Всё не зря: зарисовки из жизни и о жизни

Место под солнцем: дворовая трагикомедия

День стоял погожий, тёплый, солнечный. По нежно-голубому полотнищу неба собирались облака в пышные причёски причудливых форм. Лёгкий ветерок гулял вокруг домов, шелестел травой, дёргал берёзы за кудрявые зелёные косы.

Хозяйки с самого утра затевали стирку – как тут упустить прекрасную погоду. На балконах вовсю уже полоскалось на ветру бельё. Жители первых этажей тоже не отставали.

Чего нельзя отнять у нашего многонационального народа – это находчивости. Во дворе между двух пятиэтажек была, так сказать, оборудована самодельная сушильня. Три металлических трубы, вкопанных в землю ещё, по всей видимости, с незапамятных времён, дополнял четвёртый объект естественного происхождения, именуемый берёзой. Вот между этими своего рода столбиками и натянуты были бельевые верёвки латинской буквой «Z».

А что? Такие, наверное, имеются в каждом дворе. Действительно, придумано было превосходно – от дороги в стороне, внизу буйная трава, с одной стороны кусты сирени, защищающие от пыли, а напротив берёзы – высоченный раскидистый тополь.

Лора спустилась по свежевымытым ступеням лестницы (в кои-то веки появилась уборщица) и толкнула тяжёлую металлическую дверь. В первый миг молодую женщину ослепил яркий свет. В подъезде было сумрачно и прохладно, зато на улице – благодать!

Из дома напротив вышла тётка с рыжим толстым котом на руках. Она перешла дорогу и направилась в сторону бельевых верёвок. Опустила кота на травку возле куста сирени, мол, погуляй на природе, а сама залюбовалась цветами и, блаженно зажмурившись, вдохнула аромат. Кот, однако, не разделял её пристрастий и восторгов. Потому, отщипнув для вида какой-то зелени, он через пару мгновений сиганул через проезжую часть, заставленную автомобилями жильцов, обратно к своему подъезду. Как раз кто-то выходил, и кот шмыгнул в образовавшуюся очень кстати щель. Хозяйке животного ничего не оставалось, как проследовать за ним.

Лора, наблюдавшая эту сцену, хмыкнула себе под нос: «Вот и прогулялись…». К своему боку сама она двумя руками прижимала внушительных размеров пластмассовый таз модного в этом сезоне глубокого синего цвета. В тазу горой высилось мокрое бельё.

Одета хозяйка была просто, но со вкусом – спортивного вида брючки за колено и футболка с цветастым принтом. На ногах у неё были домашние туфли без задников с меховыми помпонами. При ходьбе по асфальту вычурные тапки весело клацали.

Лора несла себя гордо, хотя бы и с тазиком в руках. Мелированные волосы красиво переливались в лучах солнца. Образ дополняло ожерелье на бельевой верёвке из ярких прищепок всех цветов радуги, которое явно затмевало массивную золотую цепочку, опоясывавшую шею дамы. Прошествовав к месту сушки, Лорик (так называл её муж) наклонилась, опустила таз на траву и принялась выуживать из него содержимое.

Женщина встряхивала очередную вещь, так, что мелкие брызги летели во все стороны, орошая травку и листву. Свежее бельё, ловко прихваченное Лориными прищепками, постепенно заполняло протянутую от берёзы верёвку, и, подхваченное ветром, раздувалось подобно парусам корабля.

Прямой парус представляли простыни и пододеяльники. Наволочки и полотенца (махровые банные и вафельные кухонные), ночнушки и бюстгальтеры хозяйки, детские маечки и штанишки, в зависимости от формы изделия и способа крепления, составляли косые паруса – бермудские или даже латинские. А вот мужнины спортивные штаны были ни чем иным, как разрезным фок-парусом.

Битва под парусами

Небо начинало затягиваться облаками, лёгкий прежде ветерок усиливался. Трава уже просто стелилась по земле. Бельё рвалось вслед за ветром, и казалось, ещё чуть-чуть, и вся эта площадка сорвётся с места, взмоет вверх и поплывёт, словно парусник. Нос корабля, с его наклонной мачтой – бушпритом (который в данном случае представлял покосившийся столбик), разрезая воздух, устремится вперёд, а на корме будет красоваться колонна бизань-мачты – стройной берёзы. На капитанском мостике будет стоять Лорик и, приложив ко лбу ладошку козырьком, вглядываться вдаль.

