Белый Дом

Было же время, когда тебя мало что заботило, и голова не забивалась даже элементарной дорогой домой. Вся память уходила на поглощение информации касательно моего хобби. Честно говоря, я и сам не до конца понимаю, как вообще пришёл к такому. У меня, наверное, были предпосылки или какие-то ориентиры. Не могу точно выделить момент, когда свернул на эту трапу, но помню, что занимаюсь изучением этого довольно таки давно.

Солнце лениво подходило к зениту, а мы шли тихой и совсем неторопливой походкой к белому дому. Меня до сих пор немного настораживало присутствие какого-либо животного на территории этого места, однако, кампания давала чуть больше уверенности в том, что я выйду оттуда хотя бы частично целым. Они конечно не борцы с собаками или ещё каким-нибудь зверьём, но в обиду не дадут. По крайней мере, Борис.

Где-то с огородов доносились голоса работающих там пожилых и не очень людей. Кто-то хвалил урожай, кто-то наоборот его ругал. Речь текла речкой по нашим ушам и будто бы незримой прохладой пронизала уши. Это было настолько знакомо, что надоедало. Я не очень любил возню с землёй, а уж тем более что-то сажать или выдёргивать. Это страшное и скучное дело, которое раньше сведёт в могилу, чем накормит.

Пыль ласкала нашу обувь, не давая шансов грязи прибрать её к рукам. Небольшие лужи то и дело заставляли нас перепрыгивать и скакать вдоль улицы как сайгаки. Это прибавляло темпа к нашей ходьбе, и мы иногда переходили на шутливые догонялки, в которых не было води или победителя. Мы просто дурачились.

Пару раз встретились знакомые лица, которые лишь кивком приветствовали нас и исчезали за нашими спинами так и не проронив не единого слова. Я снова читал в их глаза слова, который они сотню раз говорили про мои увлечения. Это был бред и безумие, за которое меня давно надо было отвести к специалисту.

Это место – где я живу – и так походило на лечебную палату, где все врачи и лучше знают, что мне нужно делать и о чём думать. А те, кто хоть как-то поддерживал, были такими же психами, как и ты сам. Вместо таблеток тут осуждение и вечные причитания, которые в последствии обязательно перерастают в идиотские насмешки. Будто тебя выставляют на публику на выставке уродов и приглашают народ поглазеть на тебя – отличающегося от остальных. А в итоге выходит, что из-за прутьев клетки на уродов смотришь ты. И Тебе становиться страшно – их много, а ты лишь один.

Борис внезапно остановился и вытянул передо мной свою левую руку, чтобы я сделал тоже самое. Мы оказались на распутье. Если бы мы повернули влево, смогли бы выйти к тем самым озерам Бульнёва, которые славились своим огромным запасом рыбы. Именно сюда ездили отдыхать местные рыбаки. Для них это было райское местечко, где можно было спрятаться от своих проблем и забот. Нас от этого места отрезал старый и ржавый шлагбаум, который судя по состоянию, стоял там с тех самых пор, как это приспособление было придумано человеком. Справа же нас ожидал выход на улицу Матросов, которая шла вплоть до номера 6А и была самой маленькой у нас. Насколько мне было известно, здесь умудрилась полностью заселиться одна семья. Фамилия у них была Рогозиновы и они считались одной из первых семей, который вообще тут поселились. К сожалению, именно у них утонул сын. На этой же улице на углу и расположился заветный Белый дом.

Зайдя за угол его громоздких стен, мы обнаружили, что восточная стена была разобрана до основания и кирпичи из неё волшебным образом пропали. Хотя, человек, который рассказал мне об этом месте мог бы быть причастен к хищению стройматериалов. Ну это как гипотеза того, что он забыл в этом заброшенном здании, ибо, при разговоре я не удосужился разузнать, что он там забыл.

Первое, что мы увидели, были старенькие качели размером с лавочку, где могло поместиться два, а то и три человека. На ней были аккуратные лакированные доски, которые, несмотря на свою заброшенность, сияли как новенькие и только ржавые опоры и цепи выдавали их истинный возраст. Ветер их совсем легонько покачивал и заставлял противно скрипеть. Честно говоря, это наводило небольшую жуть.

Я сделал несколько шагов вперёд и уже стоял спереди умирающего от гнёта пыли механизма, который когда-то захватывал человеческий дух и ныне, скрёб по нему песней рыжих пожирателей. Я оглянулся. Вокруг было очень много территории, которая была обнесена забором и спрятана под надёжной стражей травы, которая была мне почти по пояс. Вова мог элементарно потеряться в силу своего маленького роста.

Дом выглядел немного агрессивным и в тоже время абсолютно мёртвым. Его белая палитра делала его похожим на труп, который уже не первый год потихоньку разлагался, отдаваясь вечности. Даже не подходя к нему вплотную, в окнах, виднелись сотканные пауком узоры, которые пытались соединить разбитые стёкла, которые раз и навсегда были выбиты по неизвестным нам причинам. Ветер ударил легонько в спину, но он явно изменился. Это было чьё-то зловещее дыхание. Дом знал, что мы пришли.

Заходить в него мы сразу не стали, и я предложил пройтись вдоль обширного земельного участка, предварительно попросив Волдыря остаться около входа и смотреть, чтобы никто внезапно к нам не пришёл. Идея оказалось не такой и плохой. Освободив себе путь от зарослей разной степени колючести, мы набрели на небольшую беседку. Точнее на то, что от неё осталось. Крышу с неё будто бы спилили и осталась только лавочка, в виде неполного шестиугольника, у которого словно украли одну из сторон. Далее, мы наткнулись на какие-то сооружения, которые напомнили нам собачьи загоны. Они были очень большие и свободные, будто тут была псарня или хозяин дома очень любил разводить зубастых прихвостней ада. Входа в них не было и каким образом там оказывались собаки было очень сложно представить. Там были решётки и небольшие окошки на высоте почти двух метров. Неужели хозяин дома просто в них вкидывал щенков?

– Метров пятнадцать – двадцать в длину. Ещё и странные помещения, в которые будто отдельно собак выпускали – вдумчиво и осматривая каждый уголок произнёс Борис.

– Складывается ощущение, будто псов тут на кого-то выпускали – указав на круглую форму одной из комнат, в которую заводила парочка маленьких отверстий, через которые явно могли пролезть только собаки, сказал я.