Гобелен с пастушкой Катей. Книга 5. Бледный силуэт Луны

Глава вторая (№ 2)

(Читателей с предрассудками просят закрыть глаза, заткнуть уши и застыть в таком состоянии до лучших времен. Увы, если обойтись изящным иносказанием в попытке отделаться от неких обстоятельств, то остальное посыплется в беспорядке. Привет всем остальным…)

Утро стояло роскошное, практически летнее, солнце за кронами деревьев освещало ветви и листья, создавая впечатление шатра из зеленого шелка под пологом светло-синего свода небес. Легкий бриз в отсутствии морских просторов играл крупными зелеными волнами, сплетая и расплетая ветви. Природа обещала за окнами не только прелестный день, но и роскошное лето, последнее в этом тысячелетии. (Если я не запуталась в сотнях и тысячах.)

В незначительном отдалении площадка детского садика пребывала в покое. Мика с товарищами, надо понимать, осваивал завтрак или рисовал картинку для улучшения пищеварения. Появление детишек на воле обычно сопровождалось писком, напоминаюшим птичий базар.

Нерушимый покой овевал мои скромные занятия с творением Сцинтии вкупе с Сашей Кобальт(ом?). Парочка мудрецов и мои штудии шли по расписанию со скоростью 40 страниц в день, как положено уважающему себя редактору. В описанное чудесное утро удалось освоить где-то девять с половиною страниц текста, пока меня не прервали на одном любопытном отрывке, чьем именно, я так и не докопалась.

«…Приготовьтесь к тому, что вами всегда будут недовольны, и вместо одобрения произведенных действий потребуют совершенно противоположного. Если вы любите читать, то значит – лентяйка, если посвятили себя дому и хозяйству, то безмозглая клуша. Если бросили смотреть за собой, то превратились в пугало, но если попробуете, то в голове у вас одни тряпки. Если требуете чего-то – то вы мегера, а если ничего не требуете, то вам на все наплевать. Но если вами долгое время довольны, то берегитесь – вас обманывают!»

На таком животрепещущем обрыве в бездны житейской мудрости произошла внезапная остановка. Сначала нервно зазвучал телефон, я поискала трубку, засунутую Микой под одеяло, но успела к четвертому сигналу.

– Катя, доброе утро, – выявился женский голос и сразу приступил к делу. – Вы располагаете временем?

– Простите? – ответила я, поскольку не распознала, кто так церемонно посягает на мое время.

– Катя, извините, это Алла, – повинилась собеседница, и все встало на свои места.

Моего телефонного общества добивалась нынешняя супруга Павла Петровича, дама давно и хорошо знакомая, но слегка подзабытая.

– Я бы хотела с вами увидеться, это возможно? – напористо продолжила Алла.

– Когда именно? – спросила я суховато.

Алла могла бы не гнать лошадей, а спросить для начала, как я поживаю.

– Мне было бы желательно прямо сейчас, – сделала заявку Алла. – У вас, через полчаса. Это возможно?

– Э-э… В принципе да, но… – слегка затормозилась я.

Следует признать, что по самым суетным причинам. Моя квартира находилась в жутком состоянии, а сама я сидела на кухне в грошовом халате.

– Если я не оторву вас, Катя, ни от чего срочного, – продиктовала просьбу Алла. – То я приеду через полчаса. У меня действительно крайняя необходимость.

– В таком случае, разумеется, – ответила я невразумительно, но в той манере, которой злоупотребляла Алла. – Вы знаете, как проехать?

– Разумеется, спасибо, – ответила Алла и добавила на прощанье. – Итак я выезжаю.

– Я жду вас, код – 117-50, – сказала я в опустевшую трубку и тут же отбросила ее в сторону.

Не буду скрывать, я сразу поняла, что понадобилась по делу, гадала только, по какому именно. Вернее, от чьего имени ко мне просилась Алла. От своего личного или с поручением от Павла Петровича. Размышляя на интересную тему, я тем временем пыталась привести свое жилище в цивильный вид, и не мешало бы заняться собою по минимуму.

