Кощуна о женстве

Круг второй

                                                      И пришел Час предсказанный. Проснулся  Перун Сварожич.

И взлетел он в Небо широкое, вольное. Громом загремел грозный голос его.

                                                       И вспыхнул в Поднебесьи Свет.

                                                              И рухнули оковы Тьмы

                                                                          мразные,

                                                                          мрачные.

И бросились наутек темные боги, спасаясь от гнева Его. И бежали они в страны полуночные, страны темные и холодные.

                                                                     В страхе бежали.

                                                                            В ужасе.

Раскатился Перун по Небу. Любо ему вокруг посмотреть и себя показать. А по самому окоему Небесному гуляла Заря-Заряница, красная девица. Платом розовым лицо прикрывала, в широкие рукава звезды собирала.

                                                           Увидал ее Перун Сварожич.

И взыграло в нем ретивое его буйное неуемное, горячее. Стой, – говорит, – красная девица. Почто гуляешь одна, раскрасавица? Дай-кося приголублю тебя…

        Срашен показался Заре Зарянице Перун Сварожич. Громами грозными грохочет голос его. Тучами черными клубится борода его. Бури вешние ревут от дыхания его.

              Встрепетала красная девица. Кинулась прочь она от буяна, от охальника, да не тут-то было. Бурей налетел на нее Перун. Опрокинул девицу на небесный окоем – кровью девственной полнеба окрасилось. Ливнем хлынуло поперек Небосвода семя Перуново обильное жизненосное.

                                         Звездной дорогой белою залило Небо семя Его.

                                         Вешними ливнями теплыми пало на Землю семя Его.

И приняла Земля семя се в лоно свое. И расцвела на Земле

                                                                            Жизнь.

                                                Слава Тебе, Великий Перун, слава Тебе!

Слава Тебе, буйный Огонь, слава Тебе, острая Стрела, слава Тебе, добрый булатный Меч-кладенец, слава Вам, земные дары Перуновы.

***

                                                        Спорят за любовь Перуна Великого и жена его, Луна светлая, и Лада нежная, и Денница пылкая. А он, Перун Огненосный, и земными девами не брезгует.

                                                         То является им рыбой золото-перо.

                                                         То стучит в окно Финистом -

                                                                                           ясным соколом.

                                                         Даже малой красной ягодой

                                                         В девичьи уста попросится.

И рождаются округ молодцы-Перуничи, хоть бы рыбки той коровенке съесть вкупе с сучкой дворовою старою – лицо в лицо, голос в голос, волос в волос.

                                                         Рост идет у молодцев не по дням-часам,

                                                         Рост идет у деток по мгновеньицам:

                                                         Будто тесто на опаре поднимаются.

И такие растут, разумнички, и пригожие, и игривые –

невозможно сие и представить себе без горючих слез умилительных.

                                                         С малых лет, выходя на улицу для веселия распотешного, обрывают прохожим рученьки, отдирают проезжим ноженьки, разбивают встречникам головы,

                                                                         Ох, и весело!

                                                                         Ох, и радостно!

Мама родная умиляется, отче названный изумляется, люди градские разбегаются, лишь завидев на улице дитятко: голова крепка – кол на ней теши, мышца бранная – ей бы палицу,ей бы вязову в девяносто пуд.

Слободские дружина радешеньки сотоварищу новому веселому. А на всякие мозгвяные премудрости есть немощные старички-ведунки. У них же, у молодцев, така заповедь:

                                                                              Сила есть -

                                                                           Ума не надоть!

***

                                                                        Недосуг Перуну самому черных богов гонять.

Да и не смеют они ясным днем на белый свет носа высунуть. Попрятались. Бывает, конечно, выскочит меньшой Горыныч. Змеюка, так-это, головы в три. Шустрый. Увидит, что прикорнул Перун с устатку гуляльного на мягком облачке, – налетит, нашкодит, грады пожжет, ну и, естественно, царевну какую украдет. Не без этого.

                                                              Вот и идет Ваня, чей-нибудь там -

– то ли царский,

– то ли коровий,

– то ли просто сукин сын -

                                                                         вызволять.

                                                                      Дурак дураком.

Змея в порошок истолчет, девку зареванную к отцу сволочет, ну а там – честным пирком, да за свадебку. Не без того.

                                                                              А что?

                                                      Он, Ваня, хоть и дурак, а… умный!

Полцарства у девки в приданном, смекаете? Да хоть бы она с шестью Змеями спала!

                                                    Полуцарства на дороге не валяются.

                                                    Но велик змеюшник у Темной Горы.

Глянь – новое Чудище летит чуждое, чудовищное. И голов поболе, и норовом посерьезней.

Однако-же-ж и ему припас подарочек Перун Великий Огненосный.

                                                                             Сыночка.

                                                                Тоже не сахар, знаете.

Бежит мимо буй-тур. Ну и пусть себе бежит бычок, казалось бы. Тебе-то что за дело? А й нет! Захочет молодец силой почванится, ухватит молодец буй-тура за бочок ручкой левою, так полбока в руке и останется… Богатырь… Змея он, конечно, пришибет, но, знаете ли, и самому ему лучше бы вам не попадаться на узенькой дороженьке, если дороги вам руки-ноги, а особливо – голова.

