Читать книгу: «Капкан из серебра с эмалью»

Шрифт:

По просторному подъезду большого сталинского дома витал запах дорогих духов. Гущин потянул ноздрями воздух и кивнул: все верно, в точку, на место происшествия его вызвали не зря. Стас не считал себя специалистом по всяческим женским премудростям, но этот легендарный аромат он узнавал из множества других: духи «Митсуко» обожала его матушка Маргарита Павловна. В детстве Гущину даже казалось, что его школьная форма до последней нитки пропитана этим стойким горьковатым запахом. Однажды один из одноклассников нынешнего майора, помнится, съязвил: «Гуща, да от тебя разит, как от бабы!»

В связи с чем духи «Митсуко» Стас несколько возненавидел. И начал уклоняться от душистого маминого поцелуя перед отправкой в школу.

Сегодня же с «Митсуко» и вовсе получился перебор. Из раскрытой двери в квартиру потерпевшей не пахло, а разило. Сквозняк выдувал на лестничную площадку такой шлейф, словно на пороге квартиры разбили несколько флаконов.

И это было непонятно. Раньше суперосторожный убийца так себя не проявлял: аромат «Митсуко» в квартирах его жертв витал слегка-слегка, чуть начатый флакончик стоял на полочке или туалетном столике. Сейчас валялся на коврике в прихожей практически пустой.

Стас оттер плечом замершего у дверного косяка задумчивого лейтенанта. Похоже, участкового. Прошел по коридору до гостиной нехило упакованной двухкомнатной квартиры и уже там увидел лежащую на ковре молодую женщину в форме капитана юстиции. Мертвую. Всерьез избитую. На шее покойницы остались синие отметины, не оставлявшие сомнений, что молодую следачку после избиений задушили.

Гущин трагически поморщился. Пару лет назад он сталкивался по служебной надобности с капитаном Зотовой – Ирочка показалась ему зубастой карьеристкой, но тогда Стас сделал скидку хорошенькой брюнетке: красоткам нелегко работать среди честолюбивых мужиков. Дашь слабину и навсегда останешься в разряде смазливых барышень, карабкающихся по карьерной лестнице через постели.

Майор аккуратно обошел широко разбросанные ноги Ирочки. Невольно вспомнил, как четко и победно эти ножки вышагивали по зданию суда…

Опять поморщился. Вид мертвой женщины, тем более столь молодой, красивой, и должен вызывать зубовный скрежет. А Ирочка была не просто женщиной, она была коллегой.

Стас перебросил взгляд на хмурых деловитых мужиков: криминалисты уже закончили работу и запаковывали чемоданчики с инструментарием и собранными уликами; незнакомый Стасу следователь вписывал очередную строку в протокол осмотра места происшествия, и работы ему здесь еще навалом – комната практически разгромлена. Повсюду валяются бумаги, фотографии и книги, сброшенные с полок. Пол засыпан осколками битого фарфора и хрусталя, еще недавно украшавшего элегантную витрину.

На весь этот разгром со стены глядит кривовато повисший фотопортрет хозяйки. Огромного формата, черно-белый, сделанный явно талантливым модным художником.

Под фотографией на тумбочке аквариум, и рыбки в нем, казалось, снуют испуганно, панически. На дне среди ракушек – разбухший велюровый шлепанец.

Гущин бросил взгляд в смежную спальню, – такой же бардальеро: на пушистом бежевом ковре ворох нижнего белья, одежда вместе с плечиками выброшена из платьевого шкафа.

«Ограбление? – задумчиво спросил себя майор. Оглянулся на покойницу с множественными синяками на лице и подредактировал вопрос: – Убийство, обставленное под ограбление?» В нешуточных побоях усматривался личный подтекст: попавшийся на месте преступления вор или влетевший в квартиру грабитель бьет, а не избивает – методично, с наслаждением. Тут за версту несет пустившей глубокие корни неприязнью.

Выброшенное на пол содержимое шкафов – всего лишь наспех оформленная декорация.

