Были 90-х. Том 1. Как мы выживали

Роман
Совсем не мирное время

Одно из самых ярких впечатлений связано почему-то с празднованием Нового 1992 года. 1991-й выдался голодным, магазины, мягко говоря, совсем не радовали изобилием. В домашнем холодильнике тогда тоже хоть шаром покати.

Жили мы тогда в городе Пензе, в небольшом, но очень уютном микрорайоне Западная Поляна. Я работал инженером в НИИ «Контрольприбор», здание которого располагалось в пяти минутах ходьбы от дома. Жена преподавала историю в школе, тоже рядом с домом.

Декабрь 91-го выдался очень тяжелым, в магазинах были только килька в томате, морская капуста, макароны и, кажется, уксусная кислота. Естественно, из такого незамысловатого списка продуктов ни одно праздничное блюдо приготовить было нереально. Но выход все же нашли. Отец моей жены работал в автомастерской и вместо денег за ремонт пробитого радиатора для 24-й «Волги» взял с ее владельца засушенные грибы. Их-то мы на Новый год и приготовили. Шампанское тогда достать даже не пытались, вместо него было немного вина, оставшегося с каких-то предыдущих торжеств. Что-то еще удалось достать по талонам.

По традиции, Новый год мы встречали большой семьей: приехали наши родственники со всей области, с других городов. Приехал двоюродный брат из Душанбе, куда его, инженера по радиоэлектронике, распределили после окончания института. И тетка из Нижнего Ломова, работавшая в ту пору на маслодельном заводе. Она помогла с заготовками, а потом решила пройтись по магазинам, вдруг что еще для праздничного стола попадется. Вернулась удивленная: «У вас даже сливочного масла нет?! Да у нас на заводе все холодильные склады им забиты, не знаем куда девать! Как же так?!»

Вот и мы до сих пор себя спрашиваем: «Как же так-то?» Заводы и фабрики работают в привычном режиме, все склады забиты продуктами, а в магазинах – пустые прилавки… Потом, когда в первых числах января отпустили цены, в магазинах внезапно все появилось. Пусть и в десять раз дороже, но зато стало реально купить колбасу разных сортов, рыбу, шампанское. И пресловутое нижнеломовское масло.

Кстати, тот Новый год был последним, который мы встречали все вместе. Дальнейшая жизнь разбросала всех так, что о судьбе некоторых родственников мы даже и не догадываемся. Двоюродный брат со своей женой вернулся из Душанбе в апреле 1992-го, когда там стали серьезно притеснять русское население. В Пензе он пытался открыть свой бизнес, связанный с радиоэлектроникой, ездил челноком в Польшу, но после нескольких встреч с крепкими ребятами в спортивных костюмах, пытавшимися загнать его под свою «крышу», отошел от всего этого, взялся за бутылку. Брат часто любил повторять: «В мирное время». Он имел в виду период до 1991 года, потом мирного времени уже не было.

А летом 1994 года мы с женой и сыном переехали из Пензы в Тюменскую область. После сокращения из НИИ я радикально сменил профиль работы, много лет трудился на буровой установке, добывал нефть. А жена так до сих пор историю и преподает.

С переездом тоже связана одна крайне неприятная история, едва не закончившаяся трагедией. Сын тогда заканчивал третий класс. А учился он не в той школе, где преподавала его мать, а в другой – чуть подальше от дома, но это было его принципиальное условие: не хотел, чтобы мама была его учителем и классным руководителем, почему-то стеснялся, думал, из-за этого к нему будут плохо относиться в коллективе. И вот в последний учебный день перед торжественной линейкой окна школьной аудитории изрешетила автоматная очередь. Дети не на шутку испугались, приехала милиция. Оказалось, две местные группировки что-то не поделили, ну и не придумали ничего умнее, как устроить разборку на пустыре близ школьного дворика. К счастью, никто не пострадал. Просто чудо какое-то: один из учеников только-только закончил отвечать у доски и сел за парту. И сразу же грохнули выстрелы…

Александр Шабанов

Москва

Переводчик (с начала карьеры в 1995 году профессия не менялась).

