И, чёрт меня возьми, я почти готова принять мужские ласки от этого красавца, если, вдруг, он примется предлагать мне такой «бартер»… Об этом я подумала минуту спустя, когда господин майор, томно улыбаясь, нежно цокнул своим бокалом с моим. Но «глупые женские мысли» улетучиваются, когда Линкер торжественно изрекает:

– За победу великой германской наций! Прозит!

Я не поставила бокал на стол. И не плеснула мужчине вином в лицо. Я сделала несколько глотков и закусила мясом. Красное вино к мясу – в самый раз. А потом сказала:

– Вы так уверены в своей победе, господин майор?

– Да, фрау Депрези! И вы в этом убедитесь! Очень скоро наши войска будут маршировать в Москве по Красной площади! Я не стану убеждать вас в обратном. Это же очевидно!.. Как вам вино? Понравилось?

– Приятное, – отвечаю я, поглощая мясо с картошкой.

– Я не знаток вин, но и оно мне понравилось. Это из запасов партийных руководителей города Смоленска. У советских большевиков неплохой вкус. Что за марка, определить не могу. Возможно – французское. Или из крымской коллекции.

Не обращая внимания на воркование Линкера, я съедаю всё, что было на тарелке, запивая остатками вина. Внутри у меня потеплело. Кажется, я начинаю привыкать к застольям у «аборигенов» двадцатого века с поглощением спиртных напитков. Впрочем, пора брать бразды правления в свои руки. Не сидеть же с этим «сверхчеловеком» допоздна.

– Спасибо за угощение, господин майор!

– Может быть ещё вина?

– Спасибо! Нет! Я хотела бы узнать, зачем я понадобилась господину майору? Может быть, как врач?

Линкер отпивает из бокала глоток рубинового напитка и пристально смотрит на меня. Пытается прочитать мысли? Нет. Он играет роль человека высшей расы. Незаметно, даже для хозяина этих светло-голубых пятнышек под белёсыми ресницами, от германца потекло «излучение» уничижительного пренебрежения к «особи» женского пола, созданной Всевышним по своему образу и подобию, но «худшего» качества, не из самого лучшего адамова ребра. Не смотря на мою молодость и привлекательность, и то, что французы и немцы живут по соседству, и наши древние предки когда-то сидели на одном дереве, он унижал. Я чувствовала «стальную» арийскую мощь. Она, по мнению гота, более совершенна, чем доброта и простота почти побежденных славян, и более полезна для Рейха, чем романтические «прелести» франков для поверженного ниц Парижа…

Впрочем, я фантазирую…

– Я узнал, фрау Депрези, что вы существуете в этом мире. Что вы занимаетесь врачеванием сельских больных и, кажется, преуспеваете в этом. И захотел с вами познакомиться. Доктор Бауэр, наш военный Эскулап, с моего позволения, пользует некоторых жителей деревни. По мере возможности помогает им. И он очень удивился, когда узнал о вашем параллельном шефстве над тяжело больной женщиной. По его словам, пациентка должна была содержаться в реанимационном отделении хорошо оборудованной клинической больницы. Диагноз он ставил весьма неутешительный. Но вот, появились вы, и эта несчастная уже выздоравливает. Если, конечно, здесь не имеет место факт симуляции болезни. Но я доверяю лейтенанту Бауэру. Ему и моему помощнику ефрейтору Липке я поручил отыскать вас и пригласить ко мне. Ничего дурного я вам не сделаю. Ни как мужчина, ни как «завоеватель чужих территорий обитания». На этот счёт не беспокойтесь.

Линкер встаёт из-за стола и степенно выходит на средину комнаты.

– Мне не повезло, фрау Депрези, в такой эпохальный момент для нашей армии и для великой Германии. В данное время я должен находиться на передовой линии фронта и вести своих солдат к столице русских. И будет обидно, если мой батальон войдёт в главный город русских без меня. Из-за ранения мне поручили исполнять обязанности коменданта гарнизона в этой деревне. Другой бы позавидовал – ранен, но не убит. И место относительно спокойное. И Москва от меня никуда не денется. Но, всё-таки, первым – почёт и уважение.

