Читать книгу: «Обод», страница 3

4

Иван с Анастасией находясь в купольной клетке, продолжали путь, цель которого знали лишь эти дикие люди и понятно, что ничего хорошего, после прибытия в их логово, не предвещалось. Гладков, после оглушающего удара, пришёл в себя, помотал головой, чувствуя боль в районе правой скулы и заметил, как внимательно за ними наблюдают две пары огромных глаз. Взгляд этих жёлтых очей, словно подсвеченный, внутренним излучением, был грустным и очень умным. Они молча сидели и смотрели друг на друга, пока Настя не прикоснулась к изящной руке девочки и не сказала: – Скажи, как тебя зовут? Девочка, глаза, которой наполнились слезами ответила, похожими на разговор их пленителей, языком, только намного легче, певуче, и с её уст, эти звуки уже напоминали отдельные слова. Женщина тоже что-то промолвила, слегка расширив и без того огромные глаза, и успокаивая подростка, обняла её за плечи. У них была только вода, в глиняном, круглом сосуде, который женщина протянула Насте, выражая тем самым свою благосклонность и сочувствие. Они пытались понять друг друга, разговаривая на абсолютно разных языках и дело даже не в речи, а скорей в чуждых звуках и произношении, сложных для слуха представителей разных земных цивилизаций. Женщина и девочка, обладая внеземной внешностью, разительно отличались от этих грубых, с виду неуклюжих и невероятно сильных всадников. Телосложение, осанка, слова и движения, словно сотканные из прозрачных солнечных нитей, были плавными, нежными и притягательными. Потом снова пошёл дождь, но в отличие от ночного, тёплый и кратковременный, чтобы уступить место солнцу, которое уже начинало клониться к закату. Ужасно хотелось есть, но о пленниках никто не вспоминал и было непонятно чем и когда питаются дикари, которые ни на минуту не останавливаясь, продолжали свой путь. Всё вокруг постепенно тонуло в сумерках и вдруг, неожиданно, раздался отрывистый возглас, который, скорей всего, отдал приказ для ночного привала. Кавалькада шумно остановилась, чёрные люди спрыгивали со своих ужасных тетраподов, снимали подстилки из толстого материала, служившие им сёдлами и звери тут же, направлялись к водопою, чтобы утолить дневную жажду, сопровождая процесс, жадным фырканьем. Потом им насыпали корма из мешков, находящихся в телеги, чтобы" лошади", с громким чавканьем, утолили свой голод. Пленники, оставаясь голодными, наблюдали как насыщаются и отдыхают эти огромные и по всему недалёкие по своему умственному развитию дикари. Что они ели и пили было непонятно, но разведённый костёр, неизвестно как добытый и запас жаренного мяса, говорил о том, что пищу всё же они употребляют в приготовленном виде. Воины что-то бурно обсуждали, выкрикивая обрывки мычащих и каркающих «слов» и даже смеялись, издавая при этом звук похожий на хрип подавившегося человека вперемешку с криком ворона. Такую неприятную картину, пришлось наблюдать невольным зрителям и можно только догадываться, что творилось на душе и какие мысли витали у молодых людей из других времён. Их так и не покормили, и вообще, на пленников не обращали никакого внимания, только один из представителей бессердечного племени, проходя мимо, остановился, повернулся к ним и вынув свое устройство самца демонстративно помочился, издавая при этом рычащий смех.

– Мне кажется, что я сплю и это всего лишь нехороший сон – медленно, сквозь зубы сказала Настя и повернувшись к Ивану, ткнулась лбом в его грудь.

Иван положил руку на её волосы и тихо прошептал в маленькое ушко: – Посмотри, по-моему, там Бобби – он указал взглядом туда, где проходила граница речного берега и растительности. Настя смотрела в сумеречную даль и только спустя несколько минут, заметила, сначала, лёгкое шевеление кустов, а затем, уже ближе к ним, из травы выглянула плоская голова собаки.