Гущин начал сомневаться: а по делу ли его, собственно, вызвали? Все прежние жертвы Фермера найдены в идеально убранных квартирах. Голые задушенные девушки лежали в заполненных ванных – чистенькие и отмытые. Пока с Зотовой их объединял лишь запах довольно-таки редких духов и наличие форменной одежды, во всех прочих случаях спокойно дремавшей в платяных шкафах.

– Станислав Петрович, – услышал Гущин. Обернулся и увидел в дверном проеме гостиной криминального медика Татьяну Ильину. – Спасибо, что приехал.

Половину лица миниатюрной Тани закрывала марлевая маска, в руке эксперт держала стеклянную пробирку для сбора биологического материала. Стас, дабы выразить недоумение по поводу своего присутствия, слегка присобрал подбородок и оттопырил нижнюю губу. Татьяна верно расшифровала невысказанный вопрос и предложила:

– Иди за мной. Кое-что покажу.

Майор послушно двинулся за медэкспертом на кухню. Ильину он шибко уважал за профессионализм и въедливость. Именно она сегодня позвонила Гущину и сообщила: «Похоже, Станислав Петрович, твой Фермер опять нарисовался. Приезжай. Но слишком не торопись, жертва – следователь, на чп все высшее начальство съедется. Дождись, пока горячка слегка схлынет».

Гущин выждал два часа. В нетерпении подъехал. Запах духов ему показал, что вызов не был безосновательным. Но разгром в квартире и полностью одетая избитая жертва в гостиной говорили о противоположном.

Стас задумчиво прошагал по коридору, в просторной кухне порядка тоже не увидел. Шкафчики тут, правда, никто не опустошил, банки с мукой и крупами вниз не сбросил. Но битое стекло и здесь имелось: чья-то злобная рука грохнула о плиточный пол хрустальную вазу. Поверх ее осколков лежал растоптанный букет из разноцветных роз.

– Смотри сюда. – Татьяна присела на корточки возле растерзанных цветов и аккуратно приподняла увядший лепесток. – Вот, видишь?

Майор кивнул и опустился рядом с Ильиной. Под выгнутой чашей лепестка чайной розы лежала крохотная треугольная чешуйка. Синеватая, завядшая.

– Два похожих фрагмента эксперт Коля забрал. Он заметил лепестки и принес их мне в пакетике для улик. Сказал: «Глянь, кажется, это василек». Но самого цветка здесь не было. Догоняешь?

Гущин пригляделся к раздавленным цветам и заметил среди вороха роз длинный усик злакового колоса. Вроде бы там же лежали и ошметки раздавленного зернышка, но с этим пусть эксперты разбираются. Главное Стас для себя уяснил: здесь василек и злаковые. Это работа Фермера.

* * *

Конкретно василек четыре месяца назад позволил Гущину заподозрить в нескольких убийствах серию. В начале февраля майор выехал на место преступления в пятиэтажный панельный дом неподалеку от шумного столичного рынка. К этому времени в квартире уже работала следственная бригада, но, поскольку основная деятельность сосредоточилась в совмещенном санузле, где в ванне лежала обнаженная покойница, Стас не захотел там бестолково толкаться и отправился в гостиную.

Освещенная распластанной по потолку люстрой комната с минимумом мебели говорила о хорошем вкусе хозяйки. Стиль создавала цветовая гамма: на фоне жемчужно-серых стен ярким пятном выделялся алый диван с причудливыми подушечками, полосатые шторы подобраны им в тон. На длинной черной тумбе недешевый телевизор и ваза с вызывающе дорогим букетом.

Вначале тот букет внимания майора не привлек. Гущин замер в гостиной и старался понять, почему вдруг эта комната в стильной «молодежной» гамме показалась ему знакомой. Едва ли не свойской, такой, как будто он бывал здесь прежде.

Эта странность немного озадачила майора. Но, пройдя во вторую комнату с широкой кроватью, он увидел на туалетном столике знакомый флакончик духов: ощущение дежавю, оказывается, подарил запах «Митсуко». В современной квартире сотрудницы пресс-центра МСЧ старшего лейтенанта Инны Норкиной витал старорежимный запах, отправивший тридцативосьмилетнего майора в глубокое голоногое детство.

