Читать книгу: «Министерство мертвых. Последние стражи»

Глава первая

Большинство из тех, кого мы встречаем, не знают, что будет с ними после смерти.

Они не задумываются об этом или стараются не задумываться, потому что неизвестность хуже неизбежности. А смерть – это и то, и другое.

На работе я ежедневно с ней сталкиваюсь. Мне хочется верить, что она не всегда… такая. Несправедливая, жестокая, страшная. Что у этой медали есть и другая сторона. Светлая. Похожая на нашу планету, только лишенная тьмы. Эдакий… Элизиум?

Звякнул дверной колокольчик. Ненавижу колокольчики: взгляды всех присутствующих обратились ко мне. К счастью, сегодня я была самой обычной девушкой, зашедшей в свой выходной выпить кофе с маффином в уютном кафе на тихой улочке.

– Вы будете одна? – мило поинтересовалась официантка.

– Нет, у меня встреча. Если кто-то спросит Аиду Даркблум, проводите ко мне?

– Конечно. Меню, пожалуйста. Я подойду через пару минут.

Кофе бы не помешал. С утра я вылетела из дома, даже не досушив волосы. Хелен лишь удивленно посмотрела мне вслед. Но сегодня был мой единственный шанс узнать кое-что важное. Ради этого шанса я пахала почти год.

– Детектив Даркблум? – услышала я.

Уже немолодой, но все еще подтянутый мужчина остановился у моего столика в ожидании разрешения присесть. Несколько секунд я молча на него смотрела, не в силах поверить, что говорю с живой легендой. Да он написал книг больше, чем я за всю жизнь прочитала!

– Мистер Меллроуз! Спасибо, что согласились со мной поговорить. Могу я угостить вас завтраком?

– Мисс, я, может, растерял на пенсии здоровье, но не манеры. Настоящий мужчина не позволит девушке платить. Особенно такому очаровательному детективу.

– На самом деле я вам солгала. Я не детектив, я еще не сдала экзамен. Но активно к нему готовлюсь. Мой наставник разрешил взять какое-нибудь старое нераскрытое дело и покопаться в нем. Я выбрала единственное ваше нераскрытое дело.

– Желание похвальное, но, боюсь, вы взялись за неразрешимую задачку.

– Почему вы так считаете?

– Похищения прекратились. Мы считали, что имеем дело с серийным убийцей. В таких делах, если преступления прекращаются, шансов на продвижение почти никогда нет. Он либо сел за какое-то другое преступление, либо очутился в больнице, либо умер. Возможно, переехал, но мы связывались с Интерполом – они не знают о делах с похожим почерком. У нас не было улик, подозреваемых, свидетелей – ничего!

Мистер Меллроуз помрачнел. Наставник говорит, такие дела оставляют отпечаток в душе. Становятся незаживающей раной.

– У вас действительно есть что-то новое? – спросил мужчина. – Вы ведь написали, что появились новые сведения.

– Возможно. Я не знаю точно. Можете рассказать, что вы помните о деле? В нашем отделе есть материалы только о первом похищении, а мне хотелось бы знать более полную картину. Если вы не спешите, я была бы благодарна за информацию.

– Я уже давно никуда не спешу, мисс Даркблум. Что ж… дайте вспомнить… двадцать третье марта две тысячи первого года. Нас с напарником вызвали на место преступления через неделю после случившегося. Обычно такими делами занимается ФБР, но тогда все думали, что имеют дело с классическим случаем похищения из-за опеки. Мисс Эйденман заявила, что ее трехлетнюю дочь похитили с заднего двора, где она играла. Единственным подозреваемым был мистер Эйденман – отец девочки. Незадолго до похищения он снял крупную сумму со счета и не вышел на работу. Полиция объявила его в розыск. Через неделю с небольшим мистер Эйденман обнаружился в Вегасе: кутил на сбережения и засветился на всех камерах одного из казино. Он дочь не похищал. Тогда подключились мы, но поиски не дали результата. Алина Эйденман пропала без следа. Ни улик. Ни подозреваемых. Ничего. Примерно через месяц, уже в другом штате, похитили еще одного ребенка, Таню Смит. Тот же почерк: девочку забрали быстро, с улицы, свидетелей и улик не осталось.