– Да, он – грустно подтвердила Анастасия: – Только нам от этого не легче.

А пир разгулявшихся воинов растянулся до глубокой ночи и создавалось твёрдое убеждение, что дикари, с каждым часом становятся всё более веселыми, беззаботными и агрессивно-развязанными. Понятно было, что здесь не обошлось без алкоголя, любо других пьянящих средств и спустя примерно пары часов, после того как на небе появились звёзды, всё чёрные мужчины спали, упав в песок возле затухающего костра. По всей видимости уверенные в том, что клетку сломать невозможно и никто не посмеет потревожить их сон, дикари не удосужились выставить караул или, на худой конец, хотя бы одного, трезвого охранника. Спали, конечно же, и животные, громко порыкивая во сне, создавая, совместно с храпом воинов, довольно «мелодичную» какофонию, от которой становилось холодно и пусто на душе. Бодрствовали только, они, четыре пленника. Вода закончилась, а тупая боль голодного желудка и заглушающие шелест реки, раскаты всевозможного храпа не давали даже вздремнуть. Иван, как единственный мужчина, пользуясь таким благосклонным моментом для побега, принялся шатать и пинать крепкую клетку. Несмотря, на то, что прутья были сделаны из дерева, они обладали такой крепостью, что, наверное, мало чем уступали металлу. Гладков безуспешно пытался раздвинуть толстые пруты, помогая ногой, искал в местах креплений трещину, недобросовестно завязанный узел или потёртую верёвку, которые являлись основным скрепляющими средством, но всё было сделано прочно, и без изъяна. Узлы, завязанные с приложением, чудовищной силы, были словно монолитным, единым целым и никаким усилиям не поддавались. Его ремень, вместе с охотничьим ножом оказался в руках варваров, а топорик, как и всё пожитки бесхозно остался лежать на месте их последнего привала. Потом они, уже вчетвером, вновь попытались раздвинуть палки, переходя от одной пары к другой, но они лишь слегка шевелились, но не сдвинулись даже на сантиметр. Женщины быстро устали, а Иван, уже один, вложив всю свою ненависть и пытаясь просунуть ногу в дырку, вдруг услышал, тихое, очень знакомое похрюкивание. На него с виноватым сожалением, смотрели большие глаза Бобби и в них отражались отблески углей затухающего костра. Гладков приложил палец к губам, осмотрел, на всякий случай, крепко спящее войско и указал рукой на нижнюю часть сооружения, где палка была прикручена к основанию клетки. Иван тихо шептал ему, о том, что нужно попробовать перегрызть верёвки, но Бобби продолжал жалобно похрюкивать и вилять коротким, смешным хвостиком, наклоняя голову, точно так же как это делает, пытаясь понять человека, привычная нам собака. Гладков пришлось встать на колени и наглядно показать Бобби, требуемые от него действия. Этого оказалось достаточно, чтобы пёс, наконец, сообразил и спустя пару секунд его пасть яростно грызла крепкий узел. Пленники, напряжённо наблюдая, ласковым шёпотом подбадривали, их возможного спасителя, на разных языках, а Иван, схватившись руками за прут, пытался вырвать его из верёвки. Фортуна была на их стороне, поскольку воины продолжали крепко спать, издавая при этом дикие звуки счастливого храпа. Никто из них не встал по нужде или просто так, потеряв нить сна, и примерно, минут через пятнадцать, пруток выскочил из верёвки. Первая радость быстро угасла, потому что в появившееся пространство пролезла только девочка и даже худенькая Настя, как не старалась, не смогла выбраться и застряв между палками, которые сдавливали ей грудь, старалась теперь сдвинуться в любую сторону. Не теряя временем Бобби, уже грыз крепление следующего прута, а с его дёсен, в сырой песок капала алая кровь. Настя задыхалась, Иван пытался ей помочь, девочка нетерпеливо подпрыгивала позади собаки, которая, не чувствуя боли отчаянно вгрызалась в верёвку, лишь только женщина хладнокровно наблюдала миндалевидными глазами за происходящим и её бледные губы, словно читая молитву, еле заметно шевелились. Еще минута, две, три, палка выскочила и вот они уже быстро бегут, не оглядываясь, до самого рассвета, изредка, переходя на шаг, чтобы отдышаться, скрываясь в спасительных зарослях.

