Крымская война 2014. Часть 2

Глава 5

Очнулся в полной темноте. Ну, это, вроде как, уже входит в привычку. Глаза открыл, а там темень, как в …, ну, в общем, темно. Повертев головой в разные стороны, увидел с левой, от себя стороны, свет. Тусклый такой, как будто на ветру трепещется огонек церковной свечи. Еле-еле.

Пошел на свет. Удивительно, но вокруг меня был абсолютный мрак, что под ногами, была не видно, судя по ощущениям – хорошо утоптанная земля. Главное, не зацепиться и не упасть, а то даже не видно, куда падать. Ну, еще, не дай бог, свеча погаснет, тогда, хрен его знает куда идти. Шел и шел, ритмично переступая ноги и не понимая, что происходит вокруг. Я, отчетливо помнил, что уснул на детских матрасах, перебрав с вином, со мной еще девушка была. Ну, и куда все это делось? Должно, же быть логическое объяснение окружающей меня темноте. А, может, я еще сплю? А? Хотя, нет, где-то я читал, что во сне, люди никогда не понимают, что это сон, соответственно, если, я сейчас думаю, что сплю, значит, это не сон. Бред! Зря, вчера столько вина выпил, с него все время такое похмелье, что лучше и не пить. То ли дело коньяк, вот уж действительно напиток аристократов – сколько бы, не выпил, никогда похмелья не будет.

Размышляя, о недостатках и достоинствах разных спиртных напитков, приблизился к странному язычку пламени, который тускло трепетал в темноте. Оказалось, что это вовсе никакой и не свет от свечки, а тусклая лампочка «сороковка».

Лампочка висела под сводом небольшого навеса, который накрывал собой стол. Вокруг горящей лампочки вилось такое множество всякой летающей «мелочи», что и без того тусклый свет, казался еще слабее.

Подойдя к столу, только сейчас заметил, что за ним сидят люди. Знакомые мне люди. Всего их было четверо:

Саша Хорошко.

Вовка Серов.

Варвара Крашина.

Мишка Тарасин.

Не понял?! А, Хорошко, по кличке Синька, как сюда попал, он же того…умер, точнее погиб. Да и Вовка Серов, вроде как был ранен во время взрыва под стенами интерната. Или я умер и попал в загробный мир?

– Эй, народ, а чего вы тут сидите? – нарочито весело, спросил я, становясь в торце стола.

Никто из сидящий, не обратил на меня, никакого внимания. Даже не пошелохнулись, как будто меня и не было рядом с ними.

– Эй, я с кем разговариваю, вы чего молчите? – что есть мочи, закричал я.

А, в ответ тишина, как будто я – пустое место. Так, и что это может означать? Дальше то, что делать? Тут стоять или дальше идти? Обойдя вокруг стола, несколько раз, посмотрел в разные стороны, но, нигде больше не увидел, даже малейшего намека на свет.

Значит, пока постою здесь, должно же, что-то произойти. Только я подумал об этом, как из темноты вынырнул человек – невысокого роста мужчина, одетый в рабочую «спецовку» темно-синего цвета. Подойдя к столу, работяга, вытащил из кармана патрон калибра 7.62/25, тот самый, что подходит к ППШа и ТТ. Как только боеприпас коснулся, столешницы, все сидящие пришли в движение:

Младший Серов смахнул патрон со стола и скинул его в оцинкованное ведро, которое стояло у его ног. Синька, что-то записал в толстую тетрадь, с пожелтевшими от времени листками, а Мишка, по прозвищу Тазик, отрезал небольшой кусочек, от лежащей перед ним круглого хлеба. Тазик передал отрезанный ломоть Варваре, которая обильно его посолила и протянула мужику в спецовке. Мужик взял хлеб, коротко кивнул головой в знак благодарности и скрылся в темноте.

Ну, и что, это за полевая хлеборезка? Для чего все это?

Ничего не понимая, я еще несколько раз пытался привлечь внимания, присутствующих к своей скромной персоне: стучал по столу, кричал во все горло, несколько раз хлопнул по плечу Вовку Серова. Эффекта – ноль! Как будто, я призрак, которого никто не замечает.