– Почему вы решили, что это серия? Только из-за почерка?

– Из-за матерей. Матери жертв были иммигрантками из России. Мы отработали все версии. Ненависть на национальной почве, мафия, спецслужбы. Ничего. Это были самые обычные трудяги: официантка, фитнес-тренер, учительница. За следующий год произошло еще шесть подобных похищений у женщин, так или иначе связанных с Россией. С нами работали профайлеры, они предположили, что у субъекта есть какая-то навязчивая идея или травма, связанная с Россией. Может, его мать сама была иммигранткой и он так «избавлял» несчастных детей от участи жить в бедности в чужой стране. Но все это напоминало астрологию, а не расследование. Простите, мисс Даркблум, я – агент старой закалки, профайлинг для меня – лишь повод попилить бабла.

– Понимаю, – улыбнулась я.

Хотя мысленно очень хотелось рассказать ему о том, какой конкурс в академии ФБР и как тяжело попасть на курс по профайлингу в колледже.

– В общем-то, это и есть мое единственное нераскрытое дело. Восемь пропавших бесследно детей. Восемь разрушенных семей. Убитых горем матерей. И ничего, ни одной зацепки. Я буду умирать, думая об этом деле. И верить, что на том свете встречусь с ублюдком и увижу, как ему воздается за содеянное.

– Хотелось бы воздать на этом. На всякий случай. Вдруг там таких любят?

Мистер Меллроуз хохотнул.

– А у вас определенно есть будущее в правоохранительных органах, мисс Даркблум. Мне нравится огонь внутри вас. Так что вы нашли?

Моя очередь показывать козыри.

– Через два месяца после восьмого похищения в службу спасения поступил звонок от женщины. Она утверждала, что ее дочь похитили, и что сделал это тот же человек.

– К тому времени слава о нем вышла даже за пределы страны. Мы получали сотни таких звонков, но они оказывались ложными. В некоторых случаях детей действительно похищали, но в большинстве – они просто заигрывались с друзьями или убегали от матери в торговом центре.

– Но эта женщина была русской.

Мистер Меллроуз отхлебнул кофе и задумался, восстанавливая в памяти события тех дней. Должно быть, его действительно до сих пор гнетет это дело. Двадцать один год прошел!

– Да, я помню. Нам доложили об этом звонке. Мы нашли женщину, Веронику… Чернову. Да, Веронику Чернову, актрису из России. Она была больна. Обострение шизофрении. К счастью, ее дочь никто не похищал. Но опеку над девочкой передали отцу.

– Вы проверили, так ли это? Что девочка в безопасности?

– Да. Боюсь, наш визит окончательно ее… расстроил. Бедняжка покончила с собой вскоре после разговора. Тогда же ее супруг приезжал на опознание вместе с дочкой. Очаровательная девочка. Ему передали опеку, когда миссис Черновой поставили диагноз. Не было никаких причин подозревать, что девочка в опасности. Это и есть ваша информация? Вы наткнулись на запись звонка и решили, что я упустил еще одну жертву?

– Не совсем. Вы не думали, что похищения прекратились не потому что преступник сел в тюрьму или умер, а потому что нашел то, что искал в этих детях?

– Что именно? – Мистер Меллроуз нахмурился.

– Не знаю. Я покажу вам несколько фото. Скажите, это тот человек, которого вы называете Черновым?

Несколько секунд мужчина всматривался в экран моего смартфона. Очень долгих секунд.

– Да. Пожалуй, да. Прошло много времени, но у меня неплохая память на лица. Это он.

– А вот так, – я смахнула фото, – выглядит настоящий Чернов. Они с Вероникой действительно приехали в штаты из России как супружеская пара, но быстро расстались. И он понятия не имел, что ему передали опеку над ребенком. Он вообще умер еще до ее зачатия.

