Термитник. Энтомологический детектив

Глава 4. Вторник. Ночь, изменившая жизнь

Тёма сидел на кухне и, отодвинув пустые тарелки, писал в блокноте. Статья получалась неплохая, и образ бравых защитников порядка вызывал настоящую гордость. Переписав начисто то, что у него получилось, Тёма начал статью о медицинских работниках, как в дверь вдруг забарабанили.

– Открывай, Тёман, – донесся из прихожей голос Стрекози, – открывай быстрее!

Муравей понесся открывать дверь, надеясь, что Калверт притащил пару бутылок нектара. Но, вид пожарного, который вломился в дверь, был совсем не такой, который настраивает на приятный вечер.

– Пошли, поможешь, – громким шепотом, вращая глазищами, сказал он, – я подлетал к дому и в темноте углядел, как кто-то на дороге лежит.

– Алкаш какой-то, – зевнув, сказал Тёма, – чего ты переполошился так.

– А если и алкаш, – негодующе просвистел пожарный, в ярости открывая свои жуткие жвала, – его что, можно вот так бросить на улице помирать? А если дождь ливанет? А если таксист на него наедет сослепу?

– Ладно, ладно, – примирительно произнёс муравей, – пошли, поможем. Вызовем карету неотложки, на худой конец. Ты, прям мать Терезия⁴⁴ какая-то. Спасешь от дождя сначала, а потом башку откусишь.

Друзья спустились по лестнице на улицу и оказались в полной темноте. Тёма во мраке вообще ничего не видел и ориентировался только по светлому пятну приоткрытой двери своей квартиры. Стрекозя, очевидно, что-то различал в кромешном мраке. Он уверено двигался вперед и держал муравья за рукав, что бы тот не навернулся в канаву или яму. Ветер гнал по улице травинки и пыль. Было душно как перед грозой. Очевидно, по небу неслись тучи, так как звезд не было видно. На несколько секунд выглянул между тучами обломок луны. Тут Тёма увидел, что на дороге что-то трепещется под порывами ветра. Они подошли вплотную, и журналист разглядел очертания крыльев бабочки.

– Может мотылек шандарахнулся в чьё-то незакрытое окно? – Предположил он.

По закону, все жильцы Округи после захода солнца были обязаны закрывать ставнями или занавешивать окна плотными портьерами, чтобы ночные жители могли спокойно заниматься своей работой, не теряя ориентации в пространстве. Часто происходили инциденты, когда какая-нибудь пьяная компания забывала затянуть светонепроницаемые шторы и ночные мотыльки врезались в стены домов. Были даже летальные исходы.

Друзья добрались до неподвижного тела, и снова луна на мгновение осветила улицу. Тёма рассмотрел на проезжей части, на животе лежит девушка, одно крыло ее подвернулось, второе трепыхалось на ветру. Руки и ноги были неестественно выгнуты. Товарищи бросились к ней. Стрекозя подхватил тело бабочки на руки, и Тёма громко помянул пауков, увидев, как в лунном свете блеснула на земле кровь.

– Идиоты мы, – проворчал он, – у меня же фонарь в прихожей висит. Она живая?

Стрекозя, промолчав, понес её в сторону их домика, всматриваясь в лицо девушки.

Муравей побежал за ним. Пожарный в два скачка влетел по освещенной лестнице на второй этаж и внес бабочку в Тёмину квартиру. Он сразу положил ее на диван в маленькой гостиной и унесся в ванну. Муравей запер дверь и, войдя в комнату, узнал в пострадавшей новенькую журналистку из его редакции, бабочку по имени Тиза. Её лицо было покрыто кровью пополам с грязью, прическа растрепалась, и из нее торчала солома, блузка разорвана от правого плеча до поясницы и вся спина была мокрой от крови. Глаза бабочки внезапно открылись, и она осмысленно посмотрела на муравья, склонившегося над ней.

– Да где у тебя аптечка-то? – Закричал из ванны Стрекозя, – у тебя вообще есть хоть что-то?

– Аптечка? – Удивленно спросил Тёма, – а зачем мне аптечка?

Он во все глаза таращился на Тизу и не мог пошевелиться.

