Деревня Нура 3

Глава 2

Старушка стояла во дворе с каким-то странным веником.

– Здравствуйте, баба Дуся, – крикнула я ей. – Мама сказала, что вы меня звали. Или, может, она вас неправильно поняла?

Она махнула рукой, молчаливым жестом приглашая меня в свой дом.

В доме бабушки Дуси я никогда раньше не была. И меня очень удивило то, что он внутри сильно был похож на дом деда Мирона. Сладковатые запахи трав в доме стояли такие же, как и у деда. Повсюду пучки сухих трав висели в потолке. Даже стол дубовый с резными ножками казался таким же, только вместо дедовских табуреток стояли восемь одинаковых стульев с резными спинками. Невольно по телу пробежал холодок. Однако в доме было уютно, может от того, что на стенах висели иконы, как у многих деревенских жителей в их домах.

– Да ты не бойся, девонька, я не враг тебе, а наоборот, – вдруг сказала баба Дуся тихим хриплым голосом.

Услышав ее голос, я вздрогнула от неожиданности и растерялась, что не могла ничего ответить, как будто мое горло в эту минуту свело судорогой.

– Ты садись, садись, девонька, у нас с тобой одна цель.

Я хочу ответить, а вернее, спросить, – какая у нас ней цель? Но язык парализовано мычал. Нет, это был просто ступор от того, что баба Дуся разговаривала. Ведь она от рождения немая.

– Ты шибко не удивляйся и не бойся. Я не была от рождения немой. Меня с детства научили молчать даже тогда, когда хотелось кричать. Мирон не должен был знать, что я могу разговаривать. Иначе я бы с тобой сейчас здесь не сидела.

Она провела своей ладонью по моему лицу, похлопала своим странным веником по моим плечам, потом по спине и закончила обметанием моих ног, словно я ими занесла снег в ее избу. Потом оторвала листок от веника и залепила мое родимое пятно с левой стороны у виска. После ее ритуала страх и ступор отступили, сразу же почувствовалась защищенность, казалось, я зашла под надежный купол, вот он и защитит меня от всего плохого.

– Баба Дуся, ты тоже колдунья? – шепотом спросила я.

– Да как сказать тебе, детка. Колдун у нас дед Мирон, а я с детства научена, как от его колдовства оберегаться.

– Надо же, я родилась в этой деревне и ничего не знала, ни о вас, ни о деде Мироне. И только недавно ко мне в снах стала приходить Нура. Легенда, рассказываемая дедом, стала меня преследовать. Почему я? Возможно, вы знаете ответ?

– Так случилось, что ты единственная девочка из нашей деревни, которая родилась ровно в полночь. В полную луну, в год, когда дверь того мира открылась в нашу сторону.

– И что?

– Ты ведь уже знаешь, что тонула в детстве?

– Знаю, отец с мамой рассказали.

– То не их вина была, ты их не суди. Сила Нуры тебя потащила в омут, а дед вытащил, не потому что хотел просто спасти. Им нужна была ты. В новое полнолуние тебе исполнится восемнадцать, и Нура оживет в тебе.

– Как может Нура, женщина из легенды, как-то влиять на нашу жизнь, и почему она во мне должна ожить?

– Мирон сказал тебе правду, камень имеет магическую силу, в тот давний день он приворожил тебя и мать твою с отцом, да так, чтобы вы все друг от друга в один миг оказались далеко, а хотя все находились рядом. Ну, а камень подкинул в песок, там, где ты играла в тот день. Это был день перед полнолунием. Ты взяла камень в руки, вот силы и потянули тебя в воду. Так же, как и хлопца сейчас тянет к Мирону.

– Дед сказал, я утонула в тот день, как же я утонула? И еще сказал, что Нура в меня вдохнула жизнь, как такое может быть, если я сижу сейчас с вами разговариваю, я мыслю, я чувствую? Как такое возможно?

– Настало время, когда ты можешь оказаться по другую сторону двери.

– Это как? И какой двери?