Мне нечего было сказать на это «обделённому» судьбой коменданту. Но он и не ожидал моего сочувствия и комментариев к сказанному. Он просто рассуждал вслух.

– Кстати, фрау Депрези, я хотел бы узнать, почему вы «бежали» не в сторону Москвы. Если вы вышли из знаменитого для французов Бородино, то получается как раз наоборот. Вы двигались на запад.

– В сторону Парижа, – сказала я, изображая улыбку.

– Резонно. Но, по оккупированной территории это невозможно. Вы ещё ребёнок. Вы умрёте по пути на родину. От голода, холода – впереди зима; от мародеров, гуляющих по лесам и уже именующих себя партизанами; от изголодавшихся по женщинам немецких солдат. Да мало ли от чего можно сгинуть в этой стране. Похоже, у вас и документов, удостоверяющих личность, нет.

– Нет, господин майор.

Между прочим, по поводу таких документов я даже не подумала. А ведь паспорт и какие-то там справки в этот период были просто необходимы каждому человеку.

– Ну вот! – сказал Линкер, спокойным голосом. – Наверное, потеряли или оставили в Бородино. Если оставили, то их можно поискать в доме, в котором вы проживали.

– Они сгорели вместе с подбитой машиной, на которой я ехала на запад, – начала я выдумывать легенду для коменданта.

– И ещё вопрос. Где вы обитаете в данное время? После прихода наших войск?

– В соседней деревне. Названия я не помню. Это рядом, – я показала рукой в сторону, где находилось предполагаемое селение.

Линкер усмехнулся.

– Я тоже не могу запомнить их названия. Они практически не выговариваемые. Ну да ладно. Теперь по существу вопроса, по которому я вас и разыскивал.

Линкер прошелся за моей спиной и снова сел за стол. Глотнул из бокала.

– Если вы действительно занимаетесь врачебной практикой, то, что за медикаменты вы используете при этом? Они что, действительно так эффективны? Или вы вводите своих пациентов в заблуждение?

– И поэтому они выздоравливают, – съехидничала я.

– Я не собираюсь вас допрашивать, фрау Депрези. Но, возможно, вы знаете, какие-то секреты, которые могли бы стать достоянием Рейха. Руководство страны и сам Фюрер с большим интересом относятся к всякого рода аномалиям, естественного или искусственного происхождения. Даже коллекционирует их. Изучает и пытается понять это «нечто», порой необъяснимое с точки зрения современной науки. Фюрер благосклонно относится к людям, имеющим аномальные способности. Или к тем, кто знает что-либо о необъяснимых явлениях, артефактах и прочих чудесах. Наша планета просто кишит этими неразгаданными тайнами…

Надо же куда повело моего собеседника! Не ожидала от военного такой прыти. Ну, что же, придётся продемонстрировать Линкеру маленькое «чудо», а, потом, стереть из памяти всю ту чепуху, что я покажу ему…

Или этого делать не стоит?

Боже! А меня-то куда несёт! Нельзя же издеваться над человеком! Тем более что он вполне приличный мужчина. Если не брать во внимание его происхождение, политическое мировоззрение и безразличное отношение к юным «красавицам», почти соглашающимся остаться наедине с ним, на всё тёмное время суток…

Я снова ёрничаю, но уже в свой адрес…

– У вас серьезное ранение, господин майор? Оно вас беспокоит. Хотите, я вылечу вас? Прямо сейчас?

Линкер опешил.

Он, вероятно, придумывал новые веские аргументы в пользу своих доводов по выявлению очередного Чуда для Великого Рейха. А тут мой, не до конца обдуманный «демарш»…

Осторожнее, Николь! Ведь ты «беседуешь» не с Морисом Руа…

Допив остатки вина, Линкер некоторое время смотрит на мои руки, на волосы, на одежду. Потом начинает монотонно задавать вопросы, на которые мне не хотелось бы отвечать.

