Звёздный десант

Оба его сердца потихоньку начали разгоняться, гормоны-усилители разливались по телу, адреналин наполнял буферную железу, готовясь поступить в кровь в нужный момент. Будто-бы не решаясь нагло сесть в кресло, Ал примостился на краешке, крепко уперев ноги в пол.

Элива выразительно смотрел в глаза чужаку, ожидая, пока тот положит автомат на край стола. Его лучники подняли руки к колчанам. Бесшумно (не для гекона) подошла служанка, наполнила бокалы и, глядя в глаза гостя, грациозно положила его оружие на поднос, который затем поставила на резную подставку недалеко от стола. «Или разоружайся, или станешь врагом» – вот что говорил этот спектакль. Воевода улыбался, поднося высокий бокал из прекрасного вардского стекла к губам, но глаза его, пронзительно зеленые и чистые, излучали настороженность и угрозу.

– Триста лет царил мир над кронами Священного Леса. Триста лет спокойной жизни для Листьев Древа. Жизни настолько беззаботной, что многие молодые элива не знают, как выглядит кровь торока на лезвии меча, не видели пламени, пожирающего кроны Священного Леса. Триста лет… Варды соблюдают границы, холин заняты своими грязными делами, даже тороки лишь иногда беспокоят нас мелкими набегами, не в силах зайти даже на опушку леса, – вождь пригубил вино, не сводя взгляда с гостя, – и вот, некоторое время назад, мы узнаем, что варды вдруг оснащают свою армию новым оружием, у холин снова война за создание Империи, а тороки по зову Роррага снялись с веками насиженных мест, и собирают свое Великое Собрание. И тут на наши головы сваливаешься ты. Случайность? Воля Судьбы? Или чей-то умысел? – последние слова элива произнес с нажимом, резко поставив бокал на стол.

– Ты украл душу моего сородича! – Внезапно рявкнул хозяин.

– Я не крал…

«А вот теперь дело плохо» – хитрый элива задал вопрос по-торокски, а гекон, получивший знание языков пакетом, просто понял вопрос, и поспешил ответить.

– А-а-а, я так и думал! Грязный уродливый торок! Шпион, убийца Священного Леса! Тебе придется рассказать, какие мерзкие планы вынашивает Рорраг! Или ты узнаешь, что такое страдание.

Тодан поднялся на ноги, и, плавно передвигаясь вдоль края большого стола, стал подбираться к автомату, а стрелы его охранников нацелились точно в грудь Алу. Чуткие уши гекона улавливали передвижение воинов за спиной, в ноздри ударил запах пота и адреналина противников.

– Я наслышан о твоем смертельном оружии, торок, но тебе не достать его. Ты можешь подчиниться мне добровольно, или я заставлю тебя силой служить мне.

– Я не хочу ссориться с вами, Опора Листьев, я пришел с миром. Но не стану подчиняться и служить. Я не служу никому! Больше я не служу никому, но тридцать лет я убивал, крушил и калечил по приказу других людей. Я умею это делать, и не советую ссориться со мной, Опора…

– Тридцать лет, – насмешливо произнес воевода, – эти воины служат у меня по двести! – он подошел к подставке, и взял с подноса автомат, наставив его на Ала. – Что же ты будешь делать теперь?

– Вы-жи-вать!