Сделать удалось немного, я перекинула Микины вещички из гостиной к нему в комнату, встала под душ и сразу вышла, в последние мгновенья накинула сельское платье в цветочек и без согласования с зеркалом заколола волосы в подобие прически. И это все…

Я услыхала, как у подъезда зарокотала машина, и через секунду домофон огласил прибытие высокой гостьи. Машина мигом отъехала, она увиделась бесконечно длинной, как катафалк кремового цвета. Это я не поленилась и выглянула в кухонное окно. Если катафалк белый, заключила я наскоро, то Аллочка явилась от своего имени и без поручений от супруга. Его дела могли приехать лишь в черном лимузине.

Из кухни я метнулась в прихожую, увидела в глазок, как раздвинулись двери лифта, и распахнула дверь в свою очередь. Сквозь глазок почудилось видение из журнала «Вог», и на на пороге моего жилища оно предстало въявь. За прошедшие годы Алла, ныне супруга сановного лица, времени зря не теряла и довела до совершенства внешний вида и имидж.

Несколько лет назад она предстала передо мною в туманном сиянии утомленной красоты и в оправе из двух детишек с бездной домашних дел. Ко всему прочему Аллу угнетала тайна, которой она поделилась лишь со мной и Мишей. Точнее, Миша уговорил её поделиться со мной, хотя мы находились в разлуке.

Но и в тех условиях утончённая красота Аллы вкупе с изящными манерами разили наповал, руки зачесались приблизиться к идеалу. Теперь он, а именно идеал, парил на недосягаемых высотах, и грезить о каких-то приближениях стало просто нереально. Один жемчужно-серый костюмчик явно из Парижа клал конец праздным мечтаниям, не говоря о золотистом загаре и дорогом макияже, осеняющих породистое лицо Аллочки. Годы только прибавили изысканности, а также подчеркнули ошеломительную расцветку: темно-рыжие волосы, белейшая кожа и глаза цвета спелой сливы. Только зрачки расширились и губы чуть подрагивали – в настоящий момент идеал показывался в волнении чувств. Вот такая дама стояла на пороге моего скромного жилища, нервно улыбалась, бормотала приветствия и милые комплименты моему наряду в цветочек.

– Входите, Алла, извините, у меня неприбрано, – сказала я со всей возможной непринужденностью. – В гостиную или на кухню, как вам больше нравится. Костюм у вас, правда, не для моей кухни.

– Это вы, Катя, меня извините, – напомнила Алла, одернула рукав одеяния и сказала с ненавистью. – А вырядилась я просто на нервной почве, поняла в машине, а уж поздно было, не взыщите. Если можно, то сделайте нам кофе.

При таком обороте беседы кофе был сервирован на кухне и сварен на скорую руку без всякого изящества, вышла горькая и черная отрава из ужасной кастрюльки, но никому дела до него не оказалось. Обороты набрались сразу, пока кастрюлька булькала, а элегантная гостья усаживалась на табурет эмалево-белого цвета с проплешинами. Кухня у меня в новом доме оборудоваться не успела, но приобрести загаженный вид успела вполне.

– Спасибо за хлопоты, Катя. Только вы можете мне помочь, хоть я не знаю, насколько захотите, – высказалась Алла без ненужных вступлений. – Передо мной сейчас два выхода из ужасной ситуации: развод или самоубийство. Третьего я не вижу.

– Но, Алла, расскажите по порядку, – отозвалась я. – Что одно, что другое – успеется всегда, а вот насчет третьего…

– Хорошо, я попробую, – Алла взялась за чашку с кофе, сморщилась и задала удивительно уместный вопрос. – Вам с Пашей спать случалось?

– Вообще-то нет, – ответила я с запинкой, отчего-то сильно стесняясь.

Хоть и значился Павел Петрович моим мужем несколько лет, хоть и делал он постоянно разного рода предложения, но всегда как-то не хотелось.