– Фрау Депрези, где вы достаёте дорогие духи, качественные шампуни? Кто делает вам маникюр? И у какого парикмахера вы были примерно дней пять тому назад? Где вы приобрели эту, такую симпатичную кофточку из прекрасного материала? И почему в этой деревне с трудно выговариваемым названием у вас ещё не отобрали золотую цепочку с кулоном и прелестный перстень с изумительным сапфиром?

Кулон, украшавший меня, вещь дорогая, но является лишь украшением. А вот перстень со стразом сапфира и пультом связи с модулем – моя охрана, мой транспорт, моя жизнь…

– У меня состоятельные родители в Париже, господин майор. А с хозяевами, приютившими меня, я рассчитываюсь сполна. И они не претендуют на мои ценности и моё благополучие. К тому же у француженок в крови заложено себялюбие. Неужели из-за вашего появления здесь я должна опускаться до состояния троглодита?

– Хорошо. Я не буду вступать с вами в полемику. Но, в изученных мной окрестностях, я не обнаружил отелей и замков, где бы вы, поддерживали себя на должном уровне. В Грачёвке вас видели ещё до нашего прихода сюда. Следовательно, вы здесь находитесь более месяца. За этот период вы и ваша одежда должны были пропитаться сыростью, грязью, запахом навоза. Обитая в хижинах местных жителей не мудрено обзавестись и вшами. Руки у вас должны быть с обломанными ногтями и мозолями от работы на ваших покровителей. Поверьте мне, даром вас вряд ли кто будет кормить! И ваша верхняя одежда, совсем не похожа на тот костюм, в котором вы впервые появились перед моей служанкой Таней. Это она вас привела ко мне. В первый день появления в Грачёвке у вас не было с собой багажа. И причёска у вас была другая.

– Вы хорошо информированы. И с вами трудно спорить. Да и не к чему!

– Это моя работа, фрау Депрези. Прибыв сюда, я первым делом наладил связь с местным населением и узнал многое, необходимое для нашей безопасности в военное время. Информация о населении не представляет большой ценности. А вот вы меня заинтересовали. Особенно после сообщения лейтенанта Бауэра.

– Вероятно, о посещении тёти Агриппы.

– И ещё одной семьи, где внезапно перестали пить самодельный шнапс два хронических алкоголика. Один из них, получивший в финскую компанию серьёзную контузию и, в довесок к ней, прогрессирующую эпилепсию, внезапно выздоровел. А два дня тому назад исчез из деревни, попутно прихватив с собой отцовский дробовик и четверых молодых парней. Теперь будем ожидать диверсий со стороны местных партизан.

– Господин майор, уже поздно, и мне не хотелось бы задерживаться у вас. Я повторяю свое предложение о быстром лечении вашей раны.

– Надеюсь, вы не шутите, фрау Депрези?

– Будем считать, что вы дали мне согласие. Оставайтесь на своём месте, не волнуйтесь. Через секунду вы можете снять повязку, за ненадобностью…

Над «окаменевшим» Линкером пришлось работать около получаса. Повреждённую сонную артерию я восстановила быстро. Русскому лейтенанту следовало выстрелить на пять миллиметров левее, и эта встреча не состоялась бы. Отшлифовала внутреннюю полость кровотока вместе с наложенной «заплаткой». Мышечную ткань пришлось очищать от химических ожогов лекарством, аналога сухого стрептоцида. Соединение волокон, после чистки прошло быстро. Кожный покров склеила с помощь аппарата биосварки. Повязку с шеи пациента я не снимала. Кто его знает, этого господина Линкера!

Хроностат выключила мгновенно. И, одновременно, «выкрала» сиявший над челом «злого ангела» нимб…

Линкер дёрнулся, прищурил правый глаз и осторожно погладил марлевую повязку в районе раны.

– Нет, фрау Депрези, я уж как-нибудь с доктором Бауэром завершу своё лечение. Он, хоть и молодой врач, но имеет большой опыт в зашивании дырок на солдатской шкуре.

– При такой интенсивности лечения время заживления подобных ранений обычно длится месяца два. Да и шрамы остаются на всю жизнь. А у вас, господин майор, ничего под повязкой нет. Вас уже можно признать симулянтом.

