Нынче она будет моя – нынче или никогда… они хотят у меня ее вырвать – разве я даром три года думал об ней день и ночь – три года сожалений, надежд, недоспанных ночей, три года мучительных часов тоски глубокой, неизлечимой – и после этого я ее отдам без спору, и в ту самую минуту, когда я на краю блаженства – да как же это возможно!

(Пишет записку и складывает.)

Кажется, так оно удастся.

(Отворяет дверь и кличет)

Ванюшка!

(Входит молодой лакей в военной ливрее.)

Послушай! от твоего искусства теперь зависит жизнь моя…

Ванюшка.

Вы знаете, сударь, что я вам всеми силами рад служить.

Юрий.

Когда ты сделаешь, что я прикажу, то проси чего хочешь.

Ванюшка.

Слушаю-с.

Юрий.

Если же нет – ты погиб!

Ван<юшка>.

Слушаю-с.

Юрий.

Видишь эту записку – через час, никак не позже она должна быть в руках у княгини Лиговской.

(Александр показывается в другой двери.)

Ван<юшка>.

Помилуйте, сударь, да это самое пустое дело – я познакомился уж с ее горничною, – а у нас в пустой половине такие закоулки, что можно везде пройти днем так же безопасно, как ночью…

Юрий.

Я на тебя надеюсь – только смотри не позже как через час

(уходит).

Ван<юшка>.

Через пять минут, сударь…

(про себя)

мы с барином, видно, не промахи – четыре дни как здесь, а уж дела много сделали

(хочет идти).

Алек<сандр>

(подкрался сзади и схватывает его за руку).

Постой!

Ван<юшка>

(испуганный).

Что это вы, барин!

Алекс<андр>.

У тебя вот в этой руке записка…

Ванюшка.

Никак нет-с.

Алекс<андр>

(хочет взять).

А вот увидим.

Ван<юшка>.

Я закричу-с, ваш братец услышит!

Алекс<андр>

(в сторону).

Попробую другой способ!

(Ему)

Видишь вот этот кошелек, в нем 20 червонцев – они твои – если ты дашь мне ее прочесть – так, из любопытства.

Ван<юшка>.

Только никому сами не извольте сказывать.

Алекс<андр>.

Я буду молчалив, как могила

(высыпает деньги в руки).

Ван<юшка>.

А если изорвете, сударь, – так я скажу своему барину.

Алекс<андр>

(про себя).

Я умру, а не уступлю ему эту женщину!..

(Читает)

«Ваш муж всё знает… Я вас люблю больше всего на свете, вы меня любите, в этом я также уверен… Сегодня вечером в 12 часов я должен с вами говорить, будьте в этот час в большой зале пустой части дома; вы спуститесь по круглой лестнице и пройдете через коридор – если через 2 часа я не получу желаемого ответа, то иду к вашему мужу, заставляю его драться и, надеюсь, убью. В этом клянусь вам честию… ничто его не спасет в случае вашего отказа. – Выбирайте». А! искусно написано!..

Ван<юшка>.

Пожалуйте, сударь, записку, мне пора.

Алекс<андр>.

А если я ее изорву – говори, что ты хочешь за это – всё, что попросишь… тысячу – две?..

Ван<юшка>.

И миллиона не надобно-с.

Алекс<андр>.

Я тебя умоляю!..

Ванюш<ка>.

Вот видите, сударь – мне велено ее отнести и я отнесу; об том, чтоб ее не показывать, ничего не сказано, и я ее вам показал.

Алек<сандр>

(подумав).

Хорошо, отнеси ее.

(Слуга уходит.)

(Про себя)

Я все-таки найду средство им помешать.

Конец 3 акта

Действие четвертое

Сцена первая

(Большая заброшенная комната; развалившийся камин. С левой стороны виден коридор, освещенный в окна луной, в коридоре спускается лестница; направо две ступени и дверь, а в середине стеклянная дверь на балкон. Лунное освещение.)

Александр

(входит с правой стороны из двери и запирает их ключом. Он в широком плаще).

Хоть стар замок – а не скоро его сломаешь… и покуда я здесь царь!.. жалкая власть! жалкое удовольствие, украденное из рук судьбы… и горькое, как хлеб нищего – зато я по крайней мере, хотя против ее воли, но еще раз прижму ее к груди своей; мой огненный поцелуй, как печать, останется на устах ее – и она будет мучиться этой мыслию; оно так и следует: вместе были счастливы, вместе и страдать! В темноте под этим плащом она не скоро меня узнает! Может быть, даже вероятно, что мне удастся под чужим именем выманить два-три ласковые слова… О! какой ангел внушил мне эту мысль – бог, видимо, хочет вознаградить меня за 30-тилетние муки, за 30 лет жизни пустой и напрасной.

(Задумывается.)

Да, мне 30 лет…а что я сделал; зачем жил?.. говорят, что я эгоист; итак, я жил для себя?.. Нет… я во всем себе отказывал, вечно был молчаливой жертвой чужих прихотей, вечно боролся с своими страстями, не искал никаких наслаждений, был сам себе в тягость – даже зла никому умышленно не сделал… итак, я жил для других? – также нет… я никому не делал добра, боясь встретить неблагодарность, презирал глупцов, боялся умных, был далек от всех, не заботился ни о ком – один, всегда один, отверженный, как Каин – бог знает, за чье преступление – и потом один раз встретить что-то похожее на любовь – один только раз – и тут видеть, знать, что я обязан этим искусству, случаю, даже, может быть лишней чашке шоколаду, – наконец против воли предавшись чудному, сладкому чувству – потерять всё – и остаться опять одному с ядовитым сомнением в груди, с сомнением вечным, которому нет границы

(ходит взад и вперед).

