Читать книгу: «Секретарь ЦК», страница 3

– Да тебе бы самому песни писать, – с веселой улыбкой сказал он, когда мы закончили.

– Да накатило просто, – отмахнулся я. – Может, раз в жизни у меня подобное, никогда ведь не было.

– Ну-ну, – хмыкнул Говорин, но развивать тему не стал.

Надолго он у нас не задержался, умчавшись домой. Прямо видно было, как он загорелся поскорее воплотить «мой» марш на пластинке. Провожал я его с некоторым облегчением. Кипучая энергия Говорина выматывает, особенно когда он начинает «теребить» тебя и дотошно цепляется к деталям по интересующему его вопросу.

Но мысли об Илье Романовиче уже на следующий день отошли даже не на второй, а на третий план – финны наконец дозрели до полноценных переговоров о сдаче, но попросили провести их втайне, чтобы в первую очередь о них не узнали в Великобритании. И почему-то в состав нашей делегации Иосиф Виссарионович включил меня.

Глава 5

Июнь 1939 года

Переговоры с финской стороной проходили в Ленинграде. Здесь я был лишь один раз и то на экскурсии, когда еще в школу ходил. Давненько это было. Город с тех пор сильно изменился. На улицах стало чище, конки сменились почти повсеместно на трамваи и автобусы. Телег тоже стало в разы меньше – их заменили автомобили и грузовики. Отдельным приказом телегам и вовсе в центр города был запрет, как со мной поделился Михаил Васюрин – наш переводчик, который сам был родом из этого города. Вид портили лишь следы недавней осады города. Дома на окраинах были разбиты, кое-где на улицах еще не разобрали баррикады. Да и в центре города встречались дома, пострадавшие от авианалетов. В порту я не был, но по словам Васюрина там тоже хватает следов прилета тяжелых снарядов с английских кораблей. Однако сейчас Ленинград стремительно возвращался к мирной жизни, и уже через пару лет мало что будет напоминать о печальных событиях этой зимы.

Возглавлял финскую делегацию Аймо Каяндер – премьер-министр Финляндии. С ним были Рудольф Валден – глава МИДа, и Элиас Сайонма – министр финансов. Еще до встречи финны передали, на каких условиях согласны завершить войну и в отличие от британцев их условия были вполне адекватными: они согласились отдать часть своей территории, правда не по той границе, где сейчас проходили боевые действия, а гораздо ближе к нам – где шли бои до пересылки подкрепления с западного фронта. Также они убрали пункт о выплате компенсации с нашей стороны. Это из основного. Там же шли подпункты о передачи тел павших бойцов с обеих сторон, гарантии о ненападении на ближайшие десять лет и беспрепятственный проход наших судов вдоль финского побережья. В целом, по словам Максима Максимовича, входившего в нашу делегацию, условия вполне устроят СССР.

– Значит, соглашаемся? – спросил я.

– Да, – кивнул Литвинов. – Я еще попробую выбить из них хотя бы формальную компенсацию за бомбежку города, но даже если не получится, в остальном условия хорошие.

– Так. А для чего здесь я?

Наркоминдел лишь плечами пожал. Мне вот тоже не ясно, с чего товарищ Сталин включил меня в делегацию. Перед выездом я поговорить с ним об этом не успел – все же слишком неожиданно это было, а отправились мы в Ленинград в тот же день. Зато пока был в пути, успел о многом подумать. И не нашел логичных причин моего присутствия здесь.

Чтобы не терзаться и дальше сомнениями, я все же не выдержал и связался с Александром Поскребышевым, попросив того соединить меня с товарищем Сталиным, когда он будет свободен. Звонок из Кремля в номер гостиницы, где я разместился, поступил уже через полчаса.

– Сергей, – услышал я в трубке телефона знакомый голос с характерным грузинским акцентом, – что-то случилось?

– Товарищ Сталин, у меня есть один личный вопрос – для чего я здесь? – решил я не мудрить и спросить «в лоб».

В трубке повисло молчание, заставившее меня напрячься. Не слишком ли грубо прозвучал мой вопрос? Или я сам должен был догадаться, а сейчас получил «минус очко» к репутации?

