Одиночки

По идеально прямой горизонтальной направляющей лифт приближается к «Неону», созданному лишь благодаря шансу попасть в новый мир. Благодаря прозрачным стенам и потолку, даже при полном заполнении людьми ощущение безграничности не угасает, как и при отсутствии кого-либо в лифте. Хотел бы Томас оказаться один в данных условиях, когда лишь прозрачное сверхпрочное стекло отделяет его от безжизненного простора, и почувствовать то, как бесконечность сдавливает своими масштабами, – но это неисполнимо. Ошибки предшественников научили, что наличие посторонних людей даже без общения улучшает восприимчивость и дает привязанность к человеческому виду, лишая многих развивающихся психологических отклонений от нормы при уединении от мира.

Чем «Неон» ближе, тем больше светлых точек прекрасных звезд он закрывает от глаз людей. Имеющий огромную высоту и еще большую ширину, он в виде вытянутого полумесяца расположен краями вглубь, а большей выпуклой частью – ко всем обозревателям. Двери шлюза открылись, лифт оказался внутри, и Томас до последнего наблюдал вид звезд и отдаленных планет, пока шлюз не сомкнулся вновь. Сразу после лифт поехал вперед уже быстрее, сделал три остановки, где на каждой вышла своя группа людей, вскоре оставив их с Норманном уже вдвоем. Теперь они поднимаются вверх, к своей остановке.

– Снова мы – шестерни большой машины, – с долей сарказма произнес Томас. И обратился сразу к Норманну: – Надеюсь, ты успел вчера закончить шансы срока выживания?

– Да, конечно. Но не могу избавиться от мысли, что мы топчемся на месте с этой цепью развития. Знаешь, такое чувство, когда даже после полного ее разбора есть сомнения, что чего-то не хватает: словно загадка, у которой есть второй ответ, – задумчиво говорил Норманн, все время глядя куда-то в сторону и не получив комментария от Томаса.

Остановка, у двери встроенный сканер проверил вытатуированный восьмизначный код на правой щеке вдоль подбородка, который имеет каждый научный сотрудник для получения доступа в каждое разрешенное для него помещение на «Неоне». Сначала Томас, вслед за ним Норманн, и по пути через длинный коридор диалог продолжился.

– Я словно пытаюсь собрать кубик Рубика, который уже собран.

– Как будто мы делаем что-то другое, – понимающе ответил Томас, и они прошли через дверь в конце.

3

Маленький зал, имеющий посередине четыре экрана для вывода информации. С общим залом соединялись четыре кабинета, для каждого из Одиночек. Напротив – вход в кабинет Томаса, справа – Норманна, слева – два кабинета, Мэнди и Франклина.

Идя вперед, Норманн остановился у экранов рядом с Мэнди, обратив внимание на появившееся окно вверху изображения и без предупреждения оставив Томаса. Тот, в свою очередь, не отвлекаясь на Мэнди и Франклина, что был уже у себя в кабинете, сразу отправился к себе. Включился слабый свет с потолка, обнажив полупрозрачные пластины в метр шириной и высотой во всю стену. Все 22 шутки легко умещались в широком кабинете, их конструкция позволяет перемещаться в любую из четырех сторон благодаря магнитным держателям на полу и потолке.

На небольшой полке справа от двери Томас взял наушники с маленьким микрофоном и перчатки, усеянные датчиками для управления пластинами. Встав в центре кабинета, где вокруг него находились пластины в шахматном порядке, щелкнул пальцами левой руки – и они словно ожили, загорелись, как гирлянда. Покрытые текстовым содержанием вместе с графиками, фотографиями, таблицами и формулами, все дополнено разного рода вычислениями. Все они отдавали серовато-синим оттенком, легко могли заменить стандартное освещение кабинета, но Томас никогда его не выключал. Каждый кабинет его команды обладает теми же функциями, только с несколько меньшим количеством пластин. Вся обработанная информация поступала к нему, и каждый ее элемент предстояло сложить в общую картину, тем самым создав цепь развития, которая в конечном итоге отправляется на рассмотрение высшему правлению и в хранилище. В надежде, что хоть одна из многих не только поможет быстро приспособиться и выжить в новом мире, но и дать уверенность правлению в том, что человечество будет готово ко всему.