Стас нагнулся к столику, пригляделся к флакончику и отметил, что тот практически не начат. Духами стали пользоваться совсем недавно, но их запах уже, казалось, пропитал всю кубатуру. На тумбочке есть несколько пузырьков с новинками парфюмерного рынка, но продвинутая современная женщина пользовалась ароматом, можно сказать, своей прабабки.

Гущин вернулся в гостиную, остановился напротив вазы с цветами и тут уже почувствовал не дежавю, а зудяще острый приступ интуиции, известный каждому сыскарю: среди пышных разноцветных роз торчал одинокий василек, между махровых бутонов воткнуто несколько колких злаковых стебельков.

«Митсуко» и василек. Злаковые и покойница, носившая погоны…

Стас метнулся обратно в спальню, распахнул дверцу платяного шкафа и, найдя там форменный китель с погонами старшего лейтенанта, приложил к носу его воротник.

От воротника – разило. Если учитывать, что медэксперт Савельев уже дал предварительный отчет о времени смерти – не более восьми часов назад, то китель щедро сбрызнули «Митсуко» буквально перед самой смертью Инны.

– Кутепов! Миша! – нетерпеливо рыкнул Стас.

В дверном проеме спальни мигом появилось круглое лицо оперативника. Капитан выразительно поднял рыжеватые брови, мол, чего тебе, начальник? И Стас, пытливо прищурившись, поинтересовался:

– Помнишь, мы вместе выезжали на убой стюардессы? Ноябрь, Текстильщики. Кажется… ее звали Марина Воробьева. Тоже голая, в ванне.

– Ну, – кивнул Кутепов. – Красивая такая… блондиночка. Тогда еще понятого вырвало.

– Да. А букет из роз ты помнишь?

Капитан нахмурился.

– Букет? – переспросил.

– Да, да, – зачастил следователь. – Букет стоял на самом видном месте, в нем тоже был василек и злаковые, в квартире пахло «Митсуко» и…

– Чем пахло? – перебил Кутепов.

– Духами твоей бабушки!

– Не ори. Мой дед дарил бабуле на Восьмое марта «Красную Москву».

Стас махнул рукой. Как вырвало понятого, Миша вспомнил, все остальное потонуло в дебрях. Но, впрочем, если запах не сопровождал капитана большую часть его жизни – простительно.

Гущин прошел в ванную и дал указание криминалисту сфотографировать букет в нескольких ракурсах и уделить внимание флакончику от французской фирмы «Герлен».

А следующим утром, едва добравшись до рабочего кабинета, Стас достал из сейфа дело четырехмесячной давности и углубился в изучение фотографий с места происшествия.

* * *

На прошлогодний юбилей хитроумные подчиненные подарили шефу капсульный кофейный аппарат, и теперь в кабинете подполковника Коростылева всегда пахло не нагоняями и взмыленными шеями, а вполне изысканно и по-домашнему – хорошим кофейком. Коим Анатолий Николаевич не забыл попотчевать и хитрых отличившихся вассалов.

Тем утром кофе Гущин получить успел, но было видно, что патрон об этом быстро пожалел.

– Серия, говоришь? – гоняя по широкому лбу морщины, кисло говорил Коростылев. – А ты не поторопился? Два эпизода, запах, васильки…

– Василек, – поправил Гущин. – Один. В букете из роз. И злаковые, конкретно – рожь.

– Изучил, значит… землепашец.

Патрон ворчал, и это было объяснимо. Объединять дела по факту букета и запаха – нынче широко не распространенного, но все же легендарного – и придавать им статус серии казалось рановато. Николаевич поворошил лежащие на столе фотографии.

– Девушки не соответствуют одному типу – одна брюнетка, другая блондинка. Первая малышка с толстой попкой, вторая тощая и длинная, как манекенщица…

– Обе задушены, найдены голышом, но без следов интимной близости. Обе носили форму, – упрямо гнул свое майор.

Начальник фыркнул:

– Еще скажи, у стюардессы есть погоны.

– Нет. Но что-то общее в этом имеется.

Анатолий Николаевич побарабанил по столу короткими пальцами, глубокомысленно раздул щеки и выдал:

– Не понимаю, в чем проблема, Стас? Оба дела в твоем производстве, копай.

– Есть копать. – Гущин поднялся из-за стола.

