Барон с улицы Вернон. Дуэт Олендорфа. Книга третья

Глава 5

НИАГАРА-ФОЛЛЗ; НАШИ ДНИ

Алекс уже допивал вторую бутылку пива сидя на диване посреди гаража, который служил ему домом. Время перевалило за полночь. Телевизор орал и надрывался. Алекса почти свалил с ног пьяный сон, когда в дверь заколотили.

– Идите к чертям! – не вставая с дивана посмотрел на двери Алекс.

В ответ заколотили ещё сильнее.

– Что за чёрт! – выругался Алекс и поднялся с дивана, – я у себя дома и делаю что хочу! – он встал напротив дверей и показал им средний палец.

Двери, словно в ответ с грохотом вылетели. В гараж зашли полицейские с оружием наготове.

– Мистер Гудвин? – зашёл последним седой офицер.

Он как-то по дежурному улыбался, поправляя очки и рассматривал бардак вокруг.

– Нехорошо, мистер Гудвин, – подошёл офицер к телевизору и выключил его.

– Ну ладно, откуда я знал, что мешаю соседям? Тут же нет окон! – развёл руками Алекс, – и ближайшие соседи только в соседнем квартале!

– Дело не в том, мистер Гудвин, – улыбнулся офицер, – боюсь, что Вам придётся проехать с нами.

Он глянул на Алекса не сводя улыбки с лица.

– В чём меня обвиняют? Я никуда не поеду! – закричал Алекс.

В ответ, один из полицейских ударил его прикладом по шее, а двое других скрутили Алексу руки нацепив на него наручники.

– Вы имеете право хранить молчание, – начал офицер, – на звонок адвокату, – офицер подумал, – хотя… сомневаюсь, что на сей раз он тебе поможет.

В полицейском участке было тихо. По крайней мере было тихо в той комнате где заперли Алекса. Он сидел за широким квадратным столом закрыв глаза и клял на чём свет стоит всех, кого подозревал и мог вспомнить. Алекс не мог понять одного: за что его вообще сюда приволокли и благодаря кому он сейчас в наручниках, в этой пустой комнате для допросов, и что у него будут спрашивать?

Напротив него было пустое место. Такой же стул, как тот на котором он сидел. Только пустой.

Алекс поймал себя на мысли, что всё вокруг ему кажется чёрно-белым, в каких-то серых тонах и решил, что ничего хорошего это не может предвещать.

Сколько прошло времени Алекс не помнил. Но едва открылись двери и вошёл, как он понял, тот кто его и заставил сюда притащить, Алекс хотел вскочить и задушить копа, но наручники были прикованы к столу.

– Не трудитесь, мистер Гудвин, – вежливо улыбнулся детектив присаживаясь напротив, – курите?

– Потерплю, – проворчал Алекс.

Детектив пожал плечами и снова улыбнулся.

– Сегодня вечером, на своём мотоцикле Вы чуть было не совершили наезд на пожилую мисс Паркл? Верно?

– Откуда мне знать кто была эта старая карга? – равнодушно отвернулся Алекс, – она перебегала дорогу в неположенном месте и я не успел затормозить и едва не разбил байк. Это я должен подавать на неё в суд! – он посмотрел на детектива.

– Возможно, – кивнул в ответ детектив, – но ведь Вы перевозили на нём партию героина? Под сиденьем, вспоминайте!

Детектив улыбнулся Алексу прищурив глаз.

– Это мне моё – мне подложили! – снова отвернулся Алекс.

– Ну конечно, а как же? Естественно! – рассмеялся детектив, – да и вообще, знаете, эти копы просто невыносимы!

Он открыл папку и нашёл нужную страницу дела.

– И ещё, в Вашем гараже… – детектив прокашлялся, – простите, в доме, около двух месяцев назад провела ночь Маргарет Ставински, которая сейчас беременная и утверждает что от Вас, – посмотрел на Алекса детектив.

– Что? – округлились глаза Алекса, он пристально, в недоумении глянул на детектива, – какая ещё Ставински? Не знаю я никакой Ставински!

– Уже знаете, – спокойно ответил ему детектив, – хотите сесть за изнасилование несовершеннолетней?

– Вот шалава, – выругался, посмотрев куда-то в сторону, Алекс.