– Ой, какая же гадость! – вырвалось у Аллы. – Простите, Катя, это я не вам! Сейчас, минутку, где моя сумка?

Доставши с полубуфета свою изысканную сумочку, Алла извлекла оттуда квадратный черный флакончик. «С ядом, о, Боже!» – мелькнуло ужасное, но я вовремя прочла на этикетке надпись «Куантро», всего лишь ликер. Хотя и очень хороший. Алла открутила крышечку и приложилась к пузырьку основательным глотком, освоила дорогое лекарство и неохотно объяснилась.

– Я вовсе не пристрастилась, это чтобы хоть как-то… Хотите, Катя? – предложила она. – Сорок пять градусов, не пахнет, иначе я не смогу рассказать, у меня есть еще.

Я согласилась отведать сладкого яда из другого флакончика (интересно, сколько она их носит с собой?) затем проделала ту же процедуру, что и Алла. Яд подействовал отлично, во рту обосновался действующий вулкан с привкусом апельсина и отчасти примирил меня с полным безобразием рассказа Аллы. Но не намного, очень уж велико было безобразие. Говорила Алла с премногими мучениями, я слушала с аналогичными чувствами.

Оказалось, а я всегда смутно догадывалась (интуиция давала сигналы), что интимная жизнь бывшего супруга Павла Петровича осложнялась многими комплексами и изысками. А именно, тривиальные занятия любовью даже с прекрасной, им самим избранной женщиной, манили друга Пашу недолго, весьма скоро ему потребовался допинг. Неопытность Аллы усугубляла проблему, первый муж оставил ее в почти в полном неведении в области секса.

Где-то через полгода после свадьбы Паша осторожно признался супруге, что ему хотелось бы разнообразить впечатления, далее он пояснил, что подобное желание в супружестве вполне приемлемо. Для начала в ход пошли эротические картинки с девушками и так называемое «софт порно». Алла принимала запросы мужа без восторга, но с пониманием, к тому же друг Паша умел объяснить что угодно с наибольшей выгодой для себя. Даже последущий период «хард», то бишь «тяжелого» или «крутого порно», Аллу особо не смутил, она только приложила старания, чтобы подобная видеопродукция не попалась на глаза ее мальчишкам. Они тогда проживали все вместе, ребята уехали учиться в Англию немного позже. Кассеты «крутого» содержания хранились под замком, в сейфе, в супружеской спальне.

Первую порцию признаний Аллы я освоила «без удивления и гнева» – сложен человек, «широк, не мешало бы сузить», как пожелал однажды Митя Карамазов (в известном романе Ф.Достоевского об одноименных братьях). Что касается мужа Аллы, то Павел Петрович всегда был весьма непрост, и трудно было предположить, что в интимной сфере он оказался невинным агнцем, то бишь барашком. Тем более, что данная сфера у него всегда была… Ну, скажем, вполне освоенной. Мне при первом знакомстве будущий друг Паша лихо признался, что собирает коллекцию. И со временем, надо полагать, дособирался. Ничто в природе не проходит бесследно, простые радости оказались утраченными.

Однако вслед за периодом «хард порно» в супружеском обиходе семейства Криворучко наступила очередь изысков иного качества. Тут и начались наши с Аллой мучения. Она бледнела, краснела, глотала «Куантро», как валерьянку, курила тонкие сигареты и завязывала бычки узлом, но не могла признаться, каких дальнейших уступок для своей изощренности пожелал ее супруг Паша. Мне даже успело померещиться, что он уговорил Аллу участвовать в групповом развлечении, а теперь это вышло боком. Но нет, не совсем.

Паша оказался настолько непрост, что пожелал расширить круг участников действия, но не во плоти, а скорее, виртуально, еще точнее, визуально. Ему очень захотелось, чтобы прекрасная супруга Алла получила в секс-напарницы свое собственное фотоизображение. Ню… Своевременно был приобретен «Поляроид», Паша выказал большие способности к искусству фотографии, и супружеское развлечение пошло своим чередом. Одиночные и парные картинки стали собираться в артистическую коллекцию, каковая, разумеется, хранилась в сейфе и видела лишь полусвет супружеской спальни. Ничего особенного, между прочим, у каждого имеются личные фантазии, главное, чтобы все были довольны, и никому вреда не причинялось. Полагаю, так же думала Алла. Но до поры до времени.

