– Они нашли у тебя только мою визитку. В базе полиции не было никаких контактов родственников, а по адресу, по которому ты зарегистрирована, ты не проживаешь. Вот и позвонили мне на удачу. Медсестры сказали, что какой-то прохожий отвез тебя в больницу – по его словам ты сидела на тротуаре с разбитой головой, ничего не соображала. Ты помнишь что-то? Как это с тобой произошло? Тебя правда ограбили?

Анна поморщилась и вместо ответа спросила:

– Визитка, да? И что же? Ты вот так просто сорвался с места и приехал? В Рождество? Серьезно?

– Ну… как видишь. Могла бы и спасибо сказать, разве нет? – Парирую я, изображая обиду.

Кажется, проглотила.

– Да… прости меня, пожалуйста. Я просто… все как-то спутанно. Спасибо тебе, Крис.

Улыбаюсь, просто не могу удержаться. Пожалуй, слишком радостно.

– Пожалуйста. Рождество же, как я мог не приехать.

Кратко поглядываю на нее, стараясь не отрываться от дороги. Выглядит, пожалуй, смущенной, а не злой – и это уже обнадеживает. Наверно, ругает себя сейчас за то, что так подозрительна к людям, которые вовсе не все напропалую уроды, преследующие свои тайные цели.

Только вот, это не про меня, конечно. Я может быть и не урод, но определенно себе на уме.

В тайне поглядываю на нее. Она так близко, что чувствую еле уловимый аромат ее духов… что-то Рождественское, теплое, с нотками корицы. Боже, мне нравится в ней все! Большие голубые глаза, нежный овал лица и чуть вздернутый маленький нос. Пухлые губки, отчетливые белые клычки, которые видно, когда она улыбается, и ямочки… особенно ямочки! Две на щеках и маленькая точка на подбородке – они просто сводят меня с ума.

Хочется немедленно припарковаться, отстегнуть ремень и заключить ее в объятия… Прильнуть губами к пухлым губам, почувствовать вкус, заставить улыбаться, чтобы коснуться этих самых ямочек подушечками пальцев…

– Крис!

Уворачиваюсь от резко свернувшей за угол машины, чувствуя, как меня прошибает холодный пот. Уф… увлекся. Не стоит так делать, пока за рулем, а то угроблю нас обоих.

– Задумался, извини. – Говорю, вцепившись в руль обеими руками.

– А я думала, это у меня тут сотрясение. – Смущенно смеется Анна и я вместе с ней. Теперь стараюсь даже не смотреть на девушку, но вот беда – переключаю ручник и вижу возле него ее колено… Непреодолимая сила заставляет мой взгляд скользнуть выше по стройным бедрам, к ложбинке между ног.

Опомнился я, совершенно не вовремя – Анна уже заметила мой недвусмысленный взгляд и раскрасневшись одернула коротенькую куртку, словно желая спрятаться за ней целиком. А мне осталось только отвернуться и сделать вид, что она все неправильно поняла.

Ну, что это со мной в самом деле! Я же вижу, что с ней нельзя так! Что она как раз из тех, кто не посмотрит на каком я там месте и в каком рейтинге или сколько у меня наград киноакадемии, а сразу влепит пощечину или зарядит коленом промеж ног.

Но, быть может, именно это и заводит так сильно?

Хотя нет. Это только вишенка на торте по имени Анна Сомова.

– Как планируешь отмечать?

– А? – Спрашивает Анна, точно выныривая из океана мыслей.

– Ну, Рождество? С друзьями? Может быть с парнем? – Разумеется, крайняя часть вопроса была важнее первой.

– Да так. – Пожимает плечами и вдруг выдает. – У меня нет парня, да и друзей почти нет.

В моем мозгу что-то ломается, потому что наступает когнитивный диссонанс – в смысле нет парня? А с кем же ты, недотрога, целовалась у входа в кафе? Нет, ну я же не слепой, это точно был не невинный чмок! Тот модник с крысиным хвостиком на затылке едва ли не раздевал ее, прижав к зданию прямо посреди улицы! Чего я не знаю?