– Вот видите? – улыбнулся детектив, – знаете! Ну так как? Хотите отправиться в тюрьму, или намерены ночевать у себя дома? Наезд на пешехода. Впрочем – не в первый раз. Торговля наркотиками. Но на этом Вас ловили ещё в школе. И девочка…

– Какая она девочка! – вскричал Алекс, – двадцатилетняя кобыла, которая переспала с половиной района!

Алекс рассмеялся.

– Что Вы мне тут пишите, детектив? Я не бандит и не уголовник! Люблю выпить и оторваться с девчонками. Ну шумный немного. Но с кем не бывает? Ну есть пара пакетов, чтобы самому нюхнуть. Но я же не езжу под кайфом по городу! Жить-то мне не надоело? Верно? А бабка эта, пусть на светофоре переходит, а не прыгает всем подряд под колёса!

– Ладно, ладно, – успокоил его детектив, – я же ведь спрашиваю Вашего желания, мистер Гудвин. Куда Вы хотите отправиться сегодня? Домой, или в тюрьму?

– Медведь что ли издох на водопаде? – пожал плечами Алекс посмотрев в сторону, – фараон спрашивает меня, хочу ли я в тюрьму или хочу домой после того, как навешал на меня все смертные грехи? Это что-то новенькое, сэр!

– Ничего нового, – продолжал смотреть на Алекса детектив, – если Вы хотите домой, то Вы честно ответите на все мои вопросы, мистер Гудвин. И отправитесь домой. Я могу Вам даже подарить эту шмару Ставински. Живите с ней сколько хотите, если конечно не боитесь венерических заболеваний. И хоть задавите эту старую дуру Паркл. Только потом привяжите её за ногу к своему байку и увезите куда подальше от города, потому что она уже достала всех нас своими кляузами. Ей осталось только Президенту писать! И нюхайте свой порошок хоть каждый день, если Вам надоело жить. Но Вы для этого ответите мне на несколько вопросов.

– Каких ещё вопросов? – удивился Алекс, – я ничего не знаю кроме пива, футбола и местных проституток. Ну, ещё знаю где героин на районе можно достать.

– Мне не нужен Ваш героин, – посмотрел на него детектив, – мы все Ваши точки знаем. И знаем даже те, о которых Вы и не догадываетесь. И все подпольные бордели, порностудии и проститутки-одиночки нам тоже известны.

– Тогда что Вы от меня хотите? Чего ради вообще Вы меня сюда приволокли? – растерялся Алекс, пытаясь показать детективу наручники, но те крепко удерживали его прикованным к столу.

– К Вам несколько лет назад приехал родственник из Британии. Это так? – спокойно спросил детектив.

– Ну так, – ещё больше округлились глаза у Алекса, когда он услышал вопрос, – а что он? Начудил чего-то? Да ну бросьте! Он нормальный мужик!

– Даже не сомневаюсь в этом! Можете не доказывать! Он абсолютно законопослушный гражданин! – ответил детектив и Алекс успокоился, – что Вы о нём знаете? – спросил детектив.

– Он ни причём к моему порошку, – ответил Алекс, – или он тоже приторговывает им?

– Нет, – покрутил головой детектив, – мы делаем свою работу и нам хотелось бы знать всё что возможно о человеке, который со своей семьёй недавно принял гражданство.

– А, вот оно что, – вздохнул облегчённо Алекс, – ну торгует мобилками, магазин у него свой, ремонтирует старую электронику неплохо. Мне вот недавно починил магнитофон старый, на двукассетник. Помните такие?

– Помню, – кивнул детектив, – это с которыми мы в школу на дискотеки ходили?

– Ну да! Из тех самых! – рассмеялся Алекс.

– Да, да, – усмехнулся детектив, – я свой на плече таскал, до того огромный он был! Все одноклассники завидовали. А когда его врубал, все соседи ругались и жаловались отцу. Он же гремел на весь район!

– Да ну вас! – улыбнулся Алекс, – никогда бы не подумал, что копы тоже были двинутыми на всю голову!

Детектив усмехнулся и вздохнул.

– Ну так что Ваш родственник? Говорите нормальный человек?

