Огненная дуга

Глава третья
Есть еще смелые люди на земле…

1

«12 марта войска Западного фронта под командованием генерал-полковника тов. Соколовского В.Д. после решительного штурма овладели городом и железнодорожным узлом. Вязьма».

Совинформбюро. 12 марта 1943 г.

Все получилось даже лучше, чем Толубеев мог надеяться. Свенссон-старший признался, что когда-то знавал мастера Андреена, хотя давно уже не встречался с ним. Сказал он об этом довольно сухо: инженер и мастер – категории в обществе совершенно разные. Но Толубеева в разведку не пустил. Инженер может зайти к мастеру и без приглашения, это мастер к инженеру без приглашения зайти не может…

Толубеев улыбнулся этому объяснению, но возражать не стал. В конце концов, надежда на Андреена могла оказаться несбыточной…

Свенссон-старший, оставив машину в переулке недалеко от домика дядюшки Андреена, ушел. Через полчаса неторопливого разговора с Андрееном он упомянул имя старого знакомого дядюшки – русского инженера. А через десять минут сказал, что Толубеев, бежавший из плена, сидит в его машине и ему надо бы помочь. После этого старый мастер выскочил из дома, оставив растерянного Свенссона за чашкой кофе, а еще через минуту, не дав Толубееву даже проститься с остальными спутниками, увлек его в свой крохотный домик.

И вот он живет у дядюшки Андреена.

Целую неделю он не звонил Вите.

Он знал, что первые дни на чужой земле будут самыми трудными, и не хотел, чтобы его случайная неудача коснулась Виты. А шаги, которые он предпринимал, были достаточно опасны.

Прежде всего надо было выйти на связь, то есть дать знать, что он добрался благополучно. Полковник Кристианс сообщил Толубееву самый простой код: зайти в любую народную библиотеку, взять «Саги» на норвежском, издания тысяча девятьсот двенадцатого года, и просмотреть седьмую, семнадцатую и двадцать седьмую страницу. На седьмой странице он найдет имя искомого человека, на семнадцатой – название улицы, на двадцать седьмой – номер дома. Толубеев тогда подивился – зачем такие сложности, когда он мог просто запомнить адрес, но полковник Кристианс довольно сухо заметил, что то, что просто запоминается, так же просто, и забывается, а то и выговаривается… Больше того, «Саги» было запрещено даже купить. Именно – зайти в библиотеку, именно прочитать и тут же сдать, не делая никаких пометок…

И вот он сидел в народной библиотеке неподалеку от домика мастера Андреена и перелистывал толстую книгу…

На первой же указанной странице он с чувством какого-то острого предвидения нашел сагу, в которой упоминался рыжий великан, передвигавший горы и пробивавший новые русла для рек, и звали его… Ранссон!

Толубеев надолго застыл над страницей.

Он предполагал, мог, наконец, надеяться, что имя будет ему знакомо. Сопротивление всегда собирает под свои знамена самых лучших людей. Но Ранссон лежит сейчас в больнице для рыбаков, с пулевым ранением. И уж, конечно, он на подозрении у полиции…

Но, может быть, шкипер просто однофамилец того, кого Толубеев должен разыскать?

Он внимательно просмотрел семнадцатую и двадцать седьмую страницы. На семнадцатой речь шла о волшебной мельнице. По-видимому, название улицы «Мельничная», а на двадцать седьмой никаких цифр, кроме обозначения страницы не было, значит, дом имеет номер 27.

Подойдя к висевшему тут же на стене плану Осло, Толубеев довольно быстро нашел Мельничную улицу в одном из закоулков на берегу Акерс-эльв, разрезающей город. Все тот же район бедноты: рыбаков, моряков, докеров, рабочих. От домика мастера Андреена рукой подать. Надо идти.

На Мельничной, 27 Толубеева встретила немолодая женщина. Лицо у нее было страдающее, глаза заплаканные. Услышав «лапландское» произношение посетителя, она чуть не бросилась на него с кулаками. Хорошо еще, что ее гневную речь никто не слышал, они стояли вдвоем на лестничной площадке второго этажа.