– Зачем?! – В ярости вскричал пожарный, выскакивая из ванны с мокрым полотенцем в руках, – Пихту тебе в … А вот затем! Вот для такого вот случая у каждого нормального есть в ванне аптечка! На. Оботри ей лицо и шею. Таз у тебя есть? Набери воды горячей в таз. Да чего ты столбом-то встал, кретин! Она не дышит почти уже! Я за аптечкой! Сейчас вернусь!

Тёма побежал на кухню, схватил кастрюльку, и налив в нее воды поставил на плиту. Потом вернулся к бабочке, которая слегка пошевелилась и негромко простонала.

– Надо в больницу везти ее, – сказал Тёма сам себе, – при чем тут аптечка.

– Нельзя в больницу, – простонала Тиза. Испуганные большие глаза закрылись, и он выгнула спину так, будто в ней торчала рукоятка ножа.

– Нельзя в больницу, они найдут меня! – Повторила она, – нельзя. Спрячьте меня, пожалуйста! Помогите мне!

У муравья было ощущение дежавю. Ему показалось, что совсем недавно все это уже происходило. Тёма подсунул одну руку ей под голову и, придерживая другой рукой начал мокрым полотенцем вытирать девушке лицо. Бабочка вдруг стала судорожно выдираться из его рук, открывая и закрывая рот, стараясь вдохнуть воздуха. Глаза ее широко распахнулись, и в них четко проступил ужас перед смертью. Тёма бросил полотенце на пол и крепко сжал ее руки в своих, сам не понимая, что он делает. В комнату вбежал Калверт с большой сумкой в руках. На сумке красной изолентой был налеплен кривой крест.

– Ты чё творишь, – заорал он, – отойди, придурок! Дай ножницы! Тащи таз с водой!

Пожарный стащил Тизу на пол и начал делать ей дыхание рот в рот и массаж сердца⁴⁵.

– Срезай с нее блузку, – командовал он муравью, – смотри, где есть раны. Откуда кровь идет? Возьми большую белую бутылку из сумки, смочи полотенце из нее и промокни раны. Нужно понять, насколько они глубокие и нет ли там инородных предметов.

Тёма содрал с Тизы остатки блузки вместе с маечкой и бросил их в угол комнаты. Сильно пахло кровью. Он увидел на правом плече бабочки рваную глубокую рану из которой сочилась кровь. Пока он копался в сумке и искал в ней большую белую бутылку, а потом пытался открыть ее, пожарник делал бабочке массаж сердца, шепча страшным голосом в такт своим движением: «Систола, дистола, систола, дистола». Наконец раненая судорожно вдохнула сама, снова выгнула спину и застонала.

– Поворачивай ее на бок, – скомандовал Стрекозя, – куда ты ее крутишь, убогий? На левый бок поворачивай! Да хорош пялиться! Полотенце давай. Рана только здесь? Нужно продезинфицировать и зашить. Ищи пакетик с иголкой и ниткой. Желтый он такой, небольшой. Зашивать раны, конечно, не умеешь? Вот ты блин дегенерат! Возьми шприц из упаковки, набери два кубика вот из этой бутылочки и сделай уколы ей в это плечо. Один ниже раны, другой выше. Спиртом протри сначала, телепень.

Муравей, наконец, начал быстро и четко выполнять приказы друга. Он промыл рану на плече, а Калверт мастерски зашил ее, наложив двенадцать аккуратных швов и плотно забинтовал. На лице у Тизы была рассечена бровь, ее просто промыли и залепили пластырем. Сзади на шее оказалась еще одна рана, которую сразу не заметили. Стрекозя сначала опешил, так как зашить ее было невозможно. Рана представляла собой небольшое круглое отверстие, сделанное будто дыроколом. Кровь из нее не шла, хотя блузка на спине была вся залита кровью. Стрекозя наложил перевязку как на колотую рану и туго забинтовал. Руки и ноги бабочки были в царапинах, но не глубоких. Стрекозя заставил Тёму снять с бабочки порванные чулки, промыть ранки прямо из бутылочки, насухо обтереть и смазать йодом. Переломов, на первый взгляд, у пострадавшей не было.