Однако, вглядывалась пока не Лора, а жительница дома напротив. В тазу оставалась ещё пара вещей, когда молодая женщина почувствовала, так сказать, приближение бури, откуда не ждали. Прямо на неё шла Антонина Аркадьевна из дома напротив. В руках у неё был точно такой же таз, только красный. Немалые габариты облегал парадно-выходной халат с павлинами, на голове горкой высились бигуди.

– Это что ж делается, – возопила Антонина, озираясь по сторонам, словно призывая прохожих в свидетели. – Я, понимаешь, настирала, а моя верёвка занята!

– С добрым утром, Антонина Аркадьевна! – Лора мигом сориентировалась, она была не из тех, кто теряется перед опасностью. – Это где ж написано, что верёвка ваша?

– Давай, Лора, освобождай место, мне вешать надо, – не отвечая на вопрос, заявила Аркадьевна.

– Что значит, освобождай, – возмутилась соседка. – И не собираюсь освобождать. Взяли моду тут порядки устанавливать. В окно поди увидели, что я с бельём вышла, и тоже стирку затеяли?

– Да ты как со старшими разговариваешь, – Антонина упёрла руки в боки. – Этому тебя мать с отцом учили?!

– А вы мне возрастом не тычьте, не на ту напали!

Обе женщины, увлечённые ссорой, не замечали, что ветер усилился. Он поднимал вверх клубы пыли с дороги, нагибал кусты, толкал прохожих в спины.

– Сымай, говорю, моя эта верёвка! – Антонина наступала, перехватив тяжёлый таз поудобнее. Соседка помоложе, раскинув руки с зажатыми в них двумя последними тряпками, стояла, защищая свою бельевую композицию, подобно сигнальщику на палубе корабля.

– Может, и берёза ваша? – не сдавалась Лора, убирая со лба пряди, которые нещадно трепал разгулявшийся ветер. Наконец, он отступил и принялся за халат Антонины.

– Моя! Муж мой собственноручно её посадил.

– Да, неужели?! – хохотнула молодуха. – Этой берёзе лет сто. Вам, выходит, больше!

– Что-о-о?.. – рявкнула Аркадьевна и, оправив халат на внушительной груди (павлины при этом затрепетали), пошла на абордаж. Попыталась обойти бойкую соседку с левого фланга, но «неприятель» не отступал, загораживаясь пустым синим тазиком, как щитом.

Тогда Антонина бухнула свой красный таз прямо под ноги Лоре, подхватила лежавшую сверху белоснежную наволочку и принялась трясти ею, обдавая соперницу фонтаном брызг. Дальнобойная артиллерия в виде нахрапа и ругани не доставала цели, сбить такелаж и рангоут вражеской армады никак не удавалось.

Словно по команде «Свистать всех наверх!» жители обоих домов прильнули к окнам. На балконах тоже наблюдалось оживление. Вышедший покурить дед из крайнего подъезда с интересом смотрел в сторону баталии. Что там дед, две кошки, выскочившие из подвала в надежде пообедать, замерли, выбирая, так сказать, между хлебом и зрелищем. Разумно рассудив, что сердобольные люди не оставят их голодными, они остались досматривать представление.

Буря

Природная буря тем временем разыгралась не на шутку. Небо затянули серые тучи, а ветер из шаловливого озорника превращался в беспощадный ураган. Птицы галдели и носились в поднебесье, будто разом решили взлететь с насиженных мест. Ветер ломал с кустов ветки, одна из них больно стукнула Лору по щиколотке. Бельё тоже было готово сорваться с натянутой до звона верёвки, но соседки не обращали на это внимания.

Бой за «место под солнцем» достигал своего апогея. Маневренная и быстрая бригантина – Лора – легко уходила от неповоротливого галеона – Антонины Аркадьевны, однако же, и атаковать ей было нечем.

– Приходите после обеда, – выкрикнула молодая сквозь завывания ветра. – Высохнет, сниму, тогда своё и вешайте.

– Ты у меня сейчас в два счёта высохнешь, – загудела соседка постарше и от злости тряхнула головой так, что подобно снарядам, из причёски выстрелило несколько бигуди. Антонина рванула вперёд, и в этот миг раздался страшный треск…

Белоствольная берёза под натиском стихии переломилась пополам и обрушилась с высоты своего роста с душераздирающим стоном. Кошки прыснули наутёк, воробьи взмыли на тополь. Огромный обрубок дерева вместе с кроной придавил сушильню… Как в замедленном кино, за мгновение до катастрофы, Лора, каким-то чудом опомнившаяся первой, подхватила Антонину Аркадьевну под мышки, толкнула со всей силы влево, и обе, не удержавшись, покатились в траву.

Антонина, кое-как приподнявшись, не могла понять, что стряслось. Клейкая берёзовая ветка прилипла к волосам, халат был весь в пыли, ладони содраны. Лора, которая выглядела ничуть не лучше, суетилась вокруг соседки:

– Антонина Аркадьевна, вы не расстраивайтесь, бельё от-от-стирается, – она почему-то заикалась. К ним уже бежали люди.

– А Лорка-то тебя спасла, Аркадьевна, – сказал кто-то.

Наконец, обе женщины поднялись на подрагивающих ногах, держась друг за дружку.

– Что ты, милая, – у Антонины дрожали губы. – Какое бельё, да шут с ним. Сама-то цела?

Соседки стукнулись лбами, обнялись, плечи их сотрясались. Было не понятно, то ли они плачут, то ли смеются.

«Муки совести»: ариозо в кошачьем исполнении

Хлопнула входная дверь. Похоже, Бабушка ушла…

Кот спрыгнул с диванчика в прихожей, где до того дремал, отдыхая, потянулся, дрыгнул правой задней лапой и широко зевнул.

Вдруг до его носа донёсся удивительный запах. Кот не поверил самому себе – курица!

«Нет, не может быть! Куда же ушла Бабушка и когда она вернётся? И где же курица?» – мысли в его голове проносились стремительными прыжками.

Кот, стараясь сохранять достоинство, потрусил в кухню. Не так чтобы со всех ног. Ой, простите, конечно же, лап. Но и не мешкая.

Обежав помещение по периметру и не обнаружив ничего подозрительного, Кот запрыгнул на мягкий табурет и потянулся к столу, накрытому клеёночкой в миленький цветочный рисунок.

И вдруг… он почувствовал, что… чудный запах исчез. Совсем. На его усатой морде отразилось такое разочарование. Кот на всякий случай ещё раз хорошенько осмотрел стол, плиту, а также столешницу у раковины. Но как он ни принюхивался, ничего не мог разобрать.

Нельзя описать то чувство, с которым он покидал кухню, не оправдавшую его надежд. Посудите сами – предстоящая нечаянная радость только показалась, но тут же вильнула хвостом и пропала бесследно…

Кот, понурившись, поплёлся обратно. Однако, как только он появился в коридоре квартиры, запах снова защекотал чувствительные кошачьи ноздри.

– Что за шутки! – воскликнул Кот на чистом, разумеется, кошачьем языке, но не очень громко, чтобы не спугнуть добычу.

Тонкий и манящий аромат запечённой курицы проникал в нос всё сильнее, и Коту ничего не оставалось делать, как следовать ему навстречу. Всё встало на свои места – похоже, надо срочно отправляться в комнату.

Поскольку в этот момент за Котом никто не наблюдал, он уже не стал изображать надменное равнодушие, а, напротив, прибавил шагу, мысленно рассуждая: «Уж в этот раз я своё не упущу!».

В комнате, залитой солнечным светом, обстановка была скромна, но приятна глазу – в пастельных тонах. На диване лежали подушки, вышитые собственноручно хозяйкой.

Столик на гнутых ножках с зеркалом в раме и немногочисленными коробочками с разными дамскими штучками был давно изучен хвостатым обитателем квартиры. Как-то, будучи ещё несмышленым котёнком, он забрался мордочкой в одну из них. И что же – только чихал без остановки, да перепачкал усы в пудре. Флакончики с духами тоже не вдохновляли животное.

На пуфике рядом стояла корзинка с вязанием. Вот это ещё другое дело – Кот любил поиграть, покатать Бабушкины клубки из мягкой шерсти, каждый раз выделывая невероятные кульбиты. Бабушке они, правду сказать, не очень нравились. Ну, да этих людей не поймёшь. Странные они какие-то…

Стены комнаты были оклеены светлыми обоями в розовенькие цветочки. Кот воображал каждый раз что-то новое, в зависимости от настроения. То ему казалось, что цветы только начали распускаться, то, что они увядают, сворачивая лепестки, то мерещились розовые зайцы, скачущие по песочку, то розовые лягушки на болоте, то розовые слоны в пустыне.