Мистер Меллроуз стремительно побледнел. Мне стало даже жаль рушить его мир. С этой минуты он постоянно будет думать о том, что сейчас произнесет:

– Он был в моем кабинете. Сидел там и делал вид, что сожалеет о бедняжке. Говорил, что хочет оградить дочь от стресса. Я смотрел на него и понятия не имел, кого перед собой вижу… Боже правый, я ведь не поверил Веронике… счел ее сумасшедшей. Она покончила с собой из-за меня.

– Нет, конечно, нет. Ее болезнь была настоящей. Вы не могли знать.

– Я должен был. Я же не сосед и не водопроводчик, я был агентом ФБР и расследовал похищения! Вероятнее всего, убийства. На моей совести девять жертв.

– Восемь, – поправила его я. – Последняя девочка выжила.

– Вы ее нашли?

– Это я. Он меня вырастил. И был лучшим отцом, какого только можно было пожелать.

Несколько долгих минут мистер Меллроуз молча меня рассматривал. Наверняка искал в моем облике черты, которые напомнили бы маленькую девочку, на фото которой он смотрел, сидя в гостиной Вероники Черновой.

– И у вас есть доказательства? – спросил он, когда откашлялся.

– Папа никогда не скрывал, как звали маму. Говорил, они любили друг друга. Были женаты. Перед тем, как она заболела, у них случился кризис. Но он был с ней до конца и очень страдал из-за того, что не уберег.

– И вы решили, что ваш отец – серийный убийца?

– Я хотела его найти. Однажды он просто исчез. Я думала, что вернусь домой – и он как обычно сидит в гостиной, разбирая счета или делая рабочие заметки. А его там не было. И когда я стала искать, то обнаружила, что Виктора Даркблума не существует. У него поддельная страховка, чужие документы, он никогда не работал там, где всем говорил. Всегда расплачивался наличными, ездил на угнанной машине и носил незарегистрированное оружие. Я стала искать дальше. Его прошлое. Следы. Копаться в их истории с мамой и… не нашла ничего. Любовь оставляет следы. Письма, фотографии, переписки в сети, свидетели. Если двое влюблены, они кричат об этом на весь мир. А мои родители словно были не знакомы. Тогда я стала копаться в прошлом Вероники. Нашла записи ее звонка в службу спасения. Она говорила, что ее дочь украл тот же человек, что и остальных девочек. Так я вышла на ваше дело. И так поняла, что, вероятнее всего, мой отец похищал этих детей до того, как нашел меня.

– Но зачем?

– Вы же агент ФБР. – Я пожала плечами. – А я – патрульный коп, который учится ночами, чтобы однажды сдать экзамен на детектива. Понятия не имею. Может, действительно спасал их от тягот иммигрантской жизни, а самоубийство Вероники потрясло его и заставило остановиться. Может, он искал именно ее, я ведь ничего не знаю о его жизни до создания личности Виктора Даркблума. Может, я отвечала каким-то одному ему ведомым критериям.

– И он никогда не причинял вам вред? Не издевался, не насиловал, не вовлекал в какие-то безумные игры?

– Никогда. Идеальный отец. У нас никогда не было много денег, но у меня было огромное количество любви. Я занималась фигурным катанием и участвовала в чемпионате страны. Поехала бы и на Гран-При, если бы отец не… пропал. После этого я бросила спорт.

– Даже не знаю, что сказать, мисс Даркблум. Вы шокировали меня, это точно. Но что вы теперь собираетесь делать? Зачем вы все это мне рассказали? Если у вас было счастливое детство, если вы любили отца… почему убеждаете меня, что он – серийный убийца?

– Мне нужны ответы. Чтобы получить ответы, нужно его найти. Чтобы его найти, нужно понять, кто он и куда мог уехать. Что до целей… Мистер Меллроуз, вы правы, у меня было счастливое детство. Отец был центром моего мира, он дал мне то, чего лишены многие дети – чувство защищенности, уверенность в себе. Но…

Я обхватила кружку руками, чтобы не выдать дрожь.

