Как убили Юлю

– Ну, излагай суть вопроса, некогда дорогая. Чем смогу – помогу обязательно.

Юля почувствовала холодную и липкую ненависть, просыпающуюся у неё внутри к когда-то любимому мужу. Его самодовольство не знало границ. Он как бы говорил «ну, умоляй меня помочь тебе». Пот выступил на её лице – ей предстояло сохранить самообладание, потому что речь шла об их сыне. Она медленно выдохнула, прикрыв глаза.

– Ало, меня слышно?!

– Да, Боря. Я тебя слышу. Довожу до твоего сведения, что наш сын почти каждый день получает от своего одноклассника. Ты собираешься с этим что-то делать?

Он помолчал, вероятно, подбирая наиболее острую и удачную шутку, которая у него имелась. Но когда он заговорил, его тон оказался совершенно лишён малейшей шутливости, его пронзала громадная серьёзность.

– Во-первых, некогда дорогая, я слышу сегодня об этом в первый раз. Во-вторых, если это происходит не первый раз, почему же ты ничего с этим не делаешь? Почему ты ему не поможешь?! Ты его мать, ты с ним живёшь!

Гнев в Юле стал закипать, как чайник на плите. Надо сохранить спокойствие и не реагировать на его колкости, на его обвинения. На его «буксование», что ли.

– Во-первых, некогда дорогой, наш сын пошёл весь в тебя, потому с ним особо и не поговоришь. Во-вторых, он всё держит в себе. В-третьих, кто из нас мужчина, в конце концов?! Я понимаю, что тебя там окружают упругие задницы двадцатипятилетних нимф, и тебе совершенно некогда принимать участие в воспитании собственного сына. Но совесть у тебя должна быть! Хотя бы её остатки.

Он помолчал, обдумывая сказанное. Даже вызывало некоторое сожаление, что он не вспыльчивый, как, например, Артём. Этого не обидишь и за язык не поймаешь.

– Я тебя услышал. Ты очень раздосадована по этому поводу. Мне с ним поговорить надо? Выяснить всё?

– Нет, я хочу, чтобы ты просто сходил к нему в школу.

– И навешал люлей его однокласснику? – он металлически рассмеялся. – Боюсь, это не поможет.

– Хватит! – грозно сказала она, звякнув миской о стол. Та выдержала и не рассыпалась. – Я тебе о серьёзных вещах говорю.

– Хорошо, – согласился он после очередной ленивой паузы. – На этой неделе или на следующей я обязательно зайду к нему в школу.

– Я собираюсь идти туда завтра. Пошли со мной, – в последней фразе у неё послышалась непроизвольная мольба, за что Юлия тут же себя возненавидела.

– Я не могу. Я занят завтра. Я и сегодня занят, – отчеканил он. – И вообще сейчас говорить тоже не могу… Но я думаю, что он справится! Он же мужчина. Он – мой сын. Он просто тигр!

– Ясно. Пока, – сказала она и резко сбросила звонок, пожалев, что не может в Бориса швырнуть чем-нибудь тяжёлым.

Она уселась прямо на залитый солнцем подоконник, и взгляд её наткнулся во дворе на целое семейство – худой мужчина в красной кофте нёс на руках ребёнка лет пяти, а рядом с ними шла миниатюрная женщина с необычайно длинными каштановыми волосами… Они шли неспешно и выглядели предельно счастливыми, улыбчивыми. Обсуждали, возможно, чей-то День рождения или поездку в Турцию.

Юлия подумала, что когда-то они с Борисом и Сашей ходили так, пока их пути не разошлись. Всё по классике: она уставала на работе, нянчилась с ребёнком, а он лапал секретарш. И однажды ей всё это надоело… Развод. Девичья фамилия.

«Интересно, а сейчас он с кем-нибудь встречается?» – подумалось ей. Очень уж странным показалось ей то, что резко отказался прийти в школу, сославшись на дела. Ей захотелось проверить это, и она полезла в телефон. Теперь всё обо всех знают социальные сети.

Когда она искала его страницу, сердце у неё забилось учащённо – она заволновалась. Испугалась увидеть его в обнимку с какой-нибудь развратной блондиночкой, развалившейся у него на коленях…

Сердце у неё подпрыгнуло, когда она зашла на страницу: уже на «аватарке» он, конечно, был не один – обнимал своей мощной рукой за осиную талию женщину в обтягивающем чёрном платье. Только не блондинку, а тоже рыжую – как сама Юлька. И помоложе лет на пять или семь.