– Я тебе расскажу то, что знаю, но против Мирона, только вместе мы с тобой сможем закрыть ту дверь, из которой Нура приходит в мир живых. Я знаю, твое сознание все отрицает. Но поверь, ты и правда утонула в тот день. Мирон не зря тебя держал в своем доме, пока солнце не сядет, и не пускал к тебе никого. Он ждал, когда дверь откроется, и Нура сможет в тебя вселиться. Но она не может до твоего совершеннолетия обрести полную силу. Поэтому все эти годы ты стоишь на черте между иным миром и земным.

– Получается, я не живая и не мертвая? Глупости все это.

– У тебя нет времени сомневаться и не верить. Если хочешь уйти в мир иной, тогда уходи сейчас же. Но если хочешь остаться, то делай, как я скажу.

– Мне дед сказал, что Надя тоже получила магическую силу, но…

Она не дала мне договорить.

– Если ты потеряешь девственность, тебя это не спасет. А наоборот ускорит твой уход за черту. Но Мирону тогда придется искать новую дитятку, а именно девочку, которая родится в полночь ровно в полную луну, до сих пор за это время таких детей больше не родилось в нашей деревне. А значит, неизвестно, когда такое может случится. Да и врет Мирон, не может Надя быть хранительницей, в их роду проклятье, наложенное бабкой Мирона. А покуда оно не снято, она даже помешать тебе ничем не может, а то, что Мирон ею крутит, я даже не сомневаюсь.

– Как это он ей крутит?

– Отдаляет ее от тебя, и чем дальше, тем лучше.

– Почему?

– Чтобы их же проклятье под ногами не валялось и не мешало.

– Так, а если Нура сейчас во мне живет или спит, не знаю, как это правильно назвать, куда она денется из меня, если со мной случится, то, что случилось с Надей?

– С тобой не случится, Мирон оберегает тебя хорошо.

– Каким образом?

– Глаз ведьмы сейчас на тебе, и Мирон все видит. А потому знает, когда к тебе приближается беда.

– Это какой такой глаз ведьмы на мне? Я читала, что так черную жемчужину называют, которая находится на дне в чаше.

– Не родимое пятно у тебя на лице, девонька, это и есть глаз ведьмы, подарок от Мирона ты получила в тот день, когда тонула, также как и все жители нашей деревни носят на себе глаз ведьмы.

– Мне раньше всегда наш дед Мирон казался очень хорошим дедом, даже больше всех любила его слушать, когда он рассказывал сказки.

– Темная сторона камня да привороты Мирона тянула тебя к себе больше, чем светлая. Но ты сейчас независимо от Мирона очень сильная. Поэтому ты можешь противостоять темной стороне.

– Объясни мне, баба Дуся, что это значит?

– Ты единственная из всех, кого я знала, не хочешь быть хранительницей чаши желания. Имея камень в своих руках ты до сих пор не воспользовалась им для себя, это значит, в тебе есть своя огромная сила. Твое нежелание посмотреть сквозь чашу в огонь, для Мирона, как свинцовая пуля в сердце.

– Просто я не хочу знать свое будущее.

– Да не будущее ты там увидишь, а сгорит в тебе светлая сила, и останется только темная. Вот тогда Мирон воспрянет.

– Он мне говорил, что между темной стороной и светлой только я сама могу выбирать. Как выберу, так и будет.

– Когда-то у Мирона был молодой помощник, он помогал ему во всем. А сам втайне от Мирона вел запись на старославянском языке, откуда он знал этот язык, врать не буду, не знаю. Так до своей старости он записал почти все рецепты Мирона. Но перед смертью стал Мирона бояться, и в один из дней исчез.

– Умер?

– Нет, не умер, в монастырь подался, там и хранил свой дневник.

– Так значит, свиток на самом деле существует?

– Мирон узнал и монаха не пощадил. Не пощадил он и свою единственную родственницу пять лет назад. Когда она у Мирона украла дневник монаха и отдала его Федору, нашему егерю.

– Так это правда, что дед их обоих убил?