– Есть еще восемь девочек. Они заслуживают, чтобы мир узнал, что с ними стало. А я заслуживаю правды, потому что прошлое, в котором родители были счастливы и влюблены, стерли. А новое взамен нарисовать забыли.

– Перешлю вам все материалы дела, – наконец сказал мужчина. – Но вряд ли вы найдете что-то, что вам поможет. Мы никогда всерьез не разрабатывали Виктора Даркблума. И с этой ошибкой мне доживать свой век.

– Мистер Меллроуз, вы – единственный свидетель, знакомый и с Вероникой, и с моим отцом. Я смогла отыскать только вас. Вряд ли я найду доказательства, что отец был причастен к похищениям. Улик не было и тогда, а уж сейчас, спустя двадцать лет, – тем более. Но могу просить вас, если понадобится, дать показания?

– Все что угодно, мисс Даркблум. Справедливое возмездие для нашего мира – вещь почти фантастическая. Но если вы готовы за него бороться, этого мне достаточно.

Я слабо улыбнулась. Хотелось бы так же уверенно убеждать себя, что я действительно готова.

– Дайте мне знать, если что-то найдете, – попросил мужчина.

– Непременно, – кивнула я.

Мистер Меллроуз ушел. Наверное, разговор со мной на немолодого копа в отставке подействовал сродни удару дубиной по затылку. И мне даже стало совестно. Он давно смирился с тем, что так и не узнает правду. Давно похоронил нераскрытое дело в недрах памяти, лишь изредка в мыслях возвращаясь в тот год. А я ворвалась в его размеренную старость и расковыряла затянувшиеся раны.

Но что еще мне было делать?

Хелен оставляет меня наверху. Она в шоке, ей явно не помешает что-нибудь выпить. Но я не решаюсь влезть с советами к женщине, у которой вернулась из мертвых падчерица. Интересно, как они это объяснят? Ошибка опознания? Сестра-близнец?

Больше всего на свете мне хочется лечь в постель и свернуться клубочком. Проспать целую тысячу лет, пока проклятые синие глаза не забудутся. Перестанут мерещиться, едва я оказываюсь в темноте.

Так странно снова оказаться здесь. Снова услышать «Аида» из уст Хелен. Странно, но теперь мне не нравится это имя, оно словно… чужое. Словно меня звали иначе, просто я это вдруг забыла. А теперь пытаюсь примерить чужую жизнь, стоя посреди чужой комнаты. Наверное, те месяцы во тьме сделали меня безумной. И теперь я никак не могу смириться со светом.

Здесь много милых вещиц и пыли.

Поношенные, изрезанные лезвиями, коньки в углу. Мудборд с распечатками, фото и открытками из разных городов. Целая коллекция открыток с автографами известных фигуристок. Их имена я знаю, в отличие от своего: Каори Сакамото, Евгения Медведева, Шома Уно, Александра Трусова, Каролина Костнер. На некоторых фото есть я – маленькая счастливая девчушка в дурацких платьицах. Моя первая жизнь.

– Аида? Детка, тебе нужно спуститься. Приехал детектив Гаррисон, он хочет с тобой побеседовать.

Я с трудом заставляю себя подняться. Впереди много долгих мучительных часов. Не так-то просто вернуться из мертвых.

За окном я вижу какое-то движение. Ворон, опустившись на откос, внимательно наблюдает, как я осторожно подхожу к окну. Я уже видела его. Это, конечно, игры воображения, но я помню этого ворона, унесшего мою последнюю память о маме – серебряное перышко на длинной цепочке.

Единственное, что держало Там.

Я вздрагиваю, когда ворон, взмахнув крыльями, срывается с места. Хмурюсь, пытаясь поймать ускользнувшую мысль. Растерянно смотрю на кулон в руке и расслабляю пальцы. Цепочка утекает сквозь них, теряется в высоком ворсе ковра.

Мне почему-то страшно от этой картины, но я… не знаю, откуда этот страх берется.

– Аида! Спускайся, пожалуйста, детектив не может ждать.