В груди где-то неприятно и необъяснимо заныло, но она удержала себя и от того, чтобы запустить телефон в стену. Стала листать другие фотографии – везде он позировал по-модельному, чванливо. На одной фотографии он стоял на горе, одетый в красный зимний горный костюм, поднимая руку с альпинистским молотком. Демонстрируя замах. Подпись к фото гласила: «Кто-то боится опасности, а кто-то хватается за неё двумя руками».

Юля отдёрнулась от экрана – настолько впечатляющая поза была у него. Да и взгляд его, сквозивший из-за красных пластиковых очков, говорил ей, что он замахивается именно на неё, а не просто на рандомного фотографа… Ведь он тоже знал, что она боится… Что у неё есть этот гвоздь в ботинке. Что она боится МОЛОТКОВ.

«Ну, это уже бред откровенный», – выдохнула Юля и выключила экран.

«Я тебе как невролог заявляю, – вспомнилось ей. – Попей хоть «глицин»… Или «фенибут». Если хочешь, я тебе рецепт к «адаптолу» выпишу. Ты себя изведёшь. Слишком ты нервная. На ровном месте. То молотков боишься, то в подъезд боишься зайти».

«Что за бред? – возмутилась она. – В подъезд я не боюсь заходить».

«Ну, я же образно. Я говорю, что, если не решать эту проблему, она обострится. Она будет прогрессировать».

«Я сама врач. Не нагнетай. Не лечи меня».

Так или иначе, Артём мог оказаться прав – ей становилось тяжелее, нежели раньше. Эти молотки… Они уже скоро будут ей мерещиться везде. Они уже во сне будут стучать. Тук-тук-тук-тук-тук…

«А если у тебя пациент будет с фамилией Молотков?» – не унимался Артём.

«Очень смешно. Я сейчас помру со смеху».

Борис смотрел на неё. И поднимал молоток. И это заставило её дрожать мелкой такой дрожью, которой дрожат бродячие собаки, попавшие под осенний дождик.

Она услышала страшный шум в подъезде – такой силы, что вздрогнула. Там гремел ужасающей силы скандал – но не на её этаже, а где-то на лестнице между этажами. Она медленно пошлёпала босыми ногами в коридор, прильнула к двери. Прислушалась…

Кричало две женщины… И вроде бы бубнил мужик.

Юля медленно отомкнула дверь и высунулась в подъезд.

– ПОДСЕЛИЛИ ЖЕ СУМАСШЕДШУЮ! – проревела Котова Маргарита Львовна. – КАК ТЕБЕ НЕ СТЫДНО! ОН КРОВЬ СВОЮ ПРОЛИВАЛ, ПОКА ТЫ ПО ЗАБЛЁВАНЫМ ТУАЛЕТАМ ВАЛЯЛАСЬ В СВОИХ КЛУБАХ!

– Привыкайте, уважаемая! – отозвались дерзко. – Я ещё и с Тосей вашей разберусь! Блохозавр!

– Изыди, отродье! – не унималась Маргарита Львовна, делая такие глубокие вздохи, что у неё могла закружиться голова. – Убирайся! Оставь нас в покое!

Конечно, Юлия Викторовна никак не могла остаться в стороне, потому накинула тапочки, и в чём была, в том и вышла на лестничную площадку. Её взор сразу же поймал и пенсионерку, вздёрнувшую к небу руки; и ту зеленоволосую бестию, которая спускалась опять вниз по лестнице – к выходу из дома. Сильно пахло краской.

– Что тут происходит? – спросила Юля, будто была не врачом, а участковым.

– Эта сумасшедшая дверь нам краской облила! – ответила Маргарита Львовна. Лицо её покраснело, а глаза вылезали из орбит. Но собаки с ней не было, иначе уже бы по всему подъезду разносился недовольный лай.

– А Вы как хотели, тётя Дуся? – ехидно спросила цветноголовая. – Я вам всем тут покажу.

– Давайте все успокоимся… – сделала тщетную попытку Юля.

– Да пошла ты, лечи других, – махнула рукой зеленоволосая и побежала к выходу из подъезда. – Я ещё краски возьму. И уже на головы вам вылью, убийцы!