Период «ничего особенного» хоть и длился довольно долго, но со временем исчерпался. Опять Аллочка стала запинаться в скорбном рассказе, прибегала к сравнениям и умолчаниям, но все же с невыразимыми мучениями нашла должные краски и слова. Не удовольствовавшись карточками жены в стиле «софт», дружок Паша уговорил супругу попозировать для картинок в стиле «хард». Для тех, кто имеет представление, объяснения излишни, а если нету его, то и не надо. Когда Алла узрела первый образчик продукци, ее чуть не хватил удар, от чего супруг пришел в полный восторг и преисполнился таких чувств, что Алла не смогла изодрать в клочья скверное фото.

Но и это оказалось отнюдь не всей историей, то была «лиха беда начало», скромные цветочки, вплетенные в венок сановного супружества. Однажды проявленное малодушие повлекло за собой цепочку аналогичных «цветов зла». То бишь, коллекция невозможных картинок стала пополняться и дошла до степеней совершенно изощренных. К постоянному восторгу Павла Петровича, который не уставал восхвалять прогрессивные понятия супруги и глубину понимания его сложной натуры. И опять же букет с цветами изощренности украшал их супружескую спальню довольно долгое время. Алла почти привыкла и наивно полагала, что изысканность чувств дошла до естественного предела, и дальше следовать по этому пути некуда. Коллекция, как и встарь, хранилась в сейфе за семью засовами. Хотя ребята учились в Англии, приезжали только на каникулы, но в доме бытовала охрана и прислуга. Потому секреты держались под замком и во мраке сейфа. До сего дня. Точнее, до предыдущего.

Вчерашним утром, когда Алла разбирала свою почту, в конверте с приглашением на некое светское мероприятие она, не веря своим глазам, обнаружила одну из самых лихих фотографий. Без текста или иного разъяснения. Да и кому они могли понадобиться? Уже более ничего не стесняясь (но не энный ли черный пузырек стал тому причиною?) Алла рывком распахнула сумку и вынула оттуда конверт, затем вытряхнула на кухонный стол упомянутое почтовое отправление. Бедняжка продержалась уже сутки и лишь поэтому смогла вывести меня из состояния нервного шока. Увидевши то, что ей прислали для ознакомления, я практически перестала дышать, а когда смогла, то обильно выразилась словами, которым позавидовал бы ломовой извозчик. Или Отче Валя в состоянии вдохновения.

– Я знаю, кто это сделал. Даже знаю, зачем, – объяснила Алла, когда ей удалось вернуть меня из бездны ярости и усадить за стол переговоров. – Шерше ля фам. Некая Варечка, «удивительная девочка, умненькая и женственная, у них теплые деловые отношения, есть, конечно, известная доля покровительства, а с ее стороны – почтительное восхищение, вполне невинное, она помолвлена, жених – милый, инфантильный мальчик». Вот такой треп имел место, как всегда, очень убедительно. Я ее видела, очень миленькая и неглупая. Больше некому.

– Вы уверены, Алла, что это не утечка из дома в шантажных целях? – мне удалось прийти в себя и даже запросить уточнений.

– Я абсолютно уверена, что Паша сам вынес, чтобы придать развлечению с девочкой особый вкус, это в его стиле, – деревянно огласила Алла. – А она попользовалась с умом. Понятно, что я никогда не смогу информировать Пашу. Ни за что на свете.

– Во-первых, всегда останутся сомнения, во-вторых, от брака не останется ничего, – резюмировал эксперт в моем лице. – Что ж, она действительно умная девочка, с большими способностями. Но что ей надо?