– Это из-за вас, из-за вас, подлых иностранцев, мой муж получил пулю в бок! – кричала она, тесня посетителя с лестницы. Толубеев надвинул шляпу поглубже на глаза и отступил.

Дома, когда дядюшка Андреен, придя с работы, поднялся в его каморку, чтобы пригласить к ужину, Толубеев осторожно спросил, не знает ли он рыбака Ранссона.

– Какой он рыбак! – насмешливо сказал Андреен. – Хвастает он и больше ничего! Он работает у нас на подшипниковом, а рыболовством пытается прирабатывать, только у него никогда ничего не получалось. А в прошлый раз не успел вовремя зажечь топовые огни, а на его суденышке заглох мотор, вынесло его в Скагеррак, и тут, на беду, немецкий сторожевик шарахнул по нему из пулемета. Немцы, они вежливости не признают. Правда, потом они сами же подтащили Ранссона к берегу, но ему-то это стоило пули в бок. Хорошо, что главный инженер недолюбливает немцев, приказал записать, что у Ранссона прогул по болезни, а могли бы и выгнать за милую душу.

Толубеев мрачно думал: Ранссон выходил в море, чтобы заранее отыскать точку рандеву с подлодкой. Значит, в этой беде виноват именно Толубеев!

– А я считаю, что это храбрый человек! – сдержанно сказал он. – И если бы вы, дядюшка Андреен, решили навестить Ранссона в больнице, с удовольствием пошел бы с вами.

– А ведь, пожалуй, вы правы, Владимир! – задумчиво признал мастер, поглядывая на своего гостя с какой-то хитринкой. – Что ж, завтра – среда, в больнице открытый день. Можно и навестить.

Больше они об этом не говорили, но в среду Толубеев заранее приготовил пачку хороших сигарет и маленькую бутылочку рома. Он сам так долго валялся в госпитале, что помнил: самой главной бедой считалось отсутствие курева и выпивки. Ему-то ни того, ни другого не полагалось, но если ранение нетяжелое, нет лучше лекарства!

Мастер ушел с работы пораньше, и в четыре часа они уже были в рыбацкой больнице. Здание было мрачное, старинное, похожее на дом призрения, но во дворе стояли и новые корпуса, в том числе и хирургический. Мастер Андреен действовал напористо, и их довольно быстро пропустили к больному.

Ранссон действительно оказался рыжим великаном.

Правда, теперь он горы не передвигал, реки не поворачивал, лежал скучный, но при виде гостей оживился. В палате было еще двое, но Ранссона, видно, уважали, – те двое поднялись со своих коек: один простучал мимо на костылях, другой – осторожно неся переломанную руку. Толубеев молча выложил на столик свои подарки. Андреен иронически подзуживал:

– Ну, как, рыбак, твой улов?

– Еще будет улов! – хмуро ответил Ранссон, с любопытством поглядывая на молчаливого второго посетителя.

– Какую же рыбку ты собирался поймать в Скагерраке?

– Перестань, Андреен, мне уже полицейские с этими вопросами надоели, да и немцы всю снасть переворошили.

– А им-то что до наших рыбаков? – нахмурился и Андреен.

– Мы для них давно не люди! – отрезал Ранссон. – А что, твой дружок – немой?

– Говорит, но плохо. Это русский норвежец, господин Толубеев. Будет работать на нашем заводе. Услыхал, что ты с немцами поцапался, решил – герой! Вот и попросил взять с собою…

– Русский? – Ранссон приподнялся было, охнул и снова опустился на подушку. – Что же вы здесь делаете, господин русский? – он так и впился пристальными глазами в худое лицо Толубеева.

– Пока изучаю язык, – ответил Толубеев. – Только что прочитал «Саги», седьмую, семнадцатую и двадцать седьмую…

– Да! – протянул Ранссон. – Хорошая литература! Особенно двадцать седьмая!

– Женщина там очень печальная, все тоскует о муже.