– Маргарита Львовна, я Вас прошу, давайте без нервов, – сказала Юля, подходя к пенсионерке и беря её за руку. Та выглядела совсем уж дурно: теперь побледнела и с непонимающим видом оглядывалась по сторонам. – У Вас же давление… Пожалуйста, успокойтесь. Пойдёмте к Вам, померим.

Юля взяла её под руку и медленно повела вверх по лестнице, к её квартире. Котов же стоял рядом с дверью, глядя на синюю краску, расплёсканную везде, на лужу, что собралась вонючим синим пятном.

«Расплескалась синева», – бессвязно подумала Юля Викторовна.

– Привет, Степан.

Степан посмотрел на неё. В глубине его тёмных глаз отразилось столько печали, что у Юлии сжалось сердце. Его бледное лицо с недельной щетиной напоминало собой маску из старой жевательной резинки. Под левым глазом у парня виднелся неглубокий шрам.

«Осколок попал?»

Губы его мучительно задрожали, прежде чем он смог выдавить из себя первый звук.

– П-п-п-ривет, Юля. Ч-чем от-т-тмыть, п-п-под-дскажешь?

Юле подумалось, что у него уходит крайне много усилий, чтобы сказать хоть одно слово.

– Ацетоном попробуй. И вообще, я думаю, надо звонить участковому. Пусть разбирается с этой девкой.

Маргарита Львовна посмотрела на неё с выражением крайнего снисхождения. Юля даже почувствовала себя законченной дурочкой.

– Надежды на него нет…

– Ну, оставлять это просто так нельзя всё равно.

Они вошли в квартирку, оставив обладателя шрама и тельняшки таращиться на дверь и искать решение. Их встретила Тося – выскочила и принялась вилять хвостом. Юля поразилась тому, как же тепло и солнечно в их небольшой квартирке – простая прихожая с поношенной обувью, постукивающие часы на кухне, мерный гул старого холодильника, который был ещё старше, чем сама Юлия. Само время здесь остановилось, передало привет из прошлого…

За исключением огромной кувалды с красной ручкой, безобразно и неуместно стоявшей в углу прихожей.

– Давайте я Вам помогу.

Она приняла у старушки пальто и, открыв серенький шкафчик, аккуратно повесила его на свободную вешалку. Здесь пахло нафталином. Потом она провела Маргариту Львовну на кухню и усадила на коричневый стул – грубый и простой.

– Где у Вас аппарат?

– В нижней столешнице.

Юля послушно прошла к кухонному белому шкафчику, громоздко затесавшемуся между холодильником и плиткой. Сначала она открыла не ту столешницу, и перед её взглядом предстало обилие упаковок от лекарств. И от боли, и от кашля, и, несомненно, от высокого давления. Затем открыла другой и увидела тонометр – старый, механический, который надо было качать рукой. Таким она уже тысячу лет не пользовалась.

– Закатывайте рукав.

Маргарита Львовна, одетая в фиолетовую кофту, украшенную нелепой брошью на груди, принялась выполнять команду, обнажая худую белую руку, пронзённую тонкими нитями вен и изгрызанную морщинами. Юля аккуратно натянула манжету и застегнула её. Принялась качать.

«Таблетки от давления пить вредно, – вспомнилась ей какая-то лекция, на которую она наткнулась в интернете. – Это приводит к инсульту. Знаете, почему?! Потому что организм, повышая давление в критические моменты, отправляет в мозг кислород. А таблетки против высокого давления запрещают ему это делать. И получается, что мозг остаётся без кислорода. Понимаете?! А в перспективе – чем это грозит? Чем?»

Тонометр зашипел и показал значение ещё побольше ста семидесяти.

– Ужас, очень высокое, – покачала головой Юлия Викторовна. – Я вроде бы Вам прописывала «Эналаприл». Пьёте?

– Пью, – кивнула пенсионерка и хрипло вздохнула, даже с каким-то отчаянием. – Только не поможет мне это.

Юля взяла её за руку – за сухие и истощённые временем пальцы.

– Почему?

– Я переживаю за Стёпу. Ему и так несладко. А тут ещё эта… Припадочная заявилась. Она ему жизни не даст.

