумливо обращался к нему “царь”. Едва ли тетрарх думал спасти последователя Иоанна Крестителя от смерти – он лишь использовал возможность расспросить его. Пилат и Антипа, долгое время враждовавшие, теперь сделались “друзьями между собою”. И все же Иисус был прежде всего проблемой римских властей. Ирод Антипа отослал его обратно в Преторию. Там Пилат снова допрашивал Иисуса, двух разбойников и Варавву, который, согласно Марку, “был в узах” за то, что со своими сообщниками “во время мятежа совершил убийство”. Это свидетельство евангелиста позволяет предположить, что некоторых мятежников, в числе которых, по-видимому, были и два разбойника, судили вместе с Иисусом.

Пилат, “желая сделать угодное народу”, предложил освободить одного из пленников. Некоторые в толпе заступились за Варавву. Согласно Евангелиям, Варавва был отпущен. Эта история звучит не вполне правдоподобно: римляне обычно казнили мятежников, совершивших убийства. Иисус же был осужден на распятие, после чего Пилат, по свидетельству Матфея, “взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего”. “И отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших”.

Лишенный сентиментальности, решительный и жестокий Пилат никогда прежде не испытывал потребности умыть руки после вынесенного им смертного приговора. Во время прошлых беспорядков он однажды приказал солдатам, переодетым в гражданское платье, смешаться с толпой мирно настроенных евреев. По его сигналу они внезапно выхватили мечи и перебили множество ни в чем не повинных людей. Теперь же, после только что подавленного мятежа Вараввы, Пилат явно опасался пришествия новых “царей” и “пророков”, наводнивших Иудею после смерти Ирода Великого. Иносказательные притчи Иисуса будоражили умы людей, и он был очень популярен в народе. Даже спустя много лет фарисей Иосиф Флавий называл Иисуса мудрым учителем.

Таким образом, евангельская версия осуждения Иисуса кажется сомнительной. Евангелисты говорят, будто священники указывали, что они не имеют полномочий выносить смертные приговоры, но это далеко не очевидно. Первосвященник, пишет Иосиф Флавий, “выносит решение в случае спора, наказывает тех, кто изобличен в преступлении”. Евангелия, часть которых была написана уже после разрушения Храма в 70 году, возлагают вину за приговор на иудеев и чуть ли не оправдывают Пилата. Однако обвинения, выдвинутые против Иисуса, и сама его казнь показывают вполне определенно: этот суд был не менее выгоден римлянам и по самому исполнению был римским.

Иисус, как большинство приговоренных к распятию, был подвергнут бичеванию кожаной плетью с вплетенными в нее костяными или металлическими шипами. Это было мучение столь страшное, что осужденные часто не доживали до казни. С табличкой на шее “Сей есть царь Иудейский”, заготовленной римскими солдатами, многие из которых были сирийско-греческими наемниками, истекающего кровью Иисуса вывели на улицу, вероятно, поутру 14-го дня месяца нисан, то есть в пятницу, 3 апреля 33 года. Как и двое других осужденных, он должен был сам нести patibulum, поперечину креста, на котором его распнут. Его приверженцы убедили некоего Симона из Кирены помочь нести тяжелый брус, а женщины в толпе горько плакали. “Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших”, потому что неизбежна гибель Иерусалима: “приходят дни”.

Иисус в последний раз вышел из Иерусалима через Геннафские (Садовые) ворота и, пройдя сады среди скал и высеченные в склонах гробницы, приблизился к месту казни, которое называлось Лобным – Голгофой^[71].

Иисус Христос: страсти

Враги и друзья Иисуса устремились вслед за ним в предместье: воочию наблюдать расправу во всех ее жутких подробностях – это зрелище всегда завораживало толпу. Солнце уже поднялось, когда Иисус приблизился к месту казни, где были вкопаны вертикальные столбы: они уже использовались для других казней и будут использоваться впредь. Солдаты предложили приговоренным традиционный напиток – вино со смирной – для укрепления духа, но Иисус отказался. Затем его пригвоздили к перекладине и подняли на столб.

Казнь через распятие, по свидетельству Иосифа Флавия, была “самой мучительной из смертей”^[72] и к тому же призванной унизить осужденного. Не случайно Пилат приказал прибить дощечку с надписью “Сей есть царь Иудейский” к кресту Иисуса. Преданных распятию обычно привязывали или пригвождали к кресту. Искусство палача заключалось в том, чтобы не допустить слишком быстрой смерти осужденного от потери крови. Гвозди обычно забивали не в ладони, а в предплечья и локти: в одной из гробниц на севере Иерусалима был найден скелет некоего распятого еврея, из локтевого сустава которого по-прежнему торчал железный гвоздь в 4,5 дюйма длиной. Гвозди, использовавшиеся при распятии, принято было носить потом на шее как амулеты. И иудеи, и язычники верили, что это предохраняет от болезней. Распинали осужденных, как правило, нагими: мужчин – лицом к зрителям, женщин – спиной.