Коростыл ев недовольно буркнул ему вслед:

– Не перестарайся. Почувствовал себя, понимаешь ли, великим специалистом по маньякам.

Гущин, не оборачиваясь, кивнул. Но согласился он вовсе не с последним утверждением: специалистом по серийщикам Стас себя не считал. Прошлым летом ему удалось лично обезвредить серийного убийцу Водяного¹, но немотивированных преступлений майор все так же не любил. Предпочитал работать, вычисляя личный интерес у граждан с относительно здоровыми мозгами и понятными мотивировками – финансовыми либо личными.

Но как справедливо заметил Николаевич, оба дела находились в производстве Гущина, и версию с серийным убийцей следовало отработать. Стас дал задание стажеру Сереже подобрать для него похожие дела и занялся текучкой.

* * *

Стажер Сережа оказался докой. Уже к вечеру майор получил список из нескольких фамилий потерпевших: все девушки молоды и красивы, найдены задушенными и обнаженными в ваннах, не имеют следов сексуальной близости. Но лишь в двух эпизодах присутствовал большой букет и форменный мундир. В первом случае жертвой оказалась работница метрополитена, вторая служила проводницей поезда Москва – Сочи. Можно сказать, девушки почти коллеги.

Труженица подземки погибла три года назад. Стас, увеличивая на компьютере снимки с места этого преступления, скрупулезно отработал фотографии полочек с косметикой и не нашел на них «Митсуко». Букет вообще сфотографировали отвратительно: определить, присутствовали ли там васильки и злаковые, не получилось.

А вот с погибшей железнодорожницей майору повезло. (Если можно так сказать, учитывая, что убийцу за два года не нашли, но появилась хоть какая-то ниточка.) Букет роз диаметром с колесо велосипеда дополняло пятно лазоревого цвета.

Стас быстро созвонился со следователем, который вел дело по убийству проводницы Лялькиной, попросил его припомнить детали, поинтересовался, был ли в квартире какой-то особенный парфюмерный запах… Но получил ответ:

– Не помню. Столько времени прошло. Да и вообще, Станислав Петрович, я в запахах как-то не силен. Для меня, что «Шипр», что чертова «Шанель»… Поговори-ка ты с медэкспертом, с Танюшей Ильиной. У нее память – записная книжка МВД.

Уже на следующий день майор был в судебномедицинском морге. Через раскрытую дверь кабинета наблюдал, как Татьяна уже пять минут ругается по телефону с неким бестолковым лаборантом.

С Ильиной Гущину однажды доводилось поработать. Стройную пепельную блондинку большинство его коллег-мужчин признавали раскрасавицей, но Гущин ничего не мог с собой поделать: она ему напоминала – мышь. Деятельную и кропотливую. Возможно, это было связано с невеликим ростом прозекторской красавицы, но, скорее всего, сыграл момент впечатления от первой встречи. Тогда Татьяна бросала курить и беспрестанно что-то пережевывала. То мятную жвачку, то ириску, отчего острый кончик ее носа находился в некотором движении, и Гущину казалось: мышь принюхивается.

Что в данном и конкретном случае послужило делу. На вопрос, не запомнила ли Таня запаха духов в квартире убиенной проводницы, последовал уверенный ответ:

– Да, от этой… как ее… Лялькиной пахло «Митсуко».

– Точно? – оживился следователь.

Мышь высокомерно посмотрела на Стаса.

– Самая долгая память – обонятельная, Станислав Петрович. И потом, эти духи любили мои мама и бабушка.

– Похоже, – пробормотал майор, – все наши бабушки и мамы любили этот аромат.

– И еще Булгакова, – улыбнулась Таня. – Вы знаете, что в переводе с японского «Митсуко» означает «тайна»?

– Нет, – признался Гущин и проникся к эксперту жгучим уважением. В расследовании серии убийств включение такого понятия, как тайна, может стать немаловажным. – Таня, а если я вас попрошу взглянуть на тело, доставленное в морг позавчера? Мне будет интересно ваше мнение.

– Не вопрос. – Дюже знающая «мышь» достала из кармана латексные перчатки.