– Если нечто подобное попадет в руки моих детей, – продолжала Алла с деревянной настойчивостью. – То я брошусь с Крымского моста, потому что жить дальше просто не смогу. Они приезжают на каникулы через месяц, чуть меньше. Мальчишкам такого не понять.

– Значит, время у нас есть, – машинально отметила я. – Только вот для чего? Что можно сделать?

– С тем я и приехала, – проговорила Алла с облегчением. – О разводе я думала, для себя ничего лучшего не желаю. Но, видите ли, Катя, Паша помимо всего, очень хороший муж, я даже не очень его виню, хотя в данный момент думаю о нем не лучше, чем вы. Мне он омерзителен, но для мальчиков стал отцом – умным, авторитетным, уважаемым. Это очень много. О деньгах не говорю, он при разводе нас обеспечит. Однако, при грядущих выборах в Думу развод ему не нужен, это невыгодно, хватит одного развода с вами.

– На что она рассчитывает, эта девица? Зачем делать подобную гадость? – заинтересовалась я. – Ведь не просто так. Если это она…

– Я думала, – поведала Алла, и я поверила. – Вполне возможно, что она имела в виду те варианты, что пришли в голову мне и вам. Первое, что я потеряю голову от стыда и побегу к Крымскому мосту.

– Почему именно туда? – вопросило мое неуместное любопытство.

– Училась рядом, в Морисе Торезе, гуляли с девочками по мосту, делились идиотскими планами. Если обманет любовь – то вниз головой прямо оттуда, быстро, романтично и не больно, – обстоятельно ответила Алла.

– Да, там действительно высоко, – согласилась я.

– И не важно, на что она рассчитывала, – продолжала Алла. – Самое главное, что девица решила устранить меня любым способом, но непременно при моем содействии. Это письмо – первое предупреждение.

– И если вы не… То будет и второе, и третье, – подумала я вслух – Это как пить дать. Ее нужно остановить.

– Да, об этом я тоже подумала, – согласилась Алла. – Девица и впрямь очень способная. Я хочу включить Пашу, но чтобы включили вы, Катя. Он очень высокого мнения о вас.

Под конец беседы Алла ухитрилась удивить меня еще раз, вернее дважды, просто обе прощальные информации слились в одну и разделились много позже. Уже почти на выходе, связавшись с шофером при помощи сотовой трубки, Алла промолвила скороговоркой, не давая себя перебить.

– Катя, я понимаю, что самое лучшее бывает только бесплатно, но с другой стороны… Отчего вы должны вникать во всякие мерзости даром? Это несправедливо. Не возражайте, пожалуйста! Я спущусь, Эдик поднимется, с ним вы не будете спорить, я думаю. К тому же, из дальних странствий с нашим милым Мишей вы наверняка вернулись налегке, а зимой здесь бывает холодно.

– Алла, это абсолютно невозможно, – заговорила я, но рот мне заткнули новой порцией информации.

– Кстати, девица Варечка служит у Паши в конторе, при хорошей должности. Извините, забыла о главном, – спохватилась Алла, стоя в дверях. – Именно она, Варя, патронирует фирмешку, которой владел ваш приятель Валя, так его, кажется, зовут? То есть она и для вас – другая женщина.

Что касается последней информации, то она обрушилась, как потолок на голову. Я рассеянно простилась с Аллой и потом не спорила с водителем Эдиком, просто приняла у него большой, но необычайно легкий сверток.

«Але, девушка!» – по-сельски запросто обратилась я к себе, закрывши дверь за чернявым кудрявым Эдиком. – «И куда же это мы с вами влипли?»

Глава третья (№ 3)

(Ее можно читать практически всем, поскольку щекотливая и непристойная ситуация осталась в предыдущей главе. Все дальнейшее – дело вполне житейское.)

К позднему вечеру пролетевшего дня я уложила Мику спать в компании с Винни-Пухом и Пятачком и только тогда смогла поразмыслить на ночь глядя, хотя день никуда не уходил, тянулся бесконечными нежно-серыми сумерками, похожими скорее на рассвет, чем на закат. Сначала зеркало, старинное, дедовское, выцарапанное у мамы с трудом, но без пользы дела, показало, что Алла оказалась права. Шубка из свертка, неуместная по текущему сезону, во всем остальном отлично ложилась на обстоятельства.