Я подхожу к столу, на котором валяется открытый блокнот. Онемевшими пальцами беру его в руки и читаю явно свежую – от прикосновения чернила смазываются – надпись.

«Ты – Аида Даркблум, родилась 28 ноября 2004 года. Твоя мачеха и опекун – Хелен Даркблум. Твоя настоящая мать, Вероника Даркблум, умерла, когда ты была ребенком.

Твой отец – Виктор Даркблум.

НЕ ВЕРЬ ЕМУ!

ОН – УБИЙЦА!

ЕСЛИ ОН ПОЯВИТСЯ В ТВОЕЙ ЖИЗНИ… ПРОСТО БЕГИ!»

Врач позже скажет, это пройдет. А мне кажется, меня просто стерли. Оставив пустую оболочку с чужим именем.

Аида.

***

До дома я добралась уже затемно. Выйдя из машины, постояла немного, задав голову и рассматривая звезды. Лето выдалось ужасно дождливое, так что чистое небо, усыпанное блестящими крапинками – редкое и оттого ужасно ценное явление. Если бы Хелен не ждала к ужину, я бы, может, поехала к озеру. Лежала на капоте, слушала музыку и смотрела в небо. Пожалуй, такое времяпрепровождение можно было назвать моим хобби.

Звезды прекрасны. Звезды – то, чего особенно не хватает во тьме.

Вскоре я порадовалась, что не поехала к озеру: несмотря на теплую погоду, ветер пробирал до костей. Плотнее запахнув куртку, я поспешила к дому. Взбежала по лестнице и замерла: дверь была приоткрыта.

Включились рефлексы, вбитые потом и болью в академии. Я вытащила из кобуры пистолет и, стараясь производить как можно меньше шума, вошла.

В этом доме я знала каждую скрипящую доску, но все равно мысленно молилась, продвигаясь по коридору, чтобы не издать ни звука. Чтобы не зазвонил телефон и не выпали из кармана ключи.

Краем уха я услышала на кухне какой-то звук и двинулась туда.

Медленно. Осторожно. Почти не дыша. Держа в обзоре каждый угол, каждую простреливаемую точку.

Вспыхнул свет. Возле стола, сжимая в руках яблоко, стояла удивленная Хелен.

– Аида! Скажи, пожалуйста, какая нужда разгуливать по дому с оружием?! – возмутилась она.

Я выдохнула и убрала пистолет.

– Почему света не было?

– Выбило пробки. Я спустилась к щитку. Тебе разве не запрещено носить табельное оружие вне смены?

– Это личный. И у меня есть лицензия.

– Лицензия на оружие?! Аида, ты не хочешь поговорить о том, что с тобой происходит?

– Я хочу поговорить о том, что просила тебя запирать дверь. Не раз.

– С тех пор, как ты работаешь в полиции, я тебя не узнаю. Может, тебе стоит походить к психологу? И та вакансия тренера еще свободна. Ты могла бы растить будущих звезд фигурного катания, но выбрала каждый день рисковать жизнью, ловить наркоманов и ходить по собственному дому в постоянной готовности стрелять и драться. Я волнуюсь.

Достав из холодильника холодную содовую, я с наслаждением сделала несколько глотков.

– Каждый день на работе я вижу зло. Людей, которые грабят дома. Бьют своих жен. Угоняют тачки. Похищают детей. Почти каждую смену я арестовываю кого-то за незаконное проникновение в жилище. А в свободное время изучаю громкие дела. Например то, где убийца специально искал дома, хозяева которых забыли запереть двери. Заходил и убивал всех, кого находил внутри, а потом выносил все ценности.

Хелен поежилась. Она ненавидела, когда я рассказывала о работе. И наверняка сейчас испытывала нечто среднее между страхом, облегчением и стыдом.

– И зачем же ты работаешь на такой страшной работе? – спросила она.

– Потому что благодаря мне это зло отправляется за решетку. Но вот что я тебе скажу: тот факт, что преступник сидит в тюрьме – очень слабое утешение, если хоронят твоих близких. Поэтому: запирай дверь, Хелен!