Возле стола, я простоял целый час, за это время из темноты вышли и обменяли патроны на хлеб несколько человек. Некоторых я узнал, к примеру, третьим по счету, после мужика в спецовке, к столу подошел – инспектор ГАИ, по прозвищу Жменя. Прозвище он получил, за то, что на вопрос, уличенных в нарушении ПДД водителей, о том, сколько они должны дать денег, чтобы их отпустили, Жменя всегда отвечал, одно и тоже – «А, сколько в жменю влезет, столько и давай!». При этом, он совал под нос в водителям свою огромную ладонь, в которой легко пряталась сигаретная пачка. Жменя был одет в парадно-выходную форму, отглаженный китель, фуражка и россыпь значков на груди, даже полосатый жезл, висящий на запястье и тот, выглядел, как будто его только, что выдали на складе.

Присмотревшись к сидящим за столом, я только сейчас отметил, что все они какие-то, нарядные что ли. Одежда у всех отглаженная, новенькая, прям, так и хочется не оторванные магазинные бирки поискать, за воротниками. А, лица? Лица, все такие просветленные, как будто, кожа лица светится внутренним светом. Если бы, сейчас у них над головами засияли нимбы, я бы ни капельки не удивился. А, вот оглядев себя, я брезгливо скривился – мой внешний вид оставлял желать лучшего – штаны, забрызганы кровью и грязью, куртка в бурых потеках неизвестного происхождения, а на голове, такой колтун из слипшихся волос, что проще их остричь, чем вымыть.

Когда к столу подошел очередной визитер и выложил патрон, я не удержался, и улучив момент, когда Мишка передавал кусок хлеба Варваре, подскочи к столу и выхватил, только, что отрезанную горбушку.

Вот, тут меня и заметили, да не просто заметили – Мишка, не меняя позы, ткнул мне в живот локтем, от чего я согнулся пополам и отлетел от стола. Хлеб при этом выпал из рук.

– Это не твой хлеб! – строго произнес Тазик. – Где твой патрон?

– Тазик, ты, что совсем охренел? – выкрикнул я, пытаясь восстановить дыхание. – Это же я – Коршунов.

– Это не твой хлеб, – снова прошептал Мишка и отвернулся.

– Да, что здесь вообще происходит? – выкрикнул я.

– Алексей Иванович, шли бы вы отсюда, рано вам еще здесь быть, – с какой-то грустью в голосе, прошептала Варвара. – Как раздобудете патрон, так приходите, мы вам его с радостью на хлеб поменяем.

– Да, кто вы такие?! – снова закричал я.

– Мы, твои друзья, – спокойно ответил Вовка Серов. – Иди, тебя там ждут.

– А, вы? Вы, почему здесь сидите? Зачем вы меняете патроны на хлеб?

– Как, это, зачем? – удивленно спросил Серов. – А как вы, там воевать будете? Для вас патроны и собираем.

– Там – это на Земле. А, здесь? Здесь, что?

– Ничего. Здесь ничего нет, – Серов отвлекся на мгновение, к столу подошел очередной визитер. Когда еще один пистолетный патрон, упал в ведро, Вовка продолжил: – Иди, тебя ждут. И, запомни, ты – это начал, ты и должен закончить. Запомнил?

Я ошарашено замер, переваривая услышанное. Что, я начал? Как мне это закончить?

Где-то в небе прогремели раскаты грома и пошел сильный дождь. Тяжелые капли дождя, через несколько мгновений превратились в сильный поток, где-то сверху прорвало океан. Я упал на землю, и казалось, что погрузился в воду с головой. Стремительный поток подхватил мое тело и потащил вспять.

Темнота. Опять, эта зараза, чернильная темнота. Тяжелые капли падают мне на лицо, заливая глаза, рот и уши. С трудом разлепив тяжелые веки, я увидел свет. Мля! Слава богу, свет!

Я лежал, все на тех же матрасах, а вокруг меня были стены спальной комнаты детского садика. Из одежды на мне были только трусы.

