Пустынник. Война

А вот Слава… пришла я за ним как-то, он возле стены спал как беспризорник, его родители умерли от дизентерии две недели до этого и заботиться о нем было некому. А когда я над ним наклонилась, чтобы придушить как остальных, он глаза открыл и говорит: «мама, это ты?».

И я не смогла. Забрала тогда его. Администрация пожурила, мол, сама кормить будешь из своей пайки, но работу основную знай выполняй. Иначе вышвырнем за ворота. Так у меня появился сын.

Мы молчим долго. Потом я тихо произношу:

–Нам пора. Возвращаемся в цитадель.

Обратная дорога дается нам намного быстрее. Мы возвращаемся минут за тридцать, уже светает и я тороплюсь вернуться поскорее.

Когда мы подходим ко рву, Светлана Игоревна тихо говорит:

–Солдатик.

–Что?

–Прости меня, ладно?

–За что? – я не понимающе смотрю на нее.

–Это я в последний раз, мальчик. Правда. Больше не буду. Я тебе про Черную Смерть то и рассказала, потому что хотелось поделиться с кем-то. Кто никому не расскажет, – она кивает вниз и я вижу, что на месте, где я стою выведен мелом белый крест.

Прежде чем я понимаю, что это значит, она добавляет:

–Славе уже все равно, а мне жить хочется. Я за тебя молиться буду, обещаю.

Раздается выстрел и я вижу, как мать Славы со стеклянными глазами оседает на землю, прижав руки к груди, после чего одним рывком падаю в ров и перекатываюсь в сторону.

Черт!

Быстро по-пластунски пробираясь по земле, я спускаюсь в самую глубь рва. Тут, уже приподнявшись выше, я бегу в сторону лаза ведущего к Большой Башне. Иногда я думаю, что я все-таки редкостная тварь: когда оказываюсь на кладбище, любопытствую историями умерших людей и думаю, что взвод обеспечения не имеет права, чтобы его хоронили на Аллее Павших, а вот когда мне только что рассказали про то, как администрация решала вопросы с беспризорниками и на глазах убили человека, а думаю только об одном – господи, как же я не хочу сейчас лезть в этот чертов тоннель.

Глава 5.

Во тьме тоннеля я ползу как только могу, стараясь преодолеть ненавистное расстояние как можно быстрее. Раза два мне кажется, что я чувствую какую-то вибрацию над головой и вот-вот будет обрушение, из-за чего только матерюсь и ползу еще быстрее. Наверное, я самый быстрый, кто его пролезает из всех нелегалов.

Когда я почти выбираюсь и брезжит тонкий свет, я ускоряюсь в надежде добраться скорее, как со стороны лаза я вдруг слышу голоса. Замерев, я перестаю ползти. Голоса слышно совсем нечетко, поэтому я потихоньку начинаю снова ползти, чтобы расслышать тех, кто там говорит.

Добравшись почти до самого выхода, я слышу:

–Мазур, ты кретин, ты знаешь об этом? – это голос Мишки.

–Так точно, товарищ младший сержант! – рапортует Мазур.

Я уже собираюсь выбраться, но вдруг Мишка говорит:

–Тебе что сказали? Человека в черном не трогать, а того что в военной форме – валить, так?

–Так точно!

–А ты что сделал?

–Я открыл огонь…

–М****к ты конченый! Ты сделал все наоборот!

–Так точно!

–Сука, – я слышу вздох Мишки, глухой стук, после чего Мазур тихонько охает.

–Короче, сторожи лаз, мудак ты эдакий, – говорит Мишка. – Если вылезет – сразу вали. Понял? Тело обратно свали в лаз, потом засыплем. Понял? Тут то не промахнешься?

–Не промахнусь, товарищ младший сержант! – ответил Мазур.

–Смотри у меня, придурок, – ответил Мишка. После еще одного глухого удара по Мазуру, я слышу топот удаляющихся тяжелых берцев.

–Сам придурок, – бурчит где-то вдалеке голос Мазура.

Я не знаю, сколько я лежу в этом гребаном тоннеле. Проходит, наверное, целая вечность, прежде чем я снова слышу стук берцев.

Раздается голос Мишки:

–Ну чего?

–Глухо, – ответил Мазур. – Я светил пару раз внутрь тоннеля, никого там нет.

–Понятно, наверное по веревке взобрался.

–А что, как теперь его уберем?

–Уж точно без твоей помощи, – огрызнулся Мишка. – Придется исхитриться, может в следующем выходе вальнем. Посмотрим.

–А что, мне его тут ждать еще?

–Не надо, – буркнул Мишка. – Если он сразу не вылез отсюда, значит наверняка уже в крепость пробрался. Еще полчаса покарауль, да дуй отдыхать, отсталый.

Я слышу, как Мишка уходит. Спустя минут десять, видно, решив не выжидать положенное время, по металлическому полу гремят берцы Мазура. Тяжело вздохнув, я выбираюсь из лаза.

Обливаясь холодным потом, я прислоняюсь к металлической стене. Твою мать, что же происходит? Неужели в этой чертовой цитадели все против меня?

Прокручивая события последних дней, я начинаю думать, как же так вышло, что люди с которыми я служил все это время, решают от меня избавиться. Так, начнем с моего друга на вышке и его оговорке про полковника.

Пашка. Сколько мы с ним знакомы? Лет пять-шесть, это ведь ему я первому говорю, что хочу рассказать правду про лейтенанта или вопрос решить с ним по-другому и он… отправляет меня к матери Славы. Сходи, Олег, надо сходить. Она должна знать, как погиб ее сын. Так, да? И вот матушка совершенно искренне хочет навестить сына. На могилку сходить. Возле Малых Ворот мой старый знакомый Мишка улыбается и жмет руку, взятку конечно берет, но совершенно по-дружески ведет себя, отправляя на верную смерть. Ох, Светлана Игоревна, хороша. Твой приемный сын погибает, а ты решаешь и тут выгоду получить. Старая работа «Черной Смерти» не дает покоя, похоже. Она ведь говорила, что к ней заходил лейтенант Хадин, только вот зачем? И вот я становлюсь на месте, где выведен белый крест мелом и меня там уже ждет Мазур. А когда он промахивается, то Мишка шарит по всем лазам, чтобы вальнуть меня, когда я буду вылезать. Понятное дело, что в крепости меня по тихой завалить не удастся. Другое дело если за территорией – тут все понятно. Пошел солдатик в самоволку, да попал под пулю дозорного. Причем и дозорного выбрали такого, который любит пальнуть, чтобы убийство совсем смотрелось правдоподобно: сам виноват военный, что пошел шастать ночью, да словил пулю. И вот уже мое тело отправляется на Аллею Павших. Солдатики берут лопаты и копают мне неглубокую могилку рядом с мастер-сержантом Гориным и ефрейтором Славой, я остаюсь на глубине метра-полутора, а полковник уже точно никогда не узнает, из-за кого разбили отряд в поселке железнодорожников, да и наглый рядовой уже не решит с лейтенантом вопрос «по-другому». Ну и остальные дозорные получают четкий посыл, что будет с теми, кто захочет сдать лейтенанта Хадина.

Я вытираю потный лоб. Да, Олег, съездили проверить «подозрительные перемещения». Теперь сиди и думай, когда вальнут в следующий раз. В крепости вряд ли решаться действительно прийти ко мне в каморку чтобы придушить, во-первых я уже не ребенок и могу наделать ножом много дырок, да и зачем внимание привлекать. Правильно мыслит Мишка: гораздо проще в затылок выстрелить во время очередного боевого выхода, а потом сказать, что опять бандиты обстреливали из развалин железнодорожного поселка. Или пойдем какое здание проверять, да и выбросят из окна. Так еще и лучше, не надо искать мифических бандитов, ну навернулся парень. Какая трагедия, но с кем не бывает. Или провалюсь куда под землю.

Тьфу, Смирнов, я только выругался. Только что не грохнули, а ты сидишь и думаешь, как бы тебя лучше завалить. Ну не дебил ли.

Я поднимаюсь на ноги, обтирая спиной пыльную стену. Через пару часов крепость окончательно проснется, надо добраться до каморки и поспать хотя бы часок. Вряд ли конечно, я смогу уснуть после всего произошедшего, но сидеть возле лаза в Большой Башне точно не буду до рассвета. Выбравшись по лестнице на первый этаж, я уже собрался тихонько шмыгнуть через дверь и быстро затеряться на узких улочках внутреннего двора цитадели среди многочисленных бараков, как за моей спиной щелкнул затвор.

–Привет, Олег. Я уже устал ждать.

Повернувшись, я увидел Мазура, удобно устроившегося на сваленных мешках с песком, а дуло автомата смотрело прямо мне прямо в лицо.

Я закрываю глаза. Это конец.

***

Выстрела не последовало. Я открываю глаза и вижу, что Мазур уже отложил автомат в сторону. Подперев кулаком подбородок, он смотрит на меня. Внешность у рядового Мазура забавная: все лицо покрыто мелкими рыжими веснушками, нос широкий картошкой, серо-голубые глаза смотрят немного наивно и заискивающе. Выцветшая почти белая фуражка натянута почти на затылок и не скрывает короткий ежик светло-рыжих волос.

Он смотрит на меня и слегка улыбается.

–Какого хрена, Дима!? – я обращаюсь по имени к рядовому.

–Во, поэтому я тебя и не грохнул, – Мазур откидывается на мешках, – ты хотя бы знаешь, как меня зовут, а то все как заведенные – «Мазур, Мазур». Иногда просто рыжим называют. А у меня есть имя, Дмитрий, ага.

–Ты серьезно только поэтому меня не грохнул?

–Не, не только, – Мазур подхватывает автомат и спрыгивает с мешков. Закинув оружие на плечо, он подходит ко мне: – Потому что ты, Смирнов никогда не был тварью вроде этого Мишки. И никогда не называл меня рыжим. Они еще вечно ржут надо мной, что нет у рыжих души. Откуда им знать вообще? Все у меня есть. И душа и чувства там… – он хлопает меня по плечу: – ты знаешь, Олег, что сегодня второй раз считай родился?

–Знаю, – меня все еще немного трясет. – Можешь рассказать, кто сказал меня вальнуть?

–Да я ради этого и остался тут, чтобы все тебе рассказать, – хмыкнул Мазур. – Я же слышал как ты сопел в тоннеле, почти к самому выходу подлез поди. Это Мишка придурок полуглухой, не слышал, а я хорошо расслышал как ты полз. И Мишке сказал, что в тоннель светил вроде как, чтобы он сам фонарем не лез. Тут в узком проходе спрятаться то некуда, фонарь метров на пятнадцать-двадцать бьет. И тут твоя рожа была бы, обосравшаяся. Так что считай два раза спас тебя, в первый раз когда другого человека вместо тебя вальнул возле рва, второй – когда тут сержанта отвлекал. А не лез я в лаз чтобы убедиться, что оружия у тебя нет. Кто тебя знает, начнешь с тобой говорить, башку опустишь, а ты и со страху шмальнешь мне в лобешник.

–Они с самого начала сказали, что меня нужно будет валить?

–Не, нахера, – пожал плечами Мазур. – Мишаня сначала поднялся на вышку, сказал, мол, вот тебе точка возле рва. Сегодня перед рассветом будет два человека возвращаться, валишь того, кто на крест наступит. Объявим тревогу, выедет машина, тело заберет. Сказал, мол, наводку дали на крысу одну в крепости, которая нелегально людей водит за территорию, а с остальными не делится. И типо моя задача и мой долг – завалить крысу. Это приказ.

–А ты?

–А я что? – Мазур пожал плечами. – Ну по уставу я обязан валить всех, кто пересекает «Красную зону», которая проходит передо рвом, особенно если крадется ночью. А так, не выполнишь приказ… будут проблемы. Но вот только, – он достал из бокового кармана камуфлированных штанов небольшой бинокль, – с последнего каравана купил на развалах. Две пайки отдал взамен. Но решил сначала рассмотреть хорошенько и увидел тебя, Смирнов, – Дима почесал подбородок, на котором едва-едва виднелась светлая щетина, – не захотел я тебя валить, Олег. Решил лучше вальну ту тварь, что тебя под белый крест подвела, чтобы я тебя как раз грохнул. Шмальнул разок, вижу, ты в ров рванул. Через минуты две прилетел Мишка, мол, удачно или нет. Я и сказал, что ты дернулся и случайно другого человека зацепил. Тот выматерился, попинал меня немного, да говорит, мол, эта крыса – Смирнов. Пошли посмотрим, куда он мог пойти. Ну этот лаз – самый большой верняк, если ты веревку со стены не скинул. Оставил он меня тут, а сам пошел всю Восточную стену осматривать, нет ли крюков. Вот, потом еще немного попинал и ушел. А я решил тебя тут дождаться. Рассказать, что и как, да я думаю ты и сам допер, что не спроста тут все тебя вальнуть хотят. Мишка таких полномочий не имеет, да и ни одному мастер-сержанту не позволят своих валить, даже если они крысы. На это разрешение лейтенант должен дать. Видать, Хадин разрешил тебя вальнуть. Но вот то что ты не крыса я точно знаю, пусть лучше меня Мишка отмудохает, чем я тебя завалю.

–А ты не боишься, что они тебя тоже захотят убрать?

–Так они же не знают, что я специально промахнулся и тому в черном в башку шмальнул.

–Той, – машинально поправил я. – И попал в сердце, а не в голову. Не привирай, я там был.

–Баба была? – поднял брови Мазур, видно было что он удивился, но то, что он убил женщину, а не мужчину, судя по всему, его не особенно смутило или расстроило.

–Да, – кивнул я. – Спасибо, Дим.

–Да ничего, – смерив меня оценивающим взглядом с ног до головы, сказал Мазур. – Ты один из немногих, кто ко мне хорошо относился. Все придурком считают, ржут какой я тупой рыжий. А ты – нет, Олег. Ты из людей. Тут все друг друга продать хотят, чтобы выжить, чтобы местечко потеплее, пайка побольше. А ты – нет. Вот и не вальнул я тебя. Меня все за придурка считают, мне ничего не сделают. Ну может Мишка еще раз отпинает, но это ничего, я вытерплю. А ты береги себя, друже, они серьезно решили за тебя взяться. В следующий раз могу уже быть не я на посту.

–Спасибо.

Я пожал руку Диме и пошел к двери.

–Удачи, воин, – крикнул мне вслед Дима.

Я только сжал кулак и поднял вверх в качестве прощания и вышел. Да, Дим, Удача мне не помешает.

Я петляю между бараков и быстрым шагом приближаюсь к Муравейнику. Время от времени приходится таиться от проходящих патрулей, но это ерунда. Минут через пять я оказываюсь в своей каморке. Рухнув на гамак, я закрываю глаза. Ну и ночка, хорошо сходил, Олег, да? Открыв глаза, я замечаю, что немногие книги, что лежали на полке рядом с гамаком стоят не в том порядке, что раньше. Не к тому, чтобы у меня фотографическая память, просто книги остались от отца, а я их не читаю, но выбросить рука не поднимается, т.к. все вещи отца для меня это нечто особенное. Да, я не читаю их, но старательно смахиваю пыль каждую неделю. И вот сейчас книги стояли также аккуратно и плотно друг к другу, но только вот в другом порядке. Те, кто обыскивал мою каморку сделали это вполне чисто, я даже не заметил, что это произошло, если бы не нарушенный порядок книг. Погладив корочку одной из них, я сказал:

–Благодарю вас, Александр Дюма.

Теперь я точно уверен, что они еще и пошариться тут успели.

Поднявшись с гамака, я закрываю дверь еще и на щеколду. Поможет ли, черт его знает. Закрыв глаза и положив нож под подушку, я проваливаюсь в сон.

Глава 6.

Просыпаюсь я от топота ног за тонкой металлической стенкой. Значит уже утро и толпы народа собираются на работы: кто возделывать землю, кто на склады, кто кормить животных, ну и такие как я еще и должны собираться на стену.

Погодите-ка, какую стену, лейтенант ведь отправил меня на свинофермы. От сучара, мало того, что завалить хочет, так еще и отправляет разгребать дерьмо за свиньями. Я только поморщился, вспоминая запах.

–Лучшей убей, Хадин, – тихо говорю я, слушая топот сотен ног. – Лучше убей.

Спал я часа два, наверное, не больше. Как ни странно, не чувствую себя ни разбитым, ни уставшим. Единственное – побаливает голова. Спустив ноги на пол, я начинаю завязывать берцы. Сейчас, проснувшись, мне кажется, что вся эта прошедшая ночь была сном: кладбище, ров, Мазур с автоматом в башне.

Глядя в потрескавшееся зеркало, я смотрю на свою помятую рожу и тихо говорю:

–Не, это был не сон.

Постепенно снова приходит осознание того, что происходит. Меня пытаются убить и два раза у них это не получилось только потому что Мазур решил, что я хороший парень. Забавный был момент: я его всегда называю Мазуром про себя, а он мне – ты единственный, кто обращается ко мне по имени. Странно, что именно это меня спасло – то, что я нормально относился к человеку, которого все считали дурачком. Я тоже, конечно, считал его таковым, но как-то не доходил до того, чтобы издеваться над ним. Отец меня немногому научил, но вот что он мне всегда говорил, это то что издеваться над более слабым это недостойно мужчины. Теперь, выходит, урок отца в какой-то степени спас мне жизнь.

Выбравшись из каморки, я, зевая иду вместе с остальными на выход. Накинув на плечи куртку, я выхожу во двор. Сейчас, думаю, можно зайти на центральный рынок по дороге до ферм и выпить горячего кофе. Наверное, это мне не помешает прежде чем придется нюхать дерьмо свиноферм или же меня завалят свои. Странно, что мысль о том, что меня хотят убить утром кажется какой-то ненастоящей что ли. Как будто события ночи прошли, начался новый день и все обнулилось и я говорю об угрозе своей жизни как-то буднично и обыденно.

–Привет, Ахмед, – я подхожу к старому знакомому, стоящему за стойкой мини-кофейни, оборудованной в кузове старого грузовичка.

–Здравстуй, Алик, – улыбается тот. Я не знаю, в курсе ли он моего настоящего имени. Может он и произносит своими золотыми зубами «Олег», но каждый раз у Ахмеда из-за его акцента получается «Алик». Не знаю, я так ему ближе становлюсь что ли?

–Держи, – оторвав бумажку с талоном на кофе, я протягиваю ему.

–Да ладно, какой бумажка, что ты! – поднимает руки тот. – Что я, своему другу кофе не налью что ли?

–Держи-держи, – я протягиваю бумажку. У нас, дозорных крепости не принято брать что-то бесплатно, хотя предлагают многие. Только потом эти самые многие приходят и просят провести за территорию цитадели и начинают пенять, что, мол, я всегда тебе был другом. Поэтому мы бесплатно ничего не берем – себе дороже.

–Ладно, лучший кофе тебе налью тогда, – машет рукой тот, но все равно забирает бумажку с талоном. – Северный Башня сегодня защищать будешь?

–Нет, на усиление, – бормочу я, принимая металлическую кружку.

–О, усиление, бандиты в пустоши опять, да?

–Не, на усиление свиноферм.

–А что там усиливать, Алик? – выпятил губу Ахмед.

–Ничего, отправили меня туда временно, – вздыхаю я. Надо же хоть с кем-то поделиться своим горем.

–Вааай, опять начальнику надерзил, в морда дал кому, да? – сочувственно сказал торговец.

–Ну, почти, – я вижу, что за мной уже образовалась очередь и говорю, – спасибо, друг.

–Дааа, заходи, брат, – заулыбался Ахмед.

–Кружку потом занесу, – отвечаю я.

–Конечно! – он улыбается еще шире.

Я отхожу и снова вливаюсь в толпу жителей крепости, идущих на работы. Где-то сверху раздается звук сирены, который может возвещать только об одном – караван из Астрахани вернулся. Я вижу, как лица людей вокруг светлеют и многие улыбаются. Караван – это всегда хорошо. Значит, сегодня и завтра на рынке будет толкучка, люди будут идти закупать товары, которые закупила наша торговая гильдия у соседей. Ну и конечно самый интересный и самое главное бесплатный товар – это сплетни. Сплетни, которые позволяют нам узнавать правдивые истории и сказки, которые рассказывают о том, что происходит на развалинах мира.

Гудит вторая сирена и люди останавливаются. Вторая сирена означает, что крепость в опасности. Отбросив стаканчик в сторону, я бегу к главным воротам.

***

Оставшихся машин всего три из колонны в пятнадцать единиц техники. Когда я выбегаю во внутренний двор возле главных ворот, то вижу, как последний бронетранспортер заезжает вслед за потрепанным грузовиком и БМП.

Грузовику, которого защищают только металлические листы, в отличие от толстой брони БТР и БМП, досталось больше всех. Когда я подхожу, я вижу, что весь кузов буквально испещрен пулями. Судя по всему, долбили с крупнокалиберных пулеметов, прошивая листы словно бумагу.