– Надо бы в милицию бежать, – сказал полувопросительно Тёма. Он, не отрываясь, смотрел на выпуклую грудь бабочки, которая резко подымалась и опускалась, в такт ее дыханию, – или Скорую вызвать. Вдруг сотрясения какие, или внутренние повреждения. Давай я от тебя позвоню, а ты около нее посидишь.

– Давай, – ответил Стрекозя вытирая руки полотенцем, – положим ее сначала на диван. Девушка, а девушка, вы меня слышите?

– Ее Тиза зовут, – прошептал Тёма, – она из нашей редакции. Я ее видел пару раз, но фамилию не знаю.

– Тиза, – позвал пожарник, – вы меня слышите? Мы сейчас положим вас на диван и накроем одеялом. Раны у вас не смертельные. Все будет хорошо. Тёма сейчас сбегает и позовет помощь. На вас напали на улице? Кто это был? Вы запомнили лица? Приметы? Сколько их было?

Тиза снова выгнула спину и, широко раскрыв глаза, горячо зашептала:

– Мне нельзя в больницу! Помогите мне, спрячьте меня. Они найдут меня и убьют. В милицию нельзя тоже! Они все в сговоре! Они снова придут за мной и убьют меня! Помогите мне, пожалуйста. Помогите! Спрячьте меня!

– Конечно, конечно, мы поможем, не волнуйтесь так. Вам нужно отдохнуть. Тёмка притащи воды, ей нужно много пить. От кровопотери у нее обезвоживание и бред. Мы оставим вас здесь, не переживайте.

– Мне нельзя в больницу, – снова проговорила Тиза, умоляюще глядя на друзей большущими красивыми глазами.

Тёма приволок стакан с водой, друзья вдвоем помогли бабочке приподняться и дали ей напиться. Тиза сделала несколько конвульсивных глотков, поперхнулась и закашлялась. Товарищи взяли ее на руки и положили на диван. Бабочка закрыла глаза и тяжело дышала.

– Да хорош ты пялиться, – зашипел на друга Стрекозя, – тащи одеяло и рубашку какую-нибудь свою. Только чистую.

– Не пялюсь я, – огрызнулся Тёма, – что я грудей, не видел, что ли. Грудь как грудь, – бормотал он, роясь в шкафу в поисках чистой рубашки, – обычная красивая женская грудь. Что в ней такого? И не пялился я. Так, просто рассматривал.

Калверт накрыл Тизу пледом и подсунул ей под голову подушку, но она снова выгнула спину и Стрекозя подушку убрал. Он озадачено смотрел на девушку, которая неожиданно крепко заснула. Рука ее свесилась с дивана. Он положил руку обратно и накрыл пледом. Тёма принес одеяло со своей кровати и чистую клетчатую рубашку ковбойку.

– Мне кажется, у нее какая-то внутренняя травма, – произнес Стрекозя задумчиво.

– Так что, как думаешь, – спросил муравей шепотом, – идти за помощью? Или пока подождем? Мне не кажется, что она бредит про опасность.

– Рана в принципе, хоть и глубокая, но не критичная, – сказал Стрекозя, – выключи свет верхний, оставь только торшер. Пошли на кухню поговорим. Она сейчас пусть спит. Дверь входную запер?

– Конечно!

Друзья ушли на кухню и начали обсуждать происходящее негромким шепотом.

– Так вот, – продолжил Стрекозя, – она не столько от раны, сколько, по-моему, от страха в шоковом состоянии. Кто-то ее очень сильно напугал. Откуда ты сказал, знаешь ее?

– Видел ее пару раз в редакции, – ответил Тёма, включая кофемашину, – она, кажется, была у нас в отделе по связям с общественностью или в отделе социологических опросов. Не успел я с ней поближе познакомиться. Вчера на нее главный редактор сильно орал. Уж не знаю, в чем она провинилась.

Тёма сварил крепкий кофе, налил две большие кружки и, добавив молока и кленового сиропа из бутылки, отнес на стол. Одну кружку он поставил перед Калвертом и подвинул к нему блюдо с рогаликами. Рогаликам был, наверное, месяц и они окончательно превратились в сухари, отчего стали только вкуснее. Они сделали по паре глотков, и Тёма с хрустом разгрыз один рогалик, рассыпая во все стороны крошки.