Первые лучи солнца осветили стан чёрных воинов. Кто-то уже встал и сидя оглядывался, вспоминая, по всей видимости, вчерашнее веселье. Часть жутковатых «лошадок» стояла в реке, по колено в воде, остальные либо ещё лежали, либо бесцельно, бродили вокруг лагеря, периодически рыча друг на друга, бросая при этом свирепые взгляды красных глазок. Понемногу дикари приходили в себя, шатаясь шли к реке, потом вновь разводили огонь, чтобы согреть воду и сделать плотную трапезу, так как максимально насытившись с утра, воины, до самого вечера, уже не будут отвлекаться на еду. Совершенно случайно, один из дикарей, бросил ещё затуманенный взгляд туда, где поодаль, ближе к воде, стояли две телеги и только сейчас, они увидели, что купольная клетка пуста. Воины возбуждённо зашумели, махая при этом длинными руками, бросились осматривать ближайшие заросли, нашли следы на песке и четверо всадников, прихватив с собой верёвки для пут, не мешкая бросились в погоню.

Беглецы продолжали путь и уверенные в том, что их непременно будут искать, двигаться старались как можно быстрее. Они забыли про голод и накопленную усталость, только Иван, изредка, бегал к реке, чтобы наполнить сосуд с водой. Он хотел добраться до места их последнего с Настей ночлега, а женщина и девочка жестами объясняла, что идти им ещё три дня и три ночи. Периодически они останавливались, осторожно выходили на берег и вглядывались в его даль, ожидая увидеть погоню. Всадников заметил Гладков, уже ближе к вечеру, когда, в очередной раз набирал в сосуд воду. Точнее, непонятные, далекие силуэты, которые и оказались их преследователями. Иван, пригибаясь к земле, добежал до кустов и не теряя времени, беглецы, поменяли направление, чтобы направиться в глубь суши, туда, где их укроют лесные деревья. Опережая темноту, они нашли место ночлега в углублении, под старым деревом, покрытым, как периной опавшими листьями и всевозможным лесным мусором. Оставив женщин в относительной безопасности, Иван сказал Бобби охранять дам, а сам вернулся к берегу и спрятавшись за густым кустарником, принялся наблюдать. Берег был виден только в определённом ракурсе, но, чтобы осмотреть всю береговую косу, нужно было подойти к воде, а значит дать себя заметить, поэтому Гладков решил ждать, по крайней мере до заката. Прошло, примерно, пару часов, как вдалеке послышалось фырканье верховых и через некоторое время по берегу, в обратном направлении, проехало четверо всадников. Иван облегчённо выдохнул, дождался, когда всадники удаляться, вышел на сумеречный берег, убеждаясь в том, горе-преследователи превратились в еле заметные точки. Затем он почувствовал дикий голод и быстро направился в лес, надеясь не заплутать в наступившей полутьме.