– Да с бабой живёт, – ответил Алекс и тут же осёкся, – но законно! Вы не подумайте! Её Мэри зовут, – он подумал, – Мэри Кравс. Эдакий гибрид домашней жены и монашки. Пацан у него первый класс заканчивает.

– А как зовут сына? – спросил детектив.

– Сид, – усмехнулся Алекс, – шустрый, быстрый, ходячие сто тысяч «почему?», не иначе.

– Нормальный ребёнок, – кивнул детектив, – Вы им продали свой дом?

– Да ну Вас! – улыбнулся Алекс, – он просил, чтобы я остался, не уходил. Заладил, что мол «Алекс! Оставайся! Пропадёшь ведь один! Я тебя в дело возьму!», – Алекс тяжело вздохнул, – только где он раньше был? Мне бы такого отца… Не могу я в том доме. Мне везде мерещится тень моего папочки, который ни дня не был трезвым и дубасил меня и руками и ногами, когда ему вправляли мозги на улице. А он отыгрывался на мне. И мама…

– Что мама? – кивнул детектив.

– А что мама? – отвернулся Алекс, – один раз уснула и не проснулась. А мне было пять лет. И я три дня просидел над ней, уже умершей. А папочка гулял где-то…

Алекс замолчал, потом посмотрел на детектива исподлобья и печально усмехнулся.

– Думаете, что я плохим стал потому что я плохой? В детстве я плакал над умирающими бабочками и без слёз не мог читать грустные стишки…

Алекс замолчал, посмотрел в потолок что-то вспоминая, потом вдруг глянул на детектива.

– Ладно, распустил я нюни! Старина Фред отличный малый! Не трогайте вы его. Он и себе, и людям. А в гараже мне даже лучше. Байк под боком, и соседи не ворчат, и кореша приходят чаще.

– Спасибо, мистер Гудвин, – вздохнул детектив, – не ругайтесь с ним и никому не говорите о нашей встрече.

– Да что я, дурак чтобы ругаться с человеком, который меня со дна вытащил? – усмехнулся Алекс, – без него я бы уже завонялся где-нибудь под забором! Смешные вы, копы! Лучше наручники с меня снимите. Не убью я тут никого.

Детектив кивнул Алексу и нажал на кнопку под столом, глядя куда-то в сторону.

– Мистер Гудвин может быть свободен.

Он снова посмотрел на Алекса.

– На выходе Вам дадут мою визитку. Сообщайте мне, будьте добры, обо всём что делает мистер Фред Гудвин. Я надеюсь на Ваше благоразумие.

Он помолчал.

– И ещё, мистер Гудвин, завязывайте с наркотиками. Они убивают. Медленно…

Детектив встал со стула, собрал бумаги и подойдя к выходу посмотрел на Алекса.

– Сейчас Вас освободят, – сказал он, – прошу Вас, не распространяйтесь о нашей встрече. Вы меня поняли?

– Да куда уж не понять, – ответил Алекс посмотрев на наручники, – а мне долго ждать?

– Подождите несколько минут, – ответил детектив, – у конвойных за дверями всё равно нет ключа от них, – и вышел.

Батт слышал весь разговор из соседней комнаты, через динамик. Сквозь тонированное стекло, замаскированное пластиком, можно было видеть Алекса в мрачном состоянии духа, сидящего за столом.

Вошёл детектив.

– Слышали, мистер Батт? – кивнул детектив на окно.

– Слышал, – кивнул детективу в ответ Батт, – Фред Гудвин… Фредерик Гудвин. И у него есть сын по имени Сид. То есть – Сидней. И если это тот самый Фредерик Гудвин, и тот самый Сидней Гудвин, то кого же тогда моряки похоронили в Галифаксе, в 1912-м году? Кто же умер в ту ночь на руках у Августы Гудвин?

Он, несколько раз усмехнувшись, кивнул детективу.

– Может всё-таки мы тогда ошиблись? – спросил детектив, – может там действительно похоронен русский мальчик Владимир Панула? Как тогда экспертиза показала, мальчик однозначно был родственником Гудвинов?

– Да ну бросьте, – махнул Батт, – экспертиза показала, что он вероятно родственник правнучатых племянников Августы Гудвин, Таллеров! Но не Гудвинов!