Но спросить об увиденном днем, разумеется, было бы верхом идиотизма с моей стороны. Мысли скачут и прыгают по черепной коробке, точно кузнечики – как же узнать ответ? Внезапная догадка, больше похожая на восход солнца над бездной, заставляет ухмыльнуться: может она таким образом заигрывает со мной? Ну, вроде «парень есть, но для тебя, Крис Уайт, место свободно».

Смотрю на нее, пытаясь прочесть желанный ответ в выражении лица, а она на меня нет. Снова хмурится и в глазах теперь чуть ли не слезы стоят. Приложила маленький кулачок к губам и прикусила костяшку пальца, словно улетела мыслями куда-то далеко, в страну тяжелых воспоминаний.

Видя ее в расстроенных чувствах, я готов затормозить прямо здесь, на проезжей части, но мягкий голос бортового компьютера вовремя сообщает, что мы прибыли в точку назначения, домчав на пять минут раньше прогнозируемого срока и вообще приятного нам дня. Но этот факт расстраивает меня, хотя и не удивляет – Анну доставили в ближайшую больницу, а нашли, видимо, недалеко от дома.

Тяжелое, серое четырехэтажное здание возвышается над нами. Кажется, переоборудованная проходная какого-то завода. Широкие окна, но все на темную сторону, ржавые пожарные лестницы по боку и, самое главное, оборванная шпана тусящая у подъездов. При виде дорогой тачки припарковавшейся у тротуара некоторые даже поднялись, чтобы рассмотреть поближе чудо современной механики, которое по частям толкнуть проще, чем целиком. Пожалуй, оставлять тут машину без присмотра рискованно. Но совсем не это волнует меня в данный момент.

– Эй, ты в порядке?

Анна молча поднимает раскрасневшиеся от едкой влаги глаза и у меня внутри буквально стены самообладания рушатся – в этот момент так хочется коснуться ее, прижать к себе. Я сделал бы это непременно, если бы не этот непреодолимый барьер между нами – как бы мне не хотелось иного, мы чужие друг другу люди.

Нет слез, нет истерики, но я отчётливо вижу страх, сквозящий в ее взгляде. Неужели что-то вспомнила?

Руки сжимаются на руле. Чувствую, как от злости сводит скулы – я в недоумении, что делать? Как узнать, кто должен харкать кровью и собирать зубы с пола, чтобы Анне стало легче?

– Не молчи. – Говорю настойчиво, без мягкости. Если надо, готов и силой добиться ответа.

– Нет-нет, все в порядке, просто задумалась что-то. Доктор говорил… – Что именно говорил доктор, не сказала, вместо этого шмыгнула носом и как-то неуверенно провела рукой по щеке, утерев все же выступившую слезу. Улыбнулась мне дёргано и, прежде чем я успел вставить хоть слово, отстегнула ремень и щёлкнула ручкой на двери, спешно распахнув створу настежь. – Спасибо, что подвез. И что забрал из больницы, тоже спасибо. Правда, не стоило конечно…

– Анна…

– …но я ценю. Не знаю даже, чем тебя отблагодарить за такое. Давай…

– Анна, стой!

– …давай, целый месяц латте за мой счет! И маршмеллоу не пожалею, вот увидишь…

– Да подожди ты! Стой, сядь на место.

– Пока, Крис! Счастливого Рождества!

– Анна!

Я пристегнут! Долбаный ремень отказывается расцепляться с ответкой. Рычу, почти выдергивая весь механизм с мясом. Выбираюсь, наконец, из машины и именно в тот самый момент, когда за ней захлопывается дверь! Ее от меня отгораживают четкие ребята с района, всем своим видом вопрошающие «Э, че надо? Че забыл тут? Вали, давай, пока колеса не сняли!»

Ну, что мне с ней делать? На каждый мой шаг вперед – два назад!

Бью кулаком по низкой крыше, словно это может хоть чем-то помочь. Стою, совершенно не представляя, что делать дальше.

Двадцать четвертое декабря, полдень. Каких-то несколько мгновений назад я держал девушку своей мечты вот здесь, прямо в этих руках, а потом, стоило на секунду расслабиться, как этот мятежный ангел упорхнул в окно. Сквозь пальцы просочился, оставив кучу вопросов и недосказанных фраз.

