Княжий сын. Отцовские долги

– А, – я на секунду задумался. – Знаешь, я спросить хотел. Как так вышло, что здесь, в Киеве есть целая община христиан? У нас дома их совсем немного, держаться они привыкли порознь друг от друга, и пусть их обычно и не обижают, но все равно не любят. Есть только одно место, где христиане живут все вместе, но это монастырь.

– Ты о Николо-Одринской обители? – спросил священник.

– Да, – кивнул я.

– Хотел бы я там побывать, – поп вздохнул. – Говорят, что ее охраняют множество святых воинов, а внутри есть библиотеки, полные книг, причем некоторые из них написаны еще до Последней Войны.

– Это правда.

– А ты откуда знаешь? – удивился священник. – Неужели тебе приходилось бывать там? И тебя впустили внутрь? Расскажи!

– Да. Тот воин, что крестил меня, Игнат, он был родом из селения, расположенного у монастыря. Мы принесли им щедрые дары, купили красок для икон, чернила, еще чего-то, а потом отец-настоятель разговаривал со мной. Он долго расспрашивал меня о том, что я знаю о мире, а потом рассказал такие вещи, что перевернули для меня всю картину.

– Ты про великую державу, которой была Россия до Последней войны? – спросил священник.

– Да. Но больше о том, что с Последней Войны прошло не пятьдесят лет, а больше двухсот пятидесяти. Я никогда об этом не задумывался, но, когда об этом узнал, все стало логичнее. Проще.

– И что же было потом? – спросил священник.

– Мы прожили в деревне при монастыре всю зиму и весеннюю распутицу. Все это время нас учили разным вещам. Ты даже не представляешь, сколько книг хранится в стенах обители. И всей жизни не хватит, чтобы прочесть их все. А их главный храм… Я никогда не видел здания красивее: белый камень, черные купола, золотые кресты… А внутри…

– Теперь мне еще сильнее хочется отправиться туда, – грустно улыбнулся священник. – Жаль только, что я единственный священник здесь, и оставлять свою паству мне нельзя.

– Если честно, я думал, что ты сам оттуда, – пожал я плечами. – Мне говорили, что иногда люди из обители отправляются путешествовать по миру и проповедовать истинную веру.

– Так и есть, – кивнул поп и принялся рассказывать. – Только ты ошибся в том, что не я отправился проповедовать, а мне проповедовали. Когда-то меня вела дорога приключений, я был наемником. Звали меня Иваном Дятлом, а состоял в отряде Геннадия Холеры. Ватага наша несильно от банды отличалась, в узде нас держать мог только нас атаман. Крут он был, тремя десятками отморозков командовать. Но и его удача кончилась: взяли мы заказ шайку разбойников отвадить от одной деревни, да их в два раза больше почти оказалось. Перебили, конечно всех, но почти весь отряд полег. И я на том поле остался бы, если б не брат Сергей.

– Монах спас тебя? – спросил я, хоть и понимал, что ответ на этот вопрос очевиден.

– Спас, да. Выходил. На самом деле Ванька Дятел умер на том поле, а вместо него родился уже совсем другой человек – брат Илья. Я решил, что за оружие больше не возьмусь, не нужно оно мне. Решил новую жизнь начать, праведную. Брат Сергей научил меня, как правильно жить, а потом привел в эту общину. Общими силами мы церковь сладили, год вместе работали, он меня учил, как обряды совершаться должны, и что и как должен священник делать. А потом ушел дальше слово Божие нести. А я вот остался.

– Хорошо, – кивнул я. – Спасибо тебе, отче. И за исповедь, и за книгу, и за доброе слово.

– Тебе спасибо, – ответил он. – Ступай и впредь не греши.

Я двинулся наружу из церкви, вышел на улицу, под яркое летнее солнышко и отправился на подворье Николая. Настроение на удивление стало лучше, я действительно чувствовал себя, будто избавился от какого-то тяжелого груза, давящего на плечи.