– Да что ты, милая, зачем Мирону руки кровью пачкать. Он Федора в лесу повстречал, только глянул на него, и Федор вернул ему тот дневник, а родственница как блаженная стала. Она и застрелила Федора его же ружьем. А когда выстрелила, пришла в себя и увидела, что убила человека, так и свалилась без чувств там же, возле Федора. Всю ночь лил дождь, где она бродила в лесу, никто не скажет. Утром ее люди у озера увидели, вся грязная да как будто побитая. Что-то шептала себе под нос. Совсем умом тронулась. Поди разбери, что говорит, только в глазах ее я все прочитала. Наш председатель отвез тогда ее в городскую больницу. Мирона в то время в деревне не было. Вернулся он через неделю. Вот тогда ему и сказали, что родственница его больна безнадежно. Лечить Мирон ее не стал, а мне нельзя было, да и не смогла бы я ее поставить на ноги, сильное проклятье он на нее наложил, да поехал в город, там на могиле и закопал ее жизнь с покойником. За пару недель Нинка сгнила. Хоронить люди отказались ее.

– Почему?

– Она растворялась в гробу, с него аж текло тогда, вонь стояла страшная.

– А кто похоронил? Я вот помню, мы, детвора, всегда венки носили, если похороны у кого-то, а ее совсем не помню.

– Я похоронила с Мироном, да председатель помог.

– А почему вы милиции не сказали, что дед Мирон причастен к их смерти?

– Мирона в день убийства в деревне не было. У него стопроцентное алиби было, так следователь и сказал. А мне старой вовсе не поверили, ни во что. Тем более, с «немой» бабкой возиться никто не захотел.

– А почему вы претворяетесь немой, вас ведь действительно все считают такой, а на самом деле вы разговариваете? Неужели за столько лет вам не хотелось хоть кому-то словечко сказать?

– Так говорила, с тобой и разговаривала. Пока ты малая была, ты по губам моим читала. Потом, когда подрастать стала, Мирон стал часто заглядывать в свое зеркало. Вот и разговаривала с тобой в мыслях. А ты ж настырная, не веришь ни во что.

– Вы сейчас о чем говорите? Я такого совсем не помню.

– Да про то, как начну тебе говорить, слухай и запоминай. Так ты сразу все называла бредятиной, также, как и сейчас.

– Баба Дуся, все эти рецепты и свойства всех трав, что в моей башке, это от вас?

– От кого же еще? Думаешь, Мирон тебе расскажет, как быстрее оградить себя от его затеи, Нуру в тебе поднять?

– Так, дед Мирон наверняка глядел через камень и про вас думал, и уж точно знает, что вы не немая старушка.

– Если бы Мирон мог смотреть через камень, ему бы ты не нужна была. Не дано такого Мирону.

– Баба Дуся, вчера вечером я видела, как дед пил что-то, и прям на моих глазах молодел, а потом увидела его в облике моего друга, что это значит?

– Наверно сильно копошился своими глазенками в твоей голове. Раз сумел там раскопать твоего друга.

– А как мне Максима от деда отвязать? Он как будто сам не свой. С того самого момента, как он его за водой послал, в баню натаскать. А Максим не такой послушный парень, он огрызаться умеет. А тут молча взял ведра и пошел, как блаженный, воду таскать. И всю ночь тянуло к двери и говорил: «Дед Мирон зовет, помочь ему надо».

– Этот парень – твой оберег, помни это.

– Как это?

– Там, в поле, он глядел Нуре в глаза и остался сам собой. Значит, правильно мне мать говорила: «Тот, кто увидит глаза Нуры в гневе и останется в здравии. Тот и есть оберег».

– А я могу быть оберегом? Ведь я тоже видела ее глаза там, в поле?

– Нет, на тебя она не сможет так смотреть, ты ее продолжение.

– Как же спасти Макса от глаз деда Мирона?

– Вспоминай, я тебе про это говорила.

– Ох, вы столько наговорили, что и двух лет не хватит все это перевернуть в голове. Кстати, дед Мирон думает, что хворь Светы Калкиной я от его силы распознала.

