Заросший, словно дед щетиной,
Живёт суровый, старый сад.
Во мхах, чащобах, паутинах,
Он самому себе не рад.
В нём что ни куст – то зверь косматый.
Деревья хворые скрипят.
Не оживляет снега вата,
Не красит осени наряд.
Живёт, и сам себя не слышит.
Давно тропинки заросли.
Строений непонятных крыши
Уже прогнулись до земли.
…Однажды яркий свет вечерний
Прошёл сквозь ветки и листву,
Нашёл скамейку и качели,
Беседку, как по волшебству…
И расцвели воспоминанья!
Теперь в заветный тёплый час,
В лучах любви, тепла, вниманья,
Сад оживает каждый раз.
На больничной койке – бабка тощая.
Что сухая веточка – рука…
В чём и держится душа?
Живые мощи…
Но – синющие глаза из-под платка.
– Выгнала давно я мужа-пьяницу,
Четверых детишек подняла.
Вволю довелось хлебнуть – намаяться,
Дал Господь – здоровою была.
Попустил – пришла болезнь-захватчица,
Видишь – руки плетями висят…
Не дают с внучатками понянчиться…
– Сколько лет Вам?
Улыбнулась:
– Пятьдесят.
Она вошла легко, непринужденно,
Как эвенкийка в стойбище свое,
По сторонам не глядя удивленно,
Как будто знала –
Все здесь – для нее.
Ее приход не отмечали пышно.
Но сразу понял каждый старожил,
Что до неё, неброской и неслышной,
Никто по-настоящему не жил.
Неумолчный шум больницы,
Шорох вьюги за окном…
Безмятежно сыну спится:
Там, где мама – там и дом.
Зимний вечер в ночь уходит,
Иней окна залепил.
В небе месяц на исходе…
Баю, маленькая, спи…
Ночь густеет за окном.
Темноты боялась, помню,
Но теперь наш старый дом
Светом нежности наполнен.
Дочь в кроватку уложу.
Пусть малышке сладко спится…
И.… боюсь, пока иду:
Вдруг да скрипнет половица…
Дома скучно, серо, пыльно.
Опустел. В больнице – сын.
Говорит: «Тоскую сильно,
Я лежу почти один».
Дом, работа и больница…
Я мечусь туда, сюда…
Как ему там естся, спится?
Врач подходит иногда?
Был бы хоть диагноз точен,
Потерпеть хватило сил –
Исскучались очень-очень…
Вот уж август наступил…
…Замер, худ, в трико и тапках
У дождливого стекла.
Так схватила бы в охапку
И домой уволокла…
Отрадой для души – одно словечко:
Жив. Более не нужно ничего.
Я в храме помолюсь, поставлю свечку,
И троеперстье ляжет на чело.
А мне казалось – сына оторвали
Навеки – так потеряна душа,
Покой и благодушие украли,
Бессмысленно жалеть и утешать…
Но телефонный голос в ухо впрыгнул,
Душа воспряла, дёрнулась к нему.
Насытилась одним лишь кратким мигом,
Что разметал переживаний тьму.
Апрельский дождь! Вечерний, золотой!
Садится солнце, в капле каждой – лучик.
Не страшно им, что синевой густой
На юге поднялась до неба туча.
Им хорошо, им весело сверкать!
Купаться в лужах, ледяных, прозрачных.
Бурлит водою трасса, что река.
В окно на дождик грустно смотрит дачник…
Я вышла в сырость, свежесть – подышать.
Гляжу на туч тяжелое движенье.
Я – молода. Мне снова – двадцать пять!
А у сынишек завтра – День Рожденья!
Осень капли на ветки нижет,
Словно бусинки из стекла…
Небо сумрачнее и ниже…
Мягкой тканью листва легла…
В доме тихо, тепло, уютно…
Вместо компа гляжу в окно.
Дремлет рощица в дымке мутной,
Стынет пруд, околдован сном.
Мама с дочкой идут на горку,
Обе в куртках, с большим зонтом,
Отражаясь в асфальте мокром
Ярким розово-жёлтым пятном…
Пролетая, шуршат машины.
В доме рядом зажёгся свет…
От желания звякнуть сыну
Никакого спасенья нет…
Памяти мамы
Сплю я – в ритме скупого дыхания.
Тормошу уговорами сердце.
Только склонно оно к затиханию.
Ты уходишь. Уходишь! Не верится.
Негодует земное сознание.
А душа лишь вздыхает прерывисто.
Было ей лучезарное знание,
Быстротечней синичьего высвиста.
Было ей голубое видение.
Пусть сознание с тенью сражается,
Но душа вобрала убеждение:
Жизнь и там, за чертой, продолжается.
Портрет на стене в опустевшей квартире.
Теперь ты – везде. Ты рассеянна в мире.
Ты – девочка, с бабкой бредешь по дороге.