Только напутствие священника немного смущало меня. Легко сказать, “ступай и впредь не греши”, другое дело, что так или иначе остаться праведником у меня не выйдет. И дело даже не в соблазнах, их при определенной доле силы воли можно избегать или отказываться, так же, как я последние несколько дней отказывался от близости с Людкой. Просто дорога, на которую я ступил оказалась очень уж кровавой. Это был путь воина, и нельзя пройти по нему и остаться с чистыми руками.

Глава 7

Союз Торговых Городов. Киев. Середина лета 2224-го года от Рождества Христова.

Остаток вечера я провел в компании боярича Никиты. В город мы выходить не стали, чтобы лишний раз не отсвечивать, остались на подворье Николая. Взяли на кухне еще два больших жбана пива, попросили сготовить чего-нибудь повкуснее и помясистее, да оккупировали столовую.

Долго болтали на разные темы. Боярич рассказывал про свое детство, проведенное в боярской усадьбе среди слуг, я в ответ вспоминал про свое. Забавы у нас были совсем разные: если в Васильевском селе мы занимались всякой ерундой вроде кражи яблок из соседского сада, драк с такой же сельской молодежью стенка на стенку, да забрасыванием друг друга навозом и грязью, то Никита посвятил множество часов охоте, тренировочным поединкам, да прочим занятиям, которыми пристало заниматься благородному человеку.

Например, он лет с семи вместе с отцом ездил в принадлежавшую им деревню: посмотреть, как идут дела у крестьян, назначить и собрать положенную дань, а иногда помочь с чем-то, например, если в окрестностях села завелись волки, или если вдруг там видели разбойников.

Теперь я начал понимать, откуда у Никиты такой жесткий характер. С самого раннего детства парня приучали к тому, что он вырастет и станет боярином. Что его дело – воевать, управлять своим наделом, и подчиняться только собственному князю.

Но для меня все еще оставалось загадкой, откуда в нем столько жестокости. Все-таки эта история с привязанным к дереву стражником с выпущенными наружу кишками никак не давала мне покоя. Однако под доброе пиво и хорошую мясную закуску разговор шел легко, так что с первого взгляда и нельзя было сказать, что этот совсем молодой парень на такое способен.

Сыграли пару партий в кости, которые у боярича оказались с собой, и которые он очень любил. Один раз выиграл я, дважды Никита, а потом одна из костяшек куда-то закатилась, и мы долго ползали по полу и искали ее, чем весьма напугали слуг купца, решивших, что мы вдруг помешались.

Потом пришли боярин Лука с купцом, который ходил расспрашивать людей и проверять истории наших новиков. Все у них сходилось: Михал действительно был охранником каравана, Владислав учился у одного из купцов торговому делу и сбежал, после того как кто-то подослал к нему убийц, а про Савву и так все было ясно. Только о Лехе с Богданом никто ничего не знал, но глупо была рассчитывать, что кто-то сможет о них что-нибудь рассказать. Кому эти деревенщины нужны-то в самом деле?

Николай по случаю нашего отъезда расщедрился и приказал слугам принести из погреба два кувшина вина, по его словам, как раз молдавского. Вино было густое, красное и сладкое, ушло оно влет, тем более, что после жирного жареного мяса всем захотелось пить.

Вслед за первыми двумя кувшинами принесли еще один, который мы тоже быстро распили, а потом Николай потребовал принести пива и приказал кому-то из своей челяди срочно растопить баню.

Пива я уже не пил, ума мне на это хватило, в баню тоже не пошел, так как понимал, что это чревато продолжением пьянки. Кое-как добрался до выделенной мне комнаты, свалился на кровать и уснул.

Мне показалось, что с того момента, как моя голова коснулась подушки, прошла всего пара мгновений, а меня уже трясли за плечо. Чувствовал я себя, откровенно говоря, паршиво. Башка болела так, что казалось, будто по ней всю ночь били кузнечными молотами, пить хотелось неимоверно, а во рту словно устроили кошачью свадьбу. К тому же меня посетила совсем непривычная гостья – изжога. В груди будто натурально огонь горел.