«Анна, ты мне нравишься, могу я угостить тебя кофе? Долбанным латте с корицей под Рождественским деревом? Ах, что ты! Тебе не с кем отмечать Рождество? Мне, представь себе, тоже! Не поверишь, я просто пропустил свой рейс. Дважды!» – ну, что сложного было сказать ей все эти слова?

Не сажусь – падаю обратно в водительское кресло и устало кладу голову на руль. Дышу ровно, стараясь не материться даже про себя. Нет, отец откажется от меня, если узнает, в какую ссаную тряпку превратился его сын.

Устало открываю глаза. Вижу маленькое светлое пятнышко на тотально черной приборной панели – блик. Солнечный зайчик. А посылает его маленькое стеклышко от детских часов с Микки Маусом, оставленных на переднем сиденье. Механические, с розовым ремешком и мультяшной мышью на циферблате, размахивающей руками, вместо стрелок.

С детства ненавижу этого писклявого уродца, но сейчас практически беззаветно люблю.

9. Анна

Поднимаюсь по лестнице, ощущая, как сердце отсчитывает удары.

Я вспомнила! Я все вспомнила, когда Крис спросил с кем я собираюсь отмечать Рождество. Просто подумала, будет ли отмечать с нами Эрни, после такой ссоры, и чуть не расплакалась от нахлынувших эмоций! Я словно все время знала о случившемся, просто не признавалась самой себе.

После того, как Марина огрела меня тостером, все было как в тумане. Я помнила последующее скорее ощущениями, чем картинками. Смазанные образы, обрывки фраз перемежевывались в моем сознании с мгновениями абсолютной темноты…

Кажется, они долго решали, что со мной делать, а потом просто вывели на улицу и оставили в проулке. Не представляю на что надеялись… Что меня кто-то добьет? Что я испугаюсь и не вернусь? Кажется, оба были просто не в себе, пьяны или даже под чем-то.

Впереди длинный заплеванный коридор на пять квартир с нашей дверью в конце. Стою и думаю – что же я делаю? Надо постучаться к миссис Буковски, попросить позвонить и вызвать полицию. Или самой пойти в участок в соседнем квартале, рассказать все как есть, а там уж пусть сами решают, верить мне или нет и есть ли у меня шансы что-то доказать. По крайней мере попросить какого-нибудь офицера сходить в квартиру вместе со мной, чтобы я просто забрала свои вещи.

И что дальше? Куда я пойду? Двадцать четвертое декабря, полдень! Люди по всей стране уже собираются в гости, накрывают столы… В Лос-Анджелесе Рождественский переполох; цены на недвижимость взлетели в двойном размере, даже хостел на ночь не снять дешевле, чем за двести в сутки, если вообще еще можно что-то снять… а впереди почти десять дней выходных. Но даже и после них нужно потратить месяц на поиск подходящей квартиры.

Сжимаю кулаки. Надо взять себя в руки, зайти туда и попытаться… что? Решить все, как взрослые люди? Сказать, что все забыто и пообещать больше не лезть в их разборки?

Так и слышу голос Эрни «Да ладно, че ты. С кем не бывает. Голова-то как? Болит небось? У меня вот, синячина во все брюхо и хрен не стоит. Вот, посмотри!»

Но все мои размышления бессмысленны, потому что я уже стою возле нашей двери, а значит все для себя решила. Хлопаю по карманам, но ключей как не было, так и нет. Вспоминаю, как Мэр рылась в моей одежде – забрала кошелек, телефон… Наверно этого всего уже нет. Вот и сбылись мои страхи по поводу опасного соседства!

Только я, как конченная идиотка, вместо того чтобы бежать отсюда сломя голову, поднимаю руку и стучусь. Остаться на улице в Рождество – страшный сон! Ни маме позвонить, ни на ночлег в приют устроиться – вся моя жизнь в этой квартире. Я никто в чужой стране, без денег и документов…

Страшно.

Тишина, от которой у меня все холодеет внутри, затем шаги за дверью, от звука которых я и вовсе перестаю дышать.