                                                                             Впрочем…

И на широкой тоже лучше бы избежать свиданьица и с ним, Перуничем, и с иных прочих пресветлых милыми чадами любезными многими.

                                                                             И… они?

                                                                          А то как же!

Чем они хуже Перуна Великого Огненосного? Не отставать же, в самом деле, от братца старшего? Каждый тоже гой очень даже еси! Хоть бы и Ярилу взять -

                                                             Сколько их по градам бегает,

                                                         Белых волосом бравых молодцев!

А й Велес? Ох, и хват скотний бог… В любом обличье исхитряется спознаться с красной девицей. Чтоб ударить раскрасавицу крепким хоботом по стегну ее, обращаться и в Змея не брезгует. А после попробуй разберись, кто девицу попользовал? А после рожают разные там Марфы Всеславьевны всяких хоть бы и Вольхов Всеславьевичей.

– Почему Всеславьевичей? -

А как же их еще величать прикажете, если не по дедушке? Не Велесовичами же? Не пойман –

 не вор.

                                                  Особым даром одаряет сыночков скотний бог.

                                                                          Удивительным.

                                                         Кем похочет чадо, тем и перекинется:

                                                         Буйным туром может по степи скакать.

                                                         Серым волком рыскать по чащобушкам.

                                                         Сизым голубем стучаться в окна девичьи…

                                                                        Оборотень?!!

                                                                        Но-но, не замай!

Его оборотничество светлое. Это ведьмы поганые мерзкие к худу обертаются. Известно – бабы.

                                                                        Волос долог,

                                                                       Ум короток,

                                                                       Язык велик

                                                            Как не укоротить злобных бабьев?

Рыщут во мраке, ища – кого пожрати. А Вольха-богатырь тут как тут:

                                                              Накося, ведьмища, выкуси,

                                                              Да вкуси кулака молодецкого,

                                                                   Огня Перунова,

                                                                  Меча булатного.

А Ярилич? Этого, однако, на мякине и вовсе не проведешь. И без Перунова Цветочка

                                                         Аленького Купальского

под землей на три косых сажени видит. Не спрячешься. Не скроешься.

Черной кошкой обернувшись, следа не перебежишь.

Разведет Ярилич пламя жаркое и поставит три котла огромные:

                                                          Со водою котел со студеною,

                                                          Со водою котел со вареною,

                                                          В третьем варом молоко кипит.

Искупается молодец в тех трех котлах – ну, все, – держись сила нечистая и… чистая! Все желанья молодца исполняются. Ну-т-кось, где там Царь-девица Заря Заряница? У моря синего в золотой лодье?

                                                                         Жа-ла-ю!

Ну-т-кось, а й где тут Змей-злодей о двенадцать голов?

                                                                          Цып-цып-цып…

А то вздумает покуражиться, поласкаться с Ладой, белой лебедью. Высмотрит, куда прилетает Лада с роженицами, пригожими девицами, берегинями градскими покупаться, поиграться, на муравке поваляться, там в кустах и спрячется. Лада перья свои лебединые скинет, он их хвать, и в кусты бежать.

                                                             Ну а Ладе – куда ж ей деваться?

                                                                            Известное дело…

Или еще того хуже, повадится добрый молодец, гой-то очень даже еси – весь из себя прытью самцовой переполненный, Водяного Дедушку за бороду его зеленую таскать, войлочить: подавай, мол, мне младую русалочку маленькую нежненькую…

***

                                                                                                                   А вот Чуровы дети не такие. Нет.

Чуровы дети названные. Как стали дружины молодецкие не над коном бдеть, а за кон глядеть, как случились они Перуничи, трудно стало Чуру оберег держать.

                                                                       А надо.

Вот и ходит Чур по славянской Земле. Вот и ищет Чур честных и совестливых. Вот и выбирает Чур в дети названные бедою мученных, несчастьем пытанных, горем давленных, почем фунт лиха знающих.

                                             …и заходит в избу к бесталанной хворой сиротинушке калика перехожая. Сиротинушка же без движенья на печи лежит или сиднем сидит тридцать лет и три годика.

                                                         И дает калика сиротинушке

                                                         Испивати водицы колодезной,

                                                         Землею отеческой сдобренной.

И встают молодцы, дети Чуровы, в себе силу почуяв великую. И идут они на широкий двор поклониться солнышку ясному, поклониться матери-сырой Земле, поклониться матушке с батюшкой.

                                                         Отобьет три поклона детинушка

                                                         И захочет четвертым покланяться

                                                         Избавителю – отцу названному.

                                                         Глядь – калики-то уж и след простыл.

Дети Чуровы служат по совести. Берегут границы славянские. Не идут погулять, чтоб людей посмотреть, чтоб себя показать, выхваляючись. Нет от них никому утеснения, поругания и глумления.

                                                        Вспомните Илейку из Мурома.

Чур славы не ищет. Чур подношений не требует. Чуру Родина дорога.

***

                                                                                                     А ведь есть еще Зло Наибольшее. То ли Змей Кощный, то ли Кощей Змеевый, только известно, что бессмертен он во веки веков. Многажды был он побиваем и поражаем и в пыль рассыпаем,

                                                                                 а й нет!

– Глядь -

и снова живет Зло на Земле. И благоденствует, царствуя. И бесчинствует, благоденствуя. Снова и снова идут добрые молодцы дорогами неторными искоренять злом Зло.

                                                                             Око за око.

                                                                             Зуб за зуб.

Гибнут в неравных схватках на степных дорогах, пропадают в Борах дремучих, каменеют в горах поднебесных, тонут в глубоких морях, ибо отнюдь не каждому припасли высокие родители-покровители благие небесные и коня богатырского за заветными дверями, и меч-кладенец под заветным камнем. Скует им деревенский кузнец немудрящее оружие, и идут они во чисто поле пострадать за Землю родимую, матушку.

                                                                    …злом Зло искоренять?..

                                                                                     Да,

                                                                                 именно.

А ты умеешь иначе? Научи, сделай милость. Ну что же ты? Не я один жду. Молчишь… Э-эх, жизнь-индейка, судьба-копейка, где наша не пропадала!

                                                                      И идут молодцы на рать.

                                                                      И, идя, уговариваются:

                                                                     Чур, за други стоять.

                                                                     Чур, чужое не брать.

                                                                     Чур, не подличать.

                                                                             Бой! Бой!

                                                             И не мечены Чуром, а Чуричи.

                                                                                Бой!

Катится времечко не годами, столетьями, да не переводятся в славянских землях мальчики, коим дорога к подвигу скатертями выстлана шелковыми самобраными.

                                                                            Перуничи.

                                                                            Яриличи.

                                                                         Велесовичи.

                                                                        Стрибожичи.

И иные прочие, коих не к страде Подвига сердце их подвигло, а к почестям. Эти очертя голову в бой не кинутся. Им дорогу знать надобно до тонкости не под Кощеев меч волшебный ли, кованный, а к сундуку заветному, где Кощеева смерть обретается.

                                                                           Как узнать?

                                                                           Известно, как.

Есть в лесу избенка. Стоит, представьте себе, на курьих ногах. И живет в той избенке старушонка зловредная. Ведуны говорят – бабы лише нет. Непокорная бабка, скверная, бабьих мертвых богов волховальщица. Все-то она знат, все ведат, между нами, если будь сказано, знат тако, что волхвам и не снилося. Только вот избенка Ягиная – все согласно бают дружиннички – норовит стать к лесу передом, к молодцу задом…

                                                                             Ой ли?

                                                         Так ли это, добрый молодец?

Может, сам ты подбирался к той избеночке задами да огородами?.. Поглядеть?.. Присмотреться оглядчиво: какова она, страшна ль старушечка? А то потянешься к старушонкиной бороденке, а она как гаркнет: "Вот я тебя, стервеца!" И полетишь кверху тормашками повыше леса стоячего, пониже облака ходячего. Всяко бывает.

            Все как есть детинушка высмотрит, в избу Ягиную завалится, ног не вытерев и привета не сказавши. А на бабушкин вопрос: "Куда путь держишь, добрый молодец?", рыкнет во всю глотку молодецкую: "Ты что же это, карга старая, не напоив, не накормив, баньки не истопив, вопросы спрашиваешь?

           Наестся молодец, напьется, ну а потом и потешится. Ухватит бабушку за волосы: "А ну, отвечай, падаль дохлая, карга гнусная непотребная, где Кощеева смерть обретается?" И тычет кулачищем в лицо старое.

             Бабушке Яге и самой этот Кощей поперек горла встал. Леса жжет, людей калечит, зверье бессловесное палом палит.

                                                             А молодец орет:

"Ну, ты, карга нечистая, баба скверная, волхвица мерзкая, говори! Не то на лопату посажу, в печь запихну, как пирог изжарю в Огне Перуниче!"

                                         Но на Велесовича попасть и того хуже.

"И с чем же ты пришел, добрый молодец? – спрашивает Яга с тяжким вздохом. – Миром мириться, или боем биться?" "Не за тем добрый молодец идет, чтобы миром мириться, – отвечает Велесович заносчиво, – а за тем, чтобы биться с тобою, с вонючею каргою, с силою нечистою!"Вздыхает бабушка. "И чем же это я, старуха ветхая, тебе, добру молодцу, не угодила?"

А добрый молодец ее в колоду расщепленную руками – чтобы

                                                              Змеев не призвала.

А добрый молодец ее щипцами раскаленными за язык – чтобы

                                                              порчу не навела.

А добрый молодец ее плеткою ременной по бокам – чтобы знала, чтобы ведала науку – потеху молодецкую!

                   Опять же насчет красных девиц, полоняночек.

Коли добудет гой-еси молодец какую Елену, хоть бы и Премудрую, не спросясь, не сказавшись, лезет за наградой – лаской девичьей.

             Ласточкой взлетит бедная девица в поднебесье – соколом догонит, о-земь шмякнет, так не то что перья облетят, косточки в прах рассыплются.