Обмен

1993 год. У себя в вузе я староста группы. Обязанности почетные и не слишком обременительные… кроме единственного раза в месяц, когда звание приходится отрабатывать по полной – дня выдачи стипендии. Получаю деньги на весь свой микроколлектив и после раздаю каждому, что причитается.

То еще, следует отметить, развлечение… В крошечном помещении перед окошком кассы всегда толпа, старшекурсники норовят пролезть без очереди, знакомый подзывает знакомого, кого-то удается одернуть, кого-то нет. Но зато когда после часа стояния в духоте и толкотне вываливаешься в коридор, удовлетворенно прячешь честно заработанные деньги в карман, смахиваешь пот со лба и понимаешь, что усилия не пропали зря.

Учебный год заканчивается, позади и жаркая июньская пора экзаменов. Наступают каникулы. Почти все мои одногруппники разъезжаются кто куда прежде очередной положенной выплаты.

– Слушай, – говорят мне, – мы тебе доверяем… Давай, ты за нас стипуху получишь за все лето, а мы в сентябре ее у тебя заберем!

Вообще-то мало какому студенту (и мне в том числе) пришло бы в голову отказываться от денег на все лето. Но основной контингент моего вуза – детки дипломатов и тому подобной публики. Один или двое разве что предпочитают получить деньги сами, но большинство устраивает «оптовый» вариант. Мажоры, что сделаешь… Ладно, пусть будет так.

Однако итоговая сумма выплат на десять – ладно, пусть даже восемь – человек более значительна, чем несколько средних зарплат по стране. Выходя из кассы с парой запечатанных плотных пачек в сумке, чувствую себя значительным, как отделение Госбанка… и ответственным ничуть не менее. Дома старательно запрятываю «сокровища» среди бесчисленных книжных томов. Пусть спокойненько себе полежат в укромном местечке до самого сентября!

Но не проходит и недели, как небо рушится и с грохотом погребает под собой землю. Объявлен всеобщий обмен денежных купюр.

Вообще-то это мы один раз проходили. Пресловутая «павловская реформа» – кто ее не запомнил?! Каково это: проснуться с утра и из новостей услышать, что все свои накопления, всю имеющуюся наличность ты обязан перевести в новые дензнаки, да притом еще уложиться с этой процедурой не более и не менее как в ТРИ ДНЯ!

Что творилось в отделениях Сбербанка в те зимние дни, 23–25 января 1991 года…

А усугублялся всеобщий шок еще и тем, что по инерции, сохранившейся с конца восьмидесятых, мы еще сохраняли остаток доверия к правительству. Да, полки магазинов стремительно пустеют, зреет политическая напряженность, всеобщая озлобленность растет… Но ведь есть же грань, которую переступить невозможно! Не далее как несколько недель назад – чуть не накануне еще! – выступал по телевизору малосимпатичный толстяк с поросячьим рыльцем, министр финансов, столько обещавший прежде вывести страну на правильный экономический путь, и, глядя прямо в камеру, чуть не честным словом ручался, что никаких неожиданных реформ, никакого обмена денег не будет!

Чтобы потом последовало вот это объявление: в следующие три дня…

За границей, кричали одни из нас тогда, министр, вот так откровенно солгавший народу, немедленно уходит в отставку! Так то за границей, цинично усмехались другие. Но мы же сегодня равняемся на заграницу, как же можно, снова вопили первые.

А большинству не было дела до подобной дискуссии вообще. Все были слишком заняты: не только срок обмена был ограничен свыше всякого предела, но требовалось еще и предоставить справку, откуда, из какого источника, появилась у человека подлежащая обмену наличность.

Заявлено было, что обмен старых купюр на новые затеян, чтобы вывести за штат накопления теневых дельцов. Что-де честный труженик свои кровные обменяет спокойно… при наличии соответствующего документа.

Не знаю, как насчет «теневых дельцов» (на эту тему поразмыслите сами), а те, кого я знал, с кем жил рядом и с кем встречался, были в панике.