– Вот и хорошо, пусть так и думает. Придешь сегодня ко мне, как солнце начнет садиться. А камень у деда забери обязательно. Хотя думаю, он тебе сам его отдаст, нельзя ему его сейчас в доме держать. Он для тьмы сейчас опасен.

– Боюсь, он теперь поймет, что я уже кое-что знаю?

– У него сейчас время тяжелое, он силы свои теряет. Не все знает, не все чувствует. Не всегда может слышать и видеть. Постарайся его на солнце выманить до полнолуния.

– Как? Я даже представить такое не могу.

– Только одним способом ты сможешь его вывести на улицу.

– Каким?

– Когда гости твои приедут, возьми своего друга, и пойдите к большому дубу, ровно в полдень там появляется солнце.

– Вы же нам в детстве говорили, что к дубу ходить нельзя? Там черта для всех – табу.

– Тебе можно.

– И что нам там делать?

– Ты просто пойди с ним туда.

Она мне сунула в руку мешочек, сказав:

– Если решишься все же пойти, надень на своего друга этот оберег, чтобы уберечь его от гнева Мирона.

– Это опасно?

– Для тебя нет, но кто знает, как скажется сила Мирона на хлопце?

– Теперь уточните? С каким хлопцем я должна туда пойти, с Максимом что ли?

– Да нет, с тем, кто в твое сердце достучался.

Я покраснела как рак, мне хотелось сказать: «Нету такого человека, который достучался». Но баба Дуся сама ответила:

– Я знаю, что ты гонишь все мысли о нем, но он уже глубоко сидит в твоем сердечке.

– Его нет здесь рядом, он сейчас очень далеко.

– Он уже в пути.

– Значит, он приедет на день рождения?

– Приедет.

– Баба Дуся, я не хочу, чтобы из-за меня рисковал человек.

– Если наденешь ему на шею этот оберег, то ему ничего не грозит. Это сильный защитный заговор против Мирона, он не сможет его сломать днем. Но к вечеру Мирон начнет с каждым часом становиться сильнее и сильнее, и в полночь до часу ночи Нура войдет в наш мир.

– Господи, как все сложно и страшно. Особенно знать, что я мертвая.

– Поэтому делай, как я скажу. И все будет хорошо, это последний раз, когда я смогу быть полезной.

– Разве до моего рождения, не было такой возможности все это прекратить?

– А до тебя все хотели иметь такую силу и быть хранителями камня. Все искушались на его черную магию. Все хотели иметь власть и иметь камень желания. Посиди тихонько минут десять, я отвар приготовлю для твоего хлопца, чтобы его перестало тянуть к Мирону.

– Ой, я, кажется, вспомнила, что надо сделать, чтобы сила не притягивала.

– Молодец, – улыбнулась баба Дуся. – Тогда ступай, а вечером приходи одна.

– Ответите мне еще на один вопрос?

– Спрашивай.

– Кто вы?

– Я светлая сторона камня, если говорить нашим деревенским языком.

– Значит, дед Мирон – темная ее сторона?

– Да.

– А почему темная сторона действует, а светлая допустила и допускает беду?

– Потому что камень не в моих руках. Сильнее тот, у кого хранится камень. А кому быть хранителем, выбирает Нура. Я тоже родилась, как и ты, в полную луну, а с темной стороны родился в полнолуние Мирон.

– Значит, любой, кто родится в полнолуние может стать хранителем?

– По сути – да, но не каждый выдержит, слишком большой соблазн перед желанием стать выше другого, богаче другого. За долгую мою жизнь ты первая, которая отказалась и вернула камень Мирону.

– А почему вы всю жизнь молчали?

– Да потому что хранителем стал Мирон, а не я после его бабки. Это впервые случилось за долгую жизнь в истории камня. Что Нура выбрала мальчика, а не девочку. Не может мальчик быть хранителем. С того времени все пошло не так. Камень всегда передавался четко, один срок хранит темная сторона, другой срок светлая. Поэтому моя мать боялась, что Мирон сживет меня со свету, вот и научила: что бы ни случилось, я должна была молчать, пока не наступят времена, когда в деревне найдется новый хранитель. Сейчас настало то время, когда наши силы с ним равны. Или мы закроем с тобой дверь, или Мирон ее откроет навсегда.