Вечером того же дня Стас был на докладе у Коростылева. Отлично зная, что подполковник не выносит бездоказательного словоблудия, подсовывал ему бумажки и фотографии, подкрепляя умозаключения запротоколированными данными.

– Убийство проводницы Лялькиной, мне кажется, мы можем тоже включить в серию. Вот, посмотри, – наедине Стас обращался к начальнику на «ты», – этот снимок Лялькина сделала на телефон буквально за час-полтора до смерти. Судя по кафельному полу, фотографировала браслет в совмещенном санузле квартиры и, не исключено, тайком. Иначе зачем эдакую красоту рядом с унитазом запечатлевать.

Подполковник взял снимок, хмуро поглядел на изображение женского запястья, украшенного серебряным браслетом с эмалью и аметистами. Украшение, похоже, старинное, раритетное, в виде виноградной грозди из фиолетово-лиловых камней, окруженных зелеными листочками эмали.

– Отправленную подруге фотографию сопровождала подпись: «Смотри, что он мне подарил!» От подруги пришел ответ: «Можешь считать, мы все от зависти подохли».

Коростылев со вздохом отложил снимок.

– Это все лирика, что по делу, Стас?

– Вот. – Гущин многозначительно поднял вверх указательный палец. – Теперь смотри сюда. – Майор подсунул подполковнику наисвежайший снимок с убийства старшего лейтенанта МЧС: тоже женское запястье, без браслета, но зато с царапиной. – В ранке на руке Норкиной найдены следы серебра. Старинного, прошедшего чистку определенными химикатами.

Стас рассказал подполковнику, что помимо способа убийства, духов, формы и букета трех потерпевших связывает еще и личность вероятного преступника. С каждой из них некий состоятельный привлекательный мужчина знакомился за два-три месяца до убийства, но ни одна из подруг его не видела. Поскольку кавалер категорически просил любовниц хранить их встречи в тайне.

– Мол, он «женат на деньгах», находится на стадии развода. И если только его благоверная узнает, что муж ей изменял, – прости-прощай мильены. Наживка, как ты понимаешь, бросалась крепкая. Пару месяцев держать рот на замке в состоянии любая девушка, ей олигарх пообещал жениться. Кое-что, судя по фотографии и подписи Лялькиной, конечно ж, протекало. Но не настолько, чтоб у нас имелось хотя бы примерное описание преступника. Его никто в глаза не видел.

Коростылев, нагнувшись над столом, задумчиво пошлепал по нему ладонями.

– Так, – подытожил он размышления последним громким шлепком и распрямился. – Что же у нас имеется в наличии? Голышки с асфиксией, букет, духи, форма, таинственный красавец…

Шеф запнулся, и Гущин произвел решительную вставку:

– Браслет. Уже достаточно для серии. Сегодня, кстати, я узнал, что в переводе с японского духи называются «Тайна», а аметист несет в себе значение «покорность». Все девушки проявляли покорность в соблюдении тайны, понимаешь? Создается впечатление, кто-то затеял с нами игру.

– Может быть, Фермер? – невесело хмыкнул подполковник. – Рожь, васильки…

– Пусть будет Фермер, – легко согласился Гущин. – Хотя, на мой взгляд, тут больше подошел бы Коллекционер.

– Почему это?

– У меня есть сведения о еще одном похожем убийстве: девушка, носившая форму, – работница метрополитена, – задушена в ванной, но сексуальной близости не было, а в комнате большой букет из роз. С фотографиями мне не повезло – василек я не разглядел, да и духов, увы, тоже. Но главное не это: девушка была, мягко выражаясь, несимпатичной. Коротконогая, с тяжелым задом, крупным носом… Ее могли убить только, так сказать, для коллекции.

Коростылев подумал несколько секунд, сложил все воедино и, вытаращившись на подчиненного, возмущенно отпрянул.

– Ты соображаешь, что говоришь, Стас? Кто-то… собирает по Москве… коллекцию служивых девушек, так?! – Тело подполковника подалось через стол на Гущина. – В списке Коллекционера уже есть железнодорожница, метрополитен, МЧС и эта… как ее… бортпроводница! – раскипятился Николаевич. – А кто, интересно знать, будет еще? Полицейская?! Прокурор, ФСБ или секретарша начальника Генштаба?!