Осмотрев изделие со всех сторон, включая подкладку, я обнаружила множество неснятых ярлыков и сопроводительную записку от фирмы-изготовителя, там значилось, что шуба сшита из меха рыси. Никогда такого не видела, и даже не слышала о подобных предметах роскоши. Хорошая вещица была плачена за тяжелую неприятную работу – это я сообразила только после примерки бело-рыжего чуда природы и искусства, наверняка подобранного к натуральным цветам Аллы – значит, с личного плеча.

Из чувства сострадания я подрядилась явиться к бывшему мужу и сообщить, что он неправильно выбрал любовницу. О подобных подвигах милосердия даже не мечталось в те далекие времена, когда я консультировала по полдюжине обманутых жен в неделю. Таким образом обстоятельства вернули меня на утерянную стезю частного сыска и семейных консультаций практически без усилий с моей стороны. Клиенты сами пришли и позвали, еще и мех под ноги подбросили.

Однако на непредвиденной Алле с шубой визитеры в то утро отнюдь не кончились, увы вам, Сцинтия Белькрошечка с Сашею Кобальт(ом?)! После ухода Аллы день резво пошел в том же стиле бреда. Вскоре явился плановый посетитель, кузен Сережа, теперь в качестве полноправного столичного жителя.

За поздним завтраком, который мы разделили по-братски, Сергей предъявил оформленные бумаги на купленную жилплощадь в Москве, в документах я, кстати, числилась наследницей. Далее Сергей позвал меня официально вступить в мифические права, следовало ознакомиться с жильем воочию и показать себя соседям, чтобы успокоить их опасения. Это значило, что следующим днем мне приходилось делать два официальных визита вместо одного. Сначала к Паше, потом к кузену в новый дом, почти что с корабля на бал! Друг Паша любезно назначил аудиенцию на полдень в особняке на Ордынке. Просилась к нему на прием я при Алле, хотя и со своего аппарата.

После завтрака Сергей знакомил меня с плодами праведных трудов, стыдно сказать, с какими. Кузен принес форфоровую фигурку кивающего китайского мандарина, добытую для нас кузиной Ирочкой из дома тети Риты и дяди Славы. Сергей ухитрился разнять мандарина и склеить заново без видимых следов, но труд оказался тщетным, поскольку ничего не обнаружилось. Хотя Ирка заранее предупреждала, что безделушка взялась непонятно откуда, вполне вероятно, что из иных пластов истории. То был выстрел наугад, закономерно оказавшийся холостым.

Незадача с китайским болванчиком завершала антикварную серию, к текущему моменту вся декоративная часть убранства дедовской квартиры была освоена и не принесла ровно никаких результатов. Все, что поддавалось рассмотрению, было нами детально изучено, но не нашлось ничего, кроме редких фабричных цифр и невнятных закорючек. Если имел место какой-либо шифр, то он был закодирован для разумения намного выше нашего.

Плановая неудача с кивающим китайцем стала сигналом к началу падения духа и беспросветного уныния, а указанные состояния духа являлись для кузена Сергея основополагающими. Утешить его не могло ничто, пока скорби как-то не проходили сами собой. (Вот кому не позавидуешь, так его жене, если она когда-нибудь появится.)

Тем временем день стал клониться к закату, вскорости замаячило появление из садика мелкого Мики, лишь тогда Сергей обнаружил первые признаки оживления. Надо сказать, что Мика действовал на кузена освежающе, поскольку при нем трудно было предаваться унынию, просто некогда. На сей раз Мика еще не появился, мы только за ним собрались, а Сергей взбодрился настолько, что поделился результатом личных расследований. Выяснилось, что кузен почти отыскал потомков эстонского дипломата, которому наши общие предки всучили Кексгольмские мануфактуры по сходной цене. Зачем Сергею или нам обоим сдались данные отдаленные потомки, я так и не поняла, но они были предпочтительней, чем тотальное уныние, посему я приветствовала идею, а об остальном молчала в тряпочку. Итак, у нас неизвестно зачем, но почти что в руках оказался внук покупателя, Ингвар Виломар. Потомок посла родился в ссылке в Вятке, в юности учился в МГУ на почвенном факультете, позднее женился на москвичке и временами наезжал в столицу. И вскорости являлась возможность с ним познакомиться лично.