Пальцы лучников начинают разжиматься, мечи скользят в ножнах воинов, подступающих к креслу. Тодан медленно давит на курок. Бокал с вином, брошенный геконом, летит влево. Обманное движение вправо. Лучники колеблются, рассчитывая упреждение, сбитые с толку этими движениями, а Ал уже бьет в землю мощными ногами, выгибаясь дугой назад, и одновременно закидывая руки за голову. Зеленый громила должен был дернуться вперед, или попытаться уйти вбок, через перила – так сделал бы любой в его положении – но стрелки никак не ожидают такого от своей мишени. Огромное и при этом стремительное тело совершает сальто назад прямо из сидячего положения – стрелы жужжат, пронзая спинку кресла, и не задевая его – руки удивленных лучников тянутся за новыми смертоносными жалами и не успевают, не успевают… Тодан давит на курок – глаза его округлены от недоумения. Тренированные ноги гекона готовятся к встрече с полом, а пальцы рук уже крепко сжимаются вокруг резной спинки кресла. Ал скользит назад, приседая и одновременно раскручиваясь вправо, тяжелое кресло срывается с места навстречу ногам золотого мечника. Хруст. Воин еще переворачивается в воздухе, не осознав, что ему уже не на чем стоять, а дубовый таран уже догоняет вторую жертву. Снова хруст. Этому должно повезти больше: его ноги просто двинулись на встречу с красивым лицом их хозяина. Кресло летит дальше – грохочет, отводит внимание. А гекон уже перекатывается под стол, и стрелы пролетают над его головой. «А ребята-то шустрые». Подхваченный в перекате бокал запущен в лицо правому лучнику, а живая пружина распрямляется прямо с пола влево, и левый лучник, только успевший наложить на тетиву третью стрелу, уже падает с перебитым горлом. Его напарник, уворачивается от бокала, отходит, пытается прицелиться, но зеленая тень быстрее – вырывает лук, ломая запястья – твердый, как камень, лоб с хрустом вбивает нос стражника тому в лицо, и тут же тяжелый кулак влетает под дых.

Звон бокала, щелчки от нажатий пальца на курок, сдавленный хрип лучников. Лучи света заливают картину побоища через разноцветный витраж, кровь громко капает на пол, катится со звоном бокал из вардского стекла… Дикий вопль служанки разрывает тишину, и вслед за ним две глотки начинают орать от боли. Левый лучник уже молчит, правый пытается вдохнуть. Ал забирает автомат из рук изумленного, не способного к отпору воеводы, снимает предохранитель, и отходит к стене, за спину Тодана, наводя прицел на двери: сейчас они прибегут. «Кстати, второй ход тоже держим под контролем»… А вот и они – ждали сигнала, не иначе. Шестеро. Все в броне и с мечами. Воевода кричит, призывая на помощь. Шесть хлестких щелчков у него за спиной – мечники падают на пол с простреленными ногами. Служанка падает на пол, тонко визжа и укрываясь руками…

Крик, хрип и стоны. Воевода изумленно смотрит в дуло автомата, на лице страх и недоумение, он пятится назад, и упирается в подоконник прекрасного витража, через который уже видно, как в лагере начинается суматоха.

– Я мог убить тебя, воевода Тодан. Убить всех вас. Но я этого не хочу. Я пришел с миром! – Ал отступил, опуская оружие. – Вызови лекаря своим бойцам. Вот тот, возможно, при смерти. Мне некогда было рассчитывать силу – у него горло сломано. Поторопись. И вот у того открытые переломы ног, ему тоже срочно нужна помощь, смотри, кровь так и хлещет… Прекрати орать, красавица! Лекаря зови! Беги уже! – Ал потряс служанку за плечи, и поднял на ноги. Та, оглядываясь от страха, выбежала во вторую дверь.

* * *

– И что ты теперь будешь делать? – Надар пошевелил угли в костре, и сноп искр озарил их лица.

– Пойду к Вратам.

– Зачем? Это запретная земля.

– А что мне остается? Я пришел сюда, в надежде найти союзников. Теперь с этой идеей можно попрощаться.

– Они выживут. Все, даже Надала, хоть ему и предстоит долгое лечение. Возможно, Опора Листьев еще передумает, и вы помиритесь?

– Вряд ли. Дело ведь не только в этой бойне. Которую, кстати, они сами и устроили. Дело в том, что после этого мы поговорили с ним уже без пафоса и всех ваших эливийских церемоний, – Надар повел бровью, – ваш Опора Листьев предложил мне поступить к нему на службу – хотел получить мои знания, мою подготовку и мое оружие.

– Ты не согласился, – сам себе ответил Надар. – Почему?

– Я не буду больше служить. Никому. И чужие приказы выполнять не стану. А просить он не умеет.