– Блин, ну бред же все это. Наша легенда, только теперь с плохим продолжением. Это сколько же вам лет с Мироном?

Баба Дуся только улыбнулась, и добавила.

– Много, а раз бред, говоришь. Тогда обязательно сходи к большому дубу. Там найдешь один ответ из всех, что задавала. А теперь ступай, мне еще много надо сделать, а сил у меня мало. Если все же осознаешь, что все это – не шутки, то вечером приходи, когда солнце будет садиться.

– Можно еще один вопрос задать?

– Да я итак знаю, чего хочешь спросить, хотя мне ты и не веришь, но вечером ты придешь. Так что ступай.

– Хм, ладно, проверим. Захочу ли я вообще во все это вмешиваться.

И баба Дуся опять меня удивила, замахала молча руками указывая на выход, она опять стала немой бабушкой.

На обратном пути я еще раз влезла на холм и посмотрела, как за время, которое я находилась у бабы Дуси, расположилась черта деревни. В полдень только один наш дом делился на две части, одна сторона дома находилась под солнцем, а другая была в тени. Вы сейчас не поверите. Сверху глядя на деревню, картограф бы запросто провел ровную линию солнечной и не солнечной стороны деревни, если бы не одно большое «НО» – это наш дом, он один стоял на этой ровной линии, который не дал бы провести черту ровно. Дом Нади и Светы все так же стояли под солнцем. Дом деда Мирона в полной тени.

Я не знаю, что бы все это значило, но после услышанного от бабы Дуси чутье подсказало, все это неспроста.

Мне сейчас интересно, как бы вы себя чувствовали, узнав, что вы не живой не мертвый человек?

Вот и мой разум не соглашался с такой гипотезой быть – никакой.

Проходя по улице, где жила Света, я заметила полностью распахнутую в дом дверь. Обычно в это время все двери в домах уже закрыты, чтобы не впускать жару в избу. Предчувствие о плохом отсутствовало, но я все же решила заглянуть к Свете.

Света сидела под деревом за круглым столом.

– Светик, привет! – крикнула я.

Она махнула мне рукой, из дома вышла баба Матрена и шустро шла мне на встречу.

– Аринушка, милая, спасибо тебе за внучку. Глазам не верим, сама захотела на улице посидеть, и покушала немного, как ты и сказала.

– Баба Матрена, мне-то за что спасибо? Это Светка ваша молодец.

– Ох, да что ж ты думаешь, мы сами не понимаем, кто ее на ноги поднял. Ты как в дом вошла, я уже заметила, как она улыбнулась. За весь почти год ни разу никому так не улыбнулась. А сегодня сама причесалась и ночную рубаху попросила помочь снять, и даже халатик сама смогла надеть, – отчитывалась баба Матрена, пока мы шли к Свете под яблоню, где в тени дерева у Калкиных стоял круглый стол.

– Привет, Аринка! – слабым голосом произнесла Света.

– О, ты меня радуешь сегодня, молодец. Не сочтите за наглость, можно у вас попросить чай?

– Да, конечно же, – и баба Матрена шустренько проследовала в дом.

– Ты откуда идешь? – спросила Света.

– Сказать, что ходила на почту, ты не поверишь. Поэтому скажу честно – к бабе Дусе ходила.

Света еще шире раскрыла свои глаза. И на ее лице сейчас кроме глаз как будто ничего другого и не было.

– К Лесничихе? – видно, не поверив своим ушам, переспросила она.

– Ага, к ней. Потом все расскажу, сейчас хочу спросить, дед Мирон к вам приходил хоть раз за весь год? Ну, я имею в виду, с того момента, как ты вернулась с города?

– Я не знаю, вернее, я мало что помню, – грустно ответила Света.

– Ох, Светка, какая же ты балда, так замучила себя. Но я не ругаю тебя, а очень хочу, чтобы ты восстановилась, да побыстрее. Кстати, сегодня попробуй добавить к бульону мякиш от хлеба, только не злоупотребляй, все начинаешь кушать так, как будто только родилась, каждый день прибавляешь что-нибудь новое и в малом количестве, от твердого пока воздержись. Только супчики и кашки.