Когда женщины остались одни, они пробовали общаться, понять друг друга, преодолеть барьер непонимания, но он был крепче каменной стены, за которой находилась совершенно другая цивилизация будущего. Настя узнала имена новых знакомых, но, чтобы их произнести, нужно было, наверное, завязать свой язык «бантиком». После всех неудачных попыток, она решила называть женщину – Джия, а девочку – Гелла, что, хоть и отдалённо, на наш язык, но всё же напоминало их настоящие имена. Как, она и предполагала, Джия являлась матерью Геллы. Они же, в свою очередь, после таких же провальных экспериментов выговорить Настино имя, назвали её, как и Ивана на свой, заковыристый лад. Наступила ночь, становилось зябко и голодное тело, не согретое пищей, дрожало в мелком ознобе. Яркие звёзды и голубая луна, уже почти полная, казалось, не только освещали бледные лица, а в отличие от солнца, несли на землю холод. Чтобы стало хоть немного теплей, они сели рядом, положив руки на собаку, которую расположили в центре. Спать никто и не думал, не смотря на прошлую бессонную ночь, настойчиво терзал голод, а ко всему прочему Настя переживала за Ивана. Только сейчас она всерьёз задумалась, о том, что это не сон, не игра и всего лишь несколько дней назад, она была обычной девушкой, самого стандартного русского городка, а сейчас она в другой эпохе и смотрит на необыкновенных, непривычных для нас, существ этого времени, и как не поверить в эту фантастику. Полёт её мыслей прервал, выплывший из темноты, Гладков.

– Фу – выдохнул Иван: – Думал, что всё, заблудился. В общем, путь свободен, девчонки, погоня вернулась обратно – он сказал это таким тоном, словно они направлялись в увеселительное путешествие, не было промозглой ночи, голода и полной неизвестности.

– Утром мы дойдём до наших сухарей и… – Гладков задумался.

– И, что, дальше? – спросила Настя.

– Не знаю – бодро ответил Гладков: – Что-нибудь придумаем, обязательно! Он присел рядом, погладил Бобби, который, довольно хрюкал и улыбнувшись посмотрел на Джию и Гелу. Они ничего не понимали и понадобилось не меньше часа, чтобы всё объяснить. Озарённые луной бывшие пленники, отгоняя голодные мысли, общались до самого рассвета. Это было нелегко, но всё же Иван и Настя что-то узнали о жизни в этом времени из объяснений женщины и девочки. Если перевести на наш язык, дополнить и додумать, то стало, пусть и приблизительно, понятно, что ещё неразвитая цивилизация, по крайней мере в этой местности, делилась на два лагеря разумных существ. Несколько известных Джии больших поселений за высокими стенами с её соплеменниками и огромные станы, более низших по своему развитию, очень воинственных и охочих до чужого добра, чёрных людей. Между населёнными пунктами белых людей (назовём их так) расстояние было довольно приличным для верхового транспорта и очень опасным. Чёрные воины, конечно же, делали попытки нападения на крепости, и даже несколько раз им удавалось захватить то или иное поселение, но в основном они промышляли тем, что грабили торговые караваны, убивая, при этом мужчин, а только белых женщин и девочек угоняли в рабство. Мальчиков, они, в плен не брали по одной простой причине – они, если не умрут раньше, вырастут, а с мужчинами, известно, намного проблематичной, нежели с невольницами. Они могут устраивать бунты, побеги, их тяжелее запугать, и, следовательно, необходима усиленная охрана рабов, а ленивым дикарям такие хлопоты были не к чему. Пленных и раненых, во время боёв, чёрные воины тоже не оставляли в живых, предпочитая растравиться с ними на месте. Так случилось и с Джией. Три, четыре раза в год, Джия с дочерью, отправлялись в крепость, где жили престарелые родители, две старшие сестры со своими семьями и младший брат. Она скучала и по друзьям детства, знакомым, что, впрочем, и были остальными жителями её родного городка. Там, где она выросла, ей был известен каждый уголок, а всех людей она знала в лицо. Всякий раз, совершая поездку, Джия боялась за себя и дочь, но тяга была сильней и уже больше десяти лет, они, ездили к родным и всё было спокойно, всегда, кроме этого, злосчастного дня. Обоз, на одной из телег, которого они отправились, был довольно большим и очень богатым. Помимо торговых людей, с их продукцией, глава крепости отправил подарки и небольшую делегацию, предоставив при этом многочисленную охрану. По ужасному стечению обстоятельств, в этот раз, чёрных воинов было слишком много, больше сотни, что, бывало, очень и очень редко. Видимо, истосковавшиеся по бодрящим дикую кровь налётам и, конечно же, из-за своей исторической лени, доев последние запасы провианта, один из станов вышел на охоту в большом количестве. В этот раз, они, поменяв тактику, поступили необычно, поджидая обречённый обоз, в густых зарослях. Дикари, пешими, выскочили из укрытия и скоро расправившись с охраной принялись к своему любимому занятию, грабежу и убийству оставшихся мужчин. К большому разочарованию чёрных воинов, женщин оказалось всего двое, Джия и её дочь Гелла. Их посадили в клетку и нагрузив часть отвоеванных трофеев в ещё одну телегу, отправили несколько своих товарищей домой. В эти секунды Джия не думала о себе, она страшно переживала за дочь, а ещё представила в каком отчаянии, узнав новость о них, будет находится её муж, ведь рабство – это, скорей всего, на всю оставшуюся жизнь. Сейчас, он, находился в одном из дозоров, не подозревая, что усиленно охраняемый караван уничтожен, а его жена и дочь находятся в плену.