Ал отхлебнул из фляжки эля – напиток для воинов, не для знати. После побоища в доме воеводы, ему выдали немного еды, кожаную куртку, штаны и сапоги. Все это принадлежало раньше какому-то воину-тороку, и хранилось как трофей в одной из кладовых. Слава богам, за многие годы хранения из вещей выветрился ужасный запах, хоть и не пропал совсем. К удивлению Ала, вещи были пошиты аккуратно: сапоги выглядели весьма прочно, и хоть и были грубыми на вид, и немного великоватыми, но зато, несомненно, выигрывали у его самодельных сандалий. Проблема размера решилась просто: Ал обмотал ноги кусками эливийской ткани, мягкой и прочной – получилось удобно, хоть и далеко не с первой попытки. Но потом Надар ему показал, как это делают холин, и результат превзошел ожидания.

– Откуда такие познания про холин?

– Я ведь полукровка, – неохотно ответил Надар, – мой отец был хола. А разве ты не узнал этого, когда… ну, из памяти Энола?

– Нет, я не мог узнать все. Я лишь подсмотрел то, что показалось мне самым важным.

– Значит, ты действительно не крал его душу!

– О! Дошло, наконец! Так что с холин? И с твоим отцом.

– Ну, ты же знаешь, у элива редко рождаются дети: плата за долголетие, и поэтому иногда женщины элива… ищут любовь на стороне. Это позор… и изгнание. Дорога в Земли Опавших Листьев.

– Жертвовать жизнью ради ребенка, и затем быть изгнанной и разлученной с ним…

– Нет, ты не понял – детей не отбирают. Женщина растит ребенка до того, как ему исполнится 15 лет. А потом должна уйти в общину. Там она становится Тенью Служителей Древа. Это работницы, прислуга. Хотя и тогда матери не возбраняется видеться с ребенком.

– Хм… Я думал, на такое женщина может пойти только из-за любви. У нас в сказках так: эльфийка и прекрасный воин-человек, и они полюбили друг друга…

– Это сказки. А в жизни… Жажда иметь детей для элива может превысить все. Женщина не становится полноправной женой, пока не родит наследника мужу. И если тебя уже в седьмой раз променяли на другую… Элива живут долго – это благословение и проклятие: За длинную жизнь они могут поменять спутников не один раз. Лишь дети связывают их навсегда. Мою мать после всех временных мужей считали уже бесплодной, порченой, и она в отчаянии обратилась к холин.

– Выходит, это брак по расчёту?

– Выходит.

– А отец?

– А вот он пылал к матери великой страстью. Отец был прекрасным человеком – сильным и мужественным. Незаурядной красоты хола. Я любил его. Он многому меня научил, и всегда брал с собой. Я жил с холин по нескольку лет, помогал отцу, занимался его делами. Он научил меня ходить под парусом. Ведь он был моряком – возил товары, иногда контрабанду. Не пиратствовал, нет, но время от времени позволял себе немного заработать со стороны. Мне нравилась эта жизнь.

– Так почему же бросил ее?

– Я не бросил. Отец умер. Его дело и дом забрали родственники-холин. Десять лет уже прошло. Он дожил до старости по меркам холин. Но для элива это только мгновение.

– А ты? Сколько тебе лет? Ты бессмертен?

– Нет, я же не чистокровный. Хотя, и чистокровные не вечны. Просто могут жить две, а то и три тысячи лет. Говорят, что Служители Древа могут прожить и вдвое дольше. А что до меня, то мне уже сорок шесть.

– Ничего себе! Выглядишь лет на двадцать от силы.

– Ну, а проживу еще семь раз по столько. Если повезет.

– Неплохо.

– А ты? Расскажи о своем народе.

– Ох, Надар. Сложный вопрос ты задаешь мне. Не знаю, что и ответить…

– Не хочешь? Не доверяешь мне? Думаешь, Опора отправил меня шпионить? – полукровка возмущенно сверкнул глазами.

– Нет, ты не понял, – Ал похлопал его по плечу, – я ничего от тебя не скрываю. Я просто не знаю, как тебе это рассказать. Я ведь не человек. Меня не рожала женщина, меня сделала… машина – он нашел нужное слово из языка вардов, «спасибо тебе Энол», и с удовольствием наблюдал за эмоциями на лице Надара.

– Ты – голем? Ты выкован из их колдовского металла и питаешься жаром? Но я же сам видел, как ты ешь! И как мочишься – тоже видел!

Ал рассмеялся, и это еще больше обескуражило Надара.

– Ты смеешься надо мной? Потешаешься?