– Русский мальчик, родственник английской женщины? – переспросил детектив.

– Во-первых, он родственник шотландской женщины, – ответил Батт, – а во-вторых, английская семья это ничто иное как обыкновенный миф. Так было нужно, чтобы изгладить лишние национальные и религиозные следы во всей этой грязной истории.

– Грязной? – не понял детектив.

– Да, очень грязной, – ответил Батт, закуривая сигарету дрожащей рукой.

– Вы явно нервничаете, мистер Батт, – спросил у него детектив, – если мне копаться в этом всём грязном белье, то хотелось бы знать больше подробностей о том, какую вонь придётся понюхать.

– Англичане не любят вспоминать некоторые страницы своей истории, – ответил Батт, – Гудвины погибли очень не вовремя. В стране начиналась очередная религиозная возня между католиками и протестантами, сторонниками Билля о гомруле и его противниками. Которая, осмелюсь напомнить, завершилась гражданской войной и потерей Ирландии. И ирландцы напомнили англичанам о смерти своих на «Титанике». Мало кто говорил, что среди погибших в Третьем классе были и протестанты, и русские, и даже мусульмане. Много погибло и евреев. Ирландцы сказали, что англичане убили людей потому, что люди были католиками! Это сказали те, которые от «Титаника» были очень далеки, знали о происходившем в ту ночь не больше чем мы с вами знаем о погоде на Марсе сегодня, но очень хотели стать министрами и заседать в парламенте. А смерть семьи ещё и шотландских католиков, возможно никто и не заметил бы среди шотландцев. Но только если бы это не была семья, которую не пустили на другой пароход, на который они брали билеты! И на котором они несомненно доплыли бы до Америки! А не пустили их только по одной причине. По причине того, что они были теми самыми «второсортными подданными Его Величества», то есть католиками, а вовсе не потому что на пароходе не было угля, как потом объясняли в суде. И семье пришлось взять билеты на «Титаник». Но и там с ними поступили просто по-свински. Вот Вам и вся история. Поэтому, англичане и приложили максимум усилий, чтобы никто и никогда не узнал о том, что Гудвины, Сейджи, ещё куча погибший семей, англичанами не были. И сейчас, спроси даже у дальних потомков той семьи, если таковые найдутся, кто были их рдственники, Гудвины севшие на «Титаник», они без малейшего сомнения искренне ответят: «Простая английская семья!» Их даже не смутят гэльские имена детей Фредерика и Августы. Американцы просто в этом не разбираются, а британцам сейчас всё равно…

– Политическая целесообразность, другими словами? – спросил детектив внимательно выслушав Батта.

– Я бы не называл это политической целесообразностью, – ответил Батт, – любая политическая целесообразность есть ничто иное, как заметание следов обыкновенных уголовных преступлений. Но каждое преступление имеет не только классификацию, но ещё и конкретные имя и фамилию.

Батт посмотрел на окно, через которое было видно как Алекс безуспешно пытается снять с себя наручники.

– Как Вы думаете, – глянул Батт на детектива, – он доложит о случившемся своему родственнику?

– Естественно, – так же глянул на Алекса детектив, – именно поэтому я дважды попросил его не трепаться о нашем разговоре, – он улыбнулся, – по крайней мере мы будем знать реакцию мистера Гудвина.

– Вы этого называете мистером? – рассмеялся Батт глядя на безуспешные старания Алекса.

Наручники ещё сильнее сжимались, явно причиняя Алексу боль.

Батт не выдержал.

– Освободите Вы уже эту обезьяну! – нажал он на кнопку селектора.

В комнату за окном вошли двое полицейских, сняли с Алекса наручники и вытолкали его в коридор.

– Нет, – усмехнулся детектив, – мистер Гудвин, это упоминаемый им Фред, явно положительный парень воспитывающий сына и живущий с тихой и порядочной женщиной по имени Мэри. А что до Алекса, то вряд ли он дальше может нам быть интересен.

– Его прадедушка оказался порядочным негодяем, – обернулся к детективу Батт, – едва убедился в том что его брат со своей семьёй погиб, как сразу же прибрал к рукам дом в котором сейчас живёт тот самый Фред Гудвин со своим ребёнком и женщиной.

– А что дом? – посмотрел на Батта детектив.