Из БМП выпрыгивает лейтенант Ежов, заместитель командира колонны и орет:

–В грузовике раненные! Срочно вытаскивайте их!

Я вместе с десятком бойцов подбегаю к покореженному грузовику. Весь кузов, предназначенный для товаров из Астраханской крепости, заполнен раненными.

Передо мной вскакивает внутрь младший сержант и чуть не поскальзывается. Приподнявшись выше, я вижу, что весь кузов залит кровью, а лежащие внутри раненные, человек двадцать-тридцать не меньше, лежат вперемешку. Подтянувшись на руках, я могу рассмотреть их. Зрелище страшное, раненные и умирающие лежат друг на друге, они почти не издают звуков, только некоторые из них едва стонут.

–Да какие раненные, – рядом со мной слышится голос еще одного дозорного. – Они же мертвые все…

–Заткнись! – рявкает младший сержант. – Носилки, срочно!

Темный кузов освещают только многочисленные дырки в броне, через которые пробиваются лучи солнца. Младший сержант оставляет меня с собой, чтобы мы оттаскивать раненых ближе к выходу. Прежде чем мы начинаем, в кузов запрыгивает врач.

Посмотрев на меня и сержанта, он коротко говорит:

–Так, вы двое, я буду осматривать раненных. С кем особенно не нужно церемониться – скажу. Им уже не помочь, будем перетаскивать тех, кого еще можно спасти.

После этих слов врач осматривал каждого и после чего коротко говорил:

–Двухсотый. К стенке.

Если раненный еще дышал, он также коротко говорил:

–Трехсотый. На выход.

Хлюпая берцами по залитому кровью кузову, мы быстро отбрасывали мертвых к стенке у края кузова, где их по одному вытаскивали остальные бойцы. Тех, кого еще можно было спасти мы аккуратно перетаскивали на носилки и передавали стоящим на подхвате солдатам. Я не вел счет, механически оттаскивая раз за разом людей, повинуясь командам врача, но тех, кого мы просто грубо отбросили в сторону было намного больше. На носилках унесли человек всего шесть-семь.

Когда я выпрыгнул из кузова, я посмотрел на свои берцы, заляпанные кровью по щиколотку. В один момент голова закружилась и меня стошнило. Хорошенько избавившись от утреннего кофе, сваренного Ахмедом, я стою, прислонившись к стене, глядя на произошедшее. Вокруг выживших и полуразбитых машин роится куча военных. Такое ощущение, что собрались все защитники цитадели.

Вокруг слышится дикий гул. Я не понимаю, это от разговоров вокруг или в моей голове.

–Совсем хреново, да? – кто-то хлопнул меня по плечу.

–Просто, – я сглатываю, не оборачиваясь, – Я просто залез в кузов… тяжеловато. Мне нормально, но организм…

–Понял, пошли поможешь.

–Есть, – я поворачиваюсь и вижу лейтенанта Ежова.

Мы подходим к одному из бойцов, у него обгоревшее лицо и вся куртка в крови. У меня снова подходит комок к горлу. Солдат просто сидит на пыльной земле, обняв ноги грязными руками и раскачивается вперед-назад.

–Помоги парня отвести в больничку, – говорит Ершов. – Он сам то не ранен, на его глазах весь взвод перебили. В шоке он, еле в БТР запихнули, когда отступали.

–Да, конечно, – кивнул я.

–Сереж, – лейтенант садится напротив парня. – Пойдем со мной.

Тот не отвечает и только продолжает раскачиваться вперед-назад.

–Сереж, пошли, мы в цитадели, опасности нет.

Когда лейтенант берет парня за плечи, тот словно просыпается ото сна, переводит взгляд на Ежова и говорит:

–И всех они, да? Всех? Всех? Всех?

–Пойдем, Сережа, – лейтенант поднимает рядового, не отпуская цепких рук от его плеч. – Сейчас тебя рядовой проводит. Там тебе помогут. Мы в безопасности, Сереж.

–Они всех? Всех? Всех? – Сережа повинуется лейтенанту и даже сам стоит на ногах, но продолжает повторять одно и тоже.

–Пойдем-пойдем, – настойчиво говорит лейтенант и кивает мне, чтобы передать бойца.

Когда я подхожу ближе, блуждающий взгляд Сережи сначала падает на меня, затем, не остановившись он следует вниз. Пускающий слюни боец опускает голову и все тихо бормочет «Всех? Всех? Всех?», затем его взгляд на миг останавливается и он смотрит мне куда-то чуть ниже плеча. Я вижу, как его глаза расширяются от ужаса, он отталкивает лейтенанта в сторону, падает на землю и тычет в меня пальцем:

–ИНВАЗИЯ!!!! ИНВАЗИЯ!!!

Ошарашенный солдат, отталкиваясь ногами и не сводя с меня взгляда ползет назад, не прекращая кричать. Гул вокруг прекращается и все смотрят только на меня и орущего рядового. Тот истошно визжит и залезает под грузовик, осторожно выглядывая оттуда, он перестает кричать и лишь тычет в меня пальцем.

В полнейшей тишине Ежов подходит ко мне и дотрагивается до нашивки на руке. Посмотрев на меня, он тихо спрашивает:

–Откуда это у тебя?

Я не успеваю ответить и кулак офицера прилетает мне в челюсть.

***

В кабинете полковника жарко, не смотря на стоящий вентилятор: он тихо шуршит лопастями и ворочается из стороны в сторону, но гоняет по помещению только горячий воздух. Я снова прикладываю руку в зудящей скуле и трогаю языком выбитый зуб. Когда дотрагиваюсь до разбитой скулы, полковник Семченко спрашивает:

–Сильно отходили?

–Бывало и хуже. Ногами не успели.

–Вот как? – полковник усмехнулся. – И часто тебя сослуживцы бьют?

–Не сослуживцы, несколько дней назад рейд был в поселок железнодорожников, там отходили сильнее. Оттуда и нашивку эту взял, на память.

–За которую тебя Ежов и остальные избили?

–Да.

–Ну вот что у тебя в голове было, когда ты ее пришил на руку, скажи? – вздохнул старший офицер.

–Я же не знал, что нашу колонну разобьют пустынники из той же банды, просто оставил на память.

–Вот и чуть здоровьем не поплатился. Знаешь же Ежова, он не будет размусоливать. Дурацкая шутка с твоей стороны и здорово поплатился ты за нее. Понимаешь?

–Так точно, – бурчу я, прикладывая руку к скуле.

–Ну хорошо, – полковник встает из-за стола и подходит к окну, несколько секунд он смотрит во двор крепости, где все еще суетятся военные, затем поворачивается ко мне: – не ожидали мы, что новое серьезное нашествие нас ждет. Уже привыкли, что главные бои прошли в первые годы Экспансии. Теперь вот, выяснилось, есть какая-то новая армия… – он помолчал, затем сказал: – кстати, насчет этой вылазки. Есть у меня к тебе пара вопросов.

–Слушаю, товарищ полковник.

–Да Хадин, засранец, – хмыкнул полковник, – к нему у меня вопросы на самом деле. Но тебя тоже хотел спросить. Почему вшестером отправились в поселок? Почему Горин подкрепление не запросил?

Полковник спрашивал, как бы невзначай, будто подробности особенно его не интересовали, будто произошедший разгром не волновал командира части.

–Горин сказал, что опять, наверное, из камской общины мальчишки шарятся или собаки дикие.

–Дикие собаки с автоматами? – поднял брови Семченко.

–Так точно, – ответил я. – Нефтянникам вечно мерещатся орды пустынников. Мы и на собак выезжали. Поэтому и поехали малыми силами, а когда пошли в поселок, мастер-сержант сказал, что быстренько пройдемся по паре домов и вернемся обратно.

–Понятно, – вздохнул полковник и вдруг сказал: – Олеж, ты же мне не врешь?

–Никак нет.

–Ну а что, может Хадин тебя запугал, – сказал полковник. – Зажал топлива, не выслал подкрепление когда просили. А теперь все на мертвого валит, не могло быть такого?

–Могло, – сказал я. Полковник улыбнулся, но я продолжил: – только не в этот раз. Мы правда постоянно выезжаем по поводу и без повода из-за ссыкунов-нефтянников. Вся цитадель уже над ними ржет.

–Это да, – полковник почесал подбородок. – Ладно, Олег. У меня больше вопросов к тебе нет, только глупостей больше не совершай.

–Разрешите идти?

–Свободен.