Кое-как открыв глаза, я попытался рассмотреть сквозь мутную пелену, кто же это меня трясет. Больше всего мне хотелось послать разбудившего меня куда подальше, напиться холодной воды, да спать дальше, пока чертово похмелье не пройдет.

С большим трудом я сумел разглядеть выбритую голову с длинным чубом, и такие же длинные усы. Кое-как сморгнув стоявшую перед глазами пелену, я рассмотрел и остальные детали: пластинчатый доспех, кольчужные рукава, меч на поясе. Мысли двигались медленно, будто заржавевшие шестерни какого-нибудь механизма, но я сумел сложить два к двум и понял, что разбудил меня боярин Лука Филиппович.

– Вставай, Олег, пора, – сказал он и протянул мне что-то.

Кое-как сфокусировав глаза на предмете, который он мне пытался передать, я понял, что это большая крынка. С чем она, мне только предстояло узнать, но я надеялся, что не с вином. Впрочем, вряд ли в боярине проснулся шутник, и он решил разыграть меня таким образом.

Приподнявшись в постели, я схватил крынку обеими руками, понюхал, ощутив хлебный дух, и после этого присосался к краю и принялся жадно пить. Холодный квас, пролившись в пересохшую глотку буквально оживил меня, даже голова будто бы стала меньше болеть.

– Куда пора? – спросил я, до сих пор слабо соображая, что происходит. События прошлого дня вспоминались неохотно, будто воспоминания размыло бурным речным потоком. Только вместо воды в нем смешались пиво и вино.

– Тебе – к Григорию, к мэру, договор подписывать. – ответил Лука Филиппович. – Нам с Никитой на постоялый двор, дружину собирать и к выходу готовиться.

Точно. Мы же подобрали новиков, а, значит, пора подписывать договор с мэром и отправляться в путь. Сначала до Винницы, потом на границу с Молдавией. И как я в таком состоянии вообще собираюсь куда-то идти, и тем более садиться в седло?

– Чего сам-то будить пришел? – хрипло спросил я и снова приложился к кувшину.

– А то ты встал бы, если б я слуг прислал? – хитро прищурившись, спросил боярин. – Или послал бы их куда подальше?

– Справедливо, – кивнул я, признавая, что скорее всего поступил бы именно так, как говорил боярин.

– Что, Олег, плохо? – спросил тот.

– Плохо, – кивнул я.

– А это все потому что в баню вчера с нами не пошёл. Сходил бы, с потом весь хмель вышел бы, да и смыл бы его с себя. Когда очень пьян, спать ложиться нельзя, подождать надо, пока не протрезвеешь немного, прогуляться, воздухом подышать. Вот тогда и на утро просыпаться будет легче.

– Кто ж знал, что оно так выйдет, – пробормотал я и буквально влил в себя остатки кваса.

Стало легче, но головная боль никуда не делась. Больше всего мне хотелось залечь обратно в кровать, накрыться одеялом и не вылезать из-под него, пока похмелье не отступит, но времени на это не было. Никто не будет ждать, пока я переболею, Киев мы должны покинуть сегодня, и договор с мэром заключить надо как можно скорее. Только как я перед ним в таком виде покажусь?

– Так ты ж сам пил, – резонно возразил боярин. – Никто пиво и вино насильно в тебя не вливал.

– Да я как-то не напивался до такой степени ни разу, – ответил я.

Это было чистой правдой, раньше мое знакомство с алкоголем ограничивалось тремя, максимум четырьмя кружками пива под хорошую закуску. А вина так я вообще пил очень мало, причем слабых совсем, фруктовых.

– Ладно, встаю, встаю, – нашел я в себе силы откинуть одеяло. – В бане вода со вчерашнего осталась?