Помню, домашний телефон раскалялся. Знакомые звонили знакомым в поисках тех, у кого по какой-то причине накопления были меньше предельной суммы, и можно было попросить обменять чьи-то еще деньги. Бегали, собирали справки, стояли в диких очередях в сберкассы, падали в обмороки, дергались, как под действием электротока – и не верили, что все это происходит с ними, в их родной стране, в которой, оказывается, и вот так можно было поступить с людьми.

Помню, несколько месяцев спустя после того, первого обмена случайно открылась какая-то книга с дальней полки, и в ней обнаружились пятьсот рублей, припрятанные когда-то «на черный день». И моя несгибаемая, стальная, железобетонная бабушка плакала, глядя на фиолетовые полусотенные билеты: деньги, которые копила небогатая ее мама, не тратя ничего сверх необходимого, которые могли бы пойти на что-то хорошее или быть так нам полезны в это безвременье, в результате «павловской реформы» превратились в прах, в ненужные цветные бумажки. Не забуду этого дня. Никогда.

Но за два года тогдашний шок как-то сгладился, отступил, отодвинутый на второй план тем, что происходило вокруг. Все прошло… есть ли смысл вспоминать такой негатив?

А смысл-то, оказывается, имелся.

Конечно, какое-то время бродили уже смутные слухи, велись дебаты: мол, покупательная способность рубля падает, а цены бешено растут… как бы с этим быть… вроде бы подготавливаются меры… Но какие меры, что – а главное, когда – будет сделано, понятно, «широкие массы» представления не имели.

И вот оно, грянуло!!!

Скажу совершенно честно: на сей раз шквал окружающих эмоций в основном прокатился мимо меня, потому что моя проблема заслоняла мне чужие. Известие об обмене денег (а главное – о предельных объемах такого обмена, которые, как же без этого, тоже были поставлены!) погрузило меня в леденящий ужас. У меня на руках такая сумма, которая практически перекрывает дозволенную – и я не смею, не имею права просить родных помочь мне с обменом, потому что это лишило бы семью всех имеющихся средств. И в то же время как я буду в сентябре отчитываться перед ребятами за утраченную ими трехмесячную стипендию?!

Я рванул в институт в состоянии безумной надежды и полного отчаяния. Готовый, если мне откажут в обмене, не то голыми руками вырвать решетку в окошке кассы, не то ломиться на прием к ректору, министру, президенту… Но везение меня не оставило: в опустевший каникулярный вуз слетелось немало таких же бедолаг, как и я, и стипендию всей группы замотанная кассирша обменяла мне по ведомости на новые купюры без единого возражения.

Бывали, впрочем, во время этого обмена и забавные эпизоды. Вот такой, например…

Июль 1993-го. Ошалелый, взбудораженный мужчина звонит своему товарищу по работе.

– Ну?! Как быть?! Надо же что-то делать! Мы ж только-только зарплату получили! Как-то что-то надо с деньгами решать!

– А я свои еще в пятницу обменял, – с философской безмятежностью отвечает собеседник. – На колбасу.

Действительно, аккурат перед самым объявлением о «реформе» семейство практически на всю сумму свежеполученных зарплат с большим запасом закупило продуктов на дачу… Посему «светопреставление» встретило, что называется, «с чувством глубокого удовлетворения»: наличных в доме не оставалось буквально ни копейки.

Мы выживали и выжили

Виктория Бочарова

Новгородская область

До 90-х – студентка. В 90-е – учитель русского языка и литературы. После 90-х – учитель русского языка и литературы.

Я и 90-е

История выживания

Никогда не думала, что 90-е годы – плохо и страшно. В это время проходили мои веселые студенческие годы, а после сразу же родилась дочь. Я, деревенская девчонка, училась на филфаке в областном центре, городе Великий Новгород. Родители деньгами помочь особо не могли, давали только на самое необходимое. В принципе, в режиме экономии на месяц растянуть было можно. Да, и это учитывая, что периодически в общежитие отправлялись мешки с картошкой, морковкой, свеклой, тушенкой и прочими деревенскими дарами. Да мы не так сильно и заморачивались на тему «будет ли сегодня ужин». Нет так нет, поедим хлеб с чаем.