– Прости, – вздохнула она. – Забыла. Зашла с кучей пакетов, побежала убирать мясо в холодильник и забыла. Обещаю, что повешу себе табличку на видное место и больше не буду пугать вас, офицер Даркблум.

– Отлично. Тогда мне не придется объяснять детективам, откуда у меня нелегальный ствол, – фыркнула я.

Но заметила взгляд Хелен и поспешно поправилась:

– Шучу, шучу. Лицензия по всем правилам.

– Будешь ужинать? Я приготовила лазанью.

– Сначала в душ, а потом с удовольствием.

– Аида… – когда я уже направлялась к лестнице, окликнула меня Хелен, – как твоя тренировка?

Да, я не рассказываю мачехе о расследовании. И о том, что ее погибший муж – его центральная фигура, тоже. Чем меньше Хелен знает, тем меньше мне придется объяснять. И тем меньше шансов, что она пострадает. Потому что будем честны: я играю с огнем.

Я с наслаждением встала под горячие струи и только тогда расслабилась. Завтра устрою себе выходной. Буду валяться в постели, есть попкорн и смотреть дурацкие фильмы. А может, погуляю по магазинам и присмотрю себе что-нибудь на ежегодный благотворительный бал. Или действительно схожу на каток, я скучаю по фигурному катанию.

– Здравствуйте, меня зовут Аида, сегодня я буду вашей официанткой. Уже определились, что закажете, или мне подойти через пару минут?

– Эссенцию желаемого, пожалуйста.

Я нахмурилась. Пришлось свериться с коктейльной картой, несмотря на то, что я знала ее наизусть.

– Боюсь, в меню нет такого коктейля. Но я спрошу у бармена, сможет ли он для вас его приготовить. Знаете, что туда входит?

У него интересная внешность. Темные, отливающие медью волосы, тонкие черты, темные глаза. Если честно, он смотрится странно в провинциальном баре, куда обычно заходят расслабиться клерки после работы. Я невольно гадаю, кто он, и не могу даже предположить.

– Неважно. Вряд ли у вас это есть. Принесите черный кофе.

– Конечно. Меню могу забрать или еще посмотрите?

– Оставьте. Аида… мы с вами не встречались?

– У меня не очень хорошая память на лица, простите. Зато я запоминаю имена. Вас как зовут?

– Самаэль.

– Необычное. Человека с таким именем я бы точно запомнила.

– Значит, показалось, – пожимает плечами он.

Я иду к бару и чувствую его внимательный взгляд. В этом нет ничего особенного: в барах часто рассматривают официанток. Но почему-то кажется, что Самаэль пришел сюда вовсе не за чашкой кофе.

Иногда я жалею, что отказалась от карьеры тренера. Мне не хотелось участвовать в бессмысленной гонке за медалями, обменивать здоровье спортсменов на призрачные льготы, которые растворятся, едва хрупкая система нашего мироустройства даст трещину. Хотелось делать что-то более… нужное. Быть врачом и удерживать души от непоправимого звучало вдохновляюще, но я трезво оценивала свои способности. Оставались социальные работники или полицейские, и академия стала неплохим способом сбросить излишки энергии. Оказывается, мои не предназначенные для серьезной мыслительной деятельности мозги отлично работали там, где нужно ловить плохих парней.

Думай как плохой парень, будь плохим парнем – и поймаешь его. Это несложно.

Но все же по конькам я часто скучала. Иногда приходила на каток, закрывала глаза, представляя вместо бортиков каменные перила и замерзшую поверхность реки, в глубинах которой неспешно плывут огоньки. Но быстро сдавалась. Не то.

Приняв душ, я прямо в полотенце упала на кровать. Внизу звякнула микроволновка. Ужин готов. Надо выбросить из головы дело и расслабиться. Я переоделась в пижаму, нащупала серебряное перышко, чтобы убедиться, что оно на месте, и направилась вниз.