– Аринка, ты ведь на училку учишься, а не на врача, может, ты не туда поступила?

– Сейчас я не знаю, что тебе ответить, но быть педагогом мне больше хочется, чем быть врачом.

– Аринушка, тебе чай с сахаром?

– Не-е, баба Матрена, с вареньем, если можно, – крикнула я ей в ответ.

– Ты знаешь, Аринка, сегодня смотрю на бабульку, на родителей, и как будто прозрела, что я, дура, делала? Они ведь за этот год постарели на лет десять, и все из-за меня.

– Сейчас ты об этом не думай, смотри на бабулю, какая она радостная, да она горы свернет сейчас от того, что у тебя появились желания. А главное, моя дорогая одноклассница, помни, ты нам всем нужна.

– Да прям, никому я не нужна, ко мне за столько времени ни разу никто не зашел просто так. Кроме любопытных бабусек, которые все хотят разузнать да сплетни по деревни мести.

– Прости меня, Светик, что приезжая домой на каникулы, я ни разу не зашла, честно, не знала, что ты в деревне. И если бы не тетя Таня со своими новостями, я бы о тебе до сих пор не знала, что ты дома. Хотя это меня ни капельку не оправдывает.

– Да я и не злюсь на тебя. Я слышала о вас с Надей, не верила, что вы больше не дружите.

– Она, как и ты, попав в беду, решила за всех, все сама. Я рада, что сегодня ты уже осознала, как ты нужна своим всем близким. Ну а Ваньке обязательно сама напиши письмо, уверена, он там от радости подвиг совершит.

– Конечно, напишу.

– И огромнейший привет от меня и моих родителей передай.

– Спасибо, Аринка.

– Баба Матрена, вы чай свой, поди, заколдовали, такой вкусный, а варенье у вас вкуснейшее, наверно, во всей деревне.

– Aринушка, я блинчики сегодня с утра пекла, может будешь с чаем-то?

– Блинчики обязательно буду, что-что, а от них я никогда не откажусь.

– Ой, я помню, как ты в школу таскала блины, – засмеялась Света.

– А ты, зараза, всегда в школе смеялась надо мной, а потом просила поделиться.

– Ну правда, так смешно было, как ты аккуратно вытаскивала из портфеля завернутые блины и баночку с намешенным в сметане вареньем и всякой фигней. Как будто что-то драгоценное в ней было. Ты ведь всех и научила в классе таскать в школу перекусы. Потом мы все в классе стали приходить с баночками, с дозочками, кулечками, мешочками.

– Да ладно тебе валить на меня такое.

– Вся деревня знает твою слабость к блинам, Аришка.

– Правда что ли?

– Если бы не Надюха, тебя бы родичи дома не находили. Ты не прошла бы мимо ни одного двора, если бы унюхала, что там есть блины, – смеялась Света. – Надька тебя все время тащила подальше от всех, как будто ревновала тебя.

– Не преувеличивай, хотя должна признать свою слабость к блинам. Вот интересно, сколько бы я их ни съела, они мне не надоели еще, все также люблю их. И даже если буду очень сытая, все равно хоть один блин в себя запихаю.

– А помнишь, как ты Юрку Севкина портфелем отдубасила по башке, он твои блины украл и съел. А ты кричала: «Гад такой, я даже не успела попробовать, а ты сожрал все!» Ох, как мы тогда ржали всем классом.

– Не смейся, мне за это давно уже стыдно. А он настоящий гад, ведь припомнил мне это, и на выпускной притащил с собой целую кучу блинов, сказав: «Должок вернул с процентами, съел два, принес ровно шестьдесят два». Я, наверно, краснее помидора там стояла посередине зала.

– На выпускном вечере ты была самая красивая из всех нас, и я лично не заметила, покраснела ты тогда или нет.

– А мне тогда казалось, что самая красивая была Надя.