Когда-то она страстно полюбила раненого молодого парня, которого приютили в их доме (будем называть его «Курт», опять-таки, сугубо на наш манер произношения).

Тогда, он, участвуя в одном из добровольных, охранных отрядов, курсирующих между крепостями, вместе со своими товарищами, принял трудный бой, недалеко от крепости, где проживала семья Джии. В той кровавой стычке они победили, сумев отбить, попавший в беду караван. Чёрный враг, осознавая перевес, белого противника в итоге бежал, бросив всё то, зачем приходил, попытавшись всё же перед этим защитить захваченное, теперь уже «своё», по их убеждению, добро. Страшная раны на ноге и плече, плюс окровавленное лицо, всё это вызывало погибельную картину. Когда раненых уводили и уносили по домам, они с сестрой сами стянули с телеги Курта, который находился в бессознательном состоянии, положили на толстую шкуру и с огромным трудом, не прося посторонней помощи, уволокли несчастного в свой дом. Всю неделю, они с помощью их добросердечной матери, возвращали юношу к жизни. Медицина в их мире заключалась только из различных сборов и настоев, прикладывание к ране живительных листов различной травы и периодической смене повязок, а в остальном организм должен был сам справиться с болезнью. Курт бредил, не приходя в себя, а покрывшийся струпом длинный порез на лице, от гримас боли, вновь рвался и выпускал кровь. Этот огромный, рваный шрам, проходивший от начала виска до подбородка, навсегда остался с ним, напоминая ему об опасном и жестоком враге. Молодой организм победил и он, несмотря на большую потерю крови, выжил, а когда, наконец, очнулся, то долго не мог вспомнить, что с ним произошло. Присевшая рядом прекрасная девушка, нежным голосом говорила с ним, промачивая свежие шрамы, чудодейственным настоем из трав. Целых три месяца Курт провёл в отчем доме Джии, пока полностью не окреп. Их любовь была молниеносной и, на радость, обоих, совершенно обоюдной. Еще через неделю он увёз молодую женю в свою крепость.