Палачи были мастерами своего дела: они одинаково искусно умели как продлевать, так и прекращать агонию жертвы. В случае с Иисусом задача, видимо, заключалась в том, чтобы не дать ему умереть слишком быстро и в полной мере продемонстрировать зрителям тщетность попыток противостоять римскому могуществу. Вероятнее всего, Иисус был пригвожден к кресту с раскинутыми в сторону руками, как это и изображается в христианском искусстве. Тело поддерживал под ягодицами вбитый в крест небольшой деревянный клин (sedile), еще одна поперечная рейка (suppedaneum) служила опорой для ступней. Такое положение гарантировало, что осужденный будет мучиться много часов, а то и несколько дней. Смерть наступала гораздо быстрее, когда под ногами жертвы не было упора. В этом случае тело обвисало на руках, и жертва задыхалась от отека легких в течение десяти минут.

Шли часы; враги Иисуса глумились над ним, проходящие злословили. Мария Магдалина была у креста вместе с его матерью и неназванным “учеником, которого любил Иисус” (в другом месте Евангелия мы узнаем, что это был Иоанн). Иосиф Аримафейский также был тут. Дневная жара становилась невыносимой. “Пить”, – попросил Иисус. Римские солдаты смочили губку в уксусе с иссопом и поднесли к его губам на длинном шесте. Иногда Иисус, казалось, впадал в отчаяние: “Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты меня оставил?” – воскликнул он, повторяя строки из 22 псалма. Но что же он имел в виду? Действительно ли он ожидал, что небеса разверзнутся и наступит конец света?

Чувствуя, что слабеет, он посмотрел на Марию. “Се, сын Твой!” – сказал он, указав на любимого ученика, и попросил его позаботиться о ней. К тому времени толпа, вероятно, начала расходиться. Надвигалась темнота.

Смерть на кресте была медленной смертью сразу от многих причин – от теплового удара, голода, удушья, болевого шока и жажды, а Иисус, вероятно, все еще истекал кровью после бичевания. Внезапно он испустил вздох, “сказал: совершилось! И, преклонив голову”, потерял сознание. Учитывая напряженную обстановку в Иерусалиме, приближение субботы и Пасхи, Пилат, по-видимому, приказал палачам ускорить смерть осужденных. Воины перебили голени у двух разбойников, чтобы те истекли кровью, но когда они подошли к Иисусу, им показалось, что он уже мертв. Тогда “один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода”. Возможно, именно удар копьем и стал причиной смерти.

Иосиф из Аримафеи поспешил в Преторию, чтобы попросить у Пилата разрешения снять тело с креста и похоронить. Обычно тела распятых оставляли разлагаться на крестах, где они часто становились добычей стервятников. Однако, согласно иудейскому обычаю, хоронить следует по возможности в день смерти (к тому же наступала суббота, а в субботу хоронить нельзя). Пилат согласился.

В то время евреи не копали своим покойникам могилы, а заворачивали их в саван и клали в гробницы, заранее высеченные в скале. Через несколько дней родственники обязательно навещали гробницу, дабы удостовериться, что не ошиблись и не приняли кому за смерть: редко, но все же случалось, что “мертвец” пробуждался на следующий день после погребения. Затем тело оставляли на год, чтобы оно разложилось, после этого кости помещали в специальный сосуд – оссуарий, – который снова замуровывали в скале. На оссуарии часто писали имя покойного.

Иосиф Аримафейский с помощью родных и учеников Иисуса снял тело с креста. В саду поблизости была уже найдена свободная гробница. Прежде чем положить Иисуса во гроб, они умастили его тело дорогими благовониями и завернули в плащаницу, похожую на ту плащаницу I века н. э., которая была найдена в одной из гробниц к югу от городских стен, на Земле горшечника (но не похожую на плащаницу, получившую название Туринской и предположительно датирующуюся 1260–1390 годами). Похоже, существующий сегодня храм Гроба Господня, в пределах которого находится и место распятия, и место погребения Иисуса, действительно стоит на том месте, где происходили эти события, поскольку местные христиане хранили эту традицию в течение трех последующих столетий – до сооружения на этом месте первой церкви Воскресения.

Пилат выставил стражу у гроба Иисуса по просьбе Каиафы: “Прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых”.