Для Томаса это как музыка из знаний, где ему досталась роль дирижера, – и ему предстоит из крупиц собирать нечто большее, чем слова, в надежде приоткрыть завесу тайн, скрывающих то, что ждет их или других счастливцев и несчастных, отправившихся через мост. Как ни странно ему это осознавать, его ощущения очень близки к наркомании каждый раз при нахождении здесь и понимании, чего от него ждут и что он может.

Вторая пластина по правую руку мелькнула красным: значит, поступила информация. Томас вытянул к ней правую руку, растопырив пальцы, развернул ее и, сжав в кулак, потянул к себе почти бесшумно. Поступил вызов от Норманна:

– Шесть способов поддержать жизнь человеку на 200 лет. Ранее для нас это не было проблемой – даже предполагая уровень их прогресса, ожидания более чем обнадеживающие.

– Сложно поверить, что они не могут иметь подобных возможностей. Если отправившие сигнал еще живы, то это упрощает задачу. Но если они, как и мы, уже сменили целые поколения, то здесь встает другая погрешность. Мэнди? – спросил Томас.

– Вся во внимании.

– Как сильно изменится язык за 380 лет?

– У нас или у них?

Томас не ответил на этот вопрос.

– Фактически все зависит от продолжительности жизни одного поколения особей. Технологический прогресс не сильно изменит язык одного поколения и при длинном цикле существования лишь поможет последующему поколению освоить старый язык. Точнее говоря, он должен быть просто один и един для всех, как и их цивилизация.

– И каков худший вариант, будет ли иметь смысл использовать языковую таблицу?

– Если жизнь одного поколения субъекта не меньше 100 лет, это без учета каких-либо природных катаклизмов, военных или социально-политических конфликтов в их обществе. При любом варианте из этого процесса приходят изменения социально-интеллектуальных норм и правил и, разумеется, речи.

– Может, нам вообще тогда не лезть туда, вряд ли мы выживем, если там война? – подал голос Франклин, технический специалист, инженер и физик.

– Не отвлекайся от дел, – спокойно парировал Томас.

– Не важно на самом деле, живы те, кто отправил сигнал, или нет: гораздо важнее, правильно ли они поймут нас даже при приблизительной таблице, работа над которой завершена лишь наполовину, – заметила Мэнди.

– При их развитии будет странно, если они не учтут разность общения между существами во всей Вселенной, – добавил Норманн.

– Даже если и учли, то мы, как это ни странно, этого не знаем. Нельзя игнорировать любые события, способные изменить все, и нельзя отрицать, что человечество просто не развито. Мэнди, каково количество вариантов составления цельного предложения? – поинтересовался Томас

Он вытянул обе руки по сторонам и, сведя их вместе, объединил две пластины, увеличив размер полученного изображения. Таблица во весь экран, каждый символ – составляющая часть общего, и при выборе любого из них, выходя на передний план, слегка затемняя все остальное, выделяется ответвление с множеством вероятных переводов относительно любого выбранного иного символа.

– Семь вариантов. Не более чем приблизительная догадка.

Томас одновременно просматривает шесть пластин, меняя их положение в нужный момент для удобства, осознавая и даже наслаждаясь тем, что очередная цепь развития создает паутину вариаций. Ему всегда это нравилось – разбирать цепь за цепью, каждую секунду предвкушая внезапное озарение, способное изменить простой ответ. Зеленый цвет на одной из пластин справа – пододвинув ее, он через несколько секунд обратился ко всем:

– Итак, что и требовалось доказать: высшее правление отказывается от повторного отправления сигнала, используя последние образцы алфавита. Слишком велик шанс испортить и так необусловленные отношения.

– Не удивительно, что они боятся, но без попыток шансы понять и научиться их языку критично малы. Когда придет время, мы вряд ли сможем даже поздороваться, что очень неприлично, когда приходишь в гости. – Мэнди была немного раздражена, что вполне ожидаемо.

– Это решение еще кого-то удивляет, смысл было им это вообще отправлять? – спросил Норманн.

– Я люблю напоминать им, что мы существуем.

– Да уж, это напоминает попытки выйти на контакт с незнакомцем за звуконепроницаемой стеной, не зная, что он глухой и немой, – заметил Норманн.