Навоображав себе проблем с Генштабом и прочими силовыми ведомствами, начальник поперхнулся и, перекинувшись назад, схватил с углового столика стакан с водой. Попив, слегка остыл:

– Ты не вчера родился, Гущин. Как только станет известно, что некто охотится на девушек в погонах… такая, мать ее, истерика начнется!.. Шила в мешке не утаить!

Майор кивнул. Едва он отправит запрос с просьбой сообщать ему обо всех похожих преступлениях, наличие серии утаить не получится. Где-то обязательно «закапает», и через пару недель все желтые листки начнут пугать служивых девушек страшилками о красавчике-душителе.

Коростылев жестко помассировал затылок и досадливо крякнул:

– Ты можешь себе представить, как наши девушки начнут шарахаться от каждого смазливого мужика? Девчонки ищут женихов… хотелось бы не жадных и симпотных… а тут мы с тобой: бойтесь, девочки, богатых и красивых. Ату их, ату!

«Зато в живых останутся», – подумал Гущин. Но если за основу взять количество разбитых девичьих сердец, становится тоскливо. Подозрительность – отвратительная почва для радостных любовных приключений.

– Так что мне делать? Я забираю себе в производство дело Лялькиной?

– Да. Я договорюсь с районом. Забираешь, но работаешь на цыпочках. На цыпочках, Гущин! Иначе, чует мое сердце, я буду весь день с прессой собачиться и на звонки испуганных невест и их родичей отвечать!

Гущин продолжал сидеть на корточках, разглядывая измусоленный подошвами букет. Татьяна говорила:

– Обрати внимание на капельку крови у стола. Я взяла образец, может, это кровь убийцы? Вдруг Фермер поранился, когда вазу грохнул.

– Или он начал избивать Зотову на кухне, – предположил майор. – Капелька одна, а он ее долго метелил. – Стас встал прямо и поглядел в серьезные глаза медэксперта. – Как думаешь, почему он отступил от правил? Почему разгромил квартиру, вылил духи…

– Духи он, скорее, случайно уронил, – перебила Таня. – Я попросила Колю повнимательнее глянуть на флакон и пробку, так вот: на пробке от духов есть скол. Фермер, похоже, выносил «Митсуко» из квартиры, флакончик выскользнул из рук, ударился о железную подставку для зонтов, и пробка выскочила. Пробка, кстати, под тумбочку укатилась, Коля ее оттуда доставал.

Стас кисло усмехнулся:

– Делаешь нашу работу, Таня?

– А ты думаешь, меня это дело всерьез не зацепило? Наших девчонок убивают, Гущин. Наших. Я – в теме, Коля впервые по Фермеру работает.

– Да, да, спасибо. – Стас задумчиво огляделся. – Интересно как все получается… Он впервые подчищал следы, так? Забрал с собой духи и раздавленный василек с колосками, хотя раньше оставлял все это в квартирах. И жертву оставил полностью одетой в гостиной, чем совершенно изменил картину преступления…

– Ты меня спрашиваешь или себя?

– Размышляю вслух.

– Тогда отвечу по своему профилю. Зотову убили не менее трех суток назад. Позже скажу точнее, в квартире на полную мощность работал кондиционер. Следы на ее теле говорят о том, что убийца был в ярости. Он избивал Зотову, а не бил.

– Заметил. Интересно, что его так взбесило? – Стас поднял глаза к потолку. Прищурился. – Что заставило его полностью изменить сценарий и «подтереть» на месте преступления? Он не хотел быть привязанным конкретно к этому убийству? Причем впервые.

– Совет хочешь? – поинтересовалась Ильина, и Гущин прекратил разглядывать высокий потолок.

– Конечно.

Таня поманила его к окну и, отодвинув легкую занавеску, мотнула подбородком в сторону двора:

– Девушку в форме видишь? Курит в сторонке. – Гущин перегнулся через руку мед эксперта и поглядел на фигурку скукожившейся девушки, стоявшей под тополем и пускавшей клубы дыма. – Это Света Иванова. Я шапочно с ней знакома, она работает… работала вместе с Зотовой. Она же ее и обнаружила. С ней пока толком не поговорили, а дело, как я догадываюсь, Гущин, все равно передадут тебе, и, пока бедолага Вахмистров тут весь разгром описывает, метнись – поговори с девчонкой.