– А дом был куплен Николой Теслой, на деньги Фредерика Гудвина. И обставлен за счёт Николы Теслы, – ответил Батт.

– Самого Николы Теслы? – удивился детектив, – Филадельфийский эксперимент?

– Да, – кивнул Батт, – мистер Гудвин был не так прост как кажется в истории «Титаника». Если бы он остался жив, то Филадельфийский эксперимент был бы успешным. Но только провели бы его не в 1942-м, а например в 1922 году.

Он подумал.

– И я вообще не понимаю, как, и самое главное зачем, эта семья оказалась в Третьем классе. Их место было рядом, по меньшей мере с каютой Эндрюса.

Глава 6

НЬЮ-ЙОРК; НАШИ ДНИ

ОФИС ЭДВАРДА ДЖОНА БАТТА

– Ну как успехи, доктор Карамышев? – встретил Батт Антона встав из-за стола и выйдя навстречу, приглашая его присесть, – чай? Кофе? По вашему выражению лица я вижу, что Вы обнаружили нечто сверхъестественное! Впрочем, как и всегда.

– Ну я бы не называл это сверхъестественным, – ответил присаживаясь Антон.

Он положил на колени дипломат и открыв его, выложил на стол толстую папку с бумагами.

– Что это? – указал взглядом на папку Батт.

– А это, – усмехнулся Антон, – одно адвокатское дело из архива. Точнее, это его копия. Начато оно было 20 апреля 1912 года тут, в Нью-Йорке. И как Вы и предполагали, его инициатором была Непотопляемая Молли Браун.

– Уже интересно, – подвинул стул и присел рядом Батт, – и что же в деле такого, что может нас заинтересовать?

– Да всё! – отставил дипломат и раскрыл папку Антон, – всё от начала до конца! И пожалуй, начну с самого простого, – заговорил он, выкладывая на стол по порядку копии архивных документов, – я не долго искал дело в архиве. Дольше читал и копировал материалы. На него, на это дело, не обращали внимания потому, что с «Титаником» оно хотя и связано мало-мальски, внимания в нём больше уделяется не крушению лайнера, а имущественным и семейным вопросам. То есть, на протяжении всех этих 106 лет дело даже не интересовало историков и может служит всего скорее учебным материалом для студентов, чем историческими документами для исследования.

Антон вздохнул, подвинул ближе к Батту дело и указал на первый лист.

– И так, 20 апреля 1912 года, на борту парохода «Карпатия» произошёл невероятный по тем временам случай. Как мы знаем, моряки «Карпатии» подняли на борт не только живых, но и несколько погибших пассажиров и матросов. Кроме того, на «Карпатии» умерли шестеро поднятых из воды пассажиров, ввиду сильного переохлаждения и обморожения. По прибытию в Нью-Йорк, больше внимания уделялось выжившим и покойными, лежавшими во льду, в трюме, занялись в последнюю очередь. Как свидетельствует капитан Артур Ростон, матрос Эндрю Купер обнаружил, что один из пассажиров, которого считали умершим, оказался живым. Попросту, свидетельствует уже указанный матрос, он увидел, что у этого пассажира из носа пошла кровь. Это был мальчик лет десяти. Из воды его вытащили не моряки «Карпатии», а шлюпка которой командовал офицер «Титаника» Гарольд Лоу. Ребёнок, тоже по понятным причинам, долгое время находился в лазарете на «Карпатии». На пароход его подняли без сознания и понятно, что его никто не смог зарегистрировать по имени. Это попытались сделать в лазарете, когда он на короткое время пришёл в себя. Но, через несколько минут он снова впал в бессознательное состояние. Судя по всему это был спинальный шок, как сказали бы сейчас. В наши дни его не определишь без специального оборудования, а в 1912 году это было и попросту невозможно сделать. Живых хоронили как умерших, но это другая история.

Антон подумал и продолжил.

– Очевидно парня сильно ударило чем-то, или об что-то, когда «Титаник» пошёл ко дну. В общем, без сознания он пробыл с 15 по 20 апреля 1912 года. Пять дней! Зрелище малоприятное… – подумал он.

– Продолжайте, – заинтересовался Батт, – об этой истории я никогда не слышал, хотя знаю практически все истории с «Титаника», даже обросшие слухами и сплетнями.