– Как вы сказали, вас зовут?

– Владимир Толубеев.

– Ну, благодарю вас за визит. Думаю, Андреен поможет вам с устройством.

– А я у него и живу. Завтра иду первый раз в цех. В общем-то друзей у меня довольно много.

Ранссон повернулся к Андреену:

– Прости, мастер, устал я что-то. Да еще письмо надо написать, чтобы страховая касса перевела мои кроны старухе. Заходите еще!

Рука у него как-то ослабла, стала вялой. Толубеев, пожимая эту вялую руку, подумал: «Переволновался! Да и как иначе? Он же думал, что из-за этой дурацкой встречи с немцами вся операция провалилась!» – но глаза Ранссона улыбались.

Когда они вышли из больницы, Андреен сухо сказал: – Ну что вы с ним о сагах говорили? Надо было сказать что-нибудь о себе! Он храбрых людей любит…

2

«В Тронхейме норвежские патриоты бросили бомбу в немецкий пароход. В результате взрыва было убито и ранено много гитлеровцев. В районе Ставангера группа вооруженных норвежцев совершила налет на военный склад. Истребив немецкую охрану, норвежцы подожгли складские помещения. Огнем уничтожено много снаряжения и различного военного имущества немецких оккупантов».

Совинформбюро. 14 марта 1943 г.

Мастер Андреен устроил Толубеева термистом на заводе.

На заводе работало много иностранцев.

Это были латыши, эстонцы, бежавшие с родины при установлении Советской власти, в сороковом году. Появление «русского норвежца» никого не заинтересовало, никаких дополнительных документов не потребовалось, просто мастер поручился за своего постояльца.

Для решения главной задачи, которая волновала Толубеева, завод не так уж много значил. Но заводское удостоверение давало кой-какое право на пребывание в столице, а так как вся продукция завода поступала в Германию, можно было при случае выяснить, какие же новые сорта стали запрашивают немцы? А пока что термист Толубеев закаливал подшипники разных размеров, смутно надеясь, что не все они пойдут в артиллерийские системы и в танки, которые немцы будут применять в следующих сражениях.

Через неделю он позвонил Вите.

Звонил он из автомата, в служебные часы, и Вита сама подняла трубку телефона:

– Отдел перевозок! – бодро, как и полагается энергичной секретарше, произнесла она.

– Вита, это я, – тихо сказал он.

– Господи, Вольедя! – испуганно-радостно произнесла она. По-видимому, в комнате кто-то был, так как она заговорила по-русски: – Немедленно скажи, где я тебя увижу и когда?

– В шесть часов вечера у парка Фрогнер! – быстро произнес он давно приготовленную фразу.

– Хорошо! – так же торопливо сказала она, и телефон отключился.

Без четверти шесть он добрался до парка. Парк Фрогнер всегда нравился ему своими чудесными статуями работы скульптора Вигеланда, поставленными по всем аллеям. День был теплый, снег на статуях и дорожках таял, капало с деревьев, скамейки были сухие. Взъерошенные воробьи и жирные голуби склевывали крошки, которыми кормили их престарелые женщины в темных пальто с меховыми воротниками, в черных перчатках, с муфтами, в которых они отогревали склеротические руки. Белка спрыгнула с дерева, пробежала по дорожке и резво ухватила из рук старушки кусочек булки, а затем серой молнией вознеслась обратно на кривую от морских ветров сосну. Толубеев нашел свободную скамью, сел и внимательно огляделся.

Под ногами лежал голубой узкий фиорд, в который как бы скатывался город с каменных высот. За фиордом чернели очень близкие крутые горы. По улице за воротами парка проходили тупорылые немецкие военные машины, проходили по двое, по трое немецкие солдаты и офицеры, – в одиночку они не появлялись в городе даже днем, по-видимому, исполняли приказ командования, за эти годы было слишком много таинственных исчезновений одиночных солдат и офицеров, – темные и глубокие воды фиордов не открывают своих тайн. Патрулировали город и полицейские в норвежской форме, но держались они довольно тихо.