– Надо звонить участковому… – мягко напомнила Юля и посмотрела пенсионерке прямо в карие глаза, наполненные надеждой и слезами. Часы продолжали мерно тикать, а холодильник – гудеть. Даже Степан Котов продолжал шуршать на лестничной площадке, вероятно, оттирая краску. Или пытаясь это сделать.

– Я знаю Корякинцева. Сколько тут живу, столько и знаю. Ну, придёт, скажет «пишите заявление». А у меня сердце… И нервы.

Юля помолчала.

– Так Вы хотите с ней… Полюбовно договориться?

Пенсионерка скривилась, будто ей дали съесть целый лимон. Или сырую картошку.

– Я просто хочу, чтобы она от нас отстала. Пусть он поговорит с ней.

Терапевт посмотрела по сторонам, понимая, к чему идёт этот диалог.

– А почему Вы сами не можете? Или не хотите?

– Да было дело… Ругались мы с Корякинцевым одно время. Ну, я… И просить у него помощи теперь… Не поможет он мне. Во всяком случае, если я попрошу.

Юля выдохнула.

– Ну, мне кажется, Вы преувеличиваете. Не будет же он таким… Злопамятным.

Очередь выдыхать настала для Маргариты Львовны.

– Конечно, я всё понимаю. Зачем тебе мои проблемы. У тебя, наверное, своих хватает.

Она попыталась подняться со стула, её резко качнуло, она ойкнула.

– Осторожно! – воскликнула Юля и вцепилась ей в руку.

Степан Котов появился внезапно – чуть ли не за три секунды. Лицо его ожило – необычайное волнение выплеснулось на нём румянцем.

– Хорошо, Маргарита Львовна. Только ради вас со Стёпой… Знаете номер его?

Корякинцев, к большому удивлению, воспринял всё с интересом и пообещал, что вечером обязательно заедет для воспитательной беседы с этой оторвой. Он передавал привет Маргарите Львовне и желал ей крепкого здоровья, а кроме этого, ещё и самому Степану Александровичу, потому что только на таких мужиках всё и…

Юля, спускаясь к себе, никак не могла понять, как она оказалась невольной участницей этого конфликта.

«Надеюсь, эта полудурочная не подкараулит меня на улице и не пырнёт отвёрткой…»

Или не ударит молотком.

Холодный пот опять выступил у неё на лбу. Открыв дверь своей квартиры, она почти что физически ощутила, что за ней кто-то наблюдает, сжимая в руках большой молоток. И только ждёт, чтобы пустить его в ход.

К счастью, это состояние длилось не так и долго, и она нашла в себе силы пойти готовить обед – скоро должен был вернуться из школы её боец. Кровиночка, отпочковавшаяся от неё тринадцать лет назад, всё больше напоминавшая её бывшего мужа. Оставалось надеяться, что сегодня обойдётся без мордобоя.

Успев забацать порошковый суп, она принялась рыться в интернете в поисках развлекательного контента… Но, как назло, ничего хорошего там не попадалось – напротив, попалась статья про мигранта-строителя, который преследовал хорошенькую врачиху, а потом убил её. Кувалдой.

Сразу же в голову ей полезла квартира Котовых с кричащей красной ручкой тяжеленной кувалды, покоившейся в углу. Но сильно испугаться она не успела – позвонил Артём, чтобы сказать кое-что Саше.

– Его ещё нет, – сказала она. – Ты на работе?

– Да… Разгадываю кроссворд, – ответил он серьёзно. – Какое слово означает и воинское звание и географический термин?

– Понятия не имею, – сморщилась она. – Ты тоже нашёл, у кого спросить.

– Ладно, я просто хотел сказать Саше, чтобы он держал голову в холоде…

– Да, а ноги в тепле. Эту поговорку я знаю. Её Кутузов говорил, – с гордостью заявила она.

– Вообще-то, это был Суворов, – поправил он её. – Но это не важно… Чем занимаешься ты?

– Да читаю ужасную историю. Про строителя, который кувалдой убил врача, – при произнесении этой фразы у неё внутри всё похолодело. Оставалось лишь представить, как разлетались её мозги. В духе арбузной мякоти из видеороликов из интернета, по которым лупили кувалдами «пранкеры», одетые в костюмы клоунов. Ну и жуть!

– Да… Но ты не переживай. У тебя ж знакомых строителей нет.

