Я уж, кажется, писал Вам, что «живу» больше в Пуб<личной> биб<лиотеке>, чем «дома», и вообще веду затворническую жизнь, так как совсем не расположен ни к какого рода «развлечениям». Отступление от этого образа жизни было сделано всего один раз, когда мне несколько неожиданно для меня самого случилось попасть на один литературный юбилей, где все «веселились довольно», и я не без греха…

2 декабря 1895. Сегодня я рассчитывал было получить от Вас, любезнейший А<лександр> А<лександрович>, ответ на свое письмо, отправленное 29 ноября, но пока не получил, а полученное мною открытое письмо Ваше от 28 (после отправки моего последнего письма), в котором Вы жалуетесь на мою неаккуратность как корреспондента, наводит меня на предположение, что отправленною мною незадолго перед тем письмо с приложением братова письма (с просьбой переслать его в Биляр), Вами не получено, что очень жаль (если только мое предположение верно). Иначе я никак не могу объяснить Вашу жалобу, так как решительно ни одного Вашего письма не оставил без ответа и в общей сумме мною отправлено даже более писем (считая в том числе и открытые), чем получено. Вы знаете, что с своей стороны я никогда письмами не считаюсь и если бываю «в ударе», то рискую скорее надоесть своими письмами, чем получить упрек в неаккуратности. Но в настоящую пору, при настоящем кисло-выжидательном положении и соответствующем настроении, я решительно «не в ударе». «Перо вываливается из рук» мог бы сказать о себе, если бы только самое выражение не заключало в себе несообразности по отношению к моему писанью. И то правда, что и писать-то, в сущности, много не о чем, так как Вам уже известен мой образ жизни «на Невском». Единственное приключение, которое я имел здесь, это мой «кутеж» на одном литературном юбилее, из которого я, впрочем, кроме похмелья, почти ничего не вынес, если только не считать мимолетного лицезрения нескольких из литературных генералов (между прочим Короленко, Мамина-Сибиряка и др.). Быть может, я уж и писал Вам об этом, не помню. Третьего дня впервые заглянул в один из частных театров, главным образом потому, что игралась (в 19 раз в этом театре) «Власть тьмы», в которой, между прочим, имел удовольствие видеть на сцене тульских баб и девок, одетых в настоящие тульские поневы, которые впрочем не могли скрыть поддельности самых баб и девок, уж очень-то петербургские барыни в них сквозили. Зато дедушка Аким был бесподобен, и поддельности его нельзя было заметить при самом инквизиторском рассматривании.