– Да нет! Просто именно такой реакции я и ожидал. Потому и не хотел рассказывать. Погоди обижаться. Постарайся понять, в вашем языке еще нет тех слов, которые могут описать вещи, которые я хотел тебе рассказать. Ну, представь, что некое существо появилось, не в результате рождения, а, хм… ну как бы собрано из… из таких маленьких частиц при помощи магии.

Теперь Надар выглядел испуганным:

– Не говори так! Я знаю, какая магия может делать такое. Темная! Страшная! Запрещенная. Забытая. Ни элива, ни варды, ни тороки не могут делать этого. Говорят, это умеют холин – грязная, темная магия, убивающая все живое. Или порождающая грязную, темную жизнь.

Ал вспомнил армады кораблей, пожирающих целые астероиды и сжигающие поверхности планет, вспомнил лаборатории по выращиванию геконов, вспомнил Свободную Республику Толл, с ее бедными кварталами и правителями-деспотами, и бесконечные войны за все на свете.

– Да, Надар, похоже, ты прав. Такая магия меня и создала.

Надар немного отодвинулся, а затем с новой надеждой проговорил:

– Но я не вижу в тебе темной магии. Я не могу творить ее, но могу понять, когда кто-то наполнен ею – ты не наполнен ничем.

– Ну, значит, это была другая магия. Никакая. Магия ничего. Давай спать. Мне завтра уходить.

* * *

Роса еще не высохла на траве, птицы переливались звонкими трелями, лес просыпался, наполненный радостными звуками и запахом утренней свежести. Ал шагал по хорошо утоптанной дороге. Рядом, подстраиваясь под его широкий шаг, шел Надар, временами переходя на бег.

– Куда ты так спешишь? Давай идти медленнее. Я не могу идти так быстро.

– Я хочу побыстрее убраться отсюда. А ты сам напросился. Я вообще не понимаю, как ты ушел. Ты же вассал Энола!

– Я не вассал Энола! Это Энол думал, что я его вассал! Просто, я так давно служил у него, что он решил, что я принадлежу ему.

– А это не так?

– Не так! Законнорожденный элива является вассалом своего господина. Он – лист Древа, или Цветок – если повезло – и служит ветви. Но не полукровка. Мою мать лишили положения Листа Древа, когда она родила меня, потому и я не принадлежу к какой-либо из ветвей.

– Хм… А в голове у Энола я этого не видел.

– Энол не интересуется жизнью своих слуг. Десять лет назад я вернулся из Галинтана в Священный Лес, и попросил протекции у Ованавы Лавана – бывшего мужа моей матери и Опоры Листьев одной древней ветви. Не главного ствола, но все же, достаточно влиятельного. Он отправил меня к Тодану Элава, а тот отдал меня в служение Энолу.

– Взял, отдал, передал. Тут то же дерьмо, что и у нас. Вот поэтому я и не хочу тут оставаться. А ты чего за мной увязался?

– Ты чужой в этом мире – я тоже чужой. Чужой для холин, грязный полукровка для элива. Я не могу творить эливийскую магию и не могу сойти за своего у холин – я везде чужой. А ты мне нравишься. И ты идешь к Вратам. Я всегда хотел побывать у Врат. Но… Говорят, это гиблое место – самому лучше не ходить.

– Нравлюсь? Хм… Ну, ты мне тоже нравишься. Значит, идем вдвоем. Только все равно шевелись. Пока не отойдем от этой заставы хотя бы на пять километров, я не успокоюсь.

– Пять… чего?

– Иди давай. И не болтай, а то уже запыхался.

Торокские сапоги размеренно ударяли в утоптанную землю, рядом, временами сбиваясь с ритма, мягко шлепали изящные сапожки эливийской работы. Солнце стояло высоко, день был жарким, и путники молчали от лени и усталости. Наконец Надар не выдержал:

– Ал, а ты знаешь, куда идти? Ты дорогу к Вратам знаешь?

– Ну, в общих чертах. Энол ходил в те края не раз, так что, до границы Священного Леса я дорогу знаю прекрасно, а дальше – примерно. По карте, которую он видел у своего дяди.

– И долго туда идти?