– Думаешь, на нее кто-то напал? – Спросил он соседа, – рана на спине. Значит, она либо убегала от преступника, либо на нее накинулись сзади внезапно.

– Мне не нравится та ранка на шее, – сказал Стрекозя, – странная она какая-то. Будто толстым экстрактором ткнули, и часть тканей из тела забрали на пробу. Вот не к ночи, но хочется упомянуть энтомологов…

– Не хочется мне рисковать и обращаться в милицию, – сказал Тёма, – давай дождемся, когда она придет в сознание и все расскажет. Не зря же она так просила. Может там маньяки какие за ней гоняются. Я лучше утром с Таракановым свяжусь и ему расскажу.

– Я завтра выходной, – сказал Стрекозя, – так что могу с ней посидеть, а ты ночью подежуришь. Я сегодня устал как навозник, весь день на крыльях. Так что, я спать иду к себе, а ты, если что, буди меня сразу как обычно, палкой по трубе отопления. Прибегу. Если проснется, дай сначала напиться, помоги надеть рубашку и может, какие домашние брюки у тебя есть, на ней юбка вся в клочья порвана.

– Думаешь, снасильничать кто-то хотел? – Спросил Тёма, – шла вечером домой, а ее кто-то подкараулил у подъезда. Красивая она девчонка.

Стрекозя допил кофе и стукнул кружкой об стол. Он встал, потянулся и, широко раскрыв свои жуткие жвала, громко зевнул.

– Ты хоть о чем-нибудь кроме секса когда-нибудь думаешь вообще? Все, я спать. Зови, если что. И не приставай к ней, извращенец.

Стрекозя, осмотрев Тизу и пощупав ее пульс, ушел к себе. А Тёма налил себе еще кружку кофе и уселся около дивана прямо на пол, всматриваясь в лицо пострадавшей. В розовом свете, падавшем от торшера, лицо Тизы показалось ему таким милым, что он не мог оторвать от него взгляд. Ресницы загибались к самим векам и трепетали в такт ее неровному дыханию. Грудь ее поднималась и опускалась, словно она все еще бежала в темноте, в ужасе оглядываясь назад. Губы полуоткрылись и пересохли. Тёма сходил в ванну, взял чистое полотенце и смочил его под краном. Он присел около бабочки на колени и сначала аккуратно прошелся по ее лбу и щекам, стирая остатки грязи, а потом чистым кончиком смочил ей губы. Губы были полные, темно-красные, как спелые вишни и Тёме жутко захотелось ее поцеловать. Он сдержал дурацкий порыв и снова сел рядом, вслушиваясь в ее дыхание.

Через несколько минут тишины, Тёма потихоньку поднялся и нашел в комнате свой альбом для эскизов. Он сел около торшера на пол и сделал сначала четыре точных наброска с Тизиного лица. Потом два легких наброска всей фигуры, лежащей на диване под пледом. Уловив все тонкости, он начал импровизировать и набросал с десяток рисунков в разных позах. Сидящую в кресле; смеющееся лицо; задумчивая; с чашкой чая в руках за столиком в уличном кафе; лежащую в ванне с пеной; с книгой на диване. Он не торопясь вернулся к первым наброскам лица Тизы и начал доводить один из них штриховкой до совершенства, играя с тенями и светом. Его уверенная рука выделяла мельчайшие подробности лица, а фантазия рисовала в душе страшные картины ночи, которую пережила несчастная девушка. Он вдруг очень ясно осознал, что если бы они не подобрали девушку, то она не дожила до утра. Тёма бросил быстрый взгляд на лежащую на диване красавицу и понял, что у нее открыты глаза. Бабочка смотрела на него, не отрываясь и не моргая. Потом спросила очень тихим голосом:

– Ты рисуешь меня?

Муравей положил альбом на пол и подполз к Тизе на коленях.

– Тебя рисую, – тихо ответил он и поправил сползающий плед, – тебе не холодно? Как ты?

– Все хорошо, – ответила бабочка, – только шея болит. И плечо. И руки. И немного ноги.

Она улыбнулась так, как Тёме еще никто не улыбался. Волна сладкого аромата ударила ему в голову.