– Это не самое интересное, – улыбнулся Антон, – посетителями мальчика, во время его нахождения в лазарете на «Крпатии», были две дамы с одинаковой фамилией. Одна из них, это Маргарет Браун. А вот вторая, как Вы думаете, кто?

– Кто? – кивнул Батт.

– Эмили Браун, мать будущего известного исследователя катастрофы «Титаника», а тогда пассажира Третьего класса, Фрэнка Голдсмита. Достоверно известно, что маленький Фрэнк Голдсмит и маленький Гарольд Гудвин подружились на «Титанике» и были там друзьями «не-разлей-вода». Но это, так же совсем другая история… Имя мальчика тогда не было установлено по одной единственной причине. Он, даже тогда когда пришёл в себя, не то что не мог ходить, но и даже разговаривал с очень большим трудом, очень невнятно и несвязно. Больше бредил, как свидетельствует врач с «Карпатии».

– Ну, а почему врач не мог уточнить имя у Маргарет Браун, или той же Эмили Браун? – спросил Батт.

– Маргарет Браун вела учёт живых, но не мёртвых, – ответил Антон, – и очевидно, мальчика она попросту не успела записать. А Эмили Браун, смею предположить, спросить никто не догадался. Более семи сотен живых, которым нужна была помощь! Кому было дело до, как все считали, умершего мальчишки, которому вообще повезло что его вытащили из воды?

Антон подумал, перевернул несколько страниц и снова ткнул пальцем в лист бумаги.

– Это же самое наблюдалось в клинике доктора Соломона, куда определили мальчика после его обнаружения матросом Купером, – Антон снова перевернул пару листов и помолчав продолжил, – мальчика арестовала полиция.

– За что? – удивился Батт.

– За незаконное пересечение границы. Но я думаю, дело было гораздо проще. К тому времени мальчик уже назвал своё имя, но… – он помолчал, – объявившийся родственник, родной дядя, вдруг резко не признал своего живого и почти здорового племянника. Ну не признал и не признал! Но он, едва встретившись с мальчиком, сразу же уведомил полицию о том, что кто-то выдаёт себя за его погибшего родственника. Как Вы думаете, кто был дядя этого мальчика?

– Томас Гудвин? – усмехнулся Батт.

– Именно! – воскликнул Антон, – Томас Гудвин, родной брат Фредерика Гудвина!

– Ну теперь-то мы знаем почему это произошло, – кивнул, слегка улыбнувшись, Батт, – мистер Томас Гудвин был человеком среднего достатка, а тут ему подвернулось такое богатое наследство! И вдруг тебе, воскресший племянник!

– Ну копы тоже хороши, – сказал в ответ Антон, – конечно, они понимали, что дело очень деликатное, дядя явно хотел просто избавиться от мальчика и сделать так, чтобы паренёк больше не появлялся. Для этого мальчик должен был, как минимум, исчезнуть. Мальчишку заперли в камере со взрослыми. Понятно, что он должен был там погибнуть, но не по вине дяди, или полицейских, а скажем, виноваты были бы заключённые. Таким образом дядя избавился бы от племянника, а пару-тройку местных уголовников суд отправил бы на электрический стул. И неизвестно что было бы с ним, если бы в дело не вмешалась лично Маргарет Браун. Она успела, я бы сказал, более чем вовремя, устроила серьёзный разнос всему портовому отделению полиции и мальчика не просто освободили, а разместили в одном из лучших номеров отеля. Его дело вёл известный по тем временам адвокат. Один из лучших адвокатов! Оскар Грузенберг!

– Сам Грузенберг? – удивлённо глянул на Антона Батт, – мальчик оказался сыном министра, или может самого Президента США?

– Или бароном, – кивнул в ответ Антон, – дело на этом не заканчивается, мистер Батт. Именно Грузенберг забирает весь багаж семьи Гудвинов, следовавший пароходом «Нью-Йорк» из Саутгемптона. В Нью-Йорке багаж должен был получить Фредерик Джозеф Гудвин, но его забирает Грузенберг и передаёт мальчику. Если бы все Гудвины на «Титанике» погибли, то единственным наследником остался бы Томас Гудвин, родной брат Фредерика Гудвина. Но багаж получил девятилетний клиент Грузенберга, протеже Маргарет Браун. Так что, сомнений не остаётся мистер Батт. Гарольд Виктор Гудвин почти благополучно пережил гибель «Титаника», остался жив и добрался до Нью-Йорка.

– Вот так дела! – воскликнул Батт, – первая хорошая новость о семье Гудвинов за сто шесть лет! Продолжайте?

– То что в лазарете на «Карпатии» находился не безызвестный ребёнок, а Гарольд Гудвин, – продолжил Антон, – подтверждает ещё и то, – перевернул он ещё несколько листов дела, – что Оскар Грузенберг связывался с Эмили Браун в конце апреля 1912 года. Он забрал у неё некий саквояж, который передал своему маленькому клиенту в Нью-Йорке. Это тоже был саквояж принадлежавший семье Гудвинов.

– Грузенберг передал, а точнее сказать – вернул, мальчику все вещи Гудвинов, – кивнул Батт подумав, – какие ещё нужны подтверждения? Мне кажется, что Вы раскрыли ещё одну тайну «Титаника», мистер Карамышев.

– Да, с сыном Эмили Браун, которого мы знаем как Фрэнка Голдсмита, – согласился Антон, – Гарольд дружил, она сама проведывала мальчика на «Карпатии». Так что у них запросто могла оказаться любая вещь принадлежавшая Гарольду или его родителям, которая была Гарольду дорога после гибели всех родных на «Титанике». Это могло быть что угодно. От семейного альбома, до обычной детской игрушки. Трудно сказать, что было в том саквояже.

Батт подумал.

– Среди спасшихся детей «Титаника» остались двое сирот, совсем малыши, Эдмон и Михал Навратилы. Их отец, Мишель, усадил их в шлюпку, а сам остался. И погиб. Но Маргарет Браун занялась не их судьбой, а судьбой именно этого ребёнка. Как Вы думаете, доктор Карамышев, о чём это может говорить?

– Она была с ним знакома и раньше, – ответил Антон.

– Вот и я так думаю, – сказал Батт, – если она даже и не знала его до «Титаника», то он был близким человеком кого-то, кто был её близким другом. Ну, по крайней мере, хорошим знакомым. Иначе, у неё перед этим мальчиком не было бы никаких обязательств. А Виктор фон Готт, как видно из фотографий, с Непотопляемой Молли находился в дружеских отношениях.

Батт вздохнул.

– А что было дальше?

– Дальше? – усмехнулся Антон и перевернув страницу пододвинул дело ближе к Батту, – а дальше он был усыновлён. Его усыновила одна еврейская семья. Но усыновление имело одно условие на которое Гарольд согласился. Причины, как Вы понимаете, были сугубо религиозные, но это было не принятие иудаизма. Из полного имени мальчика должно было исчезнуть его первое имя, как не еврейское и языческое. А именно имя Гарольд… – Антон помолчал изменившись в лице, – его усыновила семья по фамилии фон Готт.

– То есть, – теперь изменился в лице Батт, – после апреля 1912 года, Гарольд Виктор Гудвин уже носил имя Виктор фон Готт… Как же я не догадался! Он вернулся на «Титаник» к самому себе!

– И наверняка он вернулся в прошлое не в апреле 1912 года, а гораздо раньше, – ответил Антон, – либо живёт перемещаясь между началом двух столетий. И трудно сказать, сколько раз он побывал на «Титанике».

– Да уж, – Батт согласился с Антоном, – он прибыл гораздо раньше 1912 года, это несомненно. Ордена Святого Станислава сами себе не цепляли в те времена, да и чин полковника присвоить самому себе было бы невозможно. Полковников в армиях тогда было ох как не много. Я бы, на его месте, в начале завёл необходимые знакомства, добился бы нужного положения, может даже изменил бы ход некоторых событий в нужном для себя направлении, так сказать устранил бы то и тех, кто мне мог бы помешать. И только потом бы, я снова сел на «Титаник». Это понятно, что ему нужно было хорошо подготовиться прежде чем рисковать, изменяя уже собственную судьбу.