Первый момент, который запомнился, – это наш очередной с подружками поход за продуктами на дешевый рынок. В магазин мы ходили реже, так как там было все дороже. Приходим мы со списком продуктов на неделю, где все рассчитано до копеечки, и понимаем, что чего-то не понимаем. Везде нас встречают какие-то непонятные и жуткие ценники, нагло ухмыляющиеся нам в лицо. На бутылке растительного масла, издеваясь над покупателями, находится ценник из магазина норковых шуб. Чуть позже добрые люди объяснили нам, в чем дело, обозвав все это безобразие каким-то непонятным, и от этого тревожным словом. Но мы все-таки не ушли пустыми. На недельный бюджет удалось приобрести четвертинку черного хлеба, банку просроченной сметаны и рулон подмокшей туалетной бумаги. Правда, последняя была жизненно важна и необходима после употребления второй по счету покупки. Чего мы только не ели в это время! Макароны жареные, макароны вареные, макароны с водой, суп с сухими грибами и тушенкой, борщ из свежей крапивы. Однако это было время и жизненных открытий, время расцвета русского рока, на котором мы все взрослели. Особенно любимы были Бутусов и Цой. Их песни знаю наизусть и часто слушаю. Эта любовь к их творчеству и сейчас с нами.

Очень интересные и необычные блюда довелось мне попробовать и у родителей. Маму сократили, совхоз, где работал отец, развалился. Денег не было даже на буханку хлеба. Особенно тяжко было весной, когда старые припасы подъелись, а новые еще не выросли. Из всех имеющихся овощных остатков готовился отличный постный супчик под названием «ботвинья». Если честно, на вкус он был так себе, но, когда проголодаешься, очень даже и ничего. А еще, в отличие от концлагерного рациона, у нас был хлеб. Ржаная мука перемешивалась с отрубями, и из этой чудо-муки выпекался очень хрустящий чудо-хлеб с аппетитной корочкой. Очень вкусный, кстати. А уж когда зачерствеет… Запросто можно этим ломтем и человека убить. Летом было легче: появлялась зелень, грибы, ягоды. Это все можно было продать городским дачникам и на эти деньги уже что-то купить. До сих пор помню счастье, когда первый раз попробовала модный «Сникерс». На вкус, конечно, гадость еще та, но обертка несколько лет висела над моей кроватью как заморская и редкая картина.

Конечно, хотелось модно и красиво одеваться, иметь хорошую косметику, но… «голь на выдумки хитра». Лак для волос прекрасно заменяла сладкая вода, духи – разведенный старый одеколон, а пудру – чуть-чуть детской присыпки младшего брата.

Также 90-е годы научили меня умению не падать духом в любых жизненных обстоятельствах. Так сложилось, что после окончания университета я осталась с маленькой дочерью на руках. Ее отец благополучно самоустранился по причине улучшения собственной жизни. В августе девочке исполнился годик, а в сентябре я вышла на работу в дальнюю школу. Это было единственное место в районе, где требовался учитель русского языка.

Поселок, он же маленькая и глухая железнодорожная станция, находился в сорока километрах от районного центра. Нам дали жилье, маленькую холодную квартирку с двумя печками. Кстати, теперь я просто убеждена, что тот, кто не перезимовал в подобной квартире, не может считать себя опытным и продвинутым советчиком по экстремальным ситуациям. За водой нужно было ходить на колонку, путь до нее составлял метров триста. Доходишь зимой с двумя ведрами по нерасчищенной дороге, а воды нет – замерзла или, как вариант, отключена. А хочется горячего чая попить, поэтому на горячей плите топится в кастрюльке снег. Но это так, к слову.