Поблизости ничего подозрительного не было. Сидели несколько парочек в разных укромных уголках, тесно прижавшись друг к другу и согреваясь теплом своих плеч или держа руки подруги в руках, так как погода была еще не для влюбленных. Но Толубеев позавидовал им и их, хотя и временному, покою.

Но нет, не так уж тут спокойно! Вот пробежал мальчишка с вечерними выпусками газет, и все старушки, все влюбленные одинаковым жестом принялись рыться в карманах, в кошельках, отыскивая тусклые монетки по три-пять эре, и вот уже у всех в руках зашуршали газеты, хотя воздух начал остывать, пора бы и по домам…

Толубеев тоже купил «Дагбладет», которую и следовало читать почтенному рабочему, может быть, члену социал-демократической партии, функционеру.

Он уткнулся в газету, пытаясь понять по сводкам немецкого командования, что делается на фронтах. Немцы продолжали писать о наступлении на харьковском направлении, Армии «Центр» и «Север» улучшали свою «эластическую оборону». Это словечко появилось в немецких сводках недавно и обозначало оно, как правило, отступление под давлением советских войск. Но звучало почти оптимистически…

Путаясь в длинных высокопарных фразах ведомства Геббельса, Толубеев не услышал шагов. Привел его в себя только милый голос:

– Так-то вы, господин Вольедя, встречаете любимую? А где же цветы?

Он вскочил, роняя газетные листы. Но она уже прижалась к нему, опустив руки на его плечи, приподнялась на цыпочках, поцеловала в губы. Он осторожно усадил ее.

– Гадкий человек, почему ты так долго не звонил? – спросила она, все еще пытаясь продолжать игру, но голос был ломок и неуверен.

Он невольно выбранил себя за то, что доставил ей столько беспокойства.

– Фрекен Вита, ваш покорный друг сдавал экзамены! – попытался он продолжить ее игру.

– На бакалавра?

– Нет, на термиста шарикоподшипникового завода.

– Фу, как грубо!

Она по-детски обиделась, и он молча взял ее руки в свои. Ей нужно привыкнуть к мысли, что он совсем не тот блестящий инженер из далекой России, за которым ухаживали ее отец, ее старшие друзья, к каждому слову которого почтительно прислушивались сверстники. Тогда он представлял государство. А сейчас для нее он должен остаться частным человеком.

Она вздрогнула от порыва холодного ветра, и Толубеев торопливо вскочил:

– Вита, пойдем в кафе! Мне просто необходимо что-нибудь выпить.

– И мне! Хотя бы кофе.

Он торжественно позвякал в кармане серебряными кронами.

– Ты слышишь эту музыку? Моя первая получка!

Она огорченно оглядела его худое лицо, фигуру, на которой только что приобретенное пальто висело, как на вешалке.

– Ты должен был взять у меня немного денег и отдохнуть хоть месяц! – укоризненно произнесла она. – Не понимаю, как тебя могли принять на работу! Ты же все еще похож на скелет!

– А, были бы кости, а мясо нарастет! – беспечно сказал он.

– Как? Как?

– О, это русская пословица! – объяснил он.

– Ты произносишь свои пословицы, как молитвы, – пожаловалась она. – Ты же знаешь, я не понимаю идиоматические выражения!

– Больше не буду!

Он увлек ее к тихому ресторану, который высмотрел, когда шел на свидание. Ресторан находился в переулке, и, сворачивая туда, он оглянулся. Ему показалось, что какой-то хорошо одетый человек хотел было последовать за ними, но потом раздумал и повернул обратно. Впрочем, он тут же забыл об этом постороннем человеке.