– Осталась, – кивнул боярин. – Прислать кого, чтобы помыться помогли?

– Людку пришли, – ответил я, а сам поднялся на ноги.

Мир качнулся в моих глазах, к горлу подступила тошнота, я и упал обратно на кровать. Кое-как все-таки заставил себя встать и, покачиваясь и хватаясь за стены, двинул на выход из комнаты. Спуск по лестнице оказался для меня настоящим подвигом, а с учетом того, что она была здесь очень крутая, чтобы легче было оборонять в случае чего. Это приключение не закончилось для меня падением только превеликим чудом.

На улице мне стало легче, хоть свежий воздух и ударил в голову не хуже кружки вина. Широким шагом я направился через двор в баню, которая, как оказалось, не успела еще до конца остыть, но не стал раздеваться и первым делом отправился к печи.

Открыл ее, выгреб изнутри несколько угольков, раскрошил их в руках, отправил в рот и принялся пережевывать. Средство это было верное, но лучше подходило для того, чтобы долго не пьянеть: уголь в желудке и кишках разбухнет и начнет впитывать алкоголь со страшной силой. Гораздо вернее, чем есть перед пьянкой масло.

Но и сейчас это должно было помочь. Еще можно было бы напиться отвара из солодки, пустырника, да валерианы, добавив туда немного хмелевых шишек, но времени на это у меня не было. Солнце уже давно встало, и я должен был как можно скорее оказаться у мэра.

Закончив пережевывать уголь, я схватил ковш, зачерпнул воды из одной из бочек, прополоскал рот и сплюнул почерневшую жидкость в угол комнаты. Повторил это еще раз, чтобы избавиться от тошнотворного запаха во рту, подумал, что надо бы перекусить перед тем куда-то идти. Но от мысли о еде мне становилось еще хуже.

– Что, Олег Кириллович, плохо? – спросила у меня Людка, вошедшая в баню вслед за мной.

– Нехорошо, это точно, – ответил я.

– Так еще бы, вино с пивом мешать, – хихикнула девушка. – Ну и лучше бы тебе вчера вместе со всеми в баню пойти. После нее и спалось бы легче, и проснулся бы бодрее.

Они что, сговорились что ли? Или это боярин ее надоумил меня подначивать. Хотя, зачем ему это, какие только глупости с похмелья в голову не лезут.

– На сон я не жалуюсь, – ответил я. – Помоги лучше, я помыться хочу, мне скоро по делу идти надо.

– Так конечно, – ответила девушка и подошла ближе.

В три руки мы кое-как избавили меня от одежды, сняли и повязки, которые прикрывали треснутые ребра. Оставили только лубки на сломанных пальцах, потому что они мыться особо не мешали. Главным было их при этом не мочить, потому что дерево могло разбухнуть и потерять форму.

А потом я растаял в ласковых Людкиных руках: она натирала меня с ног до головы щелоком, а потом смывала. Сама она, правда, осталась в рубахе, но так как та насквозь промокла, все выпуклости тела служанки становилось видно только лучше. Тело мое отреагировало соответственно, да и сама Людмила явно на это рассчитывала, но чувствовал я себя так плохо, что мне было не до горячего соития в остывшей бане.

Однако после помывки мне стало гораздо легче. Девушка растерла меня жестким полотенцем, помогла одеться, после чего я в благодарность поцеловал ее в щеку и отправился завтракать.

После похлебки из чечевицы с салом, которую я щедро запил квасом, мне стало уже совсем хорошо. Похмелье почти полностью отступило, осталось только небольшое головокружение, но на него уже можно было не обращать внимания. Так что можно было считать, что я привел себя в относительный порядок.

Только после этого я отправился на подворье киевского мэра. Поехал верхом, чтобы не месить грязь чистыми сапогами, забрав из конюшни того жеребца, что достался мне от убитого под Осколом боярина. Добрался достаточно быстро, но на подворье заезжать не стал, а спешился и повел коня в поводу. Мне много раз говорили, что заехать верхом в чей-нибудь двор – верный способ оскорбить хозяина, а портить отношения с местным главой мне совсем не хотелось.