Но, кажется, за описанием обстановки мы чуть не забыли о цели нашего визита. То есть, разумеется, не нашего… А где же Кот?

А Кот уже подобрался к предмету своего обожания. Вернее, обнаружил объект, источающий прекрасный аромат.

На деревянном, видавшем виды столе, прямо по центру, на салфетке в крапинку, стояла глубокая фарфоровая тарелка. Кот примостил передние лапки на сиденье деревянного стула и, подтянув задние, очутился уже на уровне стола. В тарелке лежало несколько отваренных картофелин, по разваристым бокам которых томно стекало растопленное сливочное масло. Вершиной дивного натюрморта стала куриная нога с зажаренной корочкой, на которой красиво играли лучи солнца, проникающие из окна. Над едой поднимался парок – видно было, что Бабушка только-только водрузила обед на стол.

От такого невероятного запаха и нежданной удачи у Кота даже слегка закружилась голова. Он придвинул морду поближе к тарелке, усы его и вибриссы над верхней губой и под подбородком затрепетали. Не только нос, но и рот уже наполнился будоражащим духом, исходившим от представленной, так сказать, инсталляции.

Левая лапа сама собой потянулась вверх и заскользила к блюду. Казалось, что и подушечки на ней ощущают через деревянную поверхность импульсы, посылаемые отварным куриным мясом, и чувствуют его теплоту, мягкость и вкус. Кот, пребывая в предвкушении скорого обеда, завёл глаза к потолку, взор его затуманился и…

И вдруг он наткнулся взглядом на фотографию в рамочке, висевшую на стене. Какое-то время назад фотограф запечатлел Бабушку в домашнем платье и своей обычной причёске кудельками, сидящую на венском стуле у окна, где в горшке распустился любимый Бабушкин цветок. На коленях у женщины, а, вернее, даже на руках, ближе к сердцу, восседал он сам – то есть Кот – Бабушкин баловень, объект ласки и заботы.

Лапа остановилась в полушаге от тарелки. Кот будто забыл о курице и уставился на портрет. «Куда же ушла Бабушка и когда она вернётся? – привычно подумал пушистый жилец. – Как же она могла уйти, так и не начав обедать и не накормив его – своего любимца? Разве так поступают с котами?».

Может, она вышла на две минутки к соседке? Кот соскочил со стула и ринулся в прихожую. Нет, тапочки стояли у половика. Значит, Бабушка ушла в уличной обуви. Но что случилось? Что за спешка? Кот снова побежал в комнату и устроился на стуле. Но как он ни старался смотреть только на тарелку, в поле зрения всё равно попадалась фотография на стене.

Вот так вот запросто съесть курицу… не поднималась лапа. Кот вдруг вспомнил, как попал к Бабушке маленьким котёнком. Она подобрала его, пищащего и беспомощного, на улице. А точнее, в городском саду, в кустах, где он любовался цветком колокольчика.

Как он там очутился, припоминалось с трудом. Кажется, предыдущие хозяева просто выбросили котят. Где его братья и сёстры, он тоже мог представить смутно. А вот ему повезло, что уж говорить. Бабушку покорили его чистые голубые глазки и маленький носик. Она всю дорогу приговаривала:

– Бедняжка, какой же ты нечёсаный… И совсем один, такой кроха! Голодный, наверное…

С последним замечанием трудно было не согласиться. Женщина принесла его в дом, накормила, а он первое время только дрожал от страха и звал свою маму-кошку. Но вскоре понял, что теперь живёт в новом доме и надо осваиваться. Освоился он, правда, очень быстро. И зажили они с Бабушкой вдвоём.

Та в котёнке не чаяла души и, похоже, искренне полагала, что делает доброе дело. Кот не возражал. Бабушка вскоре подарила ему совершенно замечательную игрушку – мышонка.

Мышонок был, как настоящий, только крупнее. Пушистый, с носом пуговкой, полукруглыми большими ушками и прищуренными глазками. Казалось, он ухмыляется, глядя на Кота.