Промозглость, распутица, мокрые ноги…
Смешливая девушка… Кружатся снимки…
Ты – мама с детьми, на диване, в обнимку…
Ты – бабушка, щурясь, очки протираешь…
Ты… девочка, руки раскинув, взлетаешь…
Ты всюду. Ты снишься мне, снишься и таешь.
Реальна, как жизнь, и легко ускользаешь…
Утратой нелепой, немыслимой самой,
Всегдашнею раною стала ты, мама.
1.
Заботы, страсти – глуше и скучнее.
Душа почти не держится за них.
Порою кажется, что связь её прочнее
С той, что уже не числится в живых.
2.
Ты обо мне тоскуешь? Не тоскуй.
Мы встретимся – от радости заплачем…
Наш переезд, ты знаешь, не оплачен.
Мы копим горести на этом берегу.
А перевозчик в белом стар и строг.
Молчит, не говорит, когда же срок.
Ты не тоскуй. Дождёмся как-нибудь.
Качнётся вдруг прибрежная ветла,
Волна плеснёт, шипуча и светла…
Нас наберут до полного числа,
И – в путь…
Ты знаешь, как в Раю?
Там – любовь.
Там можно быть маленькой-маленькой.
Там ждёт меня мама.
Она возьмёт меня на руки
И я крепко-крепко обниму её,
И скажу сквозь слёзы:
«Где ты была так долго?!»
А ещё там можно быть большой-большой,
И взять на руки своих деток,
И маму, которая станет маленькой.
Рай – это любовь.
Папе
Гитара под неверными твоими
Задумчивыми пальцами грустит.
Прерывистый, зыбучий звук доныне
Живет в душе, трепещет и болит.
Не вынесла. Ушла и дверь прикрыла.
Но звуки проступали за стеной.
Гитара смолкла, а они все… были,
Струну перебирая за струной.
Когда я в электричке задремала,
Гудел гитарный бок, смолист, бордов.
Свои колки оставив у вокзала
Вослед бежали струны проводов…
Наивная, безжалостная память!
Как сладки и остры твои лучи…
Дань требуя, до неба призрак встанет,
И каждый нерв ответно зазвучит.
Скупее дыхание, меньше сил…
Ты уйдешь – будем жить не планами,
Не проектами твоими, а полянами,
Лесом, небом, которые ты любил.
В слезах дождей осенних,
В гомоне птиц весенних…
Тоскую по тебе, настоящему,
Тоскую по тебе, уходящему,
Недолюбившему, недолюбленному,
С жизнью, наискосок разрубленною…
С непониманием, одиночеством…
Как в детстве, прильнуть к тебе хочется.
Прости меня за молитвы скудные.
Твои дни для меня – неподсудные.
Жизнь пройдет, и случайное в узел свяжется.
Между нами связь крепче, чем кажется.
Жизнь не бессмысленна. И не длинна.
Она – река, со спазмами водоворотов.
А ночью в глуби звезда видна,
В лесу камышовом плещется кто-то…
Едва шевелятся плавники
Живущих в ней серебристых тварей.
Плывут селения вдоль реки,
Лес пробегает – зелено-карий…
Мосты упрямо висят над ней,
Полощет ива седые косы…
Чем глубже дно, тем она полней,
Тем отвлечённей встают вопросы.
О смерти – главный… Ей вечно жить!
Душою впасть в океан стремится,
И не заметит, как добежит,
И в нём до капельки растворится…
Отчаянья глухая глубина…
Ища виновных – ищем наказанья.
Их нет. И почва донная – видна.
Бежит вода, уносит все признанья,
Шумит – живи. Как поле, как леса.
Всё понимая – принимай без боли.
Губительны движенья сильной воли,
Пока безмолвны, слепы небеса…
Всему – черёд. Свершится, подожди.
Мы торопливы, и в ошибках тонем.
Хохочет смерть, сжимая виражи…
Спаси нас Бог от собственной погони.
Жизнь беспокойная земная…
Сегодня – жизнь, а завтра – прах.
Всплакну, над прожитым взмывая.
Обрывки нитей на крылах…
Мне никогда не возвратиться
В мир, ослепительно-живой,
Ни плеском волн, ни быстрой птицей,
Ни говорливою листвой.
Я не вернусь. Без повторенья
Я дверь неслышно затворю.
И потому за каждый день я,
За миг – любой! – благодарю!
Открываются тайны земные,
Прозреваются тайны Небес…
Кто сказал, что глухие, немые,
Равнодушные – поле и лес?
Проникая в сознанье природы,
Слышим мысли травинки, цветка…
Лес, вздыхающий от непогоды…
Засыпающая река…
Когда жизни окончатся сроки,
Будет явной реальность души.
И молитвы знакомые строки
Поплывут в поминальной тиши.
Не увидят друзья и родные,
Сокровенное чудо чудес:
Закрываются очи земные -
Открываются очи Небес.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: