Вырла

– И ты себя, иностранный агент. Надеюсь, встретимся.

– Да куда вы денетесь, – комментировала зрительница – Синикка. Она и Аврора стояли на железных буквах «Б» и «З», составляющих надпись «БЕРЕНЬЗЕНЬ». Появилась баба Акка с пустой корзиной.

– Кипинатар тю-тю. Опять. Не кот, беда! Что ему плохо? Печенку ему сырую даю, рыбу! Блогеров смотрит на телефоне…

– Скучно ему, – предположила фермерша.

– Зато у нас отличная вырла! – Девочка пританцовывала. Страх и волнительное предвкушение собравшихся на вокзале людей ощущались ею во сто крат острее. Оттеночнее.

– У нас экспериментальная вырла, – усмехнулась мадам Ульёнен. – Мы идем в ногу со временем.

Ведьма грустила

– Где ж мой кот?!

***

Анфиса открыла глаза. Черепная коробка раскалывалась… Нет, УЖЕ раскололась на миллион маленьких черепков. Как глиняная плошка. Она помнила, что Владя Селижаров выскочил из леса перед машиной Рузского. Помнила, что пригожий силовик пошел с ним разбираться. И умер. Быстро. Владя ему горло перерезал.

– Я до папки твоего доберусь, – обещал маньяк трупу. – Сколько они, мрязи, народу загубили! Два два восемь, сука! Восемнадцатилетних сколько отправили за пару грамм гашиша на зону? Скольким висяки прикрутили? Экстремизм? Сколько они будущих инженеров, медиков в зэков превратили, а? Лично этот хер – сколько? Ради галочек, палочек, звездочек, медалек картонных, потому что нихера они не герои! Не офицеры! Не мужчины!

Пока он распинался, Анфиса кинула Короткому ключи от наручников, оставленные подполковником в бардачке. Выбралась из BMW и понеслась по дороге. С кабанами и лисами. Разделяя их животный ужас, безотчётно прижимая к сердцу книгу «Муми-тролль и комета». Чем труднее дышалось, тем сильнее хотелось жить. Стать кем-то. В детстве она верила, что уедет. Научится рисовать. Увидит мир. Солончак Уюни… Венецию. Мыс Доброй Надежды. Картины Сальв

а

дора Д

а

ли.

– Направо, – шепнул голос, похожий на папин. Анфиса послушалась, но… ее сшиб лось.

Она потеряла сознание.

– Благодари судьбу, что мимо шествовал я, – сказал Василий – кот. Он оседлал макушку дядьки, который, судя по стеклянному взгляду, пребывал в трансе. И вел транспортное средство. – Я тебя спас. Реквизировал нам машину и шофера.

– Ну нифига себе! – Девушка хрюкнула. Снова хрюкнула. Расхохоталась. – Не зря я кошек подкармливала!

– Не зря, – признал Кипинатар.

– Чем… займемся?

– Рванем в Монако. – Усатый босс потер лапы. – Мы более чем кредитоспособны. Наличность Селижоры, Рузского и Озимой при мне. Ты будешь играть в казино по моему методу, плюс инвестируем часть в стартапы. Умножим капитал и вложимся в перспективного политика-лоббиста в США. Республиканца, естественно. Умеренного. Оснуем государство на территории, скажем, острова Кокос! Создадим чистую сапиократию, анкап. Утопию! С ограниченным интеллектуальным цензом избирательным правом.

– Я ничего не поняла, но давай попробуем. – Анфиса любовалась рассветом. Сине-рыжим, зрелым, летним. Свойственным второй половине июля.

По небу летел мопед.

Эпикриз

– Феся, у меня Альцгеймер. Вчера я три с половиной часа пыжился вспомнить, как звали твою бабушку.

– Эрика, дед.

– РККА, по паспорту-то. Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Подруги у неё были – Инда, Индустриализация и Клароза. Мы предвоенные дети… Тогда ТАКОЕ творилось.

– Вы меня Феодосием нарекли. ТАКОЕ, дед, творится в головах. Желание выебнуться и соответствовать повесточке. Коммунистической, православной, неважно.

– Да я не спорю. Я тебе втолковываю, балбес, что я не человек уже почти. Овощ. Имя жены забыл! И ты со мной в подполье собрался?!

Тарас Богданович недоуменно наблюдал за внуком, мечущимся по его московской квартире. Сиделку Фёдор Михайлович запер в туалете, отняв телефон. Она орала. Орал телевизор. «Западные лидеры выразили коллективную озабоченность по поводу ареста лиц, аффилированных с лицами, контактировавших с рядом лиц, подозревающихся в спонсировании лица, близкого к лицам, признанным экстремистскими…» Орал Тореадор из оперы Бизе – «Votre toast, je peux vous le rendre…» Под этот аккомпанемент Теодор кидал в чемодан старческий скарб – термокальсоны 5 шт., шахматы, подарок Андрея Дмитриевича С., клей для вставной челюсти, сложенные ходунки и «Похождения бравого солдата Швейка» в канареечной обложке.