– Неужели вино ударило вам в голову, фрау Депрези! Или вы устали от моих подозрительных вопросов? Конечно же, я не верю во всю эту чепуху с колдунами и артефактами. Но в нашем ведомстве имеется один интересный приказ, который рекомендует офицерам Вермахта обращать внимание на всё необычное. Вот я и отработал вас, как возможного кандидата в маги. Где вас можно найти, фрау Депрези? Сегодня мне не хочется больше мучить вас своими подозрениями.

– Вы найдёте меня через тётю Агриппу.

– Прекрасно.

– Благодарю за угощение, господин майор! До свидания!

– Заходите, фрау…

Я оделась и вышла…

Тонкая нить Индивидуального пространства безмолвно поглотила меня и перенесла в модуль… прямо из прихожей.

Грачёвка во всех ипостасях уже погружалась в тревожную ночь. Природа активно работала над завершением осеннего периода.

Сельчане с нарастающей тревогой думали о завтрашнем дне.

Немецкие солдаты грезили о скорой победе…

А я смотрела на всё это с высоты птичьего полёта, как чрезвычайный уполномоченный посол Отца, Сына и Святого Духа…

30

Не сильный мороз медленно сковал напитанную влагой землю, а, затем, укрыл её толстым снежным саваном. Дорога же по-прежнему выделялась чёрной лентой, изуродованной гусеницами танков. По ней, как по артерии, продолжали течь к Москве колонны военных машин. Изредка появлялись гужевые повозки, где тягловой силой были не только лошади-тяжеловозы, но и диковинные в этих краях длинноногие верблюды. Ещё реже можно было увидеть колонны пехотных подразделений.

Над заснеженными крышами домов висели размытые дымные «грибы». Немцы постоянно топили печи и почти не выходили на улицу. Дрова, заготовленные крестьянами на зиму, быстро закончились и для «выработки» тепла солдаты использовали заборы, лишние перегородки в домах, сараи и даже собачьи будки. Пошли на дрова и деревья, так красиво обрамлявшие заиндевевшими кронами, сельские палисады и улицу вдоль смоленского тракта. К середине декабря Грачёвка выглядела «раздетой» почти донага.

Личный состав подразделения комендатуры несколько раз обновлялся. Из постоянных военных оставались лишь майор Линкер и ефрейтор Липке. Отправили на линию фронта и лейтенанта Бауэра. Он попрощался с выздоровевшим комендантом гарнизона и уехал из его памяти навсегда…

31

Серебряный амулет Агриппы оторвал меня от текущих дел и позвал на свежий воздух.

Зимнюю одежду, испытанную мной в Тибетских снегах, мы с Уитни так же решили немного «состарить» и основательно «обтрепать». Короткие валяные сапожки с чёрными из жжёной резины калошами пришлось «согласовывать» с альбомом. «Старые» шерстяные брюки, серый свитер, из дублёной овечьей шкуры полушубок грязно-коричневого цвета и мою любимую вязаную шапочку лишь слегка «припудрили», согласно историческому моменту.

От чистого снега на улице стало светло. Даже при только что начавшихся сумерках. Я огляделась и вышла не далеко от избушки Агриппы. Не останавливаясь, свернула с изуродованной танками дороги на тропинку, ведущую к дому. Женщина стояла возле входа в дом и смотрела, как я «кувыркаюсь» на скользком утрамбованном снегу и пытаюсь пройти короткую, но труднопреодолимую дистанцию.

– Впервые, что ли, снег-то видишь? – проворчала Агриппа, помогая мне удержаться на обледеневшей площадке перед входом. – Знала бы, дорожку песочком посыпала.

Я отступила к обочине, в скрипнувший под ногами сугроб. Здесь было легче держать равновесие.

– Не впервые, но давно не испытывала себя в качестве пешехода по обледеневшим дорогам. Да и обувь не совсем подходящая…

– От чего же? Обувка у тебя, Наташенька, самая, что ни есть – подходящая. Хоть и замаскировала ты её под навоз, но выглядит совершенно новой.