Прошел сентябрь, октябрь, ноябрь, наступил и декабрь. А зарплату нам, учителям, не выплатили за это время ни разу. Только пару раз давали какие-то копеечки, наверное, для того, чтобы хоть как-то таскали в школу ноги. Как я выживала? Дочь кормили в садике и, спасибо им большое, пока не сильно доставали с требованием оплаты, понимая, что не с чего пока одинокой маме заплатить. Я обедала супчиком или кашей в школе. А вечером мы ужинали кашей с молоком. Спасибо милой женщине Свете, которую я буду помнить всегда, за то, что раз в два дня она давала нам литр молока. Почти полгода, просто так, так как заплатить за все это я смогла только в январе. Это молоко в то время сильно нас выручало, только оно спасало от урчания в животе.

Поэтому в то время мои мысли, естественно, были заняты вопросом: где и как заработать денег? Я остановилась на мысли, что выращу много-много моркови и осенью сдам ее в заготконтору. Почему именно морковь? Просто она была на тот момент дороже, чем картофель и свекла. Мне выделили двенадцать соток, и вся эта площадь была засеяна самыми недорогими семенами «Морковь “Лосиноостровская”» из черно-белых пакетиков. Сколько же физических сил было потрачено на этот участок! Не успевал пропалываться последний кусочек, как уже снова зарастал первый! Борьба с сорняками велась весь июнь и июль, в августе, обессилев, я просто решила: что вырастет, то вырастет. И вот пришло время сбора урожая…

Такой моркови я не видела никогда… Это были какие-то огромные монстры, а не привычные морковки. Что их заставило уродиться такими без единой крошки удобрения – загадка. Почти неделю морковью наполнялись все новые и новые мешки. Мешки с морковью были на веранде, в коридоре, в сарае – везде, где было свободное место. Заработок этот, конечно, был очень нелегким, но в тот момент оказался супернеобходимым. На вырученные деньги я приобрела маленький холодильник, о котором давно мечтала, а также красивую зимнюю шубку и мягкие валенки дочке. На этой положительной ноте закончилась моя первая предпринимательская деятельность.

Опять же хочу заметить, что все эти жизненные трудности не казались непреодолимыми, возможно, в силу молодости. Все воспринималось как-то естественно. Мы (молодежь 90-х) искали свои пути и дороги и не совсем понимали, где они и насколько они правильны. Все ориентиры, которыми жили наши родители, рассыпались, но не это угнетало, к ним-то мы как раз не успели привыкнуть. Пугало то, что никто не знал, куда идти дальше, все перевернулось с ног на голову, и уже было совсем непонятно, что хорошо, а что плохо. Поэтому, надо признаться, ошибок мое поколение натворило гораздо больше, чем совершило полезных и добрых дел.

Лариса Попова

Москва

Шел август 91-го года

Москва. Шел август 91-го года. Я тогда работала воспитателем в детском саду. А сад наш находился на улице Панферова, которая расположена перпендикулярно Ленинскому проспекту. Обычно детей забирают в 18 часов, начале седьмого вечера. А тут за некоторыми детьми родители припозднились. Мобильных тогда не было, срочно связаться нельзя. Ждем. Через какое-то время прибегают взволнованные мамы и говорят: «Лариса Анатольевна, извините за опоздание, Ленинский не могли перейти, танки идут и идут, видно, с Кантемировской дивизии». Это был августовский путч.

А потом я помню голодное время: карты москвича, талоны на сахар, водку, табачные изделия, стиральные порошки.

К нам в детский сад привезли гуманитарную помощь – бананы. Распределяли так: каждому ребенку по пять бананов в шкафчики клали. Родители были рады такому подарку. В магазинах кефир и молоко стали дефицитом. Купить можно было только утром, вечером уже ничего не купишь.

Моя школьная подруга, которая жила в Ленинграде, написала в письме, что в городе не может купить хозяйственного мыла. Я ей на почту пошла посылку отправлять с хозяйственным мылом. Люди, которые в это время находились на почте, удивлялись: «Это до чего дошло, в Ленинграде уже и мыла не купишь!»

Марина Алексеева

Нижний Новгород

В 90-е годы «служила» с мужем на Дальнем Востоке. В 2000 году – начальник отдела на производстве. С 2007 года – учитель начальных классов. Мама троих детей.

