Какое там медленно! Марийка, вцепившись в рулевое колесо, приподнявшись, перегнулась в сторону тугой педали. Трактор прыгнул вперёд, как норовистый конь поднялся на дыбы и со страшным грохотом опустился, звеня гусеницами. Двигатель заглох. Бригадир кубарем покатился на землю.

Ребята молчали. Была бы она сейчас со своим классом, катались бы все со смеху. Один Ляпкин бы чего стоил, хохоча во весь свой щербатый рот!

Миша тут же поднялся, отряхнулся и крикнул школьнице: – Слезай, Ковалёва! Меняемся местами! Сейчас ещё раз покажу, как правильно надо!

Марийка выглянула в оконце, покосилась в сторону лукаво улыбающегося клона Ляпкина, махнула рукой и дерзко выкрикнула: – Не дождётесь!

С легкостью запустила она двигатель, плавно тронулась с места и дребезжа гусеницами покатила по грунтовой дороге, оставляя клубы пыли. На максимальной скорости школьница показала мастер-класс разинувшим рот ребятам, выписывая круги по полю.

– Бросай лихачить, шальная! – кричал бригадир, размахивая руками вниз, преграждая дорогу. Трактор трясся и страшно ревел.

Марийка остановилась. Заглушила двигатель и спрыгнула вниз. Она была уверена, что Миша похвалит свою подопечную. Но бригадир вдруг схватил школьницу за руку, приволок к ребятам и поставил в строй.

– Вот вам пример, как делать не нужно! – грозно отчеканил Миша. – Техника старая, изношенная. Какой толк в том, что я вас обучу, если ездить будет не на чем. Мы ещё школьники, но нам уже доверено помогать людям, совхозу, стране! Доверено потому, что если не мы, то кто, старики, наши матери, малые дети? Доверено потому, что наши трактористы на фронте и, возможно, не вернутся. Вся тяжесть полевых работ на нас! Только так прокормимся, выживем! И не то время, чтобы лихачить!

Марийке было стыдно. Краска заливала её белое личико. Она устремила изумрудный взгляд из-под пушистых ресниц в пол.

Снова подбежал смуглый парнишка к бригадиру, что-то шепнул.

– Ребята! Немцы приблизились к селу! – громко обратился Миша к подросткам. – Спасаем родных! Собирайте самое нужное! Встречаемся в лесу! Где землянки, знаете!

Бригада стала разбегаться. Блондинка с косичками метнулась к Марийке: – Лариска, что стоишь, бежим! – ухватила школьницу за руку, потащив за собой. Марийка подняла глаза на бригадира. Их глаза встретились.

– Пора взрослеть, лихачка! – вдруг произнес Миша, обняв Марийку за плечи. – Поспеши! – Он улыбнулся и пошагал прочь в сторону деревянных построек.

Меньше всего Марийке хотелось сейчас бежать неизвестно куда. Но долг требовал и девочка поспешила за одноклассницей.

Село было совсем недалеко, чуть в горку. Широкие улицы и разбросанные деревянные домишки утопали в цветущей зелени. Возле некоторых заборов паслись гуси, хаотично бегали, клохча, куры.

– Смотри, бабушка тебя встречает, – указала подруга на старушку в цветастом платке, прислонившуюся к покосившемуся забору последнего из домов. – А мои все на работе! Ну ладно, я побегу! Увидимся в лесу! Одноклассница скрылась за калиткой ближайшего дома.

Марийка с замиранием сердца подходила к родному дому, разные мысли терзали её. Кто она, пра-пра-пра-бабушка из прошлого? Какая она? Есть ли в ней сходство с настоящими стариками Марийки? Как Марийке вообще вести себя?

Старушка плакала, утирая лицо кончиками платка. Седые пряди волос выбились из-под цветастого убора. – Беда, Ларисонька! Беда! – сокрушалась она. – Похоронка пришла на родителей.

Старая женщина протянула школьнице измятый листок. Марийка не разворачивая, сунула бумажку в задний карман джинсов, обняла бабушку и быстро проговорила: – Горевать некогда! Немцы возле села, нужно спасаться! Бабушка, помоги нам вещи собрать.

Девочка заботливо повела старушку в дом. Бабушка вдруг опустилась на скрипучее крылечко и сказала: – Куды мне старой? Дом не брошу, помру в родной избе! А ты, беги, зоренька, беги! Ванечку сбирай и беги, прячься. Документы там, в шкапчике не забудь.

Из дома послышался плач младенца. Марийка вбежала в дом. У окна в деревянной люльке сидел кудрявый годовалый малыш в белой рубашонке, заливаясь слезами и жалобно протягивая ручки. Это был её маленький Костик, те же ясные глазки, тот же курносый носик. Глаза девочки намокли. Когда-то она очень помогала маме нянчить кроху, купать, пеленать, кормить по ночам из бутылочки. Марийка сильно тогда привязалась к Косте. Когда братишка подрос, девочка сама отводила его в садик, забирала домой. Трагедия с гибелью Костика перечеркнула жизнь всем домочадцам. И вот сейчас, видя его живым, пусть совсем маленьким и в лице Ванечки, она радовалась.