– А ты еще не привык?

Томас выделил небольшой фрагмент текста и, сжав кулак, переместил его на другую пластину, словно держа в руке. Сопоставляя предыдущую теорию, разбитую на составляющие, с тем, что появилось сейчас, имеющиеся в архиве диаграммы развития речи и максимально доступную расшифровку сигнала, добавляя к этому построенный на теории жизненный цикл, перебирая эту мозаику в надежде найти общую цепь картины. Через несколько минут, объединив четыре пластины, он вывел на них развивающуюся и меняющуюся попутно цепь развития.

Так прошли первые шесть часов работы – без лишней болтовни или какого-либо отвлечения от процесса. Словно пытаясь собрать мозаику без краев, Томас позволил себе допустить мысль о том, что это все не имеет значения. И все нынешние исследования потеряют смысл в ту же секунду, как они попадут туда, и, даже при шансе на диалог они не посчитают людей равными. И при наличии меньшей военной силы люди примут то малое, что им дадут, – и это будет большим, что можно даже предположить.

К счастью, Томасу не приходится жестко контролировать такие отклонения общей философии работы: как-никак, они приносят больше пользы, чем вреда. И проходят без эмоциональной составляющей, что всегда подбадривало его. Поставив в вычисление изменение языка относительно всех основных вариантов цикла жизни по человеческой истории той же категории, он вернулся к центру кабинета. Оставив последнее в процессе, который займет весьма долгое время.

4

Томас не смотрел на панели. Уставившись в пол, он, как обычно, настроился на определенную, но слишком большую идею и не отвлекался ни на что, лишь бы как можно конкретнее составить грядущую цепь развития.

– Франклин, достань чертежи тоннеля и проведи полный анализ на основе архивов конструкции и отдельно используемых материалов, рассчитай заново приблизительный уровень технологий и возможности создать передатчик нужной мощности для отправки обратно сигнала без нужного языкового набора.

– Ясно.

– Норманн, просмотри все, что есть из биологических теорий строения тел, в частности составь построение речевого органа, способного издавать полученный сигнал.

– Мэнди, мне потребуется твоя помощь, – обратился к ней Норманн, не задавая лишних вопросов, во всяком случае, вслух. Томас ценил это, ведь невозможно по кусочкам собирать концепцию общей идеи, если приходится объяснять смысл каждой части: когда вся цепь развития дойдет до своего апогея, он огласит ее. Он все стоит посередине, думая, что концентрируется вместо отдыха, что было неправдой. Но разве это кого-то волновало, кроме него: в такие моменты идеология всегда была проста – он знает, что найдет выход в случае смятения или замешательства, как на эмоциональном, так и на интеллектуальном уровне. Сейчас ему приходится не просто разбирать теории на возможное и маловозможное, составляя все новые цепи развития. Нынешняя цель – собрать в единую корзину множество редких и маловозможных цепей развития и сложить немыслимую мозаику в надежде, что теории, прорабатываемые Норманном и Франклином, превратят все это в неопровержимый факт.

Придвинув к себе ближайшую пластину, он сбросил весь материал на одну из стоявших поодаль от него. Загрузил в чистом окне чертеж тоннеля и прогресс его создания в реальном времени, где характеристики и опись отдельных работающих частей заняли полностью одну из пластин. Томас наперед вспоминает возможности отдельных частей конструкции: как, например, то, что нет какого-либо алгоритма для взаимного общения, – лишь подающий импульс контрольный отклик, что тоннель работает. Даже абсолютная готовность отрицает возможность общения, что он считает глупым. Просматривая каждый пункт, он сам не знает, какого предположения боится больше: наткнуться на неожиданное открытие или, не увидев ничего нового, оставить все в категории неопределенности. Пластина слева по велению Томаса придвинулась ближе, и, открыв старую цепь по предположению внешнего вида существ, способных физически на создание такого сооружения, он просмотрел последние изменения. Еще одна пластина, как солдатик, встала рядом – только для существ с интеллектом, которые не станут делать что-либо сами, а, более вероятно, создадут механизмы для этого занятия. Мысль о них на мгновение пробудила воспоминание о неудачных последствия воплотить идею механизма замещения еще много веков назад на ныне мертвой планете.