– Слава богу, что вы пришли в себя, а то я так испугалась, – взволнованно пролепетала девушка. – Вы, как в обморок упали, так, совсем не дышали. Я к груди ухо прикладывала, сердце так часто бьется: тук-тук-тук, а дыхания совсем не слышно, как будто вы и вовсе не душите.

– А раздела меня зачем? Хотела воспользоваться моим бездыханным телом?

– Шутите? – обиделась девушка. – Вы, вдруг весь покраснели и потеть начали. Сильно – сильно, я такого никогда не видела, одежда в одно мгновение стала настолько мокрой, что, хоть бери и выжимай. Вот, я с вас одежду сняла и обтирала пот.

– Спасибо. Сколько сейчас времени?

– Точно не знаю. Утро. Часов восемь, может девять.

– Понятно. В окно смотрела? Что там новенького?

– Да, особо ничего не происходит. Где-то в глубине садика, что-то несколько раз громыхало, пару раз был звук разбитого стекла. А, в окно, я боюсь смотреть, вдруг заметят. Страшно.

– Разберемся. Дай воды попить, а то такой «сушняк», как будто, я вчера выпил литр водки в одно горло.

Девушка принесла пятилитровую бутыль воды, и хотела налить кружку, но я остановил её, и припал губами, прямиком к горлышку. Вода хлынула в пищевод, как божественный нектар, остужая и насыщая мое утомленное нутро. Напившись, отставил бутыль в сторону. Встал, оделся и немного размял затекшие конечности.

Значит, это все-таки был сон. Странный сон. Слишком он был реалистичный. Каким-то чутьем, я понимал, что это не тот сон-вещун, что терзал меня последние дни, с одним и тем же повторяющемся сюжетом, но разными концовками…это, что-то другое. Я был уверен, что второй раз, подойду к столу, только тогда, когда принесу с собой патрон, а это означает, что когда меня убьют. Ну, а как иначе объяснить, что за столом сидел Хорошко? Я его лично хоронил. Получается. Что и все остальные тоже мертвы. И Вовка Серов, и Варвара, и Тазик.

– Царство вам небесное! – прошептал я, опрокидывая в себя фляжку с коньяком, которая так и лежала в кармане куртки.

– Вы же опять упадете в обморок, – сварливо произнесла Лера. – Может, хватит пить?

– Запомни, женщина: когда у мужика есть повод, не мешай ему пить, – нравоучительно произнес я.

– Ну, да, календарь открывай и каждый день можно найти повод, – скептически, выдала девушка. – Знаете, как мой дед говорил – «Я пью только по праздникам и после бани». Откроет перекидной календарь, посмотрит записи и говорит – «Так, праздника сегодня никакого нет, значит, я пошел в баню!» Так и ходил каждый день в зюзю!

– Умный человек, был твой дед. Надо будет запомнить. Ладно, хорош, болтать, надо, что-то делать.

Произведя небольшую ревизию своих вещей, я скептически поднял одну бровь. Лучше, чем когда я сидел в подвале, но все равно, для серьезного боя никуда не годится.

Два автомата Калашникова калибра 5.45, с откидывающимися в сторону, рамочными прикладами. Семь автоматных рожков, включая и те, что примкнуты к АКСам. Две ручных гранаты РГД-5. Пистолет, с двумя магазинами и глушителем. Нож. Вот и все.

– Ты, как с автоматом? Управишься? – спросил я у Валерии.

– Управлюсь, – твердо ответила девушка. – Нас, конечно, больше учили на АКС-74У, но и с таким автоматом управлюсь.

– Отлично, этот твой, – один автомат лег перед девушкой. – Разбери и собери его несколько раз. Подержи в руках, подгони ремень под себя. Познакомься с ним, можешь немного поговорить.

– Вы, это серьезно? – удивленно, спросила девушка. – Или опять шутите. Кто ж с железяками разговаривает?

– Ох, молодо – зелено! – с притворным вздохом, произнес я. – Запомни: оружие – живое, если ты его любишь и ухаживаешь за ним, то оно тебя никогда не подведет, а будешь, относиться к нему, как к обычной железяке, то в самый ответственный момент заклинит или патрон перекосит…и все – будешь, потом сидеть на облачке с арфой под мышкой и сожалеть, что не слушала знающих людей, то есть меня. Еще в древние времена доспехам, латам, мечам и щитам давали имена. Думаешь, просто так?