– Тодан упоминал в разговоре с Энолом, что путь занимает две недели хода.

– Ну, не так и далеко…

Ал стал размышлять над сказанным. Неделя у элива имеет десять дней. При этом каждый день называется так же, как и пальцы – Цепкий, Лишний, Средний, Ловкий и Сильный. Плюс добавка: «левый» и «правый». То есть, шестой день недели будет – «правый цепкий». Существа, менее склонные к пафосу, давно бы заменили названия на что-то покороче, но элива, видимо, никуда не спешили. В каждом месяце ровно три недели, а в году – двенадцать месяцев. Ровно. И сутки тут длятся дольше стандартных, процентов на 15. Длинные тут дни. Все эти соотношения снова наводят на размышления. Год, длящийся ровно 360 дней, двенадцатеричная система, смешанная с десятичной. И если десятичную можно было пояснить строением тел элива, то двенадцатеричная никуда не укладывалась. Хотя вот она – в движении местных луны и солнца. Ал читал, что когда-то на Праматери так же существовала привязка к двенадцатеричной системе. Слово «дюжина» сохранилось в его языке до этого времени. И это так же наводило на размышления, как и некоторые виды растений, которые он уже видел здесь. Березы, то есть турнавы по-эливийски, – это точно березы, еще дубы – выше и крупнее тех, которые он видел на разных планетах, немного иные листья или желуди, но это точно дубы. Человечество тащило за собой свою экосистему, зачастую уничтожая местные виды, и потому растений, увезенных еще с Праматери, было вдосталь на каждой планете, где жили люди.

– О чем ты задумался, Ал?

– О странностях. Слушай, как вы пользуетесь всеми этими «левый лишний», «правый сильный».

– А мы и не пользуемся. Это Опоры Листьев да Цветы так говорят. А простые элива, тем более полукровки, как я, просто говорим «первый», «второй», «десятый»…

– Значит, есть расслоение в обществе элива?

– Конечно, есть! Есть знатные и богатые, а есть и бедные элива. Есть и вовсе бесправные…

– Ты про эриса? – Надар, дернулся и по привычке оглянулся по сторонам.

– Ну да. Про них не говорят вслух.

– Предатели расы, гнилые листья – существа, которых следует убивать и уничтожать без сожаления, – так Энол думал. Так ему говорили все его родичи.

Надар занервничал, и заозирался по сторонам.

– Что с тобой? Почему ты так нервничаешь? Что такого в этой теме?

– Давай выйдем к реке, или на какую-нибудь большую поляну. Отдохнем.

Ал понял, что его спутник боится продолжать разговор в лесу, среди деревьев, и решил не накалять обстановку.

– Там, впереди, если немного повернуть влево, можно выйти к Тавилоне. Идем.

Сделав небольшой крюк с дороги, путники вышли к Тавилоне – притоку Оалавы. Река была гораздо меньше той, где свалился с небес десантный бот, но так же чиста и полноводна. Надар с интересом наблюдал, как Ал достал из тубуса на поясе несколько мелких предметов, вырезал из куста орешника длинный прут, и соорудил удочку. Фабричные крючки и леска, которую он пытался порвать, но лишь порезал себе палец, привела его в восторг.

– Эх, жаль, я не могу творить магию. А то бы приманил рыбу.

– Не обязательно – и так поймаем, – Ал нацепил на крючок шарик химического атрактора, и затем еще насадил жирного червя. – Эта штука работала во всех водоемах, где я рыбачил, думаю, ваша и рыба его тоже полюбит. Не очень спортивно, конечно, но зато результат гарантирован.

День подходил к концу: сгущались тени, наступало время волшебной ночи Священного Леса. Надар притащил из зарослей небольшую охапку дров после долгого блуждания и чертыханья под кронами деревьев и бросил ее на землю у ног Ала.

– Не густо, – скептически выгнув бровь, заметил тот.

– А ты сам попробуй – найди. На рыбу хватит. А ночью не замерзнем. В Лесу всегда тепло.

– Ну, хорошо, разжигай.

Надар сложил дрова шалашиком и стал выбивать искры из огнива, которое достал из кармана своей куртки. Увидев вопросительный взгляд спутника, он произнес: «А чего ты ожидал? Я же говорил, что неспособен к магии. Выживаю, как могу».