Вот «прохиндейка» и это заметила. Вернусь на базу, обязательно обращусь к Тулову с просьбой о пересмотре проекта Инструкции для хроноскопистов и разведчиков. Будут «выныривать» в прошлом, пусть одеваются в местных магазинах. В крайнем случае, пусть раздевают аборигенов. Конечно же – не бескорыстно. Иначе – провал и неотвратимая перепластовка.

Я нагнулась и попробовала выгрести из валенка насыпавшийся в него снег.

– Пошли в хату. Носочки просушишь. Не дай бог, простудишься!

Мы вошли в тамбур. Я отметила, что место, где обитала корова Милка, пусто. В доме прохладно и темно. Лампа не горит. А света от двух подслеповатых окошек хватает лишь для приблизительной ориентации в замкнутом пространстве, если ты в нём обитаешь и ориентируешься с закрытыми глазами.

– Присядь на минутку. Сними валеночки, я вытряхну снег. Яблочного чаю с мятой хочешь?

– Хочу.

– То, что ты не умеешь стесняться, мне особенно нравится в тебе. И не отказываешься ни от чего. Молодец, Натальюшка!

Агриппа извлекла из печи закопчённый чайник и налила мне в пол-литровую кружку ароматной жидкости.

– Это у нас называется – компот. Яблоков у меня сушеных мешка три на печке лежит. Вот ими и питаемся. Молочка-то, доченька, теперь у нас нет. Сожрали фашисты наших коровушек. У всех, подчистую, выгребли. На наших глазах резали, разделывали и в грузовики грузили. Фронту, видите ли, не хватает свежих продуктов. Коз, правда, побрезговали забирать. Есть тут у некоторых такая скотина. Ты пей-пей! Он не горячий. А то, совсем остынет. Кисленький. С морозцу хорошо принимается!

Агриппа потрогала печь рукой.

– Надо будет веток сухих в лесу наломать. Солдатики из дома напротив все наши дровяные запасы истребили. Теплолюбивые, заразы! Прости меня, господи!

Агриппа села рядом и тяжело вздохнула.

– Давно тебя не видела, красавица. Соскучилась. Вот, думаю, позову, покалякаем. Не оторвала от дел?

– Нет, – сказала я и отпила глоток кисло-сладкого компота. Тоже полезная пища, если в меру.

– У тебя, Наташенька, видимо есть какое-то дело? Ведь не зря же в такое страшное время ты здесь? Если секретное – не говори.

– Секретное. Но оно потерпит. Так что нового у вас?

– Ничего нового. Вот разве что Васька Матвеев оклемался от своей лихоманки и в партизаны сбёг. С ним ребята уходили, местные. Так те вернулись. Намёрзлись, бедолаги! Землянку в лесу построили. В ней и обитали, пока морозец за пятки не начал щипать. А Василий ни в какую не захотел вертаться. Задумал, будто бы, к фронту продвигаться тайными тропами. Мальчишки ему еды отнесли. Говорят, что видели в своей землянке кого-то ещё. Мужик какой-то к Василию прибился. Но это уже было давно. Недели две тому назад. А Пётр Иванович один дома кукует. Табуретки из досок мастерит. Танюша Фролова частенько приходит. Разговариваем с ней о пустяках. Про тебя вспоминаем. Господин комендант опять интересовался тобой. Он как выздоровел от ранения, так свирепым стал. Всех своих интендантов на фронт отправил. Говорят, некоторых из них уже назад привезли. В домовинах. Фрица жалко. Тоже в немилость угодил. Его-то мог бы и оставить. Пропадёт он на войне. Если не убьют, то замёрзнет. Теперь какой-то старикашка в санитарах бегает. Но этот по нашим больным не ходит…

Тётя Агриппа замолчала. Несколько раз вздохнула и, наконец, сказала:

– Извини меня, Наташенька, что потревожила тебя. Я ведь твой подарочек всегда с собой держу. А сегодня дай, думаю, скажу заветное слово. Вроде как бы проверить захотелось. Не приснилось ли мне всё это. Вижу, что не приснилось. И хорошо…

32

На бледно-голубом небосводе висело ослепительное солнце. Оно не грело. Наоборот, казалось, что от светила исходит въедливый холод, проникающий во все щели. И деться от этого холода некуда.