– Кхм, – прокашлялся Иосиф Виссарионович, – значит, товарищ Огнев, у вас своих мыслей нет?

Резкий переход в обращении не ускользнул от меня, подтвердив мои мысли, что догадаться о назначении должен был я сам. Но раз уж пошел столь откровенный разговор, отступать и «давать заднюю» поздно.

– К сожалению – нет. Потому и спрашиваю вас. С условиями финской стороны я ознакомился. В целом – вполне приемлемые для нас. Максим Максимович согласен со мной и лишь планирует попробовать дополнительно «выбить» из них еще и денежные отступные. Но вот моя роль во всем этом… она ускользает от меня.

Спустя несколько томительных секунд ожидания, Сталин ответил:

– Есть мнение, что по завершении войны вам следует сменить род деятельности, – у меня внутри все ухнуло вниз. Я потерял доверие? Всего из-за одного вопроса и меня решили «понизить»? Или что имеет в виду товарищ Сталин? – Участие в подписании капитуляции со стороны Финляндии – дополнительная возможность показать другим товарищам, что вы способны на большее, чем занимаетесь сейчас, – мои мысли от самых пессимистических резко сменили вектор. То есть, меня хотят не «понизить», а «повысить»? Но куда выше? И для чего? А Иосиф Виссарионович тем временем продолжил: – Если вы сумеете показать себя на этих переговорах не просто, как статист, то подтвердите мое мнение о вас. И никто не сумеет возразить, что вы недостойны большего.

– Я понял, спасибо, товарищ Сталин. За разъяснения и доверие.

Когда в трубке раздались гудки, я аккуратно положил ее на аппарат и еле слышно выдохнул. Этот короткий разговор вызвал во мне столько адреналина, сколько я не получал даже находясь на передовой. Буквально бешеные скачки какие-то! Давно у меня подобных ощущений при разговоре с Иосифом Виссарионовичем не было.

Приведя мысли и чувства в порядок, я задумался – куда меня хочет «пропихнуть» вождь. Я и так почти на вершине власти. Следующая ступень – нарком либо… член политбюро. О последнем даже в мыслях я не мечтал. Где я и где политбюро? Делать доклады для них – это одно, но самому войти в состав правительства – совсем иное. Должность наркома тоже довольно высокая, но не настолько. Наркомы выполняют решения, которые принимаются в политбюро. Поэтому я склонялся к тому, что на меня хотят «повесить» какой-то наркомат. Вполне возможно, что подвину Андрея Александровича, который метит на пост наркомпроса. Сейчас-то его занимает Андрей Бубнов, но по курсируемым в Кремле слухам товарищ Сталин недоволен его работой. Слишком серьезно Андрей Сергеевич взялся за цензуру, из-за чего воют все литераторы и даже научные деятели, выпускающие статьи в печать. Вот из-за притеснения последних на Бубнова и стали смотреть косо. Я в курсе этого лишь по причине того, что сам занимаюсь пропагандой и просвещением, пусть и не в самом СССР. Ну и Илья Романович на него тоже жаловался, хоть и сам в какой-то мере является «цензором».

Определившись, как мне казалось, с возможным местом моего нового назначения, я задумался – а оно мне надо? Только «обжился» в информбюро, не успел еще «заскучать» там, и – новая должность. К тому же если я прав, еще и со Ждановым снова вражда начнется. Только притерлись друг к другу, мужиком он оказался нормальным, и тут – опять контра? В то же время на посту наркомпроса мои возможности по влиянию на культурное развитие страны вырастут многократно. Сейчас в этом поле мне не нравилось, что невольно у людей складывается ощущение, будто на западе многие вещи гораздо лучше, чем у нас, просто им этого не показывают. Фильмы, как европейские так и американские, всегда заходят на «ура». Что и неудивительно – ведь цензоры выбирают самые лучшие, но это имеет и обратный эффект для наших людей – создает у них ложное ощущение, что на западе все фильмы хорошего качества. Интурист продолжает показывать лучший сервис для иностранцев, чем для наших граждан – хоть я и писал о необходимости выровнять этот аспект, еще будучи членом ЦКК. Да, в определенное время шаги в этом направлении были, но через пару лет все вернулось обратно «на круги своя». Запреты некоторой литературы наоборот – вызывают обратный эффект, привлекая внимание людей, и лишь разжигают в них желание ознакомиться с «запрещенкой». Ну и много иных моментов я бы поменял, чего на нынешнем посту не могу сделать. Короче, смысл проявить себя, чтобы занять более высокий пост был. И я решил действовать.

За основу своей инициативы решил взять пункт Максима Максимовича – стребовать с финнов компенсацию. Литвинов не был уверен, что получится, а вот я приложу усилия, чтобы не только все вышло, но и сумма была не чисто символической.

Первым делом обратился в горком Ленинграда с требованием предоставить отчет о том, на какую сумму получил город ущерб в ходе боев.

– Вы не только там посчитайте стоимость разрушенных домов, дорог и предприятий – но и сколько город недополучил в результате блокады продуктов, иного материального обеспечения, – говорил я Алексею Александровичу. – Сколько работников погибло – их работа тоже приносила доход городу.

– Вы говорите как капиталист, – заметил Кузнецов.

– Я говорю как тот, кто радеет о благе нашей страны, – отрезал я. – Вы же знаете, что мы с финнами переговоры ведем? Они должны заплатить за те разрушения и горе, которые принесли городу и людям. Или вы со мной не согласны?

С такой постановкой вопроса первый секретарь горкома спорить не стал. Но запросил аж неделю на сбор информации.

– Вы уже давно должны были все подсчитать, – не согласился я с ним. – Так что у вас четыре часа. Или мне поставить вопрос о вашей компетентности на этом посту?

Поджав губы, Кузнецов заверил меня, что успеет подготовить отчет в срок. Вот и отлично! Он ведь и правда уже должен был собрать сведения о нанесенных разрушениях и численности погибших. Просто делалось это для разных ведомств и с разными целями, а сейчас все нужно собрать воедино.

Затем я связался с Литвиновым и попросил перенести переговоры на следующий день. Как раз будет время ознакомиться с документами от Кузнецова и составить план ведения переговоров. Третьим шагом стало мое письмо на имя главнокомандующего И. В. Сталина с просьбой назначить меня главой переговорной делегации.

– И зачем тебе это, Сергей? – спросил меня утром Максим Максимович, когда пришел ответ из Москвы вместе с приказом назначить меня главой делегации.

Не скажу, что мужчина был прям недоволен, но легкое раздражение присутствовало. Или он просто умел держать лицо.

– Потому что у меня появились мысли, как не просто надеяться «выбить» из финнов компенсацию, а непременно это сделать.

Вот тут уже Литвинов не сдержался и поморщился, все же это был «камень в его огород».

Так как делегация Финляндии предоставила свои условия заранее, а мы взяли время на «подумать», в этот раз слово взял я.

– Предварительно СССР устраивают предложенные финской стороной пункты мирного договора, – начал я, а финны довольно переглянулись. – Но мы хотим добавить еще один пункт – о денежной компенсации СССР, а конкретно – городу Ленинграду. Возместите те убытки, что мы понесли, когда вы осадили нашу северную столицу, и тогда с нашей стороны мы подпишем договор.

Вот сейчас они нахмурились. Еще и смена главы нашей делегации не прошла мимо их внимания, что тоже не добавило им настроения. Мое участие в польских переговорах разошлось по всему миру, и чем оно закончилось – знали все. Так что пренебрежения на лицах оппонентов я не видел, лишь напряжение и недовольство.

– Полагаю, – медленно начал Аймо Каяндер, – теперь нам необходимо время, чтобы подумать над вашим предложением.

– Думайте, – кивнул я. – Но потом условия изменятся. Сейчас мы готовы уступить территории, которые заняты нашими войсками, хоть и не все. Но через час – вся земля, на которую ступил красноармеец, будет считаться нашей территорией.

Я сделал паузу, после чего поставил точку в разговоре:

– Мы ждем вашего положительного решения через час.

И не прощаясь, встал из-за стола. За мной потянулись и остальные члены нашей делегации. А вот финны сидели ошарашенные и растерянные. Настолько жестко советские дипломаты с ними еще не говорили. Ничего, время, когда СССР был слаб, прошло. Пусть привыкают!

Глава 6

Июнь – июль 1939 года

– Да как он смеет говорить с нами в таком тоне! – полыхал возмущением Аймо Каяндер, когда их делегация осталась наедине.

– Сталин сделал прекрасный ход, – в отличие от премьер-министра, даже с неким восхищением сказал Рудольф Валден.

– Прекрасный?! – воскликнул Аймо. – И где он прекрасен-то?

– Не для нас, – поправился министр иностранных дел. – Для Советов.

– Опять же не понимаю, чего хорошего в том, что нам пытаются выкрутить руки? Даже для Советов это невыгодно. Мы ведь можем и отказаться от переговоров.

– Посмотри на все со стороны, Аймо, – доверительно ответил Рудольф. – Их главный дипломат – Литвинов – был вполне корректен, как и полагается его статусу. Но красные понимают, что сейчас они сильнее. И очевидно, что их вождь решил попытаться выжать из ситуации максимум. Этот Огнев – он ведь не дипломат, поэтому подобные выходки ему могут простить. А вспомни, как поляки попросили поставить его во главе делегации – и что вышло? Рассчитывали на его возраст, что удастся «запудрить мальчишке мозги», как говорят русские, а при срыве переговоров – развести руками, мол, это он виноват. И просчитались. Я созвонился с нашим послом в Польше вчера, когда узнал, что это по просьбе Огнева перенесли переговоры. Он много интересного рассказал о ходе подобных переговоров в Польше. И каждое новое предложение со стороны этого «мальчишки» было еще хуже, чем предыдущее. Но он продавил свою позицию! Поэтому я считаю, нужно соглашаться. Сталин, назначив его главой делегации, с одной стороны предельно просто и в то же время жестко донес свою позицию, а с другой – сохранил себе лицо тем, что ее озвучил не официальный дипломат, а Огнев.

– И унизил нас, – мрачно заметил Каяндер, – ведь руки нам выкручивает не Литвинов, а этот парень.

– Ну не так чтобы и унизил, – хмыкнул Рудольф. – Огнев все же имеет и собственный политический вес. Но у меня сложилось впечатление, что он этого сам не особо осознает. Или осознает не до конца.

– Почему? – удивился Аймо.

– Когда прошла наша первая встреча с их делегацией, и главой все еще был Литвинов, он ему чуть ли не в рот заглядывал. И это было не наиграно. А когда их поменяли местами, Огнев иногда кидал мимолетные взгляды на Литвинова – словно спрашивая «все ли правильно он делает». Но сам Литвинов и бровью не повел.

– Хочет подставить парня?

– Нет, – покачал головой Рудольф. – Он просто не заметил этих взглядов, полностью отойдя в сторону. Как нижестоящий уступает место тому, кто выше него по статусу, не сомневаясь в его поступках. Литвинов безусловно был раздражен, что его отодвинули. Удивлен заявлением Огнева. Но оспорить их даже не пытался и принял, как должное. Даже с неким облегчением.

– Если мы согласимся, – подал голос Элиас Сайонма, – то эта компенсация пробьет изрядную брешь в нашем бюджете.

– А чтобы этого не случилось, – тут же повернулся к нему Рудольф, – нам следует растянуть выплаты. Чем быстрее закончится эта война, те больше шанс, что мы выйдем из нее с малыми потерями. Увы, но с каждым днем шансы на это неумолимо падают. Кроме Швеции и Великобритании у нас союзников не осталось. Да и те такие союзники, что… – поморщился недовольно МИДовец Финляндии, не закончив фразу.

После его слов повисла гнетущая тишина. Возвращаться домой с подписанной капитуляцией не хотелось. Особенно – с навязанной по сути контрибуцией. Но выбор был еще хуже.

– Тогда мы обязаны привязать подписание договора к немедленной остановке боевых действий, – решительно сказал Каяндер. – Иначе нас просто не поймут дома.

– На это они должны согласиться, – кивнул Рудольф.

***

Как только финская делегация подписала мирный договор, его копия тут же была отправлена в посольство Швеции. Так как войска этой страны находились в Финляндии и входили в состав частей, с которыми сражалась Красная армия, без их согласия боевые действия на северном фронте было не остановить. В полном объеме. Но там будто только этого и ждали и даже вздохнули с облегчением. Контрибуции с них, как с финнов, выбить не удалось, но мы особо и не пытались. Правда я настоял, чтобы их представитель, желательно высокого ранга, посетил парад победы, который уже планировалось провести в июле по случаю окончания войны. Смысл подобных парадов – не только воодушевлять свое население, но и пугать врагов, показывая мощь своей армии. Вот пускай и посмотрят на марш победителей из первых рядов. Проникаются, так сказать.

Подписание мира с Финляндией и Швецией стало той «соломинкой», которая сломила хребет воинственному пылу Великобритании. Всего неделю спустя Чемберлен уже летел в Москву для подписания мира. С нашей стороны в этот раз договор подписывал сам товарищ Сталин. Этакая уступка английской спеси. Совсем втаптывать их в грязь не то что не хотелось… они бы просто вскоре стали кричать о «не легитимности» бумаги, подписанной не главой государства. Причем как раз из-за своей спеси и гордыни и кричали бы. Сейчас несмотря на все поражения Великобритания все еще очень сильный игрок на международной арене. Гораздо сильнее США, которые здесь считаются «задворками» мирового сообщества. И похоже, так пока ими и останутся, в отличие от моего прошлого мира. Не удалось им на этой войне заработать, и послевоенное восстановление пройдет почти без их участия – не настолько Европа за чуть более года боев опустошена, чтобы была вынуждена прибегать к сторонней помощи.

В итоге к концу июня боевые действия продолжались лишь на востоке континента, да в Африке Франция с Англией традиционно бодались. Итальянцы свои колонии в Африке усилили, насколько смогли, и на новые завоевания пока не стремились. А других значимых игроков там и не было.

***

Император Хирохито проснулся от неясного гула. Проморгавшись, мужчина понял, что звук идет с улицы. И тут предрассветную тишину разорвали звуки выстрелов!

В спальню императора постучались – неслыханное дело! Обычно он сам вызывал подчиненных при необходимости, но чтобы кто-то решился прервать его сон – должно произойти действительно что-то чрезвычайно важное. Хотя… нарастающая частота выстрелов за окном намекала, что события и впрямь далеки от обыденности.

– Тэнно-Хэйка! – испуганная служанка заглянула в опочивальню Хирохито и, заметив его взгляд, тут же упала на пол в поклоне полной покорности. – Прошу простить эту недостойную, но…

Договорить она не успела. Позади девушки вдруг возник незнакомый варвар и рывком дернул ее в сторону, освобождая проход. Но он оказался не один. Девушку тут же подхватил другой варвар, а первый уже ворвался в покои и наставил на Хирохито винтовку. Растерянный император даже не успел испугаться, как его спальню заполонили северные варвары – уж опознать их по характерной одежде, которую ему показывали на фотографиях, он смог. Но как они оказались здесь?! В самом сердце его столицы и всей страны?

Впрочем, вскоре ему стало не до таких размышлений. Потому что за наставившими на него оружие солдатами северян в покои ворвался их командир. Что-то раздраженно «пролаял» на своем варварском языке и ткнул пальцем в него, Хирохито! Будто перед ним не император и правитель могучей державы, а обычный человек. Тут же державшие на прицеле Хирохито варвары закинули винтовки за спину и принялись связывать его веревкой. Да так сноровисто, что и минуты не прошло, как Хирохито и пошевельнуться не мог. А там ему накинули на голову мешок и как мешок риса потащили прочь. От столь шокирующего пробуждения и всех событий вокруг, так сильно походивших на какой-нибудь кошмар, а не реальность, Хирохито не выдержал и потерял сознание.

***

– Сомлел, япошка, – прокряхтел Саша Логинов, рядовой десантных войск, тащивший тело императора Японии. – Тяжелый, гад.

– Ничего, – протянул его друг и соратник – Гена Блинов, который помогал Логинову с другой стороны, – зато скоро глядишь и конец настанет этой войне. Столько народу положили вот из-за него, – встряхнул он бесчувственное тело. – И наших людей на Сахалине, урод, приказал убить всех. Но ниче, сейчас в НКВД из него всю душу вынут – как шелковый станет.