Котёнок попятился – нагловатая мордочка будто выражала всё, что думает мышиное племя о кошачьем. Взять в зубы игрушку, да и просто тронуть лапкой было боязно. Сцена встречи почему-то Бабушку тогда очень позабавила.

«Что взять с этих людей, – размышлял котёнок. – Что у них в голове? Но куда деваться, так уж устроена жизнь, что мы, коты, должны сосуществовать рядом с человеком. Иначе без нас он пропадёт».

Однако вскоре котёнок уже вовсю играл с мышью. Более того, он обожал игрушку, всюду таскался с мышонком, спал с ним в обнимку и доверял все свои кошачьи тайны. Мышонок стал его верным другом – во всём соглашался, никогда не спорил, не докучал и готов был играть, сколько котёнок пожелает.

Кот рос, совсем окреп и разнежился на Бабушкиной жилплощади. Из смешного неуклюжего малыша превратившись в серого пушистого красавца с выразительными глазами, вокруг одного из которых белело симпатичное пятнышко, придавая облику хозяина некую загадочность.

Вынырнув из сладко-сливочного облака воспоминаний, Кот вернулся к созерцанию куриной ножки. Почему-то он никак не мог сосредоточиться только на ней. Отвлекал портрет Бабушки.

«Выходит, Бабушка не успела пообедать. Но что случилось, куда она ушла?» – вопросы едва помещались в кошачьей голове.

– Есть или не есть? Вот в чём вопрос!.. – пропел Кот приятным бархатным тенором, скосив свои выразительные большие глаза к фотографии. Та молчала.

Не удивляйтесь, что Кот обладал музыкальным слухом и голосом. Они с Бабушкой вечерами частенько слушали концерты классической оперы по радио. К тому же у Бабушки имелся старенький проигрыватель. И хотя работал он неважно, но иногда хозяйка ставила какую-нибудь пластинку, и Кот замирал на коленях. В такт мелодии только изредка подрагивали усы, а на особо значимых пассажах оркестра Кот порою вскакивал и принимался хлопать лапой по Бабушкиной ноге.

– Куда, куда ты удалилась?.. – известное произведение, немного перефразированное и обращённое к хозяйскому портрету, составило второй номер кошачьего концерта. Ответа не последовало и в этот раз.

Кот искренне недоумевал, что происходит. Почему просто не взять и не стащить со стола аппетитную курицу. Кто его за это осудит? Разве сие действие не есть суть кошачьего организма? Почему его не слушается лапа, почему она замерла, не дойдя до блюда?

Кот сорвался с места и ринулся в прихожую, размышляя по дороге: «Видимо, мои когти затупились… Надо срочно их поточить!». Усердно поработав с когтеточкой, Кот вернулся, горделиво ступая, обратно в комнату. «Ну, курица, держись!» – словно говорил весь его облик. На этот раз он подбадривал себя арией Фигаро:

– Я скажу тебе без лести – / Ты способен воевать. / Так спеши на поле чести / Славы воинской иска-а-ать!

Взобравшись на стул, Кот постарался сосредоточиться полностью на обеде. Упершись передними лапами о столешницу и приняв тем самым начальственный вид, он буравил глазами содержимое тарелки. Затем простёр одну лапку вперёд, как бы изображая повелителя куриных ног и гипнотизёра посуды. Расправляя лапу и выпуская когти, а затем, подбирая их и сжимая пальцы в кошачий кулачок, «повелитель» сглотнул слюну. Какой-то звук привлёк его внимание – это фотография покачнулась на гвоздике, вбитом в стену. Лапа предательски задрожала, и Кот возопил:

– Часто мучения нам страсть приносит. / Но увлечения всё ж сердце просит. / Ласки их лю-бим мы, хоть они лож-ны. / Жить не-воз-мож-но без на-слаж-дений…

Тут в прихожей раздался щелчок открываемой двери, и через несколько мгновений на пороге комнаты возникла Бабушка:

– Ах, ты мой умница, дождался, дождался, ни кусочка не отломил, – всплескивала она руками. – Сейчас-сейчас, я мигом, и будем обедать.

Кот ответил на тираду и бестолковую болтовню арией Калафа из «Турандот»:

– Исчезни, о ночь! Меркните, звёзды! / Меркните, звёзды! На рассвете я одержу победу!