– Зато у меня есть сосед, который прикупил себе здоровенную кувалду. С красной ручкой. Будто она уже в крови! – выпалила Юля. – И вообще он сам какой-то странный. Большой и молчаливый. Хотя всё время заикается.

– У, Юля Викторовна, – протянул Артём. – Да Вы совсем перенервничали. Приезжайте ко мне, что ли. Я Вам «валерьянки» накапаю.

– Нет, – отозвалась она. – Мне надо Сашу ждать. И кормить.

– Ну, привет ему там. Скажи, чтобы надо бить только два раза: один раз в челюсть, а второй – по крышке гроба.

– Тьфу на тебя, Тёма, – фыркнула Юля и сбросила вызов, не дав похихикать как следует своему дружочку.

Саша пришёл где-то через полчаса, и сегодня он не был избит, что уже её порадовало.

– Как дела в школе? – спросила она.

– Нормально, – вежливо и коротко ответил он.

Так и поговорили. И вскоре настало время снова посетить соседку и её сына, потому что пришёл участковый.

Корякинцев был мужчиной низким, крепко сбитым. Лицо его, с опухшими веками, выдавало в нём человека, который мало спит. Виски его уже тронула седина. На правой руке поблёскивало обручальное кольцо, а в левой он держал потёртую некогда чёрную папку. Он оглядывал квартиру Маргариты Львовны без особого внимания, казалось, слушая вполуха. Возможно, он даже думал о чём-то своём: надо менять обои или проверить дневник у дочери, а то она будто совсем забросила учёбу. Да ещё и стучит что-то под капотом у его «короллы».

– Я Вас понял, Юлия Викторовна, – сказал он, когда она объяснила всю ситуацию, развернувшуюся вокруг квартиры Котовых. – Что же, Маргарита Львовна, пойдёмте до вашей соседки. Посмотрим, что там за фрукт. Или фруктесса. Вроде теперь так их надо называть. С суффиксами. Вы понимаете, о чём я пытаюсь сказать?

Юля медленно кивнула.

Сначала дверь никто не открывал. Но шум оттуда слышался, да и музыка бунчала. Хозяйка точно была дома. Маргарита Львовна очень нервничала и смотрела на Юлю с какой-то безумной надеждой.

– Мдаааа-а, – протянул многозначительно Корякинцев. – Поселилась же она мне на голову. Тьфу ты, прорва! Жили же тут раньше такие милые люди… Открывайте! Участковый Вас беспокоит!

Он переключился с звонка и принялся стучать кулаком по двери. Удары гулко отдавались эхом в подъезд. Но музыка затихла – наверняка услышала. И действительно: немного позже замок в двери захрустел, и дверь открылась.

Сейчас бунтарка была одета в большую мужскую рубаху серого цвета – явно не по размеру. И чёрные узкие трусы – больше ничего. Зелёные взлохмаченные волосы отвлекали внимание и от них, и от белых тонких ног. Лицо её не было заспанным – маленькие глазёнки жёстко впивались в Корякинцева.

Юля невольно подумала, что мужские рубахи надевают на себя только конченые извращенки, которым нравится, когда их считают за вещь, обладают ими. И помечают таким образом.

– Чего надо? – рявкнула она так, что у Юли даже дыхание сбилось. Ух, какова гарпия! И откуда у неё столько ненависти.

– Участковый Корякинцев. Жалуются на Вас соседи. Жизни им не даёте.

– Ха, семейка бандитов! – отозвалась она насмещливо, скрестив руки под почти отсутствующей грудью. – Он убивал людей!

Корякинцев немного помолчал, вероятно, подбирая выражения помягче.

– Он исполнял воинский долг, – сказал просто участковый. – Чтобы Вы тут могли двери краской обливать, волосы красить и наркоманить по клубам, спя с каждым встречным?

Девица опешила.

– Предъявите ваши документы, гражданочка. Немедленно.

Внезапная отповедь подействовала на «гражданочку» чрезмерно отрезвляюще, что та подчинилась и принесла паспорт.

– Иванова Наталья Ивановна, – прочитал участковый, и на лице у него появилась едва заметная улыбка. – Вам уже двадцать лет. Пора браться за ум.

Бунтарка впала в смятение, а смятение вновь у неё вызвало ярость.

– Послушайте, Вы!..