– Если ты скажешь, что у нас еще остался попкорн, я официально начну называть тебя матерью.

Войдя в кухню, я замерла. Взгляд привычно, как учили на службе, подмечал детали. Приглушенный свет. Дымящаяся чашка черного кофе на столе – Хелен не пьет черный кофе. Запах дождя, висящий в воздухе. Свет фар, бьющий прямо в окно и рисующий знакомый силуэт.

– Я надеялся, ты обрадуешься.

– А я надеялась, что могу хотя бы в собственном доме ходить без оружия. Мне кобуру поверх пижамы надевать теперь?

– Ты же знаешь, что меня нельзя убить. Какой смысл в этом оружии? – пожал плечами отец. – Хочу сказать, что я разочарован. Тебя было трудно найти. Ты переехала, оборвала все связи. Сделала все, чтобы я тебя не нашел. Вот такая у дочери Вельзевула благодарность за все, что я сделал?

– Не такая, – мрачно ответила я. – Но пистолет в ящике стола. Если подождешь, пока я за ним сбегаю, от души поблагодарю.

– Чего-то такого я и ожидал, – вздохнул отец.

Он вышел на свет, и я вздрогнула. Не так-то просто отказаться от воспоминаний. Отец всегда был центром моей вселенной, единственным близким. Единственным, кто меня любил. Принять монстра, живущего в его обличье сейчас, тем папой, которым он был, почти невозможно, но я потратила годы, чтобы научиться. Чтобы сейчас сохранить самообладание.

– Давно ты знаешь? – спросил он.

– О том, что ты никогда не был мужем моей мамы? Что похитил меня? А до этого восемь девочек? Что ты с ними сделал?

– Так давно? Мне интересно, потому что я ожидал, что расскажет Вельзевул. Но он как-то слишком благородно решил оставить тебе воспоминания о счастливом детстве. А может, боялся, что ты ему не поверишь. Или что твоя любовь ко мне заставит тебя предать новую семью и новый мир. Вообще, было бы интересно узнать. Жаль, что уже не получится.

– Почему?

– Он умер, насколько я знаю. Или еще не умер, но одной ногой в шаге от того, чтобы раствориться в Стиксе.

Я надеялась, мое лицо осталось бесстрастным, но сердце предательски екнуло, и наверняка отец это заметил. Вельзевул умер… могущественный бессмертный, создавший всю существующую систему жизни и смерти для душ и иных, мертв. Я вряд ли смогу когда-нибудь простить его за те месяцы во тьме, но мне жаль его. Жаль его детей.

Дэваля. Он сейчас Повелитель, выходит? Надеюсь, наконец-то он счастлив. Получил то, чего так желал.

Папа терпеливо ждал ответа.

– Когда узнала, что меня поселили в твою бывшую комнату. Когда увидела весь хлам, который ты собирал. Сначала я решила, что ты свихнулся за то время, что был в Мортруме. Потом нашла мамин кулон. На самом деле, я ничего не знала наверняка. Просто сопоставила факты. Твоего дела нет в архиве, о тебе не говорят в Мортруме, ты освоился и остался собой в Аиде. Каким-то образом сбежал. Я всем сердцем ненавижу мир мертвых, но уже не верю в несправедливо обвиненные души. Откуда второй кулон?

Я надеялась, он не заметит серебряную цепочку на шее.

– Не поверишь, сам удивился, когда нашел его в куче хлама. Наверное, кто-то притащил такой же с Земли или помер вместе с ним. Это ведь всего лишь безделушка. У твоей матери никогда не было денег на по-настоящему уникальные вещи.

Мы замолчали. Воцарилась гнетущая тишина. Странная тишина для дома, где обитают двое.

– Где Хелен? – спросила я.

Отец сделал вид, что задумался.

– Думаю, общается с Хароном.

Я стиснула зубы, и этот простой жест потребовал нечеловеческих усилий. На работе нас учили запирать эмоции внутри, не позволять эмпатии помешать трезво мыслить. Хотелось взвыть раненым зверем, но я не шелохнулась.