Мне открывает Эрни. Выглядит скверно – волосы в беспорядке, нижняя губа чуть распухла, в бородке застряли какие-то крошки, но самое главное глаза – зрачков нет. Точнее, все глаза – это одни сплошные расширенные зрачки, без радужки и намека на адекватность.

– О, Ан. Не ожидал тебя увидеть! – Растягивает губы в этой своей мерзкой улыбочке и нависает надо мной опершись об косяк. – Я смотрю, тебя подлатали. За добавкой пришла?

Протискиваюсь в квартиру, откинув его руку. Внутри беспорядок. На столике у дивана бутылки, коробки от китайской еды, зеркало с остатками порошка…

Осколки салатницы, что я разбила о его голову так никто и не убрал, на кухонном столе стоит испачканный в моей крови тостер. Пожалуй, приди я сюда с полицией, доказательства моих слов все же нашлись бы. В этом вся я – вечно делаю неправильный выбор.

– Где Мэр? – Спрашиваю, на всякий случай отступив от Эрни на шаг.

– В отключке. Спит в твоей комнате. – Ржет, отряхивая морду от крошек. – Мы тут э… немного пошалили с твоими вещами. Молодец, кончено, что принесла долг, но ты же сама понимаешь… что теперь должна намного, намного больше.

Не поворачиваясь к нему, спиной пячусь к своей комнате и толкаю дверь… ужас! Кошмар! Стены изрисованы непристойными надписями, сделанными красным баллончиком, ящики вывернуты, а на стащенном с основания матрасе спит голая Мэр… вижу синяки на руках и ногах, лицо скрывают черные локоны.

– Марина? Марин… – оборачиваюсь на ржущего в гостиной Эрни и, уже не думая об осторожности, бросаюсь к соседке.

Ищу пульс – слабый, но есть. Аккуратно откидываю волосы с лица; у девушки разбита губа и темный синяк налился под глазом, но она не без сознания, а просто спит. Запах алкоголя настолько сильный, что сбивает с ног – я выпускаю ее из рук и Мэр недовольно хмурится, переворачиваясь обратно на бок.

– В порядке все с ней. Говорю же, в отключке. – Эрни уже стоит за спиной, сложив руки на груди и откровенно веселится, видя мое беспокойство. – Зачем ты вообще полезла? Только хуже все сделала. Ну, повздорили, с кем не бывает, а тут ты. Детка, тебя что, папочка в детстве шлепал? Ты что так взбесилась?

– Я тебе не детка. – Шиплю сквозь зубы, а у самой просто голова кругом! Внутри кипит обида пополам со злостью и выжигает страх. Чувствуя, что еще мгновение и вулкан Анна Сомова взорвется, подхожу к нему вплотную, толкаю, что есть сил и указывая на дверь. – Эрни, проваливай к черту отсюда! Забирай что у тебя там осталось и вали, чтобы я тебя до следующей арендной платы не видела!

– Уф, колючая какая! – Смеяться он перестал, но теперь на лице мужчины появилось совсем другое выражение. Отступив под моим напором за порог комнаты, Эрни склонил голову на бок и, словно приняв какое-то решение, резко поймал мою руку, указывающую ему на дверь – да дернул на себя так, что чуть не вывихнул мне запястье!

– Убери свои руки, урод! – Говорю сквозь зубы, вкрадчиво и со всей силы отталкиваюсь от его груди.

Но все тщетно… с легкостью преодолев сопротивление, Эрни только притянул меня к себе еще крепче и нервно облизнул пересохшие губы.

– Ну, повыделывалась и хватит уже! Что? Злишься что комнату твою попортили? Так ты просто плохо себя вела… да, Анна, ты плохая девочка, а плохих девочек нужно наказывать!

Разворачивает меня к себе спиной и одной рукой берет в удушающий захват, заставляя в страхе впиться в себя слабеющими с каждым мгновением пальцами. Другую же руку вальяжно кладет на мое бедро. Сжимает до боли, требуя прижаться к себе ближе.