– Нет, это Вы послушайте! Налицо порча имущества. А ещё угроза физической расправы. Давайте обойдёмся без поножовщины. Моя задача не допустить, чтобы статистика по моему району поползла вниз… Благостная статистика, понимаете?

– Я не убийца в отличие от некоторых!

– Вы вандал, – заявил Корякинцев, – Маргарита Львовна великодушно отказалась писать

заявление на Вас, гражданочка… Но я Вам должен сделать внушение.

– Свободу не задушишь и не убьёшь! – взвизгнула зелёноволосая.

Участковый поморщился, словно у него разболелась голова, а после этого он вздохнул, будто подумал о ватрушках, которые стряпает его жена.

– Хорошо… Надеюсь, Вы меня поняли. Или Вы сами прекратите хулиганить, или будет дело по «хулиганке». И потом Вам некогда будет заниматься своей вот этой вот… Борьбой. Будете улицы подметать. Или утки выносить. В общем, исправительные работы. Я понятно объясняю?

– Всё с Вами ясно! – взвизгнула она опять и скрылась за дверью, хлопнув ей так сильно, что в подъезде чуть краска не поотлетала.

– Надеюсь, я с ней больше не увижусь, – сказал Корякинцев и слабо улыбнулся с видом невероятно уставшего человека. – И Вам советую.

На том и разошлись, но Юля пошла провожать Маргариту Павловну в квартиру. Последняя испытывала колоссальное облегчение от того, что ситуация с этой девкой хоть как-то продвинулась в нужную сторону.

– Спасибо тебе, Юленька… – сказала пенсионерка, заводя в квартиру свою спасительницу, но та не успела ничего ответить: они сразу миновали прихожую и оказались на кухне.

Юля встала, будто её прибило к месту молнией: она даже вообще не обратила внимания на характерные постукивания, которые услышала ещё при входе в квартиру.

Тук… Тук… ТУК.

Степан Александрович стоял на кухне и отбивал здоровенный кусок говядины… Молотком. Блестящим таким, с зазубренным бойком. Мощный мужик за столом одной рукой удерживал кусок, а другой методично его отбивал. Тук-тук-тук… Он мельком глянул на Юлю Викторовну, но ничего не сказал. Лицо его предельно сосредоточилось.

– Стёпа, – протянула пенсионерка. – Ты не поверишь! Теперь эта мерзкая девчонка не будет нас доставать… Спасибо Юле.

– С-с-спасибо, Юля, – машинально повторил он и остановился. – Ужин?

– Н-н-нет, – ответила Юлия и тут же себя возненавидела. Какого хрена она сама заикаться начала?! Лоб её покрылся испариной… С этой сраной фобией! – Извините. Нет. Я не голодная.

– В-всё н-н-нормально? – спросил он с каким-то подозрением, рискующим перекатиться в обиду.

– Да, всё замечательно. Мне просто надо идти…

Но давление она успела ей померить ещё раз, прежде чем Маргарита Львовна всё-таки задала вопрос:

– Почему ты так испугалась, когда вошла на кухню?

Юля улыбнулась, почувствовав, что эта улыбка вышла очень глупой и неловкой.

– Даже стыдно говорить, – начала она издалека. – Я боюсь молотков.

Маргарита Львовна удивлённо улыбнулась – как-то по-доброму, без насмешки.

– Ну, кто-то боится пауков, кто-то – высоты. А я боюсь… Молотков.

Это слово отдавалось у неё внутри холодным скрежетом. Молоток… Молоток! Настолько она ощутила всё неприятие этого инструмента, что содрогнулась.

– Почему? Почему ты их боишься?

– Когда я была маленькая, на меня накинулся соседский ребёнок. С молотком.

Она замолчала, а в её памяти резким, ярким пятном всплыло событие многолетней давности: кровь, гогот, молоток. И яркое солнышко, слепящее глаза.

– Я т-тоже б-боюсь, – сообщил Степан, появившийся в проёме комнаты. Он сделал это настолько бесшумно, что Юля испуганно заёрзала.

– Молотков?! – она сама изумилась уровню надежды, колыхнувшейся у неё внутри.

Он нервно улыбнулся – если это так можно назвать. Уголки его рта как-то задёргались, но глаза остались неподвижными.

– Н-н-нет. Г-г-г-глуб-б-б-боких в-в-в-водоём-м-ов…

Он тяжело выдохнул – далось это признание ему очень трудно.