Я выхожу из кабинета полковника. Ну все, Олег, свой шанс слить лейтенанта ты упустил. Впрочем, посмотрим… я тихо скрежещу зубами у двери офицера, приживая руку к разбитой скуле.

Глава 7.

Последний раз крепость штурмовали года три назад. Какие-то бешеные пустынники, объединившись в небольшую армию пошли на штурм, чтобы стать новыми хозяевами цитадели. Надо сказать, у них почти получилось. Армию они собрали мощную, шесть БТР и два танка составляли ударную мощь, если не считать трех бронеавтомобилей и десятков кустарно оборудованных бронемашин. Бойня под крепостью была жестокой – в том бою из четырех наших танков остался только один. Механизированный корпус цитадели выехал из ворот и под стенами крепости сошлись наша ударная бронетехника с армией пустынников. Бой на открытой местности мы проиграли и танки стали отступать к стенам. Последний танк остановился у рва и вел огонь, в то время как большая часть механизированного корпуса уже горела, а десятки машин пустынников кружили вокруг цитадели, поливая защитников автоматным огнем. Потом танк подбили и он скатился по рву вниз.

Остановили пустынников только бои во внутреннем дворе. Когда враги ворвались внутрь, мы стали бить их в узких улочках цитадели со стен. Они пытались закрепиться возле Больших ворот, но пулеметный огонь с Восточной Баши срезал защитников плацдарма. Когда большая часть их машин, заехавшая внутрь цитадели сгорела, расстрелянная со всех сторон, пустынники отошли. Они еще дважды штурмовали цитадель и днем и ночью, но каждый раз узкие улочки становились могилой для их бронемашин.

Кстати, в защите цитадели участвовал и я. Думаете, я много пустынников тогда убил? Верите, нет – ни одного. Мне даже не дали автомат. Если вы думаете, что во время боя все защитники цитадели стоят и стреляют из оружия, то вы ошибаетесь. Стреляли единицы, а салаги вроде меня сидели рядом и только запихивали патроны в магазины, да меняли автоматы настоящим стрелкам. Вот так я и провел свой первый бой, возле ног другого мастер-сержанта, который разряжал обойму за обоймой, а я сидел возле ведра с патронами и запихивал патроны. Такое себе, боевое крещение. Хотел бы я, чтобы было по-другому, но пока в автомате Калашникова тридцать патронов и выстреливает их он за три секунды, то в любом бою будут такие как я – сидящие возле ведра с патронами.

И вот сейчас цитадель готовилась одновременно к обороне и вылазке. Когда я оказался на плацу, Хадин уже построил всю дозорную службу.

–О, Смирнов, – сказал он, посмотрев на меня. – Вижу, неуставное ношение формы сказалось на вашей внешности?

Строй грохнул хохотом.

–Виноват, товарищ лейтенант. Разрешите встать в строй.

–Разрешаю, – ответил он.

–Так, воины, – Хадин скрестил руки на груди и важно сказал: – Сообщаю официально то, что имею право сказать и вы имеете право знать. Конвой из Астрахани был атакован крупным отрядом пустынников в развалинах Набережных Челнов. Колонна разбита, уцелели только три машины и пятнадцать человек из семидесяти четырех. У наших ворот враг и мы должны быть готовы к нападению. Цитадель переходит на осадное положение, все военнослужащие цитадели теперь обязаны ночевать в казармах, больше никаких шатаний по кубрикам в Муравейнике, усиливаем патрули на стенах и за воротами. Не знаем, не появятся ли наши новые знакомые за воротами через день или два. Но мы должны быть готовы. Вопросы?

–Как долго будет осадное положение?

–Ты мудак, Симонян? – спросил лейтенант. – Я *** что ли? Как будем уверены, что эти мрази, которые разгромили наш конвой мертвы или ушли гадить в других местах. Еще вопросы, только не тупорылые.

–Известно, кто это был? – спрашиваю я.

–О, наконец-то нормальный вопрос, – кивает лейтенант. – Точной информации нет. Сейчас собираем сведения с соседних общин. Может кому что известно. Единственное, что знаем, что с вооружением у них все в порядке, раз смогли разбить наш конвой из пятнадцати машин. Себя они называют «Инвазия» или это название их отряда, не могу сказать, символика черная птица в когтях держит череп. О символике ты и сам хорошо осведомлен, тебе Ежов за нее морду и начистил. Еще что-то?