Отчего я никогда не могу забыться? Отчего я читаю в душе своей, как в открытой книге? Отчего самые обыкновенные чувства у меня так мертвы? Отчего теперь в самую решительную минуту моей жизни сердце мое неподвижно, ум свеж, голова холодна… я, право кажется, мог бы теперь с любым глупцом говорить битый час о погоде, – видно, я так создан, видно, недостает какой-нибудь звучной струны в моем сердце… о! лучше бы уж я родился слеп, глух и нем… обо мне бы по крайней мере сожалели.

(Вера показывается на лестнице.)

Это она… так точно – теперь я должен призвать на помощь всю свою твердость.

Вера.

Его еще нет… темно, страшно… боже! как я могла решиться… но что ж делать, я его знаю – он сдержал бы свое обещание – у меня сердце бьется, как молоток – шорох, о, кто это… Юрий!..

Алекс<андр>

(берет ее за руку).

Это я!..

Вера.

Довольны ли вы… что может сделать женщина больше… но это дурно, дурно принудить меня таким средством.

Алекс<андр>.

Я также выбрал между жизнью и смертию.

Вера.

Решившись вам повиноваться, я решилась также вас забыть…

Алекс<андр>

(хочет ее обнять).

О, это женская хитрость.

Вера.

Нет… нет – я вам скажу также, что я люблю вас.

Алекс<андр>.

Меня одного?

Вера.

Одного, клянусь небом! Я могла заблуждаться – но теперь чувствую, что сердце мое никогда не изменялось.

(Алекс<андр> вздыхает.)

Однако несмотря на это мы должны расстаться навсегда… мне трудно так же, как и вам, об этом думать – но теперь мы будем благоразумнее, чем в минуту первой разлуки нашей – я уж не могу быть счастлива – но спокойствие для меня еще возможно – оставьте мне хоть это!..

Алекс<андр>.

У меня и этого не останется.

Вера.

Верьте мне, женщина благородная может на минуту забыть свой долг, но всегда приходит время, когда она чувствует, что должна возвратиться к нему – время это для меня настало – никакое искусство – никакие угрозы не поколеблют моей твердости. Юрий! – дайте мне руку, обещайте как другу, как женщине, которой постоянною мыслью были вы; обещайте никогда не покушаться оторвать какую бы то ни было женщину от ее обязанностей – это ужасно, Юрий! это иногда хуже убийства.

Алекс<андр>.

О, молю, один прощальный поцелуй.

Вера.

Нет, расстанемся друзьями – зачем такое испытание!

Алекс <андр>.

Я буду покорен во всем – только один поцелуй – ты непременно должна – непременно – один – только один – и потом пусть между нами обрушится вечность.

(Увлекает и целует ее – луч месячный упадает на его лицо, и она узнает… вскрикивает громко.)

Вера.

О! опять он – опять!

Алекс<андр>.

Я уж сказал тебе, опять и всегда – никто не займет моего места.

Вера.

Это обман неслыханный, – пусти, пусти мне руку… я к тебе чувствую отвращение!..

Алекс<андр>.

Знаю, знаю всё – но ты не уйдешь отсюда – и ты подумала, что я не останусь верен своей клятве… да, я здесь – а твой страстный любовник теперь сидит крепко за двумя замками… видишь эту дверь, за нею еще дверь… они обе заперты… он должен сломать замки… может быть, это ему и удастся… но тогда он увидит тебя в моих объятиях…

Вера.

Боже мой, боже мой! я должна была знать, что он на всё способен!

Алекс<андр>.

Ха, ха, ха – разве ты этого прежде не знала! разве год тому назад, когда ты в упоении страсти лежала в моих объятиях, когда твои поцелуи горели на губах моих, разве тогда еще я не предварял тебя? Разве я не говорил: Вера, ты любишь человека ужасного, который не имеет ничего святого, кроме тебя, и то пока он любим, человека с душой испорченной, который не боится ничего, потому что ничем не дорожит, – разве я не говорил: берегись, ты будешь раскаиваться… но ты не верила, ты улыбалась, ты думала, что я шучу – мне шутить в такие минуты! – ты думала, что я всё это говорил, чтоб показаться интересным, удивить тебя, что я, следуя моде, фанфарон порока и эгоисма, ты даже хотела меня уверить, что я почти ангел доброты… потому что тогда кровь волновалась в твоих жилах, тебе нужны были ласки, чьи-нибудь ласки, чья-нибудь нежность, покуда, на время, до появления другого достойнейшего… не дрожи, не поднимай глаза к небу… наказание упало тебе оттуда… ты не мученица добродетели, не жертва страсти и обмана… ты просто слабая, ветреная, непостоянная женщина… ты вздумала по прихоти своей располагать судьбою трех человек, одному назначила покорность, другому вздохи и признания, третьему, самому послушному, ты назначила мучения ревности, пытки презрения, муки любви отверженной, обманутой – и этот последний теперь мстит за себя.

Вера

(упадая на колени).

Не подходи, не подходи…

Алекс<андр>

(подымая ее за руку).

Встаньте, не унижайтесь, княгиня – до такой степени… после вашей надменности, это уж слишком смешно… На коленях, и перед кем? Одумайтесь – что это! страх! чего же вы боитесь? времена кинжалов прошли – разве я вам угрожаю?

Вера

(почти без чувств).

Я не переживу этого.

Алекс<андр>.

Через два года, Вера, назначаю тебе свидание где-нибудь на бале, на лице твоем будет играть улыбка, волосах будут блистать жемчуг и бриллианты, а в сердце воем будет пусто и светло…

(Слышен стук отломанного замка.)

Вера.

Это Юрий – он идет сюда.

Алекс<андр>.

Наконец!

(Вера хочет убежать.)

Постой!.. мне пришла мысль, – зачем оставлять дело неконченным – я хочу, ч