Во дворе происходила такая же суета, как и вчера: слуги таскали мешки, короба и бочки с различным неизвестным мне содержимым, охранники наблюдали за этим с независимым видом. Один из них окликнул меня, спросил зачем я еду к мэру, а когда я ответил, что у меня назначена встреча, показал, куда можно привязать коня. Так я и поступил.

Снова войдя в терем и поднявшись на второй этаж, я постучался в уже знакомую дверь, дождался, пока мэр пригласит меня войти, и толкнул створку. В кабинете Григория ничего за день не изменилось, да и сам он все так же сидел за столом, нацепив на нос очки, и разбирался с какими-то бумагами. Увидев меня он, однако, тут же отложил лист бумаги в сторону.

– Садись, Олег, садись, – сказал он, кивнув на то же кресло напротив себя. – Что, собрали людей?

– Да, – кивнул я. – Пятерых новиков взяли, вместе с нами поедут. Их тех, что в охрану купеческую пытались устроиться, да не могли.

– Да знаю я, – махнул рукой Григорий. – Я про то, что в городе происходит, почти все стараюсь узнать. Мне рассказали, что Николай вчера ходил, расспрашивал про людей. Ты его попросил?

– Я, – признал я. – Нужно же узнать, правду они нам так рассказали или нет. А то мало ли, представляется человек охранником караванов, а сам на самом деле послух разбойничий. Пойдем мы куда-нибудь, а они на нас засаду устроят.

– Вашего отряда на любую разбойничью шайку хватит, – качнул головой мэр. – Поостерегутся разбойники с дружиной связываться, есть куда более безопасный способ заработать. Да и брать с вас нечего, товаров вы не возите.

– Как нечего, – удивился я. – Брони, оружие, лошадей тех же самых. Да и серебро какое-никакое у нас имеется, осталось еще. Мы, как в Киев приехали, распродались, а то барахла с собой возили, что не счесть. Пытались его еще раньше в Пяти Княжествах продать, да не смогли. Ну я рассказывал.

– Рассказывал, да. Ладно, раз пришел, пришло время нам с тобой договор подписать. Ты как, читать-писать умеешь, грамоте обучен?

– Умею, – кивнул я и, не удержавшись, немного похвастался. – По-русски и немного по-литовски и польски.

– Так ты польский знаешь? – удивился Григорий. – Где выучить умудрился?

– Да, там, – махнул я рукой. – Было время, удалось выучиться. Есть недалеко от Орла место одно, где мудрые живут, они-то меня и научили.

– Ты про монастырь что ли? – спросил Григорий.

И тут я удивился. Если мы, местные жители, даже не знали о существовании Николо-Одринской обители, то откуда о ней мог знать совершенно посторонний человек? Да еще и из другого государства. И ладно местный священник, его в православие окрестил один из братьев, но Григорий-то откуда? Он-то из тех, кто Красному Тельцу кланяется, я это по узорам на рубахе вижу.

– Откуда знаешь про монастырь? – удивился я.

– Я все знаю, – ответил мэр. – Даже то, что ты вчера в Крестную Слободу ходил, к попу.

А вот это было уже серьезно. Я вчера рассказал много лишнего священнику, о чем потом даже пожалел. Нет, конечно, на душе мне сначала стало легче, но потом, ближе к вечеру, в ней поселилось беспокойство. Мало ли, кто может его допросить. Люди наместника ведь тоже способны до него добраться. А там и о том, кто я, узнают, и о том, куда мы отправляемся нести службу.

– Да не рассказывал поп ничего, не волнуйся, – усмехнулся Григорий. – И не расскажет, об этом тоже можешь не беспокоиться. Мы пытались подступиться, но он отказывает, говорит, что для него тайна исповеди свята. А узнал я просто, отправил за тобой человека последить.

– А про монастырь? – спросил я.

– А с монастырем все совсем просто, – мэр снова улыбнулся, но на этот раз честно и открыто. – Торгуем мы с ними. Монастырь много чего полезного производит, да и им самим много чего надо. Так что ходят туда некоторые из наших купцов, нечасто, но ходят. Ты-то сам там как оказался?

– Меня наставник привел, – ответил я. – Старый воин отцовский, он родом из деревни при монастыре. Мы зимовали там.

– Понятно, – кивнул мэр. – Ну давай к делам перейдем.

Он открыл ящик стола и достал из него длинный рулон бумаги, развернул его, положил на стол, так, чтобы мне было видно. Края он подпер двумя красивыми фигурками, вырезанными из какого-то белого камня. Я не сильно разбирался в таких вещах, знал только гранит да мрамор, но ни на один из них этот материал не был похож.

– Стандартный договор на охрану торгового пути, – сказал Григорий. – Осталось только вписать твое имя, количество людей в отряде, да расписаться. Прочтешь?

– Прочту, пожалуй, – кивнул я и пододвинул договор к себе, после чего принялся разбирать убористый почерк.

Договор оказался именно такой, как и сказал мэр. В нем одна сторона, то есть мы, соглашалась заняться охраной торгового пути, принадлежавшего другой стороне, то есть Союзу Торговых Городов. Был прописал срок, на который заключалось соглашение: один год, ну и детально были прописаны суммы, которые нам обязывались выплатить за работу.

Еще было упомянуто то, что Союз Торговых Городов не несет никакой ответственности за травмы, полученные во время несения службы, и то, что если мы по какой-то причине окажемся неспособны охранять заставу, то договор будет расторгнут в одностороннем порядке, и никаких денег мы не получим.

– Вроде все нормально, – сказал я, после того, как закончил читать соглашение. – Теперь нужно пропуски заполнить, я так понимаю?

– Я сам заполню, – ответил мэр, снова открыл ящик стола, достал из него небольшой флакон, полный черной жидкости, и палочку, очень острую даже с вида. – Как тебя записать-то?

– Олег Кириллович, – ответил я.

– Хорошо, – кивнул Григорий. – Про то, что ты князь Орловский, писать, пожалуй, не будем, уж очень много проблем может случиться, если эта бумага в чужие руки попадет. И у тебя, и у нас.

Он обмакнул палочку в чернила и принялся аккуратно выводить мои имя-отчество на месте одного из пропусков в самом начале договора. Закончил, убрал палочку, чтобы не оставить на бумаге клякс, и спросил:

– Сколько у тебя в отряде человек?

– Сорок четыре, не включая меня, – ответил я. – То есть всего сорок пять.

– А бояр, тех, кому большая доля положена?

Я быстро пересчитал их в уме: Лука Филиппович, Никита Лукич, боярин Ян, да этот новенький, Владислав. Получается, что четыре человека. Конечно, неправильно будет то, что опытные воины боярина Луки получат столько же денег, сколько новики, приведенные стариками. С другой стороны, я все еще надеялся, что благодаря новым людям мне удастся развернуть на заставе какую-никакую хозяйственную деятельность. Или подработать на стороне, и уже из тех денег расплатиться со всеми остальными.

– Четверо, – ответил я.

– Тогда так, – мэр снова открыл ящик стола, достал из него счеты и принялся щелкать костяшками, одновременно считая вслух. – Пятеро по сорок гривен, это двести, да еще сорок по двадцать гривен, это восемьсот. Получается, что общая сумма, которую должна будет тебе выплатить казна через год, после того, как вы вернетесь в Киев… Это ровно тысяча гривен.

Пока он взялся за палочку и принялся вписывать получившуюся сумму в договор, я по-быстрому пересчитал гривны в рубли. Получилось, что нам выплатят три тысячи рублей за год службы. Сам я, конечно, из этой суммы получу только сто двадцать, остальное придется раздать воинам, но тем не менее, это все равно очень много.