– Хватит строить из себя, Анна. Я же знаю, что тебя заводит. – Томно шепчет мне на ухо и двигает бедрами, заставляя ощутить свое возбуждение. – Никогда не видел, чтобы ты кого-то приводила. Признайся, подсматривала за нами с Мэр и делала себе приятно, представляя себя на ее месте, да?

Чувствую, как возвращается головокружение и тупая боль в месте удара. В ушах уже вовсю шумит от недостатка кислорода – хриплю, пытаясь заставить, попросить и в конце концов умолять отпустить! Но Эрни на своей волне, он совершенно не в себе и не рассчитывает силы. Возбуждает себя, лапая меня, хватает зубами за мочку уха и прикусывает, становясь внизу еще тверже.

– Анна?

Сквозь пелену слез и асфиксии вижу, как медленно отворяется входная дверь и в проеме появляется Крис. Почему-то мне становится еще хуже от того, что он видит меня в таком положении!

Выражение лица мужчины меняется стремительно: вот он растерян и смущен, а теперь, начинает хмуриться, потому что, скользнув взглядом по моей сжавшейся в ужасе фигурке, по рукам Эрни, грубо удерживавшим меня, не находит причин извиниться и оставить все как есть.

– Ты еще кто? – Очнулся Эрни. – Стой, я тебя знаю… ха! Ты же тот из ФБР…

Договорить он не успевает, потому что Крис в два широких быстрых шага пересекает гостиную и хватает его за руку, сжимавшую мое горло. Я судорожно вдыхаю, видя, как стремительно приближается пол. Ноги больше не держат, и я падаю, но тут же отползаю в сторону, ведь иначе меня просто затопчут!

Борьба, гухой удар и еще – поднимаю взгляд; Крис прижал Эрни к стене и даже не пытаясь сдержаться, прицельно бьет кулаком по лицу, разбивая нос в кровь. Я вижу, как летят в стороны капли. Раз, два и снова этот страшный глухой звук – неудавшемуся насильнику достаточно. Крис отпускает его и Эрни просто медленно сползает на пол.

Смотрю на любителя рождественского латте во все глаза: от былой мягкости в чертах не осталось и следа. Крылья носа раздуваются от прилива адреналина, густые темные брови сведены, уголки губ опущены – и с этим выражением он смотрит на Эрни не мигая, лишь сжимая и разжимая кулаки. Точно раздумывая, поднимется ли ублюдок за добавкой – но моему арендодателю не до того. Он что-то невнятно мычит, силясь дотянуться ослабевшей рукой до свернутого набок носа.

Ну, какой уж тут из Криса добродушный тюлень…

Отчего-то мозг именно в этот момент решает подкинуть мне занимательный факт о том, что тюлени хищники и не брезгуют в том числе пингвинятиной. До чего же бывают обманчивы добрые глаза!

Убедившись, что враг все же повержен, мужчина оборачивается ко мне и с тревогой во взгляде опускается возле на одно колено. Спрашивает:

– Ты в порядке? Идти можешь?

Я вроде бы и понимаю, о чем он, но даже слова вымолвить не в силах – губы дрожат, руки-ноги не слушаются… я вся как осиновый листок, только вместо дерева, держусь за ножку деревянного журнального столика.

Не дождавшись ответа, Крис подходит ближе и совершенно бесцеремонно подхватывает меня, прижимая к себе. Как тогда, в больнице.

– Надо идти и здесь я тебя не оставлю.

Идем. Точнее он идет, а я лечу по воздуху, у него на руках. Прижатая к теплой твердой груди, бережно поддерживаемая сильными руками. От мужчины пахнет чем-то свежим, морским и немного сладким. Мне становится так хорошо и спокойно, будто я на большом корабле среди океана. Здесь Анну Сомову не достать никаким печалям!

Как бы не привыкнуть… Кто он, этот Крис Уайт? Возникает вечно из ниоткуда, принося спасение в самый последний момент! Неужели ему и впрямь нечем заняться в канун Рождества, кроме как вытаскивать меня, бедовую, из передряг? Надо хоть сказать парню, что передряги со мной перманентно и ему бы поискать другое, более благодарное занятие. А иначе я разорюсь его бесплатным латте поить!