– Ну, ладно, – с сомнением произнесла девушка, беря в руки автомат.

Плохо, что не было ни одной «разгрузки». Хоть бы один вшивенький жилет с большими карманами. Как теперь обходиться с магазинами и гранатами? Не будешь же их в целлофановом пакете носить? Обыскав содержимое детских ящиков в раздевалке, нашел несколько подходящих по размеру сумок и рюкзачков. Можно было их нацепить на пояс и получиться подсумок, для двух-трех рожков. Только вот, аляповатая расцветка детских сумок портила весь вид. Но, ничего, это мы сейчас быстро исправим. В шкафу воспитателей, нашел аптечку, из которой вытащил пузырьки с йодом и зеленкой. Смешав оба препарата в одной емкости, я развел получившуюся смесь небольшим количество воды и вымочил в получившийся жидкости найденные вещи. После всех этих процедур, ярко-красный рюкзачок с «Молнией МакВин» из мультфильма «Тачки» и плоская голубая сумка на молнии с зайцем из «Смешариков», предстали в новом, неприглядном цвете – коричнево-буро-зеленом. Ну, в общем, не расцветка, а идеал камуфляжа. Надо только, хорошенько их просушить.

В ящиках шкафа, нашел еще нитки с иголками, и масленку. Масленку отдал Валерии, чтобы она почистила и смазала автомат. Девушка старательно и тщательно проделал все необходимые процедуры, при этом я видел, как шевелились её губы – видимо, всерьез восприняла мои слова, и сейчас разговаривала с АКСом.

Потом, я выщелкнул все патроны из автоматных магазинов и внимательно осмотрел и протер каждый патрон. Во-первых, горловины рожков, были залиты кровью, и патроны надо было очистить, не хватало, чтобы из-за грязи, произошел перекос, во время боя, ну, а, во-вторых, надо осмотреть каждый боеприпас. Шишкин, он же электрик интерната по кличке – Дед, он же ветеран, всех малых войн, в которых принимал участие Советский Союз, в семидесятых и восьмидесятых годах прошлого столетия, рассказывал, что очень часто противник подкидывал «модернизированные» патроны. В таких боеприпасах порох был заменен тротилом или другим видом взрывчатки. «Модернизированный» патрон в дребезги разносил автомат, нещадно раня, а зачастую и убивая его владельца. Не знаю, почему именно сейчас я подумал об этом, вон, целый день и полночи бегал, периодически обыскивая труппы и не заботясь о том какие там патроны, а тут распереживался, что могут враги подсунуть каку. Здравый смысл, что ли проснулся?

Почистив грязные патроны и автоматные рожки, я нашел в ящике стола коробку с детским домино и, выбрав несколько «костяшек», принялся сматывать автоматные магазины попарно. Хитрость была в следующем – обычно, автоматные магазины сматывают позой «69», то есть горловина одного смотрит вверх, а другого вниз, это простой и всем известный по кинофильмам способ, но он не очень удобен, потому что, когда ты ползаешь по земле, то горловину нижнего рожка набивается грязь, и стрелять из положения лежа, тоже не удобно – соединенные таким образом магазины, получаются несколько длиннее, чем высота стандартного рожка. Чтобы решить все эти проблемы есть действенный и очень эффективный прием – надо проложить между магазинами какую-нибудь «прокладку» и смотать их так, чтобы оба приемника смотрели вверх. Так и заменять магазины получается намного быстрее и грязь не набивается. Я, как-то, даже видел в продаже специальные защелки, для соединения автоматных магазинов, подобным способом, но не купил, да и очень сомневаюсь, что пластиковая защелка выдержала бы частое использование…короче – изолентой, оно надежней. Кстати, автоматные магазины снаряжали опытные и бывалые бойцы, предпоследними тремя патронами, были трассеры. То есть, в «запаре» боя, стрелок всегда знал, что у него заканчиваются патроны в рожке – как отстрелялся трассерами, так значит и пора менять магазин на полный.