– Ладно. Давай о деле. Что ты хотел сказать? И почему сюда? А, понял! Ваши духи леса – деревья элонка, это они передают мысли, так? Но почему тут не опасно?

– Так ведь элонка не растут возле самой воды. И на краю Священного Леса их тоже мало.

– А наяды? Они же тоже подслушивают.

– Подслушивают, но вот сейчас костер разгорится, и с этой проблемой мы тоже разберемся.

Как только веселое пламя запрыгало по сучьям, Надар скрылся в сумраке, сгустившемся вокруг костра, и через несколько минут вернулся с большими зелеными листьями, неся их не в руке, а зажимая двумя палочками. Листья полетели в огонь, и тотчас же поляну залила кошмарная вонь.

– Да ты с ума сошел! Я сам сейчас отсюда сбегу!

– Заткни нос и посиди немного – это ненадолго, – закашлявшись проговорил Надар…

Ал замедлил сердцебиение, закрыл носовые клапаны и задержал дыхание – благо, минут 10–15 он может посидеть и не дыша. Вокруг них распространялась тишина: живность во всей округе убегала подальше от поляны. В камышах послышалось сердитое сопение и сдавленный всхлип, после чего громко плеснуло несколько раз. Надар зажимал нос одной рукой, а другой затыкал рот краем куртки. Глаза его были выпучены и слезились. Через несколько минут дым развеялся, листья прогорели дотла, но Надар все еще сидел, затыкая рот и нос и стараясь не дышать. Гекон с ехидной усмешкой наблюдал за слезящимися глазами элива-полукровки и его рвотными позывами. Наконец Надар осторожно убрал куртку и отпустил нос.

– Ф-ф-ух. О-о-о! Эти были забористыми! О, мать тороков, до чего же вонючая дрянь.

Ал открыл ноздри и слегка втянул воздух.

– Ну, ничего – уже терпимо. Что за мерзость?

– Это чиф-тах. Говорят, боги создали его для защиты Священного Леса. Никто в здравом уме не станет поджигать лес там, где растет это растение. А растет оно везде.

– В памяти Энола я не видел применения этой штуки.

– А зачем это ему? У него есть магия.

Ал задумчиво поглядел на костер:

– А рыбу мы теперь как будем на нем жарить?

– Не беспокойся, листья выгорают полностью – запаха не будет.

– А наяды?

– Нее, они теперь сюда не скоро вернутся – пока не проблюются где-то подальше отсюда. Так что доставай свои чудесные приправы, и приготовим себе ужин.

Рыба запекалась на углях в большом куске глины. Ал был уверен, что не разочарует аборигена.

– Ну что ж, я весь внимание: что ты так боишься обсуждать, что мы пришли аж сюда?

Надар задумчиво покусал губу:

– Ты начал говорить об эриса. Эта тема табу у элива. Эриса не просто полукровки или преступники. Эриса – парии, изгнанные своими Ветвями. Многие – очень знатных Ветвей. У Энола был брат, Фавинол. Старший брат, понимаешь? Теперь он тоже эриса.

– Почему?

– Энол ничем не интересуется, как ты уже замечал, а вот его брат был полной противоположностью: он хотел многого – всего. Больше, больше… Он был наместником Тимлава до того, как дядя Энола, Тодан занял это место. Но и этого молодому Цветку Древа было мало.

Ему хотелось еще больше власти. Подговорив многих из молодых элива, особенно из тех, кто родился на боковых ветвях, он организовал заговор против самого Алаолы Элава. И отцу, командующему всеми нашими войсками, пришлось драться в открытом бою против собственного наследника. Бунт был подавлен, многие ветви тогда не досчитались листьев, а сам Фавинол бежал с остатками своего войска в Дикие Земли.

– Дикие Земли? Это же туда, куда мы и направляемся.

– Да, я слышал, что Врата находятся за границей Священного леса, на краю Диких Земель. Вот это меня и беспокоит: тысячи лет уходят туда бродяги, бандиты, отверженные и беднота. А из Врат выходят чужаки. Часто вот с таким же оружием. Потому я и не отправился бы к Вратам в одиночку. Никогда.