Поднимаю взгляд вверх и встречаюсь с его… мы уже спустились на этаж ниже и зашли в лифт. Дурацкая система с этими лифтами в домах, где под них не предусматривалась отдельная шахта. Чтобы поехать надо закрыть двери, а чтобы закрыть двери, надо отпустить меня и позволить самой встать на пол. Но Крис все стоит на месте, смотрит на меня… будто бы даже не дышит!

Приходится намекнуть на очевидное – обвиваю руками сильную шею и опускаю ноги, выпутываясь из объятий. Руки Криса внезапно оказываются на моей талии, и он отчего-то медлит их убирать. Вопросительно смотрю на него и вижу что-то новое во взгляде. Тревога, но другая. Волнение? Нерешительность?

Словно в замедленной съемке смотрю на то, как чуть приоткрываются его губы, как взгляд бегает по моему лицу, точно выискивая какие-то тайные знаки. И я улыбаюсь этому, потому что сейчас Крис вновь выглядит точь-в-точь как добродушный, большеглазый…

Он наклоняется ближе и накрывает мои губы своими. Сначала невесомо, потом настойчивее. Рука скользит по спине поверх тонкой куртки и останавливается у основания шеи – это вызывает во мне целую толпу мурашек, что устремляются сразу вверх и вниз. Я, сама того не ожидая, подаюсь вперед всем телом и кладу свои руки на его бедра – это словно сигнал для него. Глубокий вдох – и поцелуй в лифте уже не так невинен! Его язык скользит меж губ, жадно сплетается с моим…

Это что-то невероятное! Со мной такое впервые! Чувства, мысли – все внутри переворачивается с ног на голову и улетает в глубокий космос: здесь, прямо сейчас я целую парня с обложки.

Хотя нет. Это парень с обложки целует меня, а я слилась в поцелуе с невероятным мужчиной, который отчего-то заметил меня и, несмотря ни на что, решил не отпускать.

И кому какое дело, что это один и тот же человек?

Особенно если он так целуется.

Эпилог. Крис и Анна

Ветка омелы над нашими головами.

Кто-то повесил ее на пыльную лампу здесь, прямо в лифте, и теперь я стою под ней, держа на руках Анну. Смотрю на зеленые лепестки с белыми ягодами и, кажется, забываю, как дышать.

Девушка моей мечты удивлена тому, что мы остановились. Она хмурится, обхватывает мою шею руками, вызывая целую волну жара внутри, и, несмотря на мой протест, встает на грязный заплеванный пол лифтовой кабины.

Снова глаза в глаза. Я больше не слышу своих мыслей – только обжигающее желание поцеловать Анну наполняет меня, точно нарастающий звон. Необходимость коснуться нежной кожи, запустить пальцы в ее мягкие светлые волосы… она улыбается мне. Смотрит лукаво своими небесно-голубыми глазами, и я проваливаюсь в них, точно шагаю из самолета: раз – и захватывает дух.

Анна отвечает на поцелуй! В этот миг земля теряется под моими ногами… Чувствую, как за спиной словно расправляются крылья, вот только они не способны унести нас из этого заплеванного лифта, подальше от урода в квартире этажом выше, который вот-вот должен очнуться.

Найти в себе силы остановиться стоит мне много больше, чем там в квартире. Не знаю, что это был за хрен и кто он Анне, но я мысленно умолял его подняться и попробовать дать мне сдачи. Бить лежачего это все же слишком для меня.

Дышу тяжело и не могу расцепить объятий, мои руки точно приросли к хрупкой девичьей фигурке. Анна открывает глаза и заливается румянцем, затем мягко высвобождается и сама закрывает двери лифта. После, до упора вдавливая одну из трех кнопок на грубой накладной панели.

– Ты прав, надо поскорее отсюда убраться. – Говорит, повернувшись ко мне спиной.

Больше мы не проронили ни слова. Пока проходили через холл, пока выходили на улицу, где один из местных ребят, встав по стойке смирно шутливо отдал мне честь – вся соль жеста в моих механических Бланкпайн на его запястье.