– Не плачь, мой маленький, сейчас мы пойдем гулять, – ворковала Марийка, ласково целуя в нежные щечки кроху. – Вот только вещи соберём. Школьница сунула ребенку деревянную лошадку со стола. Ванечка тут же утих. Затем она заметалась по комнате в поисках необходимого. На глаза попался зелёный охотничий рюкзак, который Марийка ловко сорвала с вешалки и разложила на полу. Открыв его, она обнаружила фляжку, спички и молоток. Странно, а зачем здесь молоток? А, ладно, оставлю для самообороны. Детское одеяльце, кофточки, штанишки полетели туда же. На кухоньке школьница нашла бутылку молока, хлеб, отварной картофель, которые аккуратно завернула в детские вещи, заполняя рюкзак. Фляжку она наполнила водой. Последними Марийка кинула документы из шкафа и выключенный планшет, который она вытащила из-под кофты.

С улицы застрекотали моторы. Залаяли соседские собаки. Школьница бросила взгляд на окно. Немцы в спешке спрыгивали с мотоциклов, стреляя во все стороны. Сердце от страха вырывалось из груди, ноги и руки тряслись. Наспех завязав вещмешок, она кое-как натянула его на спину, подхватила на руки братишку и приготовилась бежать огородами. Со двора девочка услышала, как застрелили бабушку, как раздался скрип половиц из сеней под громыхающими сапогами. Опоздала! Отчаяние разрывало звериными когтями робкую душу подростка.

В дом ворвались два немца в касках. Уставились холодными злыми глазами на Марийку, наставив автоматы.

– Im Haus ist партизанен? – гаркнул один из них.

– Нет, – тихо сказала девочка. Она вдруг вспомнила уроки ОБЖ, про наставления пожилого учителя по поводу террористов, что вести себя надо спокойно, не провоцируя агрессии.

Немец стал бегать по избе, всё вокруг переворачивая, вышвыривая вещи на пол. Второй держал на прицеле школьницу с малышом на руках. Братишка заплакал.

– Verstopfe das Kind! Заткни ребенка! – заорал фашист-ищейка на Марийку.

Испугавшись, малыш ещё сильней зашёлся плачем. Девочка попыталась утешить братика ласковыми словами, поглаживая мелкие кудряшки и пряча его мокрое личико в плечо. Братик не унимался, крохотное сердечко колотилось как у пойманной птички.

Ищейка в каске яростно вырвал ребенка из рук школьницы, поднял за ноги и потащил из дома. Марийка с застывшими глазами смотрела на садиста, молча сдерживая внутренние неистовые рыдания. Жгучие слёзы текли по лицу, но она молчала. Дверь за ним захлопнулась.

Второй немец с гадкой ухмылкой стал приближаться к Марийке. Смерив школьницу наглым оценивающим взглядом, он движением ствола оружия приподнял её кофту.

– Ziehe sich aus! Раздевайся! – приказал фашист.

Со двора донеслись звуки выстрелов. Сердце Марийки оборвалось. Отворилась дверь. С порога затарахтела бешеная автоматная очередь, по полу рекой потекла кровь. В дверном проёме стоял Миша, одной рукой он прижимал младенца к груди, другой палил по фашисту. Затем кинул автомат на пол и устремился к плачущей Марийке.

– Тише, лихачка, не реви! Возьми братишку на руки! Надо бежать! – сказал Миша и передал малыша девочке. – Вещи готовы?

Марийка вытерла рукавом слезы, протянула руки и забрала ребенка, неожиданно для себя поцеловав бригадира. – Всё готово! – решительно ответила она и показала, повернувшись, заплечный зеленый рюкзак.

– В подполе вырыт проход, твои родители позаботились об этом. Будем выбираться из села через него, – быстро сообщил Миша, подняв автомат.

Они вышли в сени. В это время с улицы послышалась немецкая речь. Бригадир бросился к двери, стремительно задвигая засовы. Затем подошел к середине входной комнаты, отодвинул ногой легкий половичок и отворил за кольцо небольшую напольную дверцу. Марийка передала малыша и первой прыгнула в темный подвал. Одновременно немцы выбили входную дверь и с беспорядочными выстрелами влетели в сени. Миша с ребенком рухнули на пол. Напольная дверца резко захлопнулась. Марийка вновь осталась наедине с собой, зажмурив глаза от оглушительной стрельбы и леденящей душу потере двух самых дорогих на свете людей.