Ветер под солнцем тоже делал свою работу. Он монотонно перемещал снежные барханы с полей и огородов к зыбким веткам кустов, к кое-где сохранившимся плетням, к стенам домов и строил там огромные сугробы. В некоторых местах снежные горы вырастали до крыш. Они сливались с заметёнными жилищами, и белая пыль теперь перелетала через аморфное сооружение беспрепятственно.

Солдаты, не привыкшие к таким каверзам русской зимы, выскакивали из тепла на улицу, быстро отгребали снег от входа в жилище и тут же убегали назад.

Заиндевевший смоленский тракт уже не выделялся грязной полосой на белом фоне. Он тоже сверкал спрессованным снегом, который моментально заполнял колею, оставленную танком или машиной.

Жители деревни спокойно относились к нагрянувшим морозам. Женщины по-прежнему собирались возле колодцев и сплетничали, пока кто-то неторопливо крутил колодезный вал, доставая воду. Отсутствие военных патрулей и постоянных уличных постов несколько расхолаживало адаптированное к зиме население. Но всё равно, женщины боязливо оглядывались на свои дома и разом замолкали при появлении на улице укутанных в тонкие шинели постояльцев.

Иногда в Грачёвке появлялись небольшие вагончики-теплушки, топившиеся углём и короткими древесными чурками. Их, видимо, выгружали на одной из железнодорожных станций и передавали интендантскому подразделению. Подчинённые майора Линкера снаряжали короба вагончиков топливом и испытывали действенность доселе невиданных обогревательных агрегатов в условиях русской зимы. Теплушки устанавливали на полозья и увозили на восток, прицепленными к машинам или гусеничным тягачам. Новинка военной экипировки была необходима фронту. С вагончиками в гудящую от стужи неизвестность постоянно поступало пополнение живой силы немецкой армии.

К середине декабря мороз немного ослаб, что, несомненно, подняло воинский дух германских солдат. Они отметили потепление весельем в виде исполнения застольных немецких песен и военных маршей. А также умеренным употреблением немецкого шнапса и русской самогонки.

Самогон был выдан ефрейтору Липке Петром Ивановичем Матвеевым добровольно. Видимо запас этого зелья у Петра Ивановича имелся не малый, так как мужское население Грачёвки и после такого «самоотверженного» поступка не прекращало навещать его дом с целью приобретения «лечебного» напитка.

Конец декабря стал трагическим для жителей Грачёвки.

В эти дни в деревню прибыл на временный постой финский батальон.

Союзники германцев бесцеремонно выдворили на улицу из облюбованных ими жилищ всех грачёвцев, невзирая на возраст и пол. Никакие мольбы о сострадании к несчастным в счёт не принимались.

Взрослое население деревни принялось сооружать временные жилища в виде землянок. Рыть окаменевшую от мороза землю было трудно. И грачёвцы решили использовать для своего устройства высохшие пруды, песчаные раскопки и прочие углубления в земле, имевшиеся в овражках за приусадебными участками и на склонах у безымянной речки. Пока мужчины и трудоспособные женщины «строили», дети и старики обитали в домиках Агриппы и Петра Ивановича. «Хижины» этих грачёвцев, видимо не показались заносчивым лапландцам.

Ефрейтор Липке разрешил «строителям» использовать срубы старых сараев для сооружения в землянках крыш-накатов. Им же было выделено несколько железных бочек из-под солярки, из которых деревенские старики делали печки.

Выдворенное население «отпраздновало» новоселье и Новый 1942 год одновременно…

33

Рослые и белокурые войны маршала Маннергейма отметили своё присутствие бурно. Они мгновенно уничтожили все запасы шнапса, имевшиеся у ефрейтора Липке, и от него же узнали о самогоне Петра Ивановича. Четыре пятидесятилитровые фляги, предназначенные для нелегальной продажи или обмену, заготовленные ещё до прихода немцев, иссякли за одну декабрьскую ночь.