Они долго сидели в обманчивом одиночестве – по обе стороны столика стояли китайские ширмы с розовыми драконами, скрывая их от соседей и соседей от них, ресторан находился рядом с парком, в котором назначались большинство свиданий между жителями Осло, и хозяин сумел учесть это. Потом немного танцевали, – только солидные медленные танцы вроде чарльстона и танго, – еще долго пили кофе, потому что за окном завихрилась весенняя метель, мокрая, скользкая, и чувствовали они себя, как в первые дни своей любви – бездомными, одинокими, первыми людьми на пустой еще и неготовой для радостей земле…

Уже прощаясь у ее дома – гранитного куба, приспособленного больше для официальных приемов, нежели для семейного жилья, так искусно были спрятаны жилые комнаты в глубине этого здания, в той части, к которой примыкал небольшой внутренний сад, – он вдруг ощутил на губах ее губы и затем услышал горячий шепот:

– Завтра опять суббота! Мы поедем в усадьбу! Я заеду за тобой в час дня, только скажи – куда?

– Я буду у парка! – только и выговорил он.

3

«15 марта наши войска после многодневных и ожесточенных боев по приказу командования эвакуировали город Харьков.

В Смоленской области наши войска, продолжая наступление, заняли город Холм-Жирковский.

На остальных фронтах наши войска вели бои на прежних направлениях».

Совинформбюро. Вечернее сообщение 15 марта 1943 г.

В восемь часов утра он был на своем рабочем месте.

В этот короткий рабочий день руководители цехов словно взбесились и гнали продукцию так быстро, что казалось, они решили за четыре часа работы выкатить шарикоподшипников больше, чем за обычный день. Термическая печь, у которой дежурил Толубеев, была загружена сверх нормы, и он сообщил об этом дежурному инженеру.

Инженер просмотрел счетчики, паратермометры, махнул рукой:

– Сойдет!

Сойдет, так сойдет. Инженер, по-видимому, надеялся, что контролерам из немецкой приемной комиссии тоже хочется побыстрее убраться с завода. А Толубееву каждый день хотелось, чтобы вся закаливаемая им продукция превратилась в брак. И хотя он знал, что не имеет права рисковать, отчего не рискнуть, если инженер благословляет?

В девять утра к нему подошел взволнованный мастер Андреен.

– Камрад Владимир, вас вызывают к сменному инженеру…

Толубеев сбросил запятнанную кислотами спецовку, надел пиджак, хранившийся в рабочем ящичке, и последовал за мастером. Он только выглядел спокойным, но сердце билось глухо и торопливо.

Андреен, проводив его до кабинки сменного инженера, отступил и исчез за станками. Толубеев подумал: «Будет стоять тут хоть до второго пришествия и ждать, выведут ли меня под конвоем или отпустят к станку…».

В конторке никого, кроме дежурного инженера, с которым Толубеев только что разговаривал, не было. Инженер кивнул на снятую трубку телефона:

– Трубка ждет вас, господин Толубеев! – и посмотрел на рабочего с таким удивлением, будто на его глазах происходило чудо. Вряд ли в эту конторку когда-нибудь приглашали к телефону рабочего…

– Я слушаю, – медленно и ровно сказал Толубеев. Впрочем, выглядеть спокойным ему помогало стремление говорить по-норвежски чисто и благозвучно.

– Господин Толубеев? – голос был мягкий, женский, очевидно, секретарский. – С вами будет говорить господин Арвид Масон…

Он чуть не выронил трубку. Ее отец!

– Господин Толубеев? – он всегда бы узнал этот низкий, словно бы заплывший жирком, голос власть имущего человека без излишних сомнений.

– Да, – внезапно став по-настоящему спокойным, ответил он.

– Прошу вас заехать ко мне в управление через тридцать минут.

– Простите, господин Масон, боюсь, что меня не отпустят с работы.

– Я уже договорился с начальником цеха. Моя машина ждет вас у проходной завода.

– Благодарю. Буду.

Он положил трубку. Сменный инженер все еще глядел на него, как на Валаамову ослицу, которая всю жизнь неблагозвучно кричала и вдруг заговорила человеческим языком.

– Это в самом деле господин Арвид Масон? – только и спросил он.

– Вы же, вероятно, с ним говорили?

– Не я. Начальник смены. Я только получил приказ разыскать вас и вызвать в конторку к телефону.