Жена декабриста

Наш народ пережил 90-е годы, по сравнению с которыми нынешнее время – это время рога изобилия! Живучесть, выживаемость наших людей достойна только самых высоких похвал!

В 1994 году, в июле, я вместе с мужем, военным моряком, отправилась покорять Тихоокеанское побережье, в славный город Владивосток. Муж только что окончил военное училище в Нижнем Новгороде, факультет ВМФ, и по распределению попал на Дальний Восток.

Первую неделю по прибытии во Владивосток мы жили в гостинице, недалеко от Морского вокзала. А потом у нас закончились деньги, и мы решили предстать «пред очи» командования Тихоокеанского флота с нижайшей просьбой выделить нам какое-то жилье. Командование показало нам «дулю», развело руками, мол, «служебного жилья нет, и в ближайшем будущем не предвидится». И поселились мы на госпитальном судне «Обь», в одной из кают.

Наступил август, во Владивостоке температура воздуха была 30 градусов плюс высокая влажность. Ощущалось, будто на улице все 50 градусов жары, а не 30. Я ожидала своего первенца, страдая токсикозом, плохой переносимостью жары и прочими «прелестями» своего состояния. Помывочная на судне находилась в самом конце, в матросской душевой. Чтобы попасть туда, нужно было выстоять очередь. Приблизительно к часу ночи, отстояв очередь в душ, наскоро помывшись, добредаешь до своей каюты и падаешь в кровать. А ночью в нашей каюте разгуливали крысы, огромными полчищами совершая набег на еду, оставшуюся от ужина. Они прыгали по нашим подушкам, по одеялу, стучали коготками по полу и по столу.

Почти через месяц такой «веселой» жизни я взвыла и мы с мужем решили снимать квартиру. После долгих и мучительных поисков мы наконец-то нашли комнату в двухкомнатной квартире на проспекте 100-летия Владивостока, у женщины-казашки, которая показалась нам очень милой и порядочной. Поселились мы на 8-м этаже, лифт не работал, т. к. постоянно не было света. А я беременная. Небольшое лирическое отступление. Кто не знает, во Владивостоке свет и вода были только ночью или по 2 часа утром, днем и вечером. В остальное время не было ни света, ни воды. Ночью нужно было приготовить еду, постирать, все вымыть… Как в одной русской сказке: «Ночью попрядешь, поткешь, повышиваешь, пошьешь и опять – спи-отдыхай!

Ну, под утро белье постирать, которое надо – поштопаешь да зашьешь и – спи-отдыхай!»

Практически все деньги мы отдавали за съемное жилье, ели пайковые консервы, крупы, овощи, которые мужу выдавали на судне. Хозяйку нашей съемной квартиры звали Айшолпан – в переводе с казахского языка Шолпан Венера, утренняя звезда. Имя означает – красивая, как Венера. По-русски она звалась Аллочка.

Аллочка рылась у нас в мусорном ведре, выясняла, что мы едим. Дескать, вдруг хорошо питаются, надо бы цену на комнату повысить.

Прожили мы у нее 4 месяца. А в ноябре Аллочка нам заявляет, чтобы мы через неделю съезжали, не объясняя даже причин. Ни просьбы, ни слезы не помогали. Мне через 2 месяца рожать.

Нашли мы себе четвертое место квартирования, улица 40 лет Победы, рядом остановка Школьная. Сдавала родственница сослуживца мужа, Наталья. Вся семья ее сестры умерла, остался 9-летний племянник. Она забрала его к себе, а квартиру сдала нам.

В конце января у меня родился сын Алешка. И начались «веселые» дни: пеленки, кормления… Нет воды и света постоянно. Так прошел месяц. От постоянного недосыпания и недоедания я было похожа на «зомби», с огромными синяками под глазами. Мужу задерживали зарплату, пайковые не выплачивали. Закончились запасы крупы, консервов. Зато мужу периодически выдавали на работе тельняшки, носки, какие-то шарфики. Скопилось их у нас в шкафу небольшое количество, и я решила их продать и купить еды. У мужа был выходной после дежурства на судне, я оставила месячного Алешку с ним. Надела валенки и рукавицы мужа, намотала бабушкин платок и пошла заниматься бизнесом, как говорили раньше.