Путешествия, белых людей, в другие города были не редкостью. Торговля, обмен продукцией, родственные связи, встречи главенствующих персон и всё это делало дороги довольно многолюдными. Почти всех, кто находился на дорогах старались охранять, но всё же бывали случаи, когда дозоры не замечали врага или боевое подразделение, не поспевало вовремя. Иногда враг нападал сразу в нескольких местах или слишком большим количеством, что приводило к жестокой расправе, грабежу и рабству. Судьба, захваченных в плен женщин и девочек, судя по рассказам освобождённых, коих было совсем немного, была ужасна. Полуголодные, превозмогая усталость, они терпели ежедневные унижения и нередкие побои от бездушных повелителей. Многие пленницы выполняли работу, которая, казалось, была под силу только крепким мужчинам, а девочки, даже совсем маленькие, готовили, стирали и всячески прислуживали своим омерзительным господам. В той среде, где родились и выросли теперешние рабыни, весь физический труд был возложен на мужскую часть, их более развитого, общества, а женщины занимались, тем, что, собственно, и должна делать слабая половина. Здесь же в первобытных станах, привыкшие к другой жизни, невольницы, зачастую умирали, не прожив в этих невыносимых условиях и одного года, поэтому, дикарям постоянно требовалось пополнение, как в лице новых рабынь, так и продовольствие, одежды и оружия. Сами они, в силу своего разума и устоявшихся столетиями привычек, умели только воевать, грабить, убивать и безостановочно плодиться. Конечно, что-то чёрные воины и делали сами, ведь в каждом, пусть даже в таком сообществе, есть свои умельцы и мастера. Например, изготовление огромных стрел и дубин, справиться с которыми могли только они, также возведение быстросъёмных шатров, выделывание и сшивание для них толстых шкур и прочих мелочей. Но основная масса этих мужчин, в свободное от грабительского промысла время, упражнялись в откровенном безделье. Представительницы слабого пола, воспитанием детей своих практически не занимались, лишь только неохотно готовили пищу и кое-как обслуживали своих мужчин, поскольку рабынь на всех не хватало. В связи с этим, женская половина дикарей, ежедневно подбивала своих мужчин на новые набеги, которые принесут им, наконец, невольниц, а значит облегчение в хозяйственных делах, сладкое чувство господства и зависть соплеменниц.

Когда, чаша терпения в который раз была переполнена, белые люди, не единожды, собирали силы со всех близлежащих городов, чтобы разбить ненавистного врага. Это решалось советом глав поселений и не имея единого правителя, зачастую стороны разделялись на два лагеря. Понятно, что одни жаждая мести рвались в бой, другие же, вспоминая все прошлые неудачи, предлагали усилить охранные отряды и оставить всё как есть. Все они были по-своему правы. С одной стороны, после кратковременной войны, дикий враг, пусть и ненадолго, но затихал, зализывая, как говорится, раны, чтобы потом вновь взяться за свою привычную деятельность. С другой, это приводило к огромным потерям, белых мужчин, но по большому счёту, практически, ничего не меняло касательно разбойных промыслов врага, зато вело за собой неизгладимый след в виде несчастных вдов и сирот. Все понимали, что единственный метод – это полное уничтожение врага, но это являлось невыполнимым желанием и всегда оставалось только мечтой. Чёрные воины были невероятно сильны и отчаянны в бою, соблюдая в такие моменты дисциплину, беспрекословно подчиняясь своему вождю стана и его помощникам, которые вели в бой разбитое на несколько отрядов дикое племя. Пусть между станами чёрных людей периодически и возникали стычки, но это была лишь пыль, по сравнению с тем, как они защищали, нередко переходя в контрнаступление, свои варварские интересы. В сложных ситуациях, всего за одну ночь, они, даже не являясь кочевым народом, могли переместить стан в другое место, чтобы запутать противника или стать рядом с другим поселением своих собратьев. Когда было необходимо они становились хитрыми и ожесточёнными и забыв про распри между кланами дружно отбивали все атаки армии белых людей и почти всегда наносили мощный, ответный удар. Ещё не так давно пало две из ближайших крепостей, за которыми находилось многолюдное население. Следом они захватили ещё одно поселение, прежде чем их удалось остановить, но непоправимые последствия помнили до сих пор. Женщины им девочки, толком не успевшие покинуть первый город были все уведены в рабство, за исключением престарелых жителей и мальчиков, которых, без сожаления и раздумий, мгновенно убили. Жители, второпях, покидавшие вторую крепость успели только похватать детей и помогая старикам, стремились избежать участи соседнего поселения. Только чудом, практически всё, успели скрыться за стенами третьего городка и уже готовились покинуть и это убежище, как прибывшие с обозом раненые мужчины, сообщили, что враг задержан и направился в обратном направлении, разграбив, при этом, до основания, две крепости. Уходя, они, уничтожили всё, что смогли уничтожить и превратили в пепел то, что поддалось власти огня. После этого целых два месяца было тихо, что позволило белым людям совместными силами положить начало восстановлению опустошённых городов. С тех пор, несмотря на воинственный настрой некоторых лидеров крепостей, белые люди не начинали таких масштабных войн, предпочитая охранять дорогу и отбиваться от малочисленных отрядов дикарей. Так повелось с незапамятных времён. Чёрные племена так же не стремились полностью уничтожить белых людей, а напротив, им, было на руку развитие и процветание этого общества. Они, словно, хищники, могли существовать только при наличие кормовой базы и даже обходили стороной, чтобы не спугнуть тружеников с полей вблизи крепостных стен, где белые люди выращивали культурные растения. Дикари, несомненно, были уверены, что часть этих самых овощей, злаков и готового хлеба они заберут себе, ограбив очередной обоз с урожаем, а значит, как всегда, будут сыты, иметь под рукой рабскую силу и счастливо продолжать заниматься ничегонеделанием.