Отдав, один такой, смотанный «тандем» из автоматных рожков, Валерии, я заставил девушку тренироваться с быстрой заменой магазина. Она делала это стоя, потом сидя, лежа и с закрытыми глазами. Поранила несколько раз руки, прищемила палец…но, вроде, натренировалась – заменяла магазины быстро, точно вгоняя горловину рожка в приемник автомата.

Плоскую детскую сумку, на которой раньше был изображен заяц-смешарик, я отдал Лере. Сумка как раз поместилась ей через плечо, разместившись под плечом, чуть ниже груди. Чтобы в суматохе, сумка не слетела, её несколькими стежками пришили к футболке, может, так, и не красиво, но зато эффективно.

Лямки рюкзачка, я обрезал, сшив из них петли, которые и прицепил к своему поясу – получилось некое подобие подсумка для автоматных рожков, которые использовали в армии до появления «разгрузок».

Всеми этими процедурами мы занимались до полудня, а после того, как стрелки часов перевалили за двенадцать, на улице послышался шум и мы с Лерой, «прилипли» к окнам высматривая, что твориться снаружи.

Здание детского садика располагалось посреди жилого квартала, вокруг были десятиэтажные дома, и только сзади, к забору садика, примыкало футбольное поле, принадлежащее соседней школе. Десятиэтажки стояли плотно друг к другу, образуя квадрат, внутри которого был детский садик и большой пустырь, часть которого занимали «остатки» детской площадки с горками, турниками и прочими песочницами. На этот пустырь въехало несколько грузовых машин, БТР и танк Т-72.

Танк и БТР, разъехались в разные стороны, закрывая своими телами проходы между высотными домами. Из тентовых кузовов грузовиков, выпрыгнули два десятка солдат и рассыпались по двору. А потом началась всеобщая суматоха и суета: солдаты бегали из подъезда в подъезд, появлялись то на балконах, то мелькали в оконных проемах, иногда их силуэты можно было заметить на крышах домов. Минут через сорок во двор въехало несколько больших автобусов и три пассажирские ГАЗели. Из этих машин выбрались местные ополченцы. Молодые парни и мужчины разного возраста, разномастно одетые, кто, во что, горазд, кто в камуфляж, кто в джинсу, а кто и в обычные свитера и штаны. Но, вот оружие, у них было одинаковое – АКМы.

В дальнем от нас конце садика, где-то в районе, то ли первого этажа, то ли подвала, солдаты с крыши дома заметили, что-то необычное…и открыли огонь. В какой-то миг, стрельба переполошила весь двор, казалось, что каждый, вооруженный стрелковым оружием, считал своим долгом выпустить не меньше рожка в сторону детского садика.

Мы, с Лерой, едва успели отбежать от окон и спрятаться в сан.блоке, свернувшись калачиком и тесно прижавшись друг к другу на полу душевой кабинки, несколько пуль залетели к нам «клюнув» стену за над головой.

– Ползком, за мной, – приказал я девушке, когда стрельбы немного стихла. – Найди какое-нибудь тряпье и смочи его. Поняла?

Девушка кивнула головой, и принялась вытряхивать с навесного шкафа разложенные там детские полотенца. Ну, а я, по-пластунски заполз в спальную комнату, где мы ночевали и, подтащив к расстрелянным в пух и прах окнам, несколько детских кроватей, сорвал со стены бумажные плакаты и поджег их. Чтобы лучше горело, под ножками детских кроватей установил аромосвечки, маленький язычок пламени, понемногу разгорелся, превращаясь в огромный костер. Уже через несколько минут, из окон спальней комнаты валили клубы густого, белого дыма. Ватные матрасы, горят плохо, зато дымят хорошо. Чтобы огонь не перекинулся на остальные комнаты, я обильно залил пол водой, благо пятилитровых пластиковых бутылей, наполненных водой, в сан.блоке имелось превеликое множество – в этом районе были частые перебои с водой, вот и приходилось воспитателям и нянечкам детского садика запасаться.

Посмотрев, как разгорается пламя, я подкинул в него еще пару матрацев. Необходимо, чтобы дым не переставал валить, хотя бы еще пару часов.