Утром следующего дня опухших от пьянства финнов срочно отправили на передовую. Они шумно грузились в кузова автомобилей, «ревели» свои песни и показывали неприличные жесты и позы старухам, стоявшим около колодцев и наблюдавшим их отъезд.

Больше этих солдат здесь никто не видел.

После ухода финского батальона попытки грачёвцев вернуться в свои дома оказались безуспешными. Видимо положение на фронте под Москвой складывалось для немецкой армии неважно. Майор Линкер даже не стал слушать доводы старосты Якова Шилкина о наличии среди жителей землянок больных детей и стариков. Дисциплинированным немцам финский «порядок» во взаимоотношениях с местным населением понравился больше, чем их расчётливая «арийская снисходительность» к будущим рабам великой и непобедимой нации. С предполагаемыми рабами на фронтах пока ничего путного не выходило. А «материал», находящийся в тылу, по мнению майора Линкера, не стоил того, что бы с ним возиться в столь ответственное время.

Сообщения, поступавшие с востока, об упорном сопротивлении русских, нервозные указания командования группы армий «Центр» о поддержании боевого духа в войсках, многочисленные поступления раненых и нескончаемый транспортный поток с телами убитых, могли вывести из себя кого угодно.

А тут ещё эти русские морозы…

Они заново сковали округу, заставляя прятаться в жилищах и теплолюбивых арийцев, и морозоустойчивых восточных славян…

34

Периодическими вылазками «на свежий воздух» и воздушными путешествиями над Грачёвкой я полностью абстрагируюсь от основных функций по наблюдению за настройкой блоков Машины времени. Нервам требуется разрядка.

Раз уж соизволила остаться на длительный срок в прошлом, то и делом, отмеченным профессором Туловым в Программе настройки МВ значками: «важно» и «особо важно», должна заниматься с терпеливым усердием.

Да я и занимаюсь! Самоотверженно и с превеликим удовольствием!..

Но, что бы ни сгореть на любимой работе, я абстрагируюсь…

Там, где требуется корпеть сутками, отыскивая «вирусные» колебания в коллапсирующем преобразователе, Гектор отлично справляется и без меня. Но моё наличие в Главном модуле «Хроноса» позволило выполнить важные испытательные прогоны приёмных станций на «живом материале». То есть – на мне…

…Вот я и отмечаю в бортовом журнале, что испытанные агрегаты созданы в полном соответствии требованиям техники безопасности. Никаких изменений в «хрупком тельце» взбалмошной «фрау Николь Депрези» биологическими анализаторами не выявлено…

А если серьёзно, то следует отметить некоторые пункты, повлиявшие на меня, возможно на мою психику, и уж точно, на моё отношение к самой себе, как к биологическому, будто бы разумному, существу.

Я счастлива! Потому, что мне доверили столь важную работу, которую обязательно выполню до конца. Первичная эйфория уже покидает моё сознание. Но я ещё витаю где-то в поднебесье.

Звёздная болезнь? Пройдёт…

Я горжусь своими коллегами из Бородинского института, воплотившими в жизнь давнишнюю мечту человечества – путешествовать во времени.

Это не возможно! Всего лишь фантастика! Но мы её оживили, сделали реальностью. И в сказочном мире стало ещё одним чудом больше! Но какой ценой!?

Я лишь краешком глаза взглянула на наших «прародителей». И мне стало тревожно! Мне стало страшно! Мне сейчас стыдно за наших предков, совершавших чудовищные преступления против жизни!

Не дай Бог «волшебникам» из моего времени совершить нечто подобное!

Не дай Бог!

Интересно узнать, почему мы были такими? Ведь не от Бога же?