– Да, господин Арвид Масон, – устало сказал Толубеев. Ему и без этих дурацких расспросов было о чем подумать. Чтобы отвязаться, он коротко буркнул – Я предложил господину Масону одно маленькое изобретение…

– О! – в глазах инженера сияла почти божественная благодать.

– Я могу покинуть рабочее место? – деловито спросил Толубеев, пытаясь погасить это небесное сияние в глазах инженера.

– Конечно, конечно! Вы свободны на всю смену! – поторопился тот.

У дверей конторки из-за станков вывернулся Андреен. Схватил за руки и увлек в проход, подальше от конторки.

– Что произошло?

– Ничего, дорогой Калле! Просто девушка! Она вымолила мне отпуск до конца смены!

– Ну, ловкач! – восхищенно воскликнул дядюшка Андреен. – И на эту удочку он пытается поймать меня, старого кита! Впрочем, молчу, молчу! Лишь бы все кончилось хорошо!

Толубеев покинул его и поспешил к своему рабочему ящику. На площадке у термической печи уже возился другой термист. Толубеев надел пальто и побежал к выходу.

На проходной его уже ждали. Охранник отщелкнул на автоматических часах время ухода и вернул пропуск. Второй человек в проходной оказался шофером Масона. Толубеев по-мальчишески порадовался тому, что, помня об уик-энде, надел сегодня свой единственный выходной костюм. Пусть потом хоть потоп, но перед господином Масоном он предстанет «в форме».

Шофер не заговаривал. Он гнал машину в деловую часть города со скоростью не меньше ста.

Молоденькая женщина-секретарь встретила его восхищенным взглядом. Раньше здесь работала суровая дама, не умевшая улыбаться.

– Господин Толубеев? Господин Масон вас ждет.

Он вошел в знакомый кабинет. Ничего тут не изменилось. Арвид Масон, все такой же подтянутый, чуть больше поседевший, встал из-за стола, протянул руку.

– Здравствуйте, господин Толубеев.

Толубеев физически ощутил его оценивающий взгляд. Неизвестно, каким ожидал Масон увидеть своего бывшего заказчика, но взгляд его стал спокойнее: Толубеев изменился только физически, но одет прилично, держится так же уверенно, как и в те времена, когда подписывал с Масоном миллионные контракты на доставки высококачественной стали.

– Как вы оказались в Осло? – спросил Масон.

– Бежал из немецкого лагеря на севере Норвегии.

– А вы не могли выбрать другую страну? – язвительно спросил Масон.

– В Финляндии тоже немцы.

– Могли бы перебраться в Исландию. Там довольно гостеприимные люди.

– Мне больше нравится Норвегия.

– Признаться, я всегда боялся, что вы еще встанете на моей дороге. Большевики – люди неожиданные.

– Благодарите Гитлера. Если бы не он, я бы работал на своем Урале и не беспокоил вас. Но как вы меня разыскали?

– Очень просто. Вот! – Масон положил на стол несколько снимков.

На снимках были изображены он и Вита. На первом – возле ворот парка. Затем – идущие по улице. И еще – в ресторане.

– Ловко работают ваши сыщики!

– А что делать? Вита – одна из самых богатых невест в стране. А вдруг это были бы не вы, а какой-нибудь прощелыга? Вас я хоть знаю и знаю, что вам не разрешены браки с иностранками…

– Так это вы пожаловались на меня чиновнику из нашего посольства?

– К сожалению, да.

– О чем же вы теперь сожалеете?

– Надо было подождать несколько дней, и война сама списала бы вас с горизонта. А теперь я вынужден вновь заниматься вами… Хотите кофе? Коньяку? – Он нажал кнопку, сказал появившейся в двери секретарше: – Кофе и коньяк. – Когда секретарша вышла, продолжал: – А выглядите вы ужасно! Я не верил, что в немецких лагерях так плохо, но отныне буду осторожнее в выводах.