– Алексей, а зачем вы устроили пожар, мы же сейчас сгорим или дымом задохнемся? – испуганно спросила девушка, осторожно выглядывая из-за дверного косяка.

– Дым и пожар нужен для того, чтобы отбить охоту у солдат противника обыскивать наше крыло садика, – шепотом, объяснил я девушке. – А за пожар не беспокойся, он локализован в этой комнате. Ну, а дым, ты же сама видишь, сквозняком выдувает в окно. Какую-то часть, конечно, заносит в эту комнату, но согласись, что терпеть можно, тем более, если положить мокрую тряпку на лицо и дышать через неё.

Девушка, догадливо кивнула, поняв хитрость моего замысла. Действительно, бойцы противника, скорее всего, после зачистки жилых домов принялись бы за обыск детского садика. Его сразу не досмотрели только из-за того, что это было гос.учереждение. в котором, явно никто сейчас не находился, а вот в жилых квартирах высотных домой могли еще оставаться люди. Судя по крикам снаружи и выстрелам, периодически доносящимся с улицы, таких бедолаг, которые не рискнули или не смогли покинуть свои квартиры, оказалось много.

Мы с девушкой переместились под самые окна большой игровой комнаты, как можно дальше от спальной, в которой сейчас пылал пожар. Воспользовавшись гвоздями и молотком, я соорудил небольшой навес, прикрепив мокрую простыню между подоконником и столом воспитателя. Под этим навесов, мы и пролежали с девушкой, тесно прижавшись, друг к другу, несколько часов подряд, лишь изредка я вылизал, чтобы подкинуть очередной матрас в огонь и залить пол водой. Все-таки сквозняком выдувало дыма не так уж и много, постепенно, все комнаты в группе наполнились тяжелым, густым дымом, только под самыми окнами еще можно было кое-как дышать, ну или под мокрой тряпкой. Конечно, такое времяпрепровождение нельзя назвать приятным, пусть даже к тебе прижимается девушка весьма приятной внешности и наружности, но это намного лучше, чем получить очередь из автомата, когда в садик ворвутся группы зачистки. А, так пока горит огонь и дымом затянуты комнаты и коридоры садика, можно не опасаться, что кто-нибудь захочет лезть внутрь. Главное продержаться до темноты, а там, свалим отсюда по-быстрому.

Часов в шесть – семь вечера, на улице стали доноситься какие-то странные звуки – многоголосый рев, то ли стон, как будто снаружи кипит многолюдный митинг. Раздавались отрывистые команды, потом гремели выстрелы и прокатывался какой-то гул. Мне очень хотелось выглянуть наружу, тем более, что окна, под которыми мы сейчас лежали, как раз выходили на пустырь, откуда и доносился странный гул. Но, я понимал, что горящие окна садика – это такое явление, которое притягивает к себе взгляды окружающих и если, я сейчас выгляну из своего окна, то очень сильно рискую быть замеченным снаружи. Вот и получается, что во мне сейчас боролись любопытство и здоровый смысл. Любопытство говорило – «Взгляни, это ведь так интересно. Ну, хоть одним глазочком!», а здравый смысл, отвечал: «Только попробуй, тебя заметят и влепят в окна снаряд из орудия танка». Как это не покажется странным, но победило любопытство.

Я не стал, сразу, выглядывать из окна, я пробрался через всю комнату и, задыхаясь от едкого и густого дыма, забрался на шкаф. Теперь, я мог, заглянуть в окна, не боясь, что меня заметят снаружи – располагаясь в глубине комнаты, я был надежно спрятан от посторонних глаз.

То, что я увидел снаружи, мне не понравилось…очень не понравилось, рука, как-то сама собой подтянула к телу автомат. Захотелось выскочить наружу и полоснуть от бедра длинной, на весь магазин очередью. Так, чтобы положить как можно больше тварей, которые учудили такое.

На пустыре, были растянуты мотки колючей проволоки – «егозы», такую производила керченская колония, кстати, она располагалась, совсем рядом, по ту сторону высоток, сразу за дорогой был большой, широкий пустырь, а уж за ним и бывшее здание ЛТП, которое с развалом Союза переоборудовали в исправительную колонию.