Интересно, а сколько они платят наемникам во время войн, когда служба заключается не в сидении на укрепленной заставе, караулах, да периодических мелких стычках с разбойниками, а в полноценных боевых действиях? Сколько они заплатили отцу, чтобы он с ратью пришел в Одессу, сначала выбил из нее молдаван, а потом добрался до их столицы, взял и сжег ее?

Понятное дело, что князь Кирилл и на разграблении молдавских земель обогатился. Но сколько же именно он получил от местных купцов, когда согласился пойти к ним на помощь? Или, может быть, платили ему по-другому, не наличными деньгами, а заключением каких-нибудь соглашений? Например, обязались обеспечить беспошлинную торговлю, или какие-нибудь другие льготы? А то и вообще взяли у него военную помощь в долг, который потом возмещали товарами.

– Олег, слышишь меня? – спросил мэр, и тут я понял, что задумался и перестал его слушать. – Все в порядке?

– Да, извини, Григорий, задумался, – ответил я.

– О чем? – мэр вдруг посмотрел на меня заинтересованным взглядом поверх очков.

– Об отце, – ответил я. – О том, что вы ему предложили за помощь, когда Одессу молдаване взяли.

– А, – усмехнулся мэр. – И чего же надумал?

– Думаю, что какие-нибудь льготы налоговые? Торговлю беспошлинную?

– И это тоже, – вздохнул Григорий. – Торговаться князь Кирилл умел, ободрал он нас тогда, как липку. Тебе, кстати, не помешало бы и самому этому искусству поучиться. Мог бы ведь и из меня попытаться по паре лишних гривен на человека выбить.

– Я сейчас не в том положении, чтобы торговаться, и ты это прекрасно знаешь, – я усмехнулся. – Нам бы скорее из Киева уехать, к черту на рога.

– И то верно, – вздохнул Григорий. – Сейчас, я перенесу все из первого договора во второй, и можно будет подписывать.

– А зачем второй договор? – заинтересовался я.

– Так положено, – ответил мэр. – Один у нас хранится, второй у тебя, оба городской печатью скреплены. Ежели ты через год вернешься, а мы тебе платить откажемся, у тебя будет, чем свое право подтвердить.

– А вы откажетесь?

– Нет, конечно, зачем оно нам, – усмехнулся Григорий. – Просто положено так, порядок должен быть.

Он достал из ящика стола второй такой же рулон бумаги, развернул его и принялся писать, сверяясь с тем, соглашением, которое уже заполнил. Закончил, присыпал оба договора песком, помахал над ними кистью из какого-то странного меха, после чего повернул обе бумаги ко мне, придвинул чернильницу и палочку для письма.

Я внимательно перечитал обе бумаги, удостоверившись, что в них написано одно и то же, после чего взял палочку и расписался на обоих соглашениях. После этого Григорий сам расписался в каждом из договоров, достал из ящика стола печать, обмакнул ее в пропитанную чернилами тряпицу и поставил два оттиска.

– С договорами все, – протерев лоб, сказал он. – Сейчас подсохнут, и сможешь один забрать. Теперь еще кое-что нужно заполнить, чтобы тебя в Виннице приняли и фураж выдали, то тебе подорожная нужна.

Он снова запустил в ящик стола руку, вынул из него еще одну свернутую в рулон бумаженцию, развернул и снова взялся за письменные принадлежности. Обмакнул палочку в чернила и принялся писать.

– Значит, сим заявляю, что выдана подорожная Олегу Кирилловичу, который направляется на Ямпольскую заставу, для несения там пограничной службы, охраны дорог и земель. Про то, что тебе нужно оказывать всякую помощь и содействие, это уже здесь сказано. Теперь дальше… Ага. Выдать продуктов сроком на месяц на сорок пять человек и фуража на лошадей в количестве… – он поднял голову и посмотрел на меня. – Сколько у вас лошадей-то?