В свою очередь, не дав Сергею опомниться, я доложила, что ему также предстоит познакомиться, но с дамой. Таков был мой вклад в стратегический план. Кроме закрытой серии с неоправдавшим себя антиквариатом, в плане имелись три квартиры, бывшая собственность семьи. В одной из них вполне мог таиться заветный знак, если хитроумный дед Феликс додумался начертать его на обоях. (Вот все равно стыдно!) Обои возникли фигурально, равно как и потолки со стенами, но квартиры могли безусловно хранить следы владельцев. (Не ищите кладов, дамы и господа, и не будете чувствовать себя совершенными идиотами – ценный совет!)

Две квартиры я знала по адресам: гуляли в тех краях с мамой или тетей Ритой, они показывали, что здесь жила тетя Герта, а вон туда они ходили поиграть с кузеном Руди – тот был страшный грубиян, вспомнить противно! Третья из квартир была мне известна не понаслышке и не вприглядку. Она и была самой вероятной для обнаружения ключей от клада, поскольку до октября 17-того года принадлежала деду Феликсу, а после всем известных событий ему пришлось уплотниться. Однако дед сделал это своими силами, не дожидаясь планового вселения чекистов и дворников. Пригласил пожить под своей крышей две солидные семьи, доктора Эппельбаума и инженера Юнга с чадами и домочадцами. Когда же дед Феликс почил в Бозе, не дождавшись эвакуации на Запад, соседи достались в наследство бабушке Глаше и маме с тетей Ритой. Многолюдным сообществом они долго населяли квартиру, с ними я водила близкое знакомство, когда в детстве длительно гостила у бабули Глаши. Можно сказать, что почти выросла в их плотном окружении, в той самой квартире. Ее-то, кстати, числю родным домом и часто вижу во сне.

Понятно, что самое близкое из знакомств у меня водилось с внучкой доктора Эппельбаума, Элей Добровольской. Она была годом старше и жила на Чистых Прудах постоянно, пока ее родители не получили отдельную квартиру где-то у чертей на куличках, на престижном тогда Юго-Западе. Между тем старшие Эппельбаумы остались на насиженном месте и жили на Чистых Прудах, даже когда семейство инженера Юнга незаметно рассосалось. Юнги (так мы их звали между собой) тоже были неплохие люди, но очень замкнутые. И вот, по прошествии множества лет, когда не стало бабы Глаши, оказалось, что Эппельбаумы-Добровольские осуществили блистательный квартирный обмен. Умопомрачительно сложными операциями они сменяли жилые площади таким манером, что квартира моих предков оказалась полностью в их владении. На данный момент в бывшей нашей квартире на Чистых Прудах проживала Эля Добровольская с мамой Зиной и тетей Лялей. Они, кстати, выросли вместе с моими мамой и тетей, так что я полагала их частичными родственницами. Обе овдовевшие старушки сестры коротали лето на даче, а хозяйкой нужной квартиры оказывалась Эля Добровольская, приятная ученая девушка, кандидат наук с дальнейшими видами на докторскую степень. С ней я планировала познакомить кузена Сережу, в видах придать возобновлению общения с Элей какой-то смысл и целесообразность.