Не уберегла.

Я слишком поздно вспомнила. И слишком любила того, кого даже не знала.

– Ты же ее любил.

– Если честно, не особо. Просто ты взрослела, и тебе стала требоваться женская рука. Я совершенно не хотел говорить с тобой о сексе или чем-то таком, у меня были другие задачи. Хелен подвернулась очень кстати.

– Хорошо же ты ее отблагодарил.

– Сопутствующие потери. – Папа пожал плечами.

– Сопутствующие чему?

– Узнаешь. Скоро. С тобой хочет кое-кто поговорить. И сделать тебе одно выгодное предложение, от которого неразумно будет отказываться. Я, как твой отец, рекомендую соглашаться не раздумывая.

– Но ведь ты не мой отец, – тихо произнесла я.

Сердце как будто снова разрывали на куски. Я уже ощущала нечто подобное, вкладывая в руку Дэваля серебряное перышко. Но тогда я оставляла того, кого не имела право любить. А сейчас рушился мир. Все, что помогало держаться в Мортруме: воспоминания об отце и нашей маленькой семье, в которой меня любили, рухнули.

Хелен мертва. Вельзевул тоже.

И хоть вокруг бесконечно много света, я снова оказалась во тьме.

– Восемь девочек. Восемь. Ради чего? Зачем тебе была нужна я? Зачем ты притворялся, что любил меня столько лет, зачем называл дочерью?

– Он лишил меня возможности быть с моими детьми. Я лишил его единственной наследницы. И если не одна-единственная ошибка, из-за которой я выдал себя и оказался в Аиде, Вельзевул сошел бы с ума, узнав о судьбе своей дочурки.

– Повтори.

Детьми? С ЕГО детьми?

– Ты все слышала, Аида.

Я нервно рассмеялась.

– Бред. Если ты хотел отомстить Вельзевулу, зачем притворялся отцом? Почему не убил меня? Для чего было устраивать дочери своего врага счастливое детство? Может, я и смотрела на все через розовые очки, но я помню, как ты жертвовал всем, чтобы дать мне нормальную жизнь. Что, просто из мести?

– Так было нужно. Ты должна была вырасти и полностью мне доверять.

– Для чего?

Папа посмотрел мне в глаза. И я вдруг поняла, что стою напротив совершенно незнакомого человека. Совершенно непонятного, жестокого, безумного. От папы, которого я когда-то, а может, и до сих пор любила, остался только облик.

Вот тебе урок, Аида: иногда темные души не похожи на монстров. Иногда они прячутся под личинами наших родных.

– Будет больно, – предупредил отец. – Но не смертельно.

Прежде, чем я успела среагировать, раздался выстрел. На светлой рубашке медленно расплывалось пятно крови, а вот боль пришла не сразу. Острая, лишающая разума, невыносимая не столько физически, сколько эмоционально.

Я осела на пол, а человек, которого я считала отцом, равнодушно смотрел, как дрожащей рукой я вытираю струйку крови, стекающую из уголка рта.

Дело дрянь.

– Лилит тебя подлатает, но сейчас я не могу рисковать. Ты сильная девочка.

Наклонившись, он подхватил меня под руку и заставил подняться. От боли кружилась голова. Кровь стекала на пол, я чувствовала, как с каждым ударом сердца сил становится все меньше и меньше. Противный железный привкус во рту заставил закашляться.

«Вот же работы будет у офицеров, когда они найдут эту лужу крови», – совсем некстати подумалось мне.

Они безошибочно определят, сколько крови я потеряла, и будут искать труп. Может, это и к лучшему. Смертные мне не помогут.

Лилит… От этого имени внутри все похолодело. Значит, она больше не в Аиде. Со смертью Вельзевула перестало действовать наказание или взошедший на престол сын помиловал мать?

Но самое забавное, что я уже ощущала эту адскую боль и неумолимо утекающую жизнь раньше. В меня уже стреляли.

Тогда в сердце вернулся Мортрум.

Сегодня из него вырезали последний кусочек надежды.