На площади Баляева в то время был «китайский» рынок, там торговали разными товарами, привезенными из дружественного нам Китая.

Перед рынком стояли в ряд бабульки с домашними заготовками, с хрусталем, посудой, лекарствами, старой обувью… И я пристроилась со своими тельняшками рядом с бабушкой, которая продавала огурчики. Был февраль, стоял жуткий мороз. Непривычная к долгому стоянию на улице, через полчаса я почти превратилась в сосульку, но мужественно приплясывала и нахваливала свой товар, памятуя о том, что мне нужно добыть денег на еду. Через некоторое время появились трое парней, вальяжно прогуливающихся между рядами и собирая «дань». Их еще называли «быки», или рэкетиры. Ходили они всегда по три человека: один впереди, а двое других – сзади, охрана. Подходят ко мне, просят денег, а у меня нет, я еще не наторговала. И тогда первый выхватывает у меня несколько тельняшек, разворачивается и уходит. Я бегу за ним, бью его по голове оставшимися тельняшками, кричу, чтобы отдал. Один из его «охранников» толкнул меня, я упала. Тельняшки «отстоять» не удалось. Размазывая по щекам слезы, как побитая собака, поскуливая, возвращаюсь на свою «торговую точку».

В тот день я все-таки продала все тельняшки. Какая-то женщина пожалела меня и приобрела их оптом, все 5 штук. Сказала, что мужу и сыну, пригодятся зимой. И я купила у рядом стоящих бабулек картошку, немного соленых огурчиков и почти счастливая пошла домой кормить свою семью. Мужу ничего не рассказала про «налет» на рынке, а то бы он меня больше не отпустил.

Периодически я стала ходить на рынок продавать «лишние» полотенца, носки, посуду, чтобы купить еду или что-то из одежды ребенку. Стояла и на улице Школьной, и на площади Баляева. Только получив первый негативный опыт, стала хитрее. Завидев впереди «быков», сворачивала свой товар и отходила в сторону. А когда они уходили, возвращалась на место.

Так пролетело еще 1,5 года нашей кочевой жизни. Мы опять вынуждены были менять жилье, уже в пятый раз. Нашли мы квартиру недалеко от улицы Школьной. Это была 1-комнатная квартира, на 6-м этаже. Дом, в котором находилась наша новая квартира, заслуживает отдельного описания. Это было очень длинное здание из красного кирпича. У нас бы в таком доме было минимум 5 подъездов. А в том доме был один подъезд, посередине. Из каждого коридора выход в квартиры налево и направо. По 7–8 квартир в каждом крыле, как в общежитии – очень длинный коридор и много квартир. Мы жили в левом крыле, в самом дальнем конце коридора.

И вот в один не совсем прекрасный день на 5-м этаже, под нами, начался пожар. Я дома одна с сыном. Муж уехал на 2 месяца в командировку, в какую-то Чажму, ремонтировать судно. Телефона нет, друзей и знакомых нет, воды и света тоже нет. Хватаю ребенка (ему 1,5 годика) и пытаюсь выскочить в коридор. Там все в дыму, начинаем задыхаться. Как в американском боевике «Выхода нет». Забегаем обратно в квартиру, накидываем на себя одеяла, т. к. на улице зима, и выскакиваем на балкон. Молодцы пожарные, приехали очень быстро и не дали нам замерзнуть или задохнуться.

В этом же доме, на первом этаже, был коммерческий ларек, в котором продавали всякие вкусности: жевательные резинки, конфеты, шоколадки. Эти ларьки еще называли «комок». Денег постоянно нет. Сидим вечером с мужем, хочется вкусненького. Наскребем немного денег, купим шоколад «Альпен голд», с желейной клубничной начинкой и весь вечер пьем чай, растягиваем удовольствие. Вот оно, настоящее счастье!

Так что, не верьте никому, кто жалуется на то, что сейчас трудная жизнь!