– Да, платье у нее тоже было отпаданное. Ну, она всегда была высокомерной с нами всеми, поэтому все говорили, что самая красивая у нас была ты.

– Ты, Светка, тоже красивая на выпускном была, и вообще наш класс всегда выделялся в школе. У нас в классе некрасивых не было.

– Это точно, – с грустью в голосе сказала Света.

– Светка, я не знаю, о чем ты сейчас взгрустнула, только одно знаю: ты будешь очень счастливой барышней в нашей деревне. Так что не грусти, подруга, а давай выздоравливай.

– С тобой поговоришь и верить начинаешь в самое лучшее.

– Свет, ты только, пожалуйста, не хандри, и, если даже до дня моего рождения я не смогу к тебе заглянуть, это не значит, что ты мне больше не нужна. На дне рождения ты просто обязана быть, будешь самый почетный мой гость. Ведь я с нового года вынашиваю такую мысль, с одноклассниками встретить свое совершеннолетие. А в деревне вас раз, два и больше никого нет. Но если сумею вырваться, обязательно загляну, хотя бы на минутку, просто на тебя посмотреть.

– Договорились, готовься спокойно к своему дню рождения, я обещаю тебе, что обязательно приду, если сама не смогу, бабулю попрошу, чтобы она дядьку Василия попросила меня на своем тракторе к вам подвезти, – засмеялась опять Света. Бабушка Матрена только поглядывала на нас со стороны и улыбалась. Я чувствовала, что все у них теперь будет хорошо. Попрощавшись с ними, я пошла домой. Уже почти обед, мама наверняка сильно переживает, что меня так долго нет.

Так и было.

– Доченька, ну наконец-то, я места себе не находила, – взмахивая руками, говорила мама.

– Мам, все хорошо, я по дороге к Свете Калкиной зашла, с ней посидели, поболтали.

– Со Светой? Разве она может сидеть?

– Мам, не удивляйся, она, конечно же, очень слаба, но не мертвая. И жить будет долго и счастливо, просто ей не хватало пинка под зад, чтобы перестала думать о плохом.

– Ну, а что баба Дуся хотела?

– Да особо ничего не хотела, просто новые небылицы мне рассказывала.

– Не хочешь меня расстраивать?

– Правда, мам, она такое нарассказывала, что даже не знаю, как это переварить и с чем.

– Что, прям рассказывала?

– Ну да, рассказывала, причем очень хорошо и внятно.

– Дочь, ты точно не заболела? А то Света Калкина сидит и болтает, баба Дуся от рождения немая тоже рассказывает.

– Все хорошо, мамулечка, ты не переживай. А где Макс?

– Да как ты ушла, почти следом и побежал к деду Мирону, не смогла его удержать. Он здоровый-то мужик, хоть и худощавый, но жилистый. Черенком дверь подперла, так он его сломал, будто прутик был в руках, а не черенок. Да боязно мне с ним, с блаженным, спорить-то было.

– Ого, Максимка уже бушует. Ладно, пусть немного еще побудет там, пока я ему отворот приготовлю от деда Мирона.

– Да разве от нашего деда Мирона есть такой отворот?

– Баба Дуся подсказала, не уверена, что поможет, но попробовать надо. Мам, ты смотри, никому не говори про бабу Дусю, чтобы до деда Мирона не дошли сплетни.

– Да что ты, дочь, никому ничего не скажу. Я ведь понимаю, что, какая-то беда нас ждет.

– Мама, – я обняла ее. – Никакой беды не будет, беда была тогда, когда я утонула. А хуже этого ничего не может уже случиться.

– Но что-то меня беспокоит, особенно, как отец рассказал о том, что Нура за долгом приходила, каждую минуту боюсь, а вдруг заберет тебя?

– Ну как она может меня забрать?

– Ой, дочка. Бабушка наша пока жива была, рассказывала, что в нашей деревне не все так просто. То ли, проклятые мы все в ней, то ли заговоренные. Ведь никто не может уехать из нее, словно привязанные, а если кто и вырвется, все равно назад возвращается. Вот точно также, как и городской хлопец утром к деду бежал.