Всю эту информацию, конечно же, при таком языковом барьере, Джия с Гелой не смогли бы поведать чужестранцам всего лишь за одну короткую ночь. Со временем, познакомившись с их соплеменниками и необычным укладом жизни, научившись более или менее понимать друг друга, наши герои узнают все подробности, описанные ранее. А сейчас, когда забрезжил прохладный рассвет, они двинулись в путь. Так же, как и прежде, беглецы, держались берега реки, оставаясь, под защитой от вражеского глаза, в густых зарослях. Испытывая нарастающий голод, шли быстро, не останавливаясь на привалы, надеясь, что брошенные Иваном и Настей вещи не разграблены, а в целости и сохранности ждут возвращения своих хозяев. Изредка, не прекращая движения, Гладков выбегал на берег, стремительно оглядывался, и наполнив сосуд, догонял женщин. До места они добрались ещё засветло. На полянке, где заканчивалась песчаная коса, на оставленных пожитках сидело несколько чёрных птиц. Похожие на нашего ворона, они мгновенно взлетели, возмущенно издавая хриплые крики, заметив бегущую к ним, с громким хрюканьем, голодную собаку. Было хорошо видно, что птицы пытались разворошить рюкзаки и сумки, но все, кроме Настиной авоськи-корзинки, где находилась кухонная мелочёвка, остались неповреждёнными. Первым делом, несмотря на дикие позывы голодного желудка, они, перенесли все вещи подальше от берега, за густые кусты и Ваня, наспех разжёг огонь, чтобы сготовить такого желанного и пахучего супа из сухпакетов. Он достал всем по питательной галете, чтобы голодные желудки начали работать и неэкономно высыпал в кипящий котелок сразу пять пакетов. Вместо супчика получилась густая каша и это был, как показалось тогда, божественный деликатес. Гладков сходил на берег, где так глупо они попались в лапы дикарям и с удивлением обнаружил в песке шокер, а чуть поодаль и лампу-фонарь. Он осмотрелся, немного постоял, наблюдая за красивейшим закатом, а когда вернулся, то обнаружил что все, включая уставшую собаку, сладко спят, положив под головы всё что нашли и накрывшись тем, что было. Иван присел рядом с Настей на подол пуховика, посмотрел на спокойное лицо девушки, с болью в сердце осознавая, что обрёк ее на страдания и поцеловал в прохладную щёку. Несмотря на прошлые бессонные ночи он не хотел спать, и задумавшись о чуждом для них народе, принялся воссоздавать картину их жизни. Знал он тогда, ещё немного, лишь то, что сумел понять из объяснений Джии, но понял одно-ничего среди живущих на планете не меняется, даже если планета уже заселена совершенно другими разумными существами. В какой стадии социальной эволюции не находилось бы общество, первобытной, средневековой или цивилизованной, всегда будут идти рядом порок и добродетель, и параллельные эти никогда не пересекутся.