А какими мы стали? Вылезли из пещер и землянок, немного отмылись, придумали роботов, бионов и прочих умных помощников, взвалили на них почти всю работу (физическую и умственную) и занялись само воспроизводством. Плодимся, размножаемся в масштабах Млечного пути. Расползаемся по галактике и пробуем стать счастливыми…

Неужели стечение обстоятельств и синтез природы, растянувшийся на миллионы лет, создали нас – «РАЗУМНУЮ ПЛЕСЕНЬ», которая когда-нибудь поглотит всю Вселенную! А после этого, обезумевшая и одичавшая, в конце концов, уничтожит и самою себя?! Это если разум не станет мудрым…

Одно лишь утешение – это будет не так скоро! Это будет после меня…

И я снова проникаю в мой маленький шарик и взмываю в скованную холодом высь…

35

Жёлтое выстуженное морозом солнце висит над горизонтом и играет с мириадами шевелящихся на земле льдинок. За белым пространством заснеженных полей замерли седые массивы леса. После кратковременной оттепели мороз украсил деревья пышным инеем. Отсутствие ветра сохранило сказочное убранство леса в неприкосновенности. Лишь встрепенувшаяся в зарослях птица или испуганный заяц, нарушают скованную холодом идиллию и напоминают наблюдателю о бренности всего сущего на грешной земле.

На закате дня, на бледном небосводе, почти над самой Грачёвкой, появились самолёты. Сначала их было три. Своим монотонным гудением летательные аппараты спугнули тишину, обратив на себя внимание и закутанных в байковые одеяла немецких солдат, и выглядывавших из заваленных снегом землянок грачёвцев. Самолёты несколько минут барражировали над железной дорогой, пролегавшей в двух километрах севернее Грачёвки, а потом, набрав высоту, стали ускользать на восток. Но им что-то помешало выполнить намеченные планы. Вся троица вернулась назад и стала кружить над лесом. Причиной такого поведения лётчиков стало появление рядом с ними ещё двух летательных аппаратов…

К разъедавшему душу монотонному звуку работающих моторов присоединились короткие, приглушенные расстоянием, очереди стреляющих пулемётов.

Бой длился минут пять. Тройка с «крестами» на крыльях как бы зависла над появившейся «звёздной» парой и не позволяла последним занять более выгодное положение в воздухе. Поочерёдные пулемётные дуэли ни к чему не приводили. Наконец, один из самолётов со звёздочками, вырвался вверх и увлёк за собой пару «крестоносцев». Сделав немыслимую петлю в воздухе, он почти в упор поразил одного из преследователей. Самолёт с крестами вспыхнул и чадящим факелом медленно поплыл к золотому солнечному диску. Над седой полосой деревьев взметнулся чёрный «букет». Через секунду небо глухо «ухнуло». Дремавшие на деревьях птицы покинули свои места и разрозненной стайкой устремились в более густые заросли. Вздрогнувший лес исчез за туманной пеленой падающего инея…

Ещё через минуту обиженный напарник «крестоносца» удачно спланировал на обидчика и поджёг крыло его машины.

На этом воздушное сражение закончилось. Похоже, что боезапас у обеих групп иссяк, и продолжать поединок не имело смысла. «Крестоносцы» объединились и разом рванули на запад. Раненый самолёт со звездой, вознамерившийся было устремиться на восток, неожиданно развернулся и, потеряв горящее крыло, свечой устремился к земле. Рядом, почти касаясь дымного шлейфа, оставленного падающей машиной, раскрылся парашют и повис над лесом.

За стеной деревьев взметнулся новый «букет» от взрыва. И через секунду снова «ухнуло» бледно-голубое небо…

И испуганный иней седым саваном степенно осел на сугробы…

И стайки птиц вспыхнули и осыпались чёрными точками…

Второй «ястребок» сделал пару кругов над парящим куполом парашюта и застывшим в воздухе бледным облаком от погибшего самолёта. Потом нехотя, словно прощаясь с коллегой, поплыл на восток, к своему дому, тоскливо подвывая мотором, покачивая крыльями с пятиконечными красными звёздочками…

Поплыл туда, где облака похожие на букеты от взорвавшихся снарядов уже давно украшали «траурную клумбу» войны.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Пред.1 ...4 56

Дневник пилота Машины времени. Сборник повестей и рассказов

С этой книгой читают

Другие книги автора