– Ничего, разберемся. Но не это меня удивляет. А удивлен я тем, что не знаю того, про что ты рассказал. Уж такая-то информация не могла быть незамеченной в голове Энола.

– Вот поэтому я и не мог говорить при деревьях элонка. Порядок в мире элива держится на неизменности законов. И Древо, с его системой наследования и порядка Ветвей, является основой основ этой власти. Оспорить этот порядок – самое страшное из возможных преступлений. Тогда, после восстания Фавинола, многие элива из ветвей зачинщиков заговора были уничтожены. Фактически, целые ветви были срезаны с Древа.

– Ничего себе! Но как такое можно не заметить или не знать!

– Потому, что их стерли! Эти ветви срезали навсегда – листья отряхнули, как будто их и не существовало. Когда свершается преступление такого рода, Служители Древа собирают большой Круг и творят мощные заклинания, отправляя по Лесу Волну Забвения. С этого момента все элива забывают преступников. Кем бы они им ни приходились. Навсегда.

– Разве не лучше помнить своих врагов?

– Зачем? Хоть они и изгнаны, но остаются родичами – сыновья, братья, отцы – зов родной крови снова может пересилить долг, и тогда жди новой беды. А забытые враги просто становятся эриса. Эриса, которых можно убивать просто так. Даже обязательно нужно.

– Но ведь такие, как ты, полукровки, не могут забыть. Ведь вы отторгнуты от Древа.

– Именно! Мы же дикие побеги. И потому жизнь полукровки в обществе элива – большой риск. Ты можешь даже не заметить, когда переступил черту между элива и эриса. Просто потому, что ты помнишь то, чего не должен. Вот почему я не могу говорить с тобой на подобные темы. Я действительно рискую.

– Да уж. А веселая у вас вырисовывается картинка общества. Совсем не сказочная.

– Это еще не все. Далеко не все. Вот ты смеялся надо мной, когда я принес дрова. Но ведь это реальная проблема. А представь полукровок или листья с далеких боковых ветвей, живущих в северной окраине Священного Леса. У них нет или почти нет магии жизни. Ни одно дерево в Лесу не поделится с ними дровами. А ночи там холодные, особенно зимой. Да и есть нужно готовить: мы же готовим пищу на огне. Даже овощи и злаки нужно сварить, не говоря о мясе. А где брать дрова? Покупать у вардов горючие камни? А за что, за какие богатства? Стоит срубить дерево, и бедный элива попадает на суд к местному Опоре Листьев. И ему очень повезет, если он отделается только телесными наказаниями или отработкой.

– Значит, элива тоже работают.

– А как же! А откуда брать все, что нужно для жизни? Ты не можешь просто так пойти в чащу, и поохотиться. Нужно совершить обряд Круговорота Жизни. А это означает, что все, что ты добыл, становится известно Опоре этого участка леса. И если ты берешь больше, чем позволяет Круг Жизни, то тебя ждет суровая кара.

– Но разве Круг Жизни не создан именно для того, чтобы ни один элива не голодал? Ведь ты можешь брать у леса столько, сколько тебе нужно для пропитания. Разве не так должен работать Круг Жизни? Я вижу в памяти Энола, что это именно так.

Дикий побег рассмеялся:

– Для Энола – так! Для него – действительно так. Но далеко не для всех. На окраине Леса давно нет столько дичи, чтобы прокормить всех элива. А сердце Священного Леса не для низкородных. Столетиями Лес беднеет. И никто не знает, почему. Говорят, в давние времена Служители Древа наполняли Лес жизнью, и всего было вдоволь. Тогда жизнь элива была действительно сказкой – гармония природы и ее детей. Но с каждым поколением Сила, которая дается нашим магам, ослабевает, и мир элива разрушается. А знатные листья скрывают это. И за разговоры на эту тему ты тоже можешь стать эриса. Каждая ветвь имеет свой надел Леса, и боковые Ветви постепенно теряют свои наделы. Города холин полны элива: лучники в страже правителей, бойцы в охране караванов на земле и даже на море. Можно ли было такое представить себе раньше? Но мало того: элива уходят на равнины и занимаются земледелием. Даже к вардам уходят!

– Но Опора Тодан говорил, что уже триста лет царит мир – благословенное время для всего Индерона.

