Воспоминания о Дмитрии Сергеевиче Сипягине

Не знаю, случайно ли эти доклады Принца и Горемыкина следовали один за другим или Государь намеренно желал выслушать подряд два противоположных мнения, но я лично не сомневался, что победа останется за министром вн‹утренних› д‹ел›. Зная хорошо характер Государя, чиновную мудрость Горемыкина и бесшабашную горячность Александра Петровича, я понял, что дело Принца проиграно.

Действительно, Принц не унимался, не стесняясь бранил министерство вн‹утренних› д‹ел›, косность Горемыкина и при помощи нескольких близких ему лиц из среды врачей и свободомыслящих чиновников пытался составить по этому вопросу записку Государю; для этого он собирал совещания, торопил и терзал всех и сам много говорил. Конечно, разговоры, происходившие во дворце Принца, передавались Горемыкину, и этот хитрый старец, заручившись и помощью Витте^[6], подводил у Государя систематически свои контрмины.

Однако у Принца и его помощников дело не ладилось. Тогда Александр Петрович вызвал меня и просил составить ему таблицу, в которой была бы ясно изображена организация врачебно-санитарного управления в отдельных государствах Европы. Не скрою, что, исполняя желание Принца, я схитрил – составил таблицу и при ней представил пояснительную записку за своей подписью. Записку эту Принц, к моему удивлению, в оригинале передал Государю. Через несколько времени Горемыкин рассказал той же нашей общей приятельнице, жалуясь на Принца, что Государю передали чью-то записку, которую Государь, заклеив подпись, передал для прочтения ему, Горемыкину. Последний отзывался об этой записке, как о чем-то очень наивном, но не скрывал свою досаду, что не знает и не может догадаться, кто ее автор. Беспокоило Горемыкина, по-видимому, то, что, кроме Принца, еще кто-то влиял на Государя, а кто был этот «кто-то», ему было неизвестно. Между тем эта записка, написанная очень просто, произвела на Государя известное впечатление, и Горемыкину нужно было во что бы то ни стало контрпарировать ее влияние, а он не знал, чье это было влияние и насколько оно опасно.

Еще через несколько времени ко мне, как будто случайно, зашел д‹окто›р Б. М. Шапиров, медицинский инспектор корпуса пограничной стражи, человек очень близкий в доме Витте, и между прочим заговорил о большом интересе, по словам Витте, который Государь проявляет за последнее время к вопросу об улучшении санитарного состояния России. Государь дал С. Ю. Витте, рассказывал Шапиров, для прочтения записку о необходимости реорганизации врачебного управления в Империи. Государь, видимо, придает этой записке большое значение, но Сергей Юльевич находит, что записка написана слабо – пожалуй, для Государя, но не для министров; она очень утопична; С. Ю. не придает всему этому делу серьезного значения. Конечно, тут влияет на Государя Принц Ольденбургский, но эта записка написана кем-то другим; к сожалению, подпись автора заклеена. «Не знаете ли вы, кто ее писал? Не вы?» – спросил меня неожиданно Шапиров, видимо ожидая, что я буду затронут мнением Витте и сгоряча стану защищать свое произведение и этим себя выдам. Я, улыбаясь, сказал, что об этой записке не имею понятия. «Ну, зачем вы скрываете? – сказал Шапиров, – С. Ю. сразу догадался, что писали записку вы». Я отрицал. Шапиров ехидничал. По-видимому, по моему тону он все же понял, что автор записки действительно я сам. Тогда он повел подход с другой стороны и переменил тон. «В сущности, – продолжал он, – С. Ю. ведь согласен, что санитарное состояние России ужасное, он не прочь помочь и готов изыскать средства, но, конечно, не такие, какие требует Принц; так С. Ю. сказал и Государю. На организацию Главного Управления С. Ю. пошел бы и даст средства, но министерство народного здравия он считает неуместным, несвоевременным и вообще нецелесообразным. Против министерства он будет возражать, но на доброе дело, чтобы быть приятным Государю, средства найдутся. Государь, видимо, очень заинтересован этой запиской и приказал С. Ю. по прочтении непременно вернуть ее Ему. Я думаю, что это дело можно наладить, – кончил Шапиров, – но вам нужно поговорить с С. Ю.». Миссия Шапирова была мне, конечно, вполне ясна. С. Ю. по обычаю был готов идти на компромисс, но стремился отделаться по возможности небольшой подачкой, ему, видимо, казалось, что выгоднее пойти на соглашение со мной, чем торговаться с Принцем или в один прекрасный день получить неожиданно Высочайшее Повеление. Кроме того, С. Ю. нужно было знать, как велика у меня поддержка.