Гриша

И опять школьный подвал, мрачный и неживой. Ни единого звука, ни единого шороха. Широко распахнув глаза, Марийка стояла на том же самом магическом месте скрещивания трёх дорог. Две дороги были плотно замурованы бетоном. Оставался единственный выход – идти налево. Как там в той хохме, налево пойдёшь, по голове получишь? Это вряд ли. Направо была угроза синяк под глаз получить, вроде обошлось. А лучше бы и получила, чем такие страшные испытания. Как вообще люди в этой чудовищной войне сумели выжить? А ведь сумели! И теперь такие вот уже старенькие, приходят к ребятам в школу, рассказывают, как всё было. А такие хамки, как она, Марийка, уши затыкают. Противно стало от себя самой за бездушность. Вернусь, всё-всё в своей жизни перестрою! Во-первых, родителей брошу с их вечными запоями, уеду в соседний город к бабушке с дедом. У них дом там в частном секторе отличный, сосны кругом. В школу буду добираться на автобусе, подумаешь, какие-то полчаса. Во-вторых, работать пойду, хотя бы рекламные визитки раздавать или нянечкой в детский сад, ребятам в школе представители дома молодежи предлагали на прошлой неделе. В-третьих, обязательно логотипы нарисую для общества ветеранов. А может мне ещё им сайт сверстать, это несложно.

Так Марийка шла по последней третьей дороге, рассуждая сама с собой. В раздумьях и мечтах она не заметила, как твердая дорога вдруг превратилась в грязно-снежное месиво. Холод заставил школьницу встрепенуться и осмотреться по сторонам. Позади живо нарастала серая стена бетона. По бокам выпирали холодные трубы, протяженностью в неизвестность. Наверху блекло расплывались лампы через одну, а то и три, словно выдыхаясь. Впереди было черное око бездны тоннеля. Под ногами перемешивалась слякоть с землей почти по колено. В воздухе всюду вьюжил снег.

По трубам скользнуло легкое постукивание, послышался протяжный вой. Марийка напугалась. Её что-то толкнуло и шлёпнулось сзади. Она резко обернулась. Ничего, кроме холодной стены не было. Она поспешила вперёд. Вдруг сквозь неё будто прошёл поток студёного ветра. На дороге показались убегающие босые человеческие следы, в которые набегала непонятно откуда кровь, сочившаяся из грязи. Послышался сумасшедший хохот. Из ниоткуда проявилась чёрная тень женщины в платке и лохмотьях. Тень остановилась, потопталась на месте и направились к школьнице. Марийка оцепенела. Чёрные длинные руки призрака стали трясти Марийку за плечи, глаза вспыхнули огнём и потекли слезами лавы по черному лицу. Фонтом женщины жалобно заскулил: – Где моя Настенька? Где мои Сашенька с Пашенькой? – Затем тень сорвала платок и стала рвать на голове волосы, бегая вокруг девочки. Затем совсем исчезла.

– Что это было? – произнесла Марийка, растерявшись, голос ее дрожал.

– Это материнское безумство, – прошептал появившийся слева синеватый призрак парнишки. – Детей этой несчастной женщины немцы зверски истязали, восьмилетних мальчиков-близнецов повесили, а четырёхлетнюю девочку изнасиловали и разбили о стену родительского дома. Самих же родителей в хате сожгли.

Призрак глубоко вздохнул и стал издавать стоны, поглаживая ноги. Марийка вздрогнула и уставилась на привидение молоденького солдатика лет пятнадцати, лежащего в сырой колее дороги. Ступни его были обрублены, кровавые тряпицы мерзли в утопающей снежной мешанине. От его слов и вида нижних конечностей волосы становились дыбом.

– А ты кто? – с трудом вымолвила школьница.

– Гриша, – ответил солдатик. – Я же в тех фашистов, что дом сожгли, стрелял потом, да не добил. У-у-у, помоги мне, боль нестерпимая и очень пить хочется.

Марийка вспомнила про рюкзак, тут же сняла его с плеч. Она стала рыться в нём в поисках фляжки. В руки первым попался планшет. – Мне ведь достаточно его вытащить и всё исчезнет, – подумала школьница. – А тогда какой толк слоняться по пустому подвалу? Призраки, возможно, подскажут что или помогут? Нет, спрячу его на дно. А всё же, дура я, может Миша и Ванечка были бы живы, если бы я воспользовалась планшетом? Не знаю, бред всё это!

Она нащупала фляжку, вынула и подала парню.

– Чем я могу тебе ещё помочь? Может ноги твои укутать, у меня одеяльце есть, – Марийка показала страдающему детское байковое одеяло.

– Укройся сама! Твои зубы стучат, – ответил солдатик.

– Да нормально всё. Что с тобой произошло? – спросила школьница.

– Поймали. Пытали в бане. А потом старым ржавым топором ноги отсекли и в яму как куль с отбросами швырнули к расстрелянным сельчанам. Ползком ночью кое-как выбрался и вот тут очутился.

– За что пытали?

– Место нашего партизанского отряда вынюхивали, шакалы!

Парень жадно отпил воды, затем стал как-то тяжело глотать ртом воздух, задыхаясь, затем захрипел и опрокинул голову на бок, уткнувшись в слякотную дорогу. Марийка поняла, молоденький солдатик умер от мучительных болей и кровопотери. – Что мне делать? – скорбно думала она. – Нельзя же его бросить вот так возле дороги.

Девочка с трудом оттащила тело парня к бетонной стене, накрыла его наполовину одеяльцем и отправилась, съёжившись и вся дрожа от холода, вперед по дорожному месиву.