– Ты бы девушку лучше с собой взял любимую. Друга верного…

– И коня вороного. Дед! Ты паллиативный. Хули ты жалуешься? Неужели не охота умереть в движении, а не на тёплом толчке?

– Впрочем, – пожал плечами Тарас Богданович. – Меня так заебало! Вид из окна на сирень, с которой я прощаюсь по весне. Фотографии. Запах… Ты чуешь?

Психотерапевт принюхался.

– Чистящие средства. Тальк. Освежитель воздуха. И?

– Больницей, Феся, пахнет! Смертью. В моём доме, где раньше пахло пирогами, духами твоей бабушки и книгами. Да… умереть в движении – выход! Толстовский эндшпиль!

ФМ усадил ТБ на инвалидное кресло.

– А что у тебя с руками? Что вообще с тобой приключилось? – Академик только разглядел забинтованные пальцы внука, пропалены в его бородке и шрам на шее.

– Береньзень. Я расскажу. Потом.

Вошёл Никитка. Осунувшийся, беспокойный. Его двое суток допрашивали о Феде – где он? У кого может скрываться? Не давали есть, спать, принимать лекарства, что для ВИЧ-положительных не опасно, конечно, но психологически тяжело. Угрожали, расписывая в красках, как на зоне обитают «петухи». Он рыдал в три ручья, врал с три короба. Неплохой актёр. И, что гораздо большая редкость, человек.

С Никиткой был Бетал, которому досталось крепче – по почкам. Ему, экономисту, шили хищение в особо крупных. Бетала отмазал Егор, адвокат от Бога (или от Дьявола).

– Сносим вниз деда, и мистера Констриктора, – Федор Михайлович виновато улыбнулся друзьям. Если бы не история с Борзуновым…

Их бы по любому накрыло. Рано или поздно. С фаса или с тыла. От слепого пулемётчика не увернуться ни в какой позе. Спрятаться – лишь в могиле. Он и врагов, и нейтралов, и своих косит. Не потому что псих. Он – оператор адского механизма. Он врос в него, проржавел, стал алогизмом. Слепой железный чел – солдат отчизны. Зарядили, и стреляет черт-те чем. В каждую высунувшуюся башку. Зачем? Ради защиты. Везде ж угроза, экстремисты, содомиты… И куча иных гадов, неведомых лошку. Он – пулемётчик иже мент, укладывающий прикладом, приставляющий дуло к виску, потому что не надо! Не надо! Выёбываться гражданам стада. А надо повязывать ленточки и присягать флажку.

На парковке стоял ничейный Volkswagen Kombi с доверенностью на ФИО Ф.М. Погребничко, паспортом и правами вышеуказанного гражданина в бардачке. Геля раздобыла фургончик и документы через связи в эскорте и комитете в Госдуме по делам национальностей. Ей очень благоволили избранники кавказских народов…

Никитка, Бетал и Федя погрузили в кузов академика, аквариум с удавом.

На электро-самокате прикатил Марат. Он схуднул килограммов на двадцать, глаза впали. Его вдруг выкинули из ординатуры и аспирантуры. И призвали в армию.

– Тут месячный запас ривастигмина и нейропротекторов. – Он сунул Федору Михайловичу кулёк с препаратами для деда. – Вы шлите мне письма… в Заполярье.

– Бумажные? – Ангелина прыснула в кулачок. – Я напишу. Это мило. Дорогой Марат! К нам прилетели журавли…

– А из Индии дойдёт? – спросил Бетал. – У меня билет куплен.

– Валишь из сансары, дезертир? – хмыкнул Скорый.

– Я соблюдаю принцип ахимсы, ненасилия, отсутствия ненависти, друг мой. Здесь и сейчас он неприменим. Я не хочу из-за внешнего давления сойти с моего пути.

В небе над парковкой мерцали звёзды, еле-еле. Их гасила городская засветка. Неслышно поворачивались камеры, закреплённые на столбах забора. «Мини-саурончики» – как сказал о видеонаблюдении Олег. Тот самый тату-мастер, конспиролог, что набил Федору его «рукава» – пионы, масонские очи. Олег куда-то пропал…

От асфальта тянуло жаром.

– Страшно, – прошептала «АСМР-терапевт». – Мы ведь еще увидимся, мальчики?

– В Прекрасной России Будущего, – кивнул актёр.

– В Вальхалле, – усмехнулся академик.

– В мукти, – подтвердил экономист.

Бетал, Скорый, Геля и Никитка на разные лады пожелали семейству Тризны удачи. Федя сел за руль. Едва не сшиб верных друзей, газанув и сдав назад, «механикой» он пользоваться не привык.

– Мне от твоего профессора звонили, – сообщил Тарас Богданович, когда они, периодически тормозясь, выползли на бескрайнее, многополосное шоссе, и влились в поток.

– Чевизова? Стоп. Почему «от»?

– Умер он. Старенький… Однако, моложе меня. Коронавирус даром не прошел, легкие посыпались.

– Что передали ОТ него?

– Да, бред какой-то. Запись стихов. У меня на телефоне есть.

– Ты симку-то вынул?

– И в туалет смыл.

–