Проволока была растянута на земле в несколько слоев, вроде, как и не высоко, но уже не перешагнешь, а полезешь буром, обязательно увязнешь и порежешься о тонкие остро заточенные пластины, которые пришли на смену, обычным проволочным «колючкам». Всего было три квадрата – один большой и два поменьше. В большом квадрате стояла плотная группа людей, их было много – несколько сотен, а в малых квадратах были женщины и дети. В одном квадрате – молодые женщины и девушки, а во втором квадрате – дети и подростки разного возраста. Совсем маленьких детей я не заметил, примерный возраст с пяти до десяти лет, все кто постарше располагались уже в другом квадрате. Отдельно, за пределами проволоки, возле стены электорощитовой будки, на земле сидело несколько десятков мужчин, парней и совсем еще малолеток, лет по десять-пятнадцать.

На пустыре, раздалась команда – солдаты, выдернули несколько человек из толпы и развели их по разным квадратам, толпа хлынула в освободившийся проход, раздалось несколько автоматных очередей и на земле остались лежать два мертвых тела, еще один человек – мужчина, бился в судорогах, его ранили. Высокий, крепкого телосложения , мужчина с длинной бородой и почти черной от загара кожей, подошел к раненому и прекратил его мучения выстрелом в голову. Очередная команда и несколько мужчин, что сидели возле стен электрощитовой, поднялись с земли и оттащили в сторону тела убитых. Трупы свалили в кучу, рядом с одним из подъездов, судя по её высоте, там было не меньше двух десятков тел.

Наблюдая за действиями солдат и их командиров, сделал неутешительный вывод – сейчас, передо мной работал «отборочный конвейер». Людей распределяли по группам, в зависимости от их пола и возраста: молодых, красивых женщин и девушек – в одну группу, мужчин, парней и пацанов старше двенадцати – тринадцати лет, которые утвердительно кивнули на вопрос командира – в другую группу, детей в возрасте от пяти до двенадцати лет – в третью. Всех остальных, кто не отвечал нужным требованиям, расстреливали на месте. Старики, мужчины, которые отрицательно отвечали на вопрос врага, и совсем маленькие дети, до пяти лет – их всех расстреливали. Если кто-то бросался на солдат или пытался убежать, их тут же настигали пули.

Короткая команда, на незнакомом, «каркающем» языке, и обвешанные оружием солдаты, выхватывают из толпы совсем молодую девушку, лет двадцати, у неё на руках сверток – закутанный в одеяло младенец. Один из бойцов хватает руками сверток и тянет изо всех сил, девушка, громко крича, как безумная, падает на колени, но младенца не отпускает, бережно, прижимая его к своей груди, и откуда, у хрупкой на вид девчонки, взялись силы, чтобы сопротивляться во много раз превосходящему её мужчине? На помощь к своему товарищу бросаются несколько солдат, один из которых бьет мать ребенка в спину прикладом автомата, девушка, раскинув руки, падает лицом в грязь, а воин, который боролся с девушкой, не удержавшись на ногах, плюхается на задницу, сверток отлетает в сторону и падает на землю. Тот же самый солдат, который ударил девчонку в спину, подбежал к лежащему на земле ребенку и принялся затаптывать его ногами, огромные ботинки, втоптали в уличную грязь, совсем еще крошечного младенца.

Толпа издав, какой-то нечеловеческий рев, бросилась на колючую проволоку, встали даже, те, кто сидел под стенами электрощитовой. Длинные автоматные и пулеметные очереди «стеганули» по людям, останавливая людскую волну. Когда толпа отхлынула назад, на земле остались лежать не меньше десятка мертвых тел.

Молодая мать, так и не встала с земли, после удара прикладом, её тело, оттащили к куче трупов.

Сидя на крышке шкафа, я смотрел на все происходящее полными слез глазами, и дело было вовсе не в дыме, который резал глаза и мешал дышать горлу. Слезы горечи и отчаяния травили и терзали мою душу, в какой-то миг, я, было, полез вниз со шкафа, чтобы выбраться на улицу и попытаться, хоть что-то сделать и все равно, что с вероятностью в сто десять процентов, погибну через несколько секунд, как только появлюсь снаружи, но смотреть на это у меня не было больше сил.