– Я принесу тебе воды, – поспешно сказал он, – прости, что я пялился на тебя пока ты спала, но я боялся сам заснуть.

Он сходил на кухню и налил воды в стакан, потом подумал секунду и включил кофемашину. Муравей вернулся в гостиную и увидел, что Тиза уже сидит на диване, стараясь завернуться в плед.

– Вот вода. Ты есть хочешь? Я могу что-нибудь для тебя приготовить. Вот моя рубашка, одень, если сможешь сама. Она чистая. Твоя блузка… Ну, в общем, твоей блузки больше нет. Ты одевайся, а я кофе сделаю. Будешь кофе?

– Спасибо, – сказала Тиза, – я бы сладкого чая с мятой.

– Отлично! У меня есть мята и печенье. Правда, печенье соленое.

Тёма снова побежал на кухню и пока закипал чайник, он достал новую пачку печенья и высыпал ее в вазочку. Потом сварганил себе еще одну большую кружку кофе и заварил несколько сушеных листиков мяты в чайнике. Он взял чашку чая и вазочку с печеньем и понес в гостиную. Тиза сидела на диване, одной левой рукой придерживая концы пледа на груди, а второй пыталась переворачивать страницы в альбоме.

– Придется тебе помочь мне одеться, – сказала девушка, – эта рука совсем не поднимается, а эта забинтована. И голова закружилась очень.

Она кротко улыбнулась и встала, придерживая плед.

– Ты помоги раненую руку всунуть в рукав и застегнуть, а остальные я сама.

Тёма поставил вазочку и чашку на столик и неловко начал подавать рубашку. Тиза повернулась к нему спиной и уронила плед на пол. С трудом подняв кверху крылья, она продела здоровые руки в рукава, а потом, охнув и качнувшись, постаралась попасть второй рукой. Тёме пришлось самому взять ее руку с плотно забинтованным плечом и затолкать в рукав. Муравей тёрся лицом о ее крыло, а пыльца попадала ему прямо на губы. Он слизывал ее и, зажмуриваясь, вдыхал сладкий аромат то ли меда, то ли карамели. Под панцирем у него пробегали мурашки. Тиза морщилась и крепко ухватилась за него. Пока Тёма, путаясь в полумраке, застегивал пуговицы на груди бабочки, Тиза рассматривала муравья с какой-то грустной улыбкой.

– Спасибо, – сказала она, когда все было закончено, – тебя ведь Тёма зовут? Я видела тебя несколько раз в редакции. Мне бы присесть, кружится все.

– Да, я тоже тебя видел, – сказал Тёма, усаживая Тизу и снова накрывая ей плечи пледом, – такой красотки еще не было в наших газетных пенатах.

Тиза взяла чашку чая, а Тёма присел рядом, держа в руках вазочку с печеньем. Бабочка сделала несколько аккуратных маленьких глотков, а муравей не сводил с нее очарованного взгляда. От печенья Тиза отказалась и попросилась снова лечь на диван. Тёма убрал посуду и помог ей накрыться, потом притащил одеяло и накрыл ей ноги.

– Сможешь рассказать, что произошло? – Спросил он, усаживаясь на краешек дивана, – мой друг, сосед с первого этажа, зашил тебе рану на плече, но боится, что есть какие-то внутренние повреждения. Может утром все же отвезти тебя в больницу? У меня там есть знакомые. Кто на тебя напал?

Тиза прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Несколько минут она молчала, и Тёма уже решил, что бабочка снова уснула. Но она внезапно снова распахнула свои длиннющие ресницы и сказала:

– Меня хотели убить. За мою статью, которую я начала писать. Я кое-что узнала и это просто жуткая тайна. Очевидно, что тут замешаны и мэр, и термиты и многие в нашей Округе. Вопрос стоит о тотальной милитаризации нашего общества.

– О чем? – Не понял муравей.

– О создании в Округе боеспособной армии, которая по приказу командования будет убивать других насекомых.

– Отличная должна получиться статья, раз за нее хотят убить. Даже позавидовать можно, – Тёма ухмыльнулся, – мне бы такая тема хоть бы раз в жизни попалась.

– Не смейся, это правда, – не обидевшись, сказала бабочка.