Молча выпили кофе с коньяком. Толубеев понимал, что этому великану есть о чем подумать. Мать Виты умерла несколько лет назад, но Арвид Масон не женился больше. Он действительно отдал Вите все свои личные чувства. И недаром он помянул о том давнем происшествии в посольстве. С таким же хладнокровием он может передать неблагоприятный отзыв о русском в полицию, а если этого покажется мало – прямо в гестапо. С Арвидом Масоном ухо надо держать остро…

– Что вы намерены делать, господин Толубеев?

– К сожалению, я не могу выехать в Россию, придется ждать нашей победы…

– Победы? – господин Масон казался чрезвычайно удивленным. – А вы знаете, что немцы снова заняли Харьков? Вы вообще что-нибудь знаете о положении на фронтах? – он встал из-за стола и прошел к простенку, затянутому синим шелком, дернул за шнурок, и перед Толубеевым оказалась карта мира со множеством флажков: английских, американских, японских, немецких, русских…

Толубеев подошел к карте. Ничего не скажешь, промышленник Арвид Масон чувствовал себя по меньшей мере начальником генерального штаба. Воюющий мир получал его оценку, по-видимому, не реже двух раз в сутки, согласно утренним и вечерним сводкам.

– Возможно, что немцы действительно потеснили нас на юге, – холодно сказал Толубеев, – но зато мы так далеко отогнали их от Москвы, от Сталинграда, от Майкопа и Грозного, что каждое их следующее наступление неизбежно превратится в их поражение!

Арвид Масон хмуро посмотрел на Толубеева и задернул карту. Вернувшись к столу, он заговорил сухо, жестко:

– Собственно, вас следовало бы вернуть обратно в лагерь. Но вы были отличным партнером в те далекие времена, когда мир мог торговать свободно. Оставаться на заводе вам опасно: там довольно много беженцев из Латвии, Эстонии и Литвы. А они относятся к русским с такой же мстительностью, как и немцы. Я полагаю, что вы остались инженером? И вероятно, у вас есть особый интерес к нашему экспорту? Я оставлю вас у себя в конторе инженером-консультантом по экспорту руды. Но Виту я увезу завтра в Германию…

Нанеся этот удар, он искоса взглянул на Толубеева. Толубеев опустил глаза.

Масон подождал, потом снова вызвал секретаршу:

– Господин Толубеев будет работать у нас. Передайте ему ключи от помещения номер шесть. Приготовьте и передайте господину Толубееву все отчеты по экспорту руды за прошлый год и помесячные за этот.

Господин Толубеев подчиняется мне. Приказ бухгалтеру я передам сам.

Секретарша внесла в свой блокнот распоряжения Масона и вышла.

Масон продолжал:

– Обратите особое внимание на нашу переписку со шведским акционерным обществом «Трафик». Нам пришлось пойти на сделку с ними, чтобы немцы не вздумали конфисковать наши рудники. Иногда они разрешают себе такие вольности. А шведы обмениваются с нами заслуживающей внимания информацией! – Он помолчал и перешел к другому: – Думаю, жить вам лучше у ваших друзей. Переезд в гостиницу вызовет много лишних хлопот. Сегодня уладьте ваши дела на заводе, а в понедельник с утра приступайте к новым обязанностям. Я увижу вас через неделю.

Прощался он озабоченно, думая уже о чем-то своем. Толубеев пришел в себя только на улице.

Он не понял – хотел ли господин Масон держать его при себе, чтобы обезопасить свое гнездо, или ему кто-то посоветовал приютить бедного беженца. Но кто? Вита? Свенссоны?

Из ближайшего автомата он позвонил Вите.

– Я должен тебя увидеть и как можно быстрее, – тихо сказал он.

– Мы же отправляемся в усадьбу на уик-энд! – возразила она. И добавила: – Правда, мы пробудем только до утра: отец будет ждать меня к двенадцати. Я заеду за тобой в час дня…

Он еще успел съездить на завод и получить расчет. Мастер Андреен с явным беспокойством встретил его сообщение о том, что он снова превращается в инженера,