До этого момента история Страстей Христовых основывается на единственном нашем источнике – Евангелии, но никакой особой веры не требуется, чтобы поверить в эту историю жизни и смерти одного из еврейских пророков и чудотворцев. Как бы там ни было, через три дня после распятия, воскресным утром, рассказывает Лука, несколько женщин – родственниц и последовательниц Иисуса (в том числе его мать и Иоанна – та самая жена царского мажордома) – пришли ко гробу, “но нашли камень отваленным от гроба. И войдя, не нашли тело Господа Иисуса. Когда же недоумевали они о сем, вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих. И когда они были в страхе… сказали им: что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес”. Испуганные ученики всю пасхальную неделю скрывались на Масличной горе, но Иисус несколько раз явился им и своей матери со словами: “Не бойтесь”. Когда же апостол Фома усомнился в том, что Иисус в самом деле воскрес, Иисус показал ему раны у себя на руках и в боку. А через сорок дней Он вознесся на небеса с Масличной горы. Это воскресение, обратившее позорную смерть на кресте в преображающий триумф жизни над смертью, – ключевой догмат христианского вероучения, который празднуется в Пасхальное воскресенье.

Те же, кто этой веры не разделяет, не имеют возможности проверить достоверность всех этих событий. Матфей передает альтернативную версию событий, которая, по его словам, бытовала “между иудеями до сего дня”: первосвященники, прознав о том, что гроб найден пустым, немедленно дали денег стражам и велели им рассказывать всем, что “ученики Его, придя ночью, украли Его”, пока стражники спали.

Археологи склонны верить, что родственники и друзья Иисуса просто перенесли его тело и похоронили в какой-нибудь другой скальной гробнице где-то в окрестностях Иерусалима. В некоторых таких гробницах были обнаружены оссуарии с надписями “Иаков, брат Иисуса” и даже “Иисус, сын Иосифа”. Эти открытия в свое время были на первых полосах газет, и хотя некоторые находки впоследствии были признаны подделками, большинство их действительно относятся к I веку. Однако имена, написанные на них – типичные еврейские имена, никак не указывающие на какую-либо связь с Иисусом^[73].

Иерусалим праздновал Пасху. Иуда инвестировал свои сребреники в недвижимость: купил на них участок под названием Земля горшечника, расположенный к югу от города, на противоположной стороне долины Енном (Геенны): “Приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его”^[74]. Когда апостолы вышли из укрытия и встретились на Пятидесятницу в Сионской горнице, “внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра” – это Святой Дух снизошел на них и научил их говорить на языках многих народов и исцелять именем Иисуса. Когда однажды Петр и Иоанн входили в Храм через Роскошные ворота для дневной молитвы, калека попросил у них подаяния. “Встань и иди”, – сказали они ему. Он встал и пошел.

Апостолы избрали брата Господня Иакова “свидетелем Иисуса в Иерусалиме” – вождем последователей Христа, которых иудеи стали называть назареями. Число христиан, вероятно, очень быстро росло, судя по тому, что уже вскоре после смерти Иисуса “произошло великое гонение на Церковь в Иерусалиме”. Один из грекоязычных последователей Иисуса по имени Стефан стал обличать храмовых священников, проповедуя, что “Всевышний не в рукотворенных храмах живет”. Стефан был отдан на суд Синедриона и насмерть забит камнями за городскими стенами (лишнее подтверждение того, что первосвященник на самом деле мог выносить смертные приговоры). Стефан стал первым христианским мучеником. И все же Иаков и его назареи оставались евреями, исполняющими иудейский Закон, но и хранящими верность Иисусу, и они проповедовали Христа и молились в Храме еще на протяжении 30 лет. Праведный Иаков широко почитался как иудейский святой. Иудаизм самого Иисуса был, очевидно, не более своеобразным, чем иудаизм всех других пророков, что являлись до и после него.

Судьба людей, осудивших Иисуса на смерть, не была счастливой. Карьере Пилата вскоре положил конец некий лжепророк из Самарии, взбудораживший толпы народа рассказами о том, что он нашел на горе Гризим священные сосуды, зарытые самим Моисеем. Пилат пустил против толпы конницу, и вооруженные всадники перебили множество народа. Прокуратор уже поставил Иерусалим на грань мятежа, а после бойни на горе Гризим самаряне тоже “не удержались от возмущения”.

Римский наместник Сирии вынужден был восстанавливать порядок в Иерусалиме. Он отправил в отставку и Каиафу, и Пилата. Последний был отослан обратно в Рим. Это решение вызвало такую радость, что жители Иерусалима с ликованием приветствовали наместника. После этого Пилат исчезает из истории. Между тем императора Тиберия все больше и больше раздражал Ирод Антипа. Но это еще не был конец дома Ирода; напротив, перед династией замаячил шанс на блистательное возрождение, благодаря самому предприимчивому и авантюрному из еврейских принцев, которому удастся стать другом безумного императора Рима и вернуть себе власть над Иерусалимом.