– Каждому – своё, – отозвалась Юля Викторовна, прерывая неловкое молчание и уютный стук часов.

– Это надпись была написана на воротах концлагеря, – напомнила Маргарита Львовна, и Юле стало совсем уж не по себе… Она поспешила домой, надеясь, что Саша ещё никуда не ушёл гулять, и с ним всё по-прежнему в порядке.

И действительно: Саша был ещё дома, но смотрел как-то укоризненно и мрачно, будто знавал какую-то страшно тайну. Ходил из комнаты в комнату, сжимая телефон.

– Всё нормально? – спросила Юля, когда она готовила ужин на скорую руку.

– Да.

– Завтра я иду в школу твою.

Саша вздохнул, но спорить не стал. Если её уж его мать что-то решила, то её не переубедить. И эта черта его дико раздражала Юлю. Он в такие моменты всё больше напоминал ей Борю. Как бы говорил «делай, что хочешь, но я всё равно считаю тебя за дуру». Пугающая черта. Ведь он вырастет, повзрослеет и станет один-в-один он. Не возненавидит ли она его так же, как бывшего мужа?!

Юля стала отгонять от себя эти гнетущие мысли, но есть ей расхотелось, и она пошла спать…

Ночи без Бориса и какого-либо другого мужика проходили очень быстро, и наутро она принялась собираться в школу для серьёзного разговора.

Конечно, идти одновременно с сыном туда – означает поставить крест на его репутации. Потому она пошла туда одна, вернее, поехала на трамвае…

Школа была самой обычной и встретила Юлю гудящими первоклашками, звонко топающими своими туфельками по ступенькам крыльца. Сегодня стояла непереносимая жара, непривычная для сентября, и Юля надела прекрасное зелёное платье. Едва она подошла к школе, как по ней заскользили взгляды старшеклассников, кучками курящих то там, то здесь. Она отбросила идею о том, чтобы спросить у них, где найти директора. Смотрели они на неё с вызывающим неодобрением.

Внутри серых коридоров, ещё украшенных цветами и мишурой к первому сентября, тоже галдели школьники в чёрных костюмах и школьницы в белых блузках и таких же чёрных юбках. Единая форма, мать её раз-два! От обилия пышных бантов и галстуков сначала зарябило в глазах, будто тут всё ещё было первое число, но потом она попривыкла и смогла рассмотреть и чернорубашечного охранника, сидящего в телефоне, а после этого – низенького пузатенького мужика с усищами, который отчитывал растрёпанного мальчугана лет десяти.

– Дома ори, понял? – говорил ему мужик хрипловато, сжимая его локоть своими короткими пальцами. – И дома не ори тоже. Нигде не ори. Хватит. Ты не в цирке.

Юля ещё немного постояла, дожидаясь развития сцены, но её не последовало. Предполагаемый учитель отпустил ученика и сразу же повернулся к ней, уставившись ленивыми глазами.

– Вы чья мама?

– Мне нужен классный руководитель Барсукова Александра. И директор. А то я знаю, что у вас тут творится… Ужас.

– Пойдёмте, – он хрипло выдохнул, как закоренелый сердечник. – Я Вас сопровожу.

Он повёл её на второй этаж по оранжевой лестнице, рядом с перилами которой стояла парочка старшеклассников-дежурных с бэйджами.

– А что случилось, можете рассказать?

– А Вы кто? – спросила она, цокая каблуками позади мужика.

– Я информатик. Семён Семёнович меня зовут. У вашего Саши информатику я тоже преподаю, кстати. Способный мальчик.

– Да, я сама знаю, что способный, только вот его по голове колотят каждый день. И я устала ждать, когда это закончится.

– Ужасы какие-то рассказываете, – заметил Семён Семёнович. – При мне ничего такого не было…

Они поднялись на второй этаж и оказались в директорском крыле с краснодверными кабинетами и большими раскидистыми цветами, пахнущими на весь коридор так, что у Юлии Викторовны заслезились глаза.

Сам же директор – или, вернее, директрисса – стояла рядом с невзрачной женщиной в тёмном допотопном костюмчике из юбки и блузки, и больших очков. Они оживлённо беседовали, и Юля смогла разобрать фразы, долетевшие до неё из уст директриссы:

– Вы уже разберитесь, наконец, со своими отношениями! Мне Илья такой не нужен. На него дети уже жалуются, что он орёт каждый урок на них. И я сама, между нами будет сказано, чувствую от него запах. И уже не первый день.