***

Дерзкая операция генерала Захарова, отправленного на восточный фронт после завершения войны в Европе, ошеломила всех. Высадка десанта прямо на императорский дворец в Токио – такого не ожидал никто. И подобное было бы невозможно, если бы японский флот продолжал в основном своем составе находиться рядом с Хоккайдо. Но в желании вернуть себе контроль над Кореей до завершения войны в Европе император Хирохито бросил все силы против маршала Блюхера, полностью оголив свои тылы. На главном острове Японии остались лишь территориальные части, да личная гвардия императора. Расчет Хирохито был лишь на то, что и у СССР нет сил возле Хоккайдо для наступления. Все войска, которые прибывали с западного фронта, тут же направлялись на корейский полуостров. Вот только прибывший во Владивосток генерал Захаров имел свое мнение. И напрямую Блюхеру не подчинялся, из-за чего и не выполнил приказ – срочно следовать на соединение с маршалом. Решил осмотреться, да прикинуть расклад сил. И с удивлением обнаружил, что соседний остров прикрыт крайне слабо. Да, наши корабли большей своей частью тоже ушли южнее – чтобы попытаться сорвать логистику врага. А то японцы практически беспрепятственно переправляли из метрополии в Корею войска, а обратно – вывозили все, что представляло ценность – продукты, ткани, руду и главное – рабов.

Вот и решил Иван Сергеевич, что лучшего момента совершить «налет» на императорский дворец не найти. Смысл в этом был самый прямой. Не будь дураком, генерал Захаров сначала узнал, как сами японцы относятся к своему императору, и будет ли вообще смыл его захватывать. Тонкости чужой культуры и психологии он старался учитывать – у всех на слуху, даже на иных фронтах, был самоубийственный налет японских истребителей, которые уничтожили ценой своей жизни нашу тихоокеанскую эскадру.

Только получив заверения от местного этнографа и по совместительству переводчика, что император Хирохито очень почитаем в народе и его слову следуют все чиновники Японии, Захаров и принял решение о дерзком захвате. Что может быть лучше – с помощью одной операции остановить войну? Да на этом и маршальское звание можно получить, как Жуков!

Само десантирование в столицу врага и последующий захват в глазах Захарова проблемой не было. Сложность состояла в том, что делать после? Но тут Иван Сергеевич решил, что если уж рисковать, то до конца.

После молниеносного захвата дворца императора, генерал приказал привести Хирохито к себе на разговор. И в несколько фраз объяснил приведенному в чувство японцу, что его столица захвачена и если он не хочет увидеть, как его подданных вырезают подчистую, как ответ на приказ о зачистке Сахалина, то пускай прикажет всем сдаться. В том числе и войскам на корейском полуострове. Ведь на одном Токио он, Захаров, в противном случае не остановится.

Конечно, по поводу геноцида японцев генерал блефовал. Но каждый человек «мерит по себе», на что он и сделал ставку. Раз уж император был готов к геноциду врага, то по его мнению и враг готов на подобный шаг. В общем, Хирохито сдался. И новость о полной капитуляции Японии громом обнесла весь мир. Особенно шокирующей она стала для американцев, у которых все планы пошли «коту под хвост».

Захаров провел в императорском дворце неделю – столько потребовалось времени японцам, чтобы прекратить боевые действия на всем корейском полуострове и начать организованно отводить войска к портам. Причем некоторые части и сами были бы рады побыстрее вернуться домой, но корейцы не сразу поняли, с чего это ненавистный враг стал отступать с поля боя. Лишь через маршала Блюхера и главнокомандующего корейскими освободительными силами Пак Гон Ху Захарову удалось «докричаться» до корейцев. А то бы кровавая бойня длилась гораздо дольше.

В Москву Иван Сергеевич прибыл еще через неделю после остановки боевых действий, «сдав» Хирохито срочно прибывшему во Владивосток Литвинову. Необходимо было официально оформить капитуляцию Японии и прописать пункты послевоенного мира. Но это уже не забота генерала.

