Тариф 1822 года, или Поощрение развития промышленности в отношении к благосостоянию государств и особенно России

И за то какой ряд чудес открывается пред любопытным взором. Земля оковывается железными колеями; удобство и быстрота сухопутных сообщений не стеснены своенравиями почвы, или изменчивостью непогод. Новым замыслом человек вторично покоряет себе непостоянную и бурную стихию. Освободившись от самовластия ветров, он руководствуется действием, зависящим от собственной воли, мирит две враждебные стихии, или сие же самое действие обращает на сухопутные суда, которые катятся без лошадей, по движению, так сказать, одной мысли. Всеобъемлющее слово таинственного языка скоропостижно передается, и один край Европы молча окликается с другим в часы решительных событий и великих ожиданий. Мало того, что всевластною волею человека поверхность земли исчерчена во всех направлениях, естественных и противоестественных, там, где встречается преграда его стремительному шествию, он врывается в самые недра земли и уготовляет беспрепятственную дорогу запасам своих трудов и предприятиям своей торговли. Дайте срок, дайте капиталов – и потянутся торговые обозы под сводом рек, заслоняющим человеку свод небес с солнцем своим, уже ему ненужным. Быстрота сообщений между отдаленными краями, между одною гемисферою и другою пополняет важное изобретение письменного искусства. Благодаря ему, мы сочувствуем с столетиями, давно павшими в бездну ничтожества, и захватываем мыслью века, еще таящиеся в лоне грядущего. Сим новым изобретением обязаны мы за сближение разноплеменных жителей пространного мира. Промышленность, торговля и современные открытия соединили разбросанные. члены Божьего семейства, которые без них остались бы навсегда чужды друг другу.

Но кроме сих геркулесовских подвигов, сих чудес человеческой предприимчивости, изумляющих нас обилием и объемом последствий своих, сколько еще частных, ежедневных, повсеместных благодеяний, утешающих испытующий взор наблюдателя в ограниченном круге полезного движения. Давно ли гражданская деятельность сосредоточивалась в одних городах, требуя значительных поощрений, стечения благоприятных пособий и многолюдства? Ныне она не укрывается за твердынею городских стен, а разливается по пустыням, по деревням и требует одного законного охранения, одной свободы действия. Там, где деятельный ум промышленника находит на пути своем речку, лес, руду каменного угля, несколько рук, неоплаченных за труд свой щедростью почвы, там и открывается поприще для его полезных подвигов. Промышленность водружает свое благовещающее знамя: под сению его разгарается светильник полезных сведений, образуется общежитие, возникает просвещение, развиваются умственные силы человека и указывается ям цель, достойная их испытаний и стремления. В сем отношении действует она и на самую нравственность общества, признавшего власть её. Напрасны лжеумствования тех, которые порочат промышленность за направление ума человеческого в цели исключительно вещественной, почитая направление сие уважением возвышенного назначения его. Из того, что промышленность имеет всегда готовые возмездия для трудов, в пользу её понесенных, что она не требует от ревнителей самоотвержения бескорыстного, еще не следует, чтобы она была делом одного личного расчета.

Промышленность есть наука преимущественно общественная и человеколюбивая. В ней частная польза есть неотдельное звено пользы общей, рычаг, которым можно действовать на благосостояние народное. Обхватывая всеобъемлющим влиянием своим все ступени общества и непосредственно нижайшие, она, по мере сил своих, возвышает человека, улучшая положение его. Труд есть заветное условие физической и нравственной природы нашей. Владея средством добывать изученным трудом пропитание свое и обеспечивать нужды семейства, человек исполняет предназначение свое и может пользоваться благом жизни. В таком положении он будет в миролюбивом сочувствии с порядком, его окружающим, с законами, ему предписанными. В бедности, в неподвижности, в немощи физической и умственной праздности он не борется с жизнью, а подавлен ею, он не доволен, ропщет, и от ропота готов, при первом случае, перейти в насильству. Нужды и скорби – ненадежные поруки к нравственности. Человеку, в силу законов возвышенной природы его, не довольно, когда ему хорошо: он еще беспрерывно ищет лучшего. В сем непостоянстве хранится за юг и земного усовершенствования его, и бессмертия души. Повинуется ли он благоразумию? Он в стремлении в лучшему не жертвует хорошим, которое уже его, но и не отвергает надежды, ибо умственная природа его есть возрастающая. Промысел одарил и некоторых животных творческою деятельностью, перед которою наша смиряется в изумлении; но деятельность сия не имеет развития и приращения. Поглощенная настоящим, она не носит в себе залога грядущего. Как ни изумительны труды строительного и общежительного бобра, пчелы, созидающей свое прочное и красивое здание, но каковы были труды сии в первые дни творения, таковы и ныне, после многих тысячелетий, таковы будут и до окончания веков. В человеке деятельность есть нравственное побуждение, следовательно и благонамеренное направление её должно непосредственно или косвенно обратиться в пользу и самой нравственности. Заключать иначе было бы клеветать на Провидение. Человек хозяин природы и чем лучше устроивает он свое хозяйство, чем более извлекает он пользы из него, тем вернее исполняет он свое земное предназначение.