– Да! Мир. Мир для толстых Ветвей Древа, и особенно для ствола. Но этот мир привел к тому, что элива стало слишком много для своего Священного Леса. И теперь они гибнут не в великих битвах, защищая свою Родину, а в стычках с разбойниками или друг с другом: за кусок еды, за место под солнцем…

– Тебя послушать, так война – благо! Не бывал ты Надар, на настоящей войне. Если бы ты видел, как в пламени плавится камень, как сгорает само небо, а города испаряются вместе с жителями раньше, чем те успевают закричать от ужаса, ты бы не произносил этих глупых речей! Двадцать пять моих лет назад, за одно мгновение в мире под названием Авилла погибло свыше двух миллиардов людей! – Ал долго составлял это ужасающее числительное средствами языка элива. Надар, услышав эту словесную конструкцию, потрясенно молчал, пытаясь осознать такую огромную величину.

– Неужели бывают миры с таким количеством жителей? И что за магия может сотворить такое разрушение?!

– Бывают, Надар, бывают. И магии такой у нас – хоть отбавляй. И рождается она из вот таких речей искателей справедливости.

– Так что же делать? Терпеть и умирать? Голод лучше войны?

– Не знаю, Надар. Я не предводитель, не вождь, не маг. Я – простой солдат, всю жизнь убивавший по чужому приказу. И убивать больше не хочу. Дай мне пожить для себя.

Повисло долгое молчание: Ал шевелил прутиком едва тлеющие угли, Надар смотрел на сонно текущую реку. Кричали в ветвях птицы, на поляну возвращались светляки и ночные бабочки. Луна заливала траву волшебным серебряным светом.

Ал прислушался, и запустил обонятельные усилители, да, чувства его не подвели, там кто-то есть. Во-он там, в кустах на краю поляны. И в этот раз ветер им не помощник. Стоит безветрие, и запахи медленно, но уверенно ползут во все стороны.

«Дай-ка мне свой лук», – тихо прошептал гекон. Элива удивленно подал ему оружие. Ал наложил стрелу на тетиву, а затем, резко подскочив, запустил ее в кусты. Послышался треск и вскрик, кто-то побежал, ломая ветки. Поляну залил веселый смех зеленого великана.

– Энол! Вылезай! Я тебя унюхал. Или мне из моего оружия пальнуть?

– Что ты себе позволяешь, торок?!

– А ты вылезай, я тебе поясню.

– Нет уж, я к тебе не пойду!

– А зачем тогда сюда пришел? Целый день, видать, бежал по следу, а теперь будешь в кустах сидеть? Илата, ты же тоже там? Выходи. У нас рыба подходит. С моими специями. Я готовил!

В кустах послышалось яростное перешептывание.

– А ты не будешь стрелять в нас, торок?.. И бить по лицу?

– А ты веди себя прилично, и все будет нормально. Выходи, на тебя тоже хватит: тут большая рыбина.

– Мы идем!

– Стрелу сначала найдите, это вам в наказание, за то, что подкрадывались.

– Ты – предатель! И тебя ждет суровое наказание! – промямлил невнятно Энол, жадно пережевывая кусок рыбы. Что ж, кулинарные способности гекона они все явно оценили. – Я из-за тебя целый день не ел! Утром меня Опора Листьев вызывает к себе, и спрашивает сурово, где, мол, твой следопыт! И я должен целый день бежать за вами, будто мне делать больше нечего!

– Я не предатель! И не твой вассал! Я вообще не Лист Древа. Я тебе не присягал. Вспомни, как ты меня принял на службу! Увидел меня, сказал: «а, дикий побег… зайди в оружейную, скажешь, что Цветок послал, получишь доспехи, а лук у тебя свой есть. Будешь дежурить по ночам до конца недели». Вот и все! Я десять лет за тобой бегал – прислуживал и подносил. А теперь моя служба у тебя закончилась. Не веришь, у Опоры Тодана спроси. Закон я не нарушал.

– Да ладно, нет дела твоему Опоре до Надара, – прервал перепалку элива Ал, – послал он тебя за мной шпионить. Можно подумать, я не понимаю. Да только я не скрываю, куда иду: к Вратам.