Все подробности свежеиспеченный маршал рассказывал перед членами Ставки десятого июля – за два дня до назначенного парада Победы.

– Оправданный риск – дело хорошее, – одобрительно кивнул товарищ Сталин, когда теперь уже маршал Захаров закончил свой рассказ.

Он его и до этого в докладе расписал, да и по телеграфу радировал неоднократно о ходе операции. Но все же личный рассказ очевидца – это немного иное.

– Служу Трудовому народу! – гаркнул довольный Захаров.

Жуков смотрел на него ревниво. Сам бы хотел оказаться на месте Ивана Сергеевича. Иосиф Виссарионович же после рассказа Захарова перевел тему на будущий парад. Наши маршалы должны были возглавить парадные колонны. Прибывший Захаров – колонну десантников, тот же Жуков – возглавлял колонну зенитчиков. Западный фронт в целом представлял маршал Буденный, тогда как Тухачевский должен был ехать во главе колонны техники. Места были расписаны заранее, лишь гражданским лицам и самому товарищу Сталину отводилась больше зрительская роль. Лично я не возражал, мне и на трибуне будет хорошо.

Совещание Ставки закончилось на позитивной ноте. И это было последнее совещание в таком формате – официальным приказом в связи с окончанием войны «Ставка», как орган власти, была расформирована.

На парад Победы, казалось, собралась вся Москва. На главной улице страны было не протолкнуться. Если бы не милиция, которая регулировала движение, то и самому параду негде было бы пройти. Люди радовались, из репродукторов лилась музыка, но даже она не заглушала людской гомон. Из высокопоставленных гостей на параде присутствовали – Леон Блюм, Игнасио Торибио, Мустафа Кемаль Ататюрк и даже новый президент Речи Посполитой Феликс Моравецкий присутствовал. Это из союзников. Но кроме них были представители и проигравшей стороны.

От Третьего Рейха прибыл Вильгельм Канарис, что меня сильно удивило. Насколько я знал, он возглавлял разведку у немцев, и посылать его сюда в качестве своего представителя – как минимум странно. Но ладно, может, потом узнаю, почему так произошло. Итальянцы никого отправлять не стали, а мы и не настаивали. Поэтому рядом с Канарисом стоял с кислой миной Невилл Чемберлен. Лаврентий Павлович уже доложил, что по его информации премьер-министр Великобритании уйдет в отставку сразу же после нашего парада. Решение в Лондоне принято давно, но видимо английские лорды решили устроить для проштрафившегося Чемберлена показательную порку, отправив его сюда, к нам. А вот кто стоял здесь по нашему настоятельному приглашению – так это Аймо Каяндер и Коноэ Фумимару – принц и премьер-министр Японии по совместительству.

– Товарищ Огнев, – остановил меня мужчина в строгом костюме, когда я с семьей протискивался на трибуны для почетных гостей. – Извините, но вам не сюда.

– А куда? – с удивлением посмотрел я на него.

– Туда, – ткнул пальцем в сторону мавзолея Ленина.

– Но там же… – растерялся я, ведь на этих трибунах из наших граждан сидело лишь руководство страны. – Вы уверены?

– Абсолютно. Приглашены только вы, – тут же добавил он, когда Люда уже хотела развернуть детей.

Извинившись перед любимой, я отправился за мужчиной. Подобные приглашения тем более в такой день не отклоняют. Хотя могли бы и заранее предупредить.

Вид с трибун у Мавзолея был шикарен. Так здесь еще и высокий стульчик нашелся, который со стороны было не видно и казалось, словно члены политбюро не сидят, а стоя встречают парад. Поприветствовав товарища Сталина и иных членов политбюро, я примостился с краю. Было некомфортно от того, что семья осталась внизу, и я невольно взглядом искал в первую очередь их. Но все мои мысли вылетели вон, когда начался парад. Просто потому, что над площадью, стоило первым парадным расчетам двинуться вдоль Кремля, грянуло:

Советский Союз бьет заклятых врагов

Империалистов, хозяев оков…

– Ну, Илья Романович, ты и жук, – прошептал я потрясенно, узнавая слова и музыку, что около месяца назад напевал своему тестю.