– Девяносто, – скромно потупился я. – По основной и заводной на каждого воина.

– Да, – Григорий почесал в голове. – Это, получается, что вы не службу нести будете там, вы весь остаток лета, да первую половину осени, пока тепло будет, станете траву косить, чтобы вам на зиму сена хватило.

– У нас лошадки татарские в основном, – пожал я плечами. – С бою взятые. Они и из-под снега травку копытить умеют. Но в чем-то ты прав, сено придется либо самим заготавливать, либо у местных покупать. Но что-нибудь придумаем, мы ведь и по Пяти Княжествам с таким же стадом кочевали. Прокормим как-нибудь.

– Ладно, фуражом мы вас обеспечим, – махнул рукой мэр. – Но уж сено вам придется самим добывать. Хотя на первый месяц, наверное, дадим, правда, не представляю, какой же обоз вам придется с собой от Винницы везти. Хорошо.

Он едва успел убрать палочку от бумаги, чтобы не оставить на ней жирную кляксу. Вытер стол какой-то тряпицей, и снова принялся писать, комментируя это вслух:

– Девяноста голов. Теперь расписаться и поставить печать.

Он оставил размашистую подпись почти на треть листа, после чего снова потыкал печатью в пропитанную чернилами тряпицу и оставил оттиск. Подождал с полминуты, пока жидкость впитается в бумагу, присыпал все песочком, который тут же стряхнул пуховкой.

– Держи, – сказал он. – Это покажешь стражникам на городских воротах в Виннице, тебя проводят к мэру. Он должен будет нагрузить чего, сколько нужно, снарядить обоз, который с вами уже до самого Ямполя пойдет.

– А потом нас едой снабжать как будут? – спросил я, но подорожную все-таки забрал.

Сам подумал о том, что неудобно нести будет. Надо бы какую-нибудь сумку купить для бумаг, или тубус. В монастыре многие рукописи из тех, что в книги не сшиты, прямо рулонами в тубусах и хранились. А у меня, вот, первые официальные документы появились, а положить их некуда. Это не кожа с боярской печатью, которую можно в седельную суму засунуть, и ничего с ней не случится, никуда выжженный знак не пропадет. Бумага – штука нежная, обращения требует особого. Я мамину-то книгу, хоть она и в обложке жесткой, деревянной, чуть ли не в десяток тряпиц заворачиваю, чтобы ничего не случилось.

– Обоз раз в месяц приходить будет, – ответил Григорий. – Ну ты ничего, не беспокойся, на заставах люди не голодают. Все с вами нормально будет. К тому же, вам еще и мост через Днестр охранять, а там река хорошая, рыбы, говорят, много. Сети рыболовные купи у местных, да лови, каждый день будешь свежей рыбой баловаться.

– Просто не работа, а какие-то развлечения сплошные, – я усмехнулся. – Рыбу лови, сено коси, в леса ходи охотиться, да у местных вино и фрукты покупай.

– Ты, главное, дозоры и караулы в порядке держи, а так все нормально будет, – кивнул мэр. – В свободное время, чем хочешь, можешь заниматься. А насчет вина – это ты правильно придумал. У меня есть тут, кувшинчик молдавского, не хочешь выпить по стаканчику за договор?

От мысли про вино мне сразу же стало дурно, даже тошнота, которая вроде бы окончательно ушла, снова подступила к горлу.

– Нет, Григорий, извини, – махнул я рукой. – Не обижайся, просто вчера с Николаем и остальными гуляли, перепил. Еле в себя сегодня пришел.

– Ну, раз так, то и я в одиночку пить не стану, – он убрал лишнюю бумагу обратно в ящик стола, снял с носа очки и положил в футляр, поднялся на ноги. – Ну пойдем тогда за людьми твоими, да на склады. Нужно же вас в дорогу едой снарядить.