Ненормальные стихи

Круг замкнулся в юдоли земной.

Глупость, спесь и враньё,

как в болотах гнильё,

стали верой и жизни ценой.

Во дворцах, в конурáх,

сквозь измены и страх

вам влачить жалкий жребий во зле.

А на лунных горах

на пушистых коврах

мы воскурим свои наргиле.

Мы не ангелы, мы вне божественной власти,

пусть как все мы в болоте земном рождены.

Чужды низости, чаяньям мелким и страсти

Мы почти и не люди. Мы дети Луны.

Здесь, под сенью ночной,

где ни холод, ни зной,

лишь объятья блаженного сна,

пусть мы тьме преданы́,

но лишь дети Луны

в вечном кайфе без края и дна.

Жажда-голод не тут,

боль и страх не гнетут,

Демон гибели замкнут в кольцо.

Шрамов нет и морщин,

для стыда нет причин

если небо скрывает лицо.

Мы не ангелы, нами утеряны крылья.

Но над миром в морщинах и вечно седым

мы лишь дети Луны, чьи мечты стали былью

воплотившись во всеисцеляющий дым.

Сущий недоглядел,

но достигнут предел

в человечьей измене добру

Будет пламя и лёд

и на Землю падёт

Небо, тем завершая игру.

Царь и раб, стар и мал,

нам никто не внимал,

В сердце зло, на глазах пелена.

Потому мы ушли

из пределов Земли.

Нам приют даровала Луна.

Мы не ангелы, только свободны как птицы.

И в виденьях своих же мы растворены.

В небесах бесконечных дано воплотиться

нам, бессмертие принявшим детям Луны.

Лунный клоун

“Tis some visitor entreating entrance at my chamber door-

Some late visitor entreating entrance at my chamber door; -

This it is and nothing more.”

«Это гость лишь запоздалый у порога моего,

Гость какой-то запоздалый у порога моего,

Гость-и больше ничего»

Эдгар По. Ворон Перевод М. Зенкевича, 2002.

Из мерцанья мути ртутной, из приютов неуютных,

словно дух, не упокоен в черный час кончины дня,

из оконных дыр-промоин возникает лунный клоун

отражений липкий воин, блик лампадного огня.

Этот глупый, вздорный клоун беспардонен, беспокоен,

нагло мнит, что он достоин восхищенья моего.

В упоеньи самомненья он коверкает движенья,

размножая в отраженьях неживое божество.

Он лопочет и хохочет, от меня чего-то хочет,

роет землю, словно кочет, то рыдая, то браня…

Кто ты, клоун, шут безумный? Что в зрачках твоих латунных?

Но витрины в бликах лунных отражают лишь меня.

И в рассветный грай вороний я бреду бульваром сонным,

Где за гранью дыр оконных зарождается возня.

Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным.

Уползают с тихим стоном тени прочь при свете дня.

Вот такая вот фигня.

Страна Чудес зовет болванщиков

Болва́нщик (англ. Hatter, буквально Шляпник) – персонаж из «Приключений Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла; такое имя носит в популярном в СССР переводе Н. Демуровой.

Если мир вокруг качает,

резь в глазах и в горле ком

приходи и выпей чаю,

непременно с молоком.

И раскроется кулиса,

и погаснет в зале свет

Скажет девочка Алиса

–Чистых чашек больше нет!

И уйдет по сказке дальше

дверь захлопнув невзначай.

Ты поймёшь, что ты Болванщик,

и терпеть не можешь чай.

И, отбросив прочь опаску,

дерзновенный мушкетёр,

ты нырнешь с разбегу в сказку,

как в колодец трех сестер.

Велики, малы ли двери,

просочишься и пройдешь.

Победишь любого зверя,

разберешь любой картеж.

Что нормально для мужчины,

из одних амбиций лишь,

высочайшие вершины,

насмехаясь, покоришь.

Как герой по биссектрисе

с Джомолунгмы съедешь вниз…

Но на барышне Алисе,

умоляю, не женись!

Для Алисы, милый мальчик,

даже сотню лет спустя,

так и будешь ты Болванщик.

Полоумное дитя.

Нарисуй мне барашка, пожалуйста!

Мир сложнее хромосом

и раскручен колесом.

Слов свинец в нем давит Землю

и взлетает невесом.

Кто свободен в нем, – чужой.

Кровь с клинка стекает ржой.

Он себя приносит в жертву,

заплатив за кровь душой.

По текучей по воде

бродят призраки в Нигде

и затертый образ бога,

был присыпан в борозде.

Но весною тает лёд,

солнце рыжее встаёт.

То, что было – проходило.

Завтра – новому черёд.

Непонятный, непонятный, непонятный мир

Мир безжалостен снаружи

как наждачный жесткий круг.

Совесть трет, привычки рушит,

пашет душу словно плуг.

Чтобы ты притерся к прочим,