– Спасибо. – Гущин и вправду метнулся было к выходу, но вдруг затормозил и обернулся к эксперту: – Тань, а ты Зотову тоже знала?

Татьяна поджала губы и кивнула.

– Знала. Москва-то – город маленький. Я и Ирку, и двух ее лучших подружек встречала – Иванову и Мыльникову.

Что-то в тоне криминального медика заставило майора остаться и продолжить разговор.

– Ты что-то знаешь о…

– Об этой троице? – не дала договорить Татьяна. – Иванову я почти не знаю, но вроде бы хорошая девчонка. Зотова и Мыльникова из породы молодых да ранних.

– Карьеристки? Задирали нос?

– Типа того. О покойных плохо не говорят, но работать с Ирой неприятно было. Любила из себя начальницу построить. Мыльникову я видела мельком, она из другого района. Но знаю от коллег, что барышня обожает перед начальством покрасоваться. Выскочка.

– Читаю – стервочка?

Татьяна усмехнулась.

На небе полыхало июньское солнце, но лучшую подругу Зотовой колотил озноб. Фиолетовые губы Светы тряслись, как на морозе, и щеки побелели. В тонких пальцах вибрировала выкуренная до фильтра сигаретка.

Увидев приближавшегося Гущина, Светлана опознала в нем коллегу, невзирая на его льняные брюки и рубашку поло. Выбросила окурок, нервно притоптала его туфелькой и постаралась выпрямиться. Показала, что готова к разговору.

Но едва ее плечи расправились, как их тут же снова передернуло. С нервами девчонка, видать, совершенно не справлялась.

И Гущин натянул на хмурое лицо улыбку. Одновременно ободряющую и сочувственную.

– Здравствуйте, Светлана, – поздоровался и достал из нагрудного кармана служебное удостоверение, – майор Гущин Станислав Петрович.

Светочка кивнула:

– Здрасте.

– Поговорим? – спросил майор.

– Здесь? – удивилась девушка и судорожно сглотнула. – Без протокола? А когда меня, ну…

– …отпустят, да?

Света помотала взлохмаченной головой и шмыгнула носиком. Лицо ее было чрезвычайно бледным, длинную изящную шею облепили нервные алые пятна. Но девушка оставалась красавицей даже в состоянии абсолютного шока, и почему-то Стас подумал: «Троица подружек цементировалась по внешним признакам? Интересно, интересно… Мыльникова тоже из разряда „Мисс Погоны текущего года“?»

Наверное. По словам Татьяны об этом можно догадаться.

Стас оглядел двор, увидел, что все скамейки заняты зеваками: старушками и тетушками, вышедшими поглазеть и посудачить, на одной из лавочек покуривал давешний участковый.

– Может, прогуляемся, пройдемся?

Света приподняла уголок посеревших губ.

– Да я б давно отсюда… Стою, как в витрине. Только боюсь далеко отходить, вдруг я понадоблюсь?

– А вы не бойтесь, – мягко улыбнулся Стас и взял трясущуюся девушку под локоток. – Пойдемте, Вахмистров еще как минимум час место происшествия описывать будет.

Света послушно повернулась, ее ватные ноги едва не подломились в коленях, и Гущин сжал покрепче девичий локоть.

В соседнем дворе, под старой разлапистой березой, нашлась свободная скамейка. Стас, продолжая работать кавалером, бережно усадил Светлану на лавочку и, оставшись стоять, разглядывая ее склоненную макушку, негромко выговорил:

– Расскажите мне, пожалуйста, что вас привело сегодня в дом Ирины?

– Я приехала к Зотовой рыбок покормить. Они с Мыльниковой в Сочи собирались, Мыльникова еще в пятницу вечером уехала, Ира должна была вылететь вечером в воскресенье… Я думала, она мне позвонит перед отлетом, весь понедельник ждала, а сегодня отправилась кормить рыбок. Ключи от квартиры Зотова мне еще в пятницу на работе передала. – Света обняла себя за плечи и жалобно спросила: – Можно я не буду рассказывать, как ее нашла? Никогда не думала, что это так тяжело… Сама ведь свидетелей и родственников опрашиваю, мариную их по несколько часов…

– Оставим, – легко согласился Гущин и ненавязчиво перешел на «ты»: – Ты ведь ничего на месте не трогала?