А то с чего бы это, скажите на милость, мне вздумалось объявляться в поле зрения Эли, проситься к ней в гости, и там пялиться на мебель и убранство? Еще рыться в ящиках и на полках со старинными фолиантами на разных языках. После смерти деда Феликса баба Глаша выбросила вон, а доктор Эппельбаум подобрал с ее позволения целую библиотеку. Подумал, что потомкам может пригодиться. Вот я и придумала, что кузен заинтересовался дедовскими книгами и желает их посмотреть. Эля ничуть не возражала против нашего целевого визита, ей самой любое наследие предков было до лампочки. Ознакомленный с информацией о квартире, Эле и книгах, кузен Сережа сопротивлялся бурно, но недолго. Я уловила, что именно эта квартира влечет его в особенности и даже незнакомая Эля Добровольская не станет помехой, «…черт с нею, если не очень уж противная девка…»

Две остальные квартиры у нас почти освоились, это получилось неожиданно просто, благодаря тайному таланту кузена Сергея. Никто не мог предположить (а я менее всего), что наряду со странными особенностями манер и характера, кузен Сережа обладает уникальным даром. Но дело обстояло именно так, он и раньше удивлял меня ловкостью рук, но когда открылся главный талант, то я просто онемела. Вооружившись обычными ножницами, флакончиком краски и белой бумагой, Сережа мог за недолгий вечер превратить любую заштатную комнатушку в настоящий чертог фей. Разумеется, если не соваться ему под руку с пожеланиями, а предоставить полную свободу творчества. Как это у него получалось, я не знаю, мастер неизменно гнал меня вон, но результат превосходил самое богатое воображение.

В начале весны Сергей в порыве вдохновения отделал у нас детскую комнату в таком стиле, что все приходящие только ахали и охали. Проект назывался банально: «Четыре времени года», на каждой из стен изображался свой сезон. Особенно поражала зима. С темно-синего неба спускались резные снежинки всех размеров, из угла выдвигался фрагмент чудесной избушки со снежным сугробом на крыше, светилось розово-желтое окно с четко прорисованными филенчатыми рамами. Даже мне иногда хотелось попасть внутрь. Не говоря уже о мелком Мике, он мог любоваться часами, встраивал декорации в игры, страшно гордился своими картинками и водил гостей на экскурсии.

Увы, для меня Сергей стараться не стал, лишь изобразил на кухонном окне кружевную занавеску с фестончиками и отчего-то не мог смотреть на результат без омерзения. Был бы кузен Сергей другим человеком, то давно пустил бы талант в дело, и «новые русские» стояли в очереди на прием к декоратору. Но Сережа был самим собой, оттого уникальный дар оставался под спудом.

Однако, в две нужные квартиры мы проникли, используя зарытый талант кузена. (По основной професии, кстати, Сергей числился учителем географии, просто не знаю, как он преподавал в школе, и почему дети не съели его с кашей, такие учителя живут недолго.)

«Не надобен ли декоратор? Почти задаром, мастер умирает с голоду, посмотрите на образчики…» – цыганские тексты, лихо произносимые мною, открыли Сергею дорогу внутрь двух квартир. И кое-что он там тягомотно мастерил, долго и с отвращением, заодно и посматривал.

Однако к моей знакомой Элине Добровольской в бывшую родную квартиру прорваться таким образом было невозможно. Даже Сергей согласился с очевидным и склонился на светский визит к девушке Эле. Только поскрипел зубами, когда я предположила, что дальнейшее общение с хозяйкой он может осуществлять сам. Итак, визит к Эле Добровольской удачно запланировался на недалекое будущее. С ней у нас уже состоялся разговор, о чем я Сергею не сообщала из осторожности.

Уладивши все реальные и мнимые сложности, мы с кузеном вышли на волю, забрали Мику из сада и совершили прогулку по окрестностям, в рамках которой поужинали в «Русском бистро» к восторгу Мики и к явному неодобрению Сергея. Ему бы пришлись по душе патриархальные радости – ужин из трех блюд с домашними соленьями, компотом и хлопотами хозяйки вокруг стола. Далее мы проводили Сергея по зеленой дорожке до метро, а сами направились на стадион, поджидать большого собачьего сбора, к чему кузен Сережа отнюдь не стремился, поскольку собак он сызмальства опасался, ожидая от них коварства и агрессии.