– Не представляю себе, с кем собрался у нас мэр воевать.

– Все идет от руководства, – шепотом сказала Тиза, – мэрия планирует какую-то войну. Я не все узнала.

– Расскажи, лучше, кто тебя старался убить. Может, это не из-за статьи было? Просто уроды какие-нибудь снасильничать хотели? Или грабануть?

– Нет, – устало ответила Тиза, откидываясь головой на подушку и морщась от боли, – они спрашивали меня про материалы для статьи, которые оказались у меня совершенно случайно.

– Ну, раз так, – Тёма почесал себе затылок, – надо думать, как тебя спасать, к кому обращаться за помощью. Прятать тебя или наоборот предавать дело огласке. Общество так просто не дает никого убивать у нас в Округе.

– Сейчас нет сил, – ответила Тиза, – и не хочется рассказывать. Сейчас так тихо и спокойно. Только я и ты рядом. Покажи рисунки. Там только я нарисована?

– Не только. Я туда много кого рисую, когда делать нечего. Такое, правда, редко, бывает, – Тёма вдруг засмущался, – там и другие девушки есть.

Тиза приподнялась, и Тёма подпихнул ей под спину подушку, чтобы было повыше. Бабочка благодарно улыбнулась ему.

– Спасибо, Тёма, – сказала она, – спасибо, что спас меня.

– Ну. Не столько я. Тут скорее моего соседа благодарить надо, – он отвел глаза в сторону, – Стрекозя заметил тебя на улице. Да и зашивал рану он. Я ни паука не умею.

– Все равно, тебе спасибо. Помоги листать страницы. А это кто?

– Тоже ты, – смущённо сказал муравей, – тут ты танцуешь. Это платье у тебя такое, развевается.

– Ничего себе, – восхищенно сказала девушка, – как ты это нарисовал? Я же просто лежала на диване! Ты обалденный художник.

– Ну, не такой чтобы уж очень обалденный. С детства рисую. Учился в художке. Дядя настоял, чтобы я диплом получил.

– А это ты летишь надо мной в костюме супергероя Могучего Пчела из комиксов?

Тёма молча перевернул страницу, окончательно застыдившись.

Они продолжали рассматривать альбом в тусклом свете торшера. Тишину за окном прорезали какие-то безумные вопли пьяной цикады. Слышалось, как по улице шла компашка навеселе. Цикада орал песню, а пара сверчков ему пытались вторить пьяными голосами. Веселая компания прошла мимо дома, что-то загремело по мостовой. Раздался сдавленный вопль и быстрые шаги простучали, удаляясь в сторону центра. Кто-то громко всхлипнул, как после долгого плача. Значит, был уже четвертый час ночи, и бары закрылись, подумал про себя Тёма.

– У тебя есть кто-нибудь? – Внезапно тихим голосом спросила Тиза.

– В смысле девушка? – в голове у муравья все поплыло.

– Да, в смысле девушки, – Тиза улыбнулась и прикрыла глаза ресницами, – встречаешься с кем-нибудь? Я здесь видела рисунок симпатичной такой муравьихи.

– Никого нет. Только друзья. Знакомых много, сестра есть. Это я для нее рисовал. Ну, она попросила меня, так ее нарисовать. Может, хотела, там, ну, соблазнить кого-нибудь. Я не знаю для кого…

– Но получилось очень эротично – такие ножки, туфельки, – хихикнула бабочка, – с натуры рисовал, или по памяти?

– Нет, не с натуры, конечно, – деланно засмеялся Тёма, – Что ты. Пфу. Станет она мне так позировать. С чего бы ей так. По памяти, конечно, рисовал.

Тёма на минуту задумался над своими словами. Тиза громко рассмеялась, но охнула от боли и, не сдержавшись, снова фыркнула от смеха, глядя на озадаченное лицо муравья.

– А постоянной девушки не было? Невесты, например, – сказала, Тиза перелистывая страницу.

– Нет, постоянной, не было никогда. Жениться я как-то не планировал еще.

– У меня как-то тоже никого нет. Я недавно в городе. Даже друзей толком еще не появилось.

– А откуда ты? – Спросил Тёма шепотом, и подвинулся ближе, делая вид, что поправляет плед.