Света слабо фыркнула, намекая, что не надо учить мамку борщ варить:

– Зотова уже минимум сутки мертва, проверять у нее пульс и реакцию зрачков надобности не было.

Стас отметил, что Света в основном называет погибшую подругу по фамилии. И это, по мнению майора, о чем-то говорило.

Хотя… дворянки из Смольного института благородных девиц тоже вроде бы «фамильничали». И наши «аристократки», не исключено, изволят интересничать.

– Но я все это уже Вахмистрову рассказала. О том, как нашла, почему приехала… Но тогда зам главного приехал, Толик меня и выставил. Пожалел.

– Понятно. Свет, а как ты думаешь, кто мог так с Ирой поступить? – сочувственно спросил майор.

– А я не думаю, я знаю, – сквозь стиснутые зубы просипела старший лейтенант.

– О как. – Стас принялся нашаривать в заднем кармане брюк записную книжку, готовясь записать ФИО преступника.

– Это он, гад… вернулся. – Светлана, сузив в щелку распухшие веки, сосредоточенно смотрела на детскую песочницу, где шустро окапывалась рыжая кошка. – Зотова и Мыльникова в Сочи отправились, чтобы его разыскать, а он сюда нагрянул. – Неожиданно для Стаса старший лейтенант смачно и умело припечатала какого-то гада по матушке.

– Имя у гада есть?

– Есть. Илья.

– Фамилия? – Гущин выудил из нагрудного кармана авторучку.

– Можешь не записывать, – переходя с подачи майора к упрощенному обращению, процедила Света. И Гущин сразу же увидел в ней не девушку, номинированную на звание мисс Прокуратура, а следака. Старлея. – Нечего писать. Мы знаем только его имя и то наверняка фиктивное. А кто, откуда… – Света развела руками, села прямо и заговорила.

Вначале ее рассказ шел по накатанной: Зотова поддалась на просьбы ухажера и ничего не рассказала подругам о завязавшемся романе. Почти два месяца терпела. Но, достойно выпив на дне рождения Мыльниковой, неожиданно похвасталась: «Прикиньте, девочки, я, кажется, мужа какой-то министерши подцепила».

Девчонки выдали реакцию, которой от них ждали: дружно округлили глазки. Реакция польстила, и Зотова пустилась во все тяжкие в деталях и подробностях, с самого начала.

Фермер подошел на улице, когда Ирина, одетая по форме, шагала из суда. Спросил какую-то чепуху вроде «Как пройти в библиотеку?». Отвесил комплимент. И завязал приятный разговор, закончившийся приглашением на ужин в ресторан с заоблачными ценами.

«Девчонки, я не устояла, – притворно каялась Ирина. Со смехом приложила ладони к груди и наклонила голову, – крепость пала в тот же вечер».

Дойдя до этого места в повествовании, Светлана сделала паузу. Невесело усмехнулась:

– А надо было знать нашу Зотову. Она со школы в первый день не целуется. Марку держит. Первый поцелуй, считает, надо заслужить.

– И чем же ее так новый знакомый зацепил?

– А всем. Ролексом, костюмом, запонками. Ухаживал. Обволакивал.

Старший лейтенант замолчала, и Гущин с недоуменной укоризной проворчал:

– Ну, вроде бы опытная женщина, сама, поди, вела дела о мошенниках и брачных аферистах. И так глупо попалась…

– Согласна. Нарвалась. – Светлана, зло сощурившись, в упор посмотрела на майора. – Вы думаете, я не знаю, что Ирку считают жуткой стервой? Но… стервам, Станислав Петрович, тоже хочется любви. Им тоже хочется поверить. – Отвернувшись, старлей внезапно отмахнулась. – A-а, ладно! Чего уж там, Ирка его, конечно ж, обшмонала. И не раз. Когда тот в ванную выходил, карманы выворачивала.

1.О деле Водяного рассказывает повесть «Пока не зазвонил телефон».