– Илона Измайловна, – резко начал Семён Семёныч, не найдя иного восклицания. – Тут мама Саши Барсукова пришла. С Вами говорить хочет.

– В чём дело? – та сразу же переключилась с учительницы на пришлую женщину, и голос её колоссально изменился, сделался жёстче, как вода от накипи.

– Я хочу выяснить, долго ли с моим сыном тут будут случаться драки?

– Это у Вас надо спросить, женщина, – ответила та с необычайной яростью. – У Расула тоже есть родственники. Только вчера его отец приходил! И тоже устроил скандал! Они устраивают «Бойцовский клуб» там, где им вздумается. Ваши мальчики! Позавчера, например, устроили драку прямо на уроке физкультуры! Пойдёмте, пойдёмте, поговорим

с учителем!

Юлия Викторовна настолько была возмущена, что безмолвно согласилась на предложение директриссы, кою про себя она впредь будет называть только «директорша». Семён Семёныч не стал провожать дам, а как-то незаметно отвалился от их компании.

Они спустились на первый этаж, как прозвенел звонок, обозначавший конец перемены. Школьники и школьницы бросились кто куда. А Юля вместе с Илоной дошли до конца коридора – там был спортзал с высоченными потолками и баскетбольными кольцами.

Физрук был внутри – и внешний вид его поразил Юлю. Большой, с широкой спиной. В синем спортивном костюме. Сюрреалистичная комичность ситуации заключалась в том, что в одной руке он держал недавно соструганную табуретку, а в другой – тяжёлый столярный молоток. Какие-то четвероклассники буквально только что закончили расставлять парты. Судя по этому, здесь проводили ещё занятия по труду пару раз в неделю…

Физрук-трудовик повернулся к ним, одарив их спёртым запахом перегоревшей водки. Грубая щетина, озлобленный взгляд.

– Илья Андреич, – сразу начала Илона Измайловна. – Будьте любезны, расскажите о конфликте Саши Барсукова и Расула Галимова.

– Чего? Какой конфликт? – в первое мгновение он даже и не понял о чём речь. – А, эти двое. Ну, подрались и подрались. Кто не дрался в их годы?

Юлия Викторовна возмутилась громадно, возмутилась настолько, насколько могла. И следующие минут двадцать она пыталась объяснить им, что это совершенно дико и абсурдно. Но, к её великому удивлению и разочарованию, для них это оказалась необъяснимая вещь.

Назад она шла уже пылающая, оглушительно цокая по пустым коридорам. Она хотела зайти к сыну, но потом передумала – и так не помогла ему нисколько, осталось ещё перед одноклассниками его авторитет уронить. Потом Галимов не только не отстанет, а впредь и гляди, чтобы другие не присоединились.

Она выскочила из школы, не замечая никого вокруг – ярость застилала её глаза, а зубы сами сжимались. Гневно. Понятное дело, что ни директор, ни физрук-трудовик с запахом алкоголя, да и вообще кто-то ещё не собирался ничего с этим делать. Подерутся, да успокоятся. Кто не дрался в их возрасте? Вот и весь вердикт.

Она пылала негодованием ровно до тех пор, пока не покинула школьный двор и не оказалась на новеньком чёрном тротуаре, тянущемся вдоль школьного железного заборчика. На противоположной стороне росли небольшие деревца – озеленённый участок, запыленный вдоль и поперёк пролетающими мимо автомобилями. Именно там, в кроне одного из небольших деревцев стоял крупный мужик в тёмной куртке, в широких штанах. На лице его была яркая жёлтая маска тигра – резиновая. В руке он держал чёрный пакет. Одет этот наблюдатель был совершенно не по погоде.

В первую секунду Юлия Викторовна усмехнулась: наконец-то сподобился! Явно решил прийти в последний момент… Это же однозначно Борис. Пришёл и теперь маячит там, не решаясь подойти. Только выглядит он уж несуразно, ещё маску нацепил.

Она махнула пару раз ему рукой, как бы подзывая к себе… Но потом дёрнулась.

Мужик достал из пакета молоток, и помахал им Юле так, как махал клоун оторванной рукой в фильме «Оно».