Остановил меня взгляд Валерии, в нем было столько мольбы и отчаяния, что спустившись на пол, я вначале подполз к ней.

– Вы, куда? Зачем? – залепетала девушка, срывающимся от слез голосом.

– Наружу. Они…они, там, детей убивают…маленьких совсем, еще грудничков…суки!…ногами в грязь затаптывают!

– А, я, как же я?! Вы, меня здесь бросите?

– Дождешься ночи и убежишь. Пойдешь на север, вон в ту сторону, – я показал рукой направление, – там поле, потом лесопосадка и гряда холмов. За этими холмами наши. Встретишь любого, и спросишь у них как найти интернатовских. Расскажешь, что это я тебя послал, они тебе помогут. Поняла?

Девушка, не понимая ничего, что я ей сказал, заплакала. Ревела беззвучно, плотно сжав зубы, чтобы ни единым звуком не выдать свое присутствие, только по вздрагивающим плечам и плотно сжатым векам, из-под, которых текли «дорожки» слез, можно было догадаться, что у неё истерика.

Пока, я успокаивал Леру, обняв и прижав её к себе, мой первый порыв бесследно прошел, на его место пришел трезвый расчет…и холодная ярость. Желание убить врага было настолько велико, что я даже заскрипел зубами.

– Ладно, уговорила, я останусь, но с одним условием – как только стемнеет, мы отобьем детей и баб, снаружи. Договорились?

– Но, нас, же убьют, – очень тихо сказала Валерия.

– Договорились? – надавил я на девушку.

– Убьют, ведь…

– Пойми, глупая, что один я не справлюсь. Завалю, двух – трех злодеев, и все. А детишек не спасу. А, вдвоем у нас есть шанс. Пока, я буду их отвлекать на себя, ты сможешь прорваться на грузовике через колючку и спасти кого-нибудь. Тебе, только на машине подъехать к заложникам, они, я думаю, и сами догадаются запрыгнуть в кузов, а потом, гони во все лопатки. Ну, а погоню, я уведу за собой. Вас ведь учили управлять автомобилем? Справишься с ГАЗелью?

– Справлюсь…но, вы все равно погибните.

– Ну и что? Мне не привыкать, – легкомысленно ответил я.

Девушка ничего не ответила, лишь посмотрела на меня влажными, полными слез глазами и решительно кивнула головой, в знак согласия и понимания. Валерия протиснулась мимо меня и, проползя по комнате, взобралась на тот же шкаф. Я залез под навес и попытался успокоиться, надо сосредоточиться и попытаться прокрутить в голове каждое движение, мысленно обыграть все возможные комбинации и варианты развития событий. Крики, мольбы о помощи и частые выстрелы на улице мешали думать.

Через пару минут, девушка с трудом слезла со шкафа и подползя ко мне, снова зарыдала. Рыдала долго, не меньше получаса, все время, шепотом что-то бормоча. Слов, я не разобрал, да, честно говоря, и не пытался. Оно мне надо? И так понятно, что предстоящую ночь нам не пережить. Вдвоем, против взвода солдат – это сумасшествие, которое закончиться, не успев начаться. Это только в кинобоевиках можно в одиночку переколошматить роту солдат противника, будучи вооруженным одним пистолетом, а в жизни, все по другому – только высунься из-за укрытия и тебя превратят в решето. Вы спросите, а зачем тогда, собственно говоря, все это, если шансов на победу нет? Ну, во-первых, шанс всегда есть, пусть хоть маленький, размером с детский ноготок, но он есть, а во-вторых, когда начнется стрельба и не понятные движения, то люди на пустыре, скорее всего, бросятся в рассыпную…да, многие завязнут в мотках колючей проволоки…да, еще больше погибнет от пуль охраны… но, если, даже десять человек смогут убежать и выжить, значит все это было не зря. Да, и, надоело, мне что-то бегать…устал…какая-то черная апатия и грусть навалились на меня…хочется по-волчьи выть.