– Ну, – Тиза поежилась под пледом, – откуда? Появилась просто из ниоткуда и все. Надо же жить и работать на новом месте. Вот и приходится как-то устраиваться. Мы, бабочки такие. Сегодня тут, завтра там. Куда хотим, туда летим. Только, чаще всего не знаем, куда хотим.

– А остаться на одном месте не хочется? – Спросил Тёма, сам не зная зачем.

– Сейчас хочется, – сказала Тиза странным голосом, – сейчас очень хочется.

– Почему именно сейчас? – Тёма посмотрел Тизе в глаза и утонул в них. Он склонился над бабочкой и она потянулась ему навстречу. Их губы соприкоснулись, и горячая волна ударила Тёму и прокатилась по всему телу. Он крепко прижался к девушке и несколько мгновений не отдавал себе отчета, кто он, где он и что происходит. Чувство и влечение переполнили его. Тиза вдруг застонала, и Тёма отпрянул в ужасе и смущении.

– Прости, – зашептал он горячо, – Тиза прости, больно сделал? Где болит?

– Ничего, ничего, – прошептала Тиза в ответ, – просто опять спину кольнуло сильно. Ох. Помоги на бок повернуться. Ног что-то не чувствую. Будто как отсидела, затекло всё.

Тёма помог бабочке лечь на бок и подтянуть колени к животу. Он накрыл ее снова пледом, который почти слетел на пол. Некоторое время они сидели молча. Потом муравей собрался с духом и сказал:

– Прости, Тиза. Ты очень красивая. Я как-то не сдержался. Дурак я.

Он с досады стукнул себя кулаком по голове.

– Перестань, ну что ты, – ответила бабочка, – я сама обо все позабыла. Ты очень хороший. И милый. Я же должна тебя как-то вознаградить за все.

Она искоса поглядывала на него снизу и в полумраке ее лицо показалось Тёме сказочно прекрасным.

– То есть, это была награда? – Спросил он.

– Нет, дурачок, – проворковала девушка, – это – только аванс. Ох, Тёма, что-то меня подташнивает. Отведи-ка меня в ванну.

Тёма подскочил как пружина и суетливо старался поддержать бабочку, когда она вставала, потом помог добраться до ванной комнаты и прикрыл за девушкой дверь. Тиза пустила в раковину воду, а он прислонился к стенке. Муравей ударился затылком о стену в отчаянии.

– Вот, идиот, – пробурчал он про себя, – ну что же я за идиот!

Он стоял сначала около двери в ванную комнату, слушая, как льется вода в раковину. Других звуков вычленить он не смог и тихонько поцарапался в дверь. Тиза не ответила. Тёма приложил губы к щели и прошептал:

– Тиза, ты там как? Все нормально?

– Все хорошо, – раздался приглушенный голосок из ванны, – дай мне пару минут, пожалуйста.

– Ладно, ты крикни, если что, – Тёма почувствовал себя совсем плохо и отошел от двери. Он сначала попытался вымыть посуду, но пустив воду в раковину на кухне, вдруг испугался, что напор воды для Тизы ослабнет или она обожжется. Тёма закрыл воду и сел за стол. Потом через пару секунд вскочил и собрал всю грязную посуду в раковину, вытер тряпочкой стол от крошек. Начал подметать пол и тут дверь в ванную открылась и Тиза позвала:

– Тёма, подойди, пожалуйста.

Муравей кинул веник на пол и рванулся к ванне.

– Что случилось? Что нужно?

Тиза приоткрыла дверь и выглядывала в щелочку. Вид у нее был бледный.

– Прости меня, – зашептала Тиза в полуоткрытую дверь, – мне что-то нехорошо совсем. Можно я лягу и посплю.

– Конечно, – ответил Тёма, приблизив свое лицо к ее лицу, в щели между дверью и косяком, – конечно, пошли в спальню. Я помогу.

Тиза не отпускала с той стороны дверь и явно смущаясь, сказала:

– Я тут немного испачкала у тебя. Нет сил убирать. Рука болит сильно, шея…

Её голос совсем перешел на шепот, а глаза стали закрываться. Тёма рванул дверь на себя и подхватил бабочку на руки. Тиза потеряла сознание.