– А почему бы ему просто не помочь своей семье, например сесть на тот же «Нью-Йорк»? Или сорвать отцу и матери переезд в Америку? – спросил Антон, – да вариантов много! Что может быть проще, чем похитить самого себя маленького и вернуть домой уже после отплытия «Титаника»?

Батт посмотрел на Антона и покачал головой.

– Вы плохо знаете людей того времени, друг мой! Да и вообще, Вы могли бы причинить боль своей матери? Нет? Вот и я о том же!

Батт подумал.

– На самом деле, мы не знаем что он уже изменил. И он ли это изменил. Может быть то, что мы считаем закономерными, или случайными событиями в нашей истории, как раз и есть изменённая история. И мы не знаем сколько путешественников во времени существует. Мы видим, как минимум, двоих. И мы не знаем что делает тот кто шпионит за фон Готтом. Он может собирать доказательства. А может, пытается мешать барону фон Готту.

Батт встал, подошёл к сейфу и достав фотографии разложил из перед Антоном.

– Что необычного на этих снимках? Да и что вообще можно сказать, кроме того о чём мы уже говорили? – спросил он у Антона.

– На первых изображены все члены семьи кроме Гарольда, – подумал Антон глядя на фотографии, – то есть их снимал сам Гарольд.

– Ну, – пожал плечами Батт, – мальчик увлекался фотографированием. Этим же болеют и современные дети, снимают на свои телефоны всё подряд.

– А на двенадцатой Гарольд снят со стороны, – сказал Антон.

– Да, и он знал что его снимают, – кивнул Батт, – это мог быть кто угодно из близких ему людей, предположим, что кто-то из старших братьев. Вряд ли бы он доверил дорогой фотоаппарат восьмилетнему Фрэнку.

Антон подумал и некоторое время рассматривал фотографии молча.

– Есть мысль, – сказал он.

– Озвучьте? – спросил Батт.

– Человек оставивший нам саквояж и снявший остальные фотографии, прекрасно знал Виктора фон Готта и маленького Гарольда. И он знал кого он снимает.

Антон посмотрел на Батта.

– У меня вопрос, мистер Батт.

– Да? – кивнул Батт в ответ.

– Ну спасти всю свою семью, возможно и было сложно, – сказал Антон, – из того что мы знаем, семья просто не смогла собраться вовремя вместе. Но почему он просто не взял и не посадил себя маленького в шлюпку? Что могло быть бы проще? Зачем ему заставлять себя снова и снова переживать ту страшную ночь?

– Очевидно, пережитое той ночью играет важную роль в его жизни, – ответил Батт, – и это элементарно, доктор Карамышев. Виктор фон Готт, военный, боевой офицер. А Гарольд, забитый недругами мальчик из церковного хора. Понимаете, почему для фон Готта важно, чтобы Гарольд сам пережил ту ночь?

– Нет, – покрутил головой Антон.

– Он знал что мальчику ничего не грозит. Знал, что мальчик выплывет и будет подобран шлюпкой, – Батт помолчал, посмотрев в сторону он подумал и снова глянул на Антона, – он тогда разучился бояться, мистер Карамышев. Виктор фон Готт родился не в Нью-Йорке. Он родился на тонущем «Титанике».

Батт снова помолчал, встал и прошёлся по кабинету.

– Молли Браун должна была сыграть в его жизни, или сыграла, очень важную роль. Трудно сказать какую, но то что он решил познакомить себя маленького с ней гораздо раньше, чем это произошло на самом деле, это очевидно. Ведь если бы не Молли Браун и Грузенберг, скорее всего Гарольд Гудвин попал бы в сиротский приют, или был бы отправлен назад в Британию, сломленным в той тюремной камере. А может быть, стал бы мальчиком какого-то бродячего уголовника и не вылазил бы из тюрем и каталажек. А может быть и погиб бы, прямо там, в порту, в камере.

Батт снова прошёлся и вернулся на место.

– Нет, мистер Карамышев. Он не один раз возвращался на «Титаник». Виктор фон Готт только начал свою работу и постепенно приближается к своей цели, внося в свою жизнь нужные ему коррективы. Это я так думаю. И ответы мы получим очень скоро.

– Вы тоже что-то нашли? – спросил Антон.

– Да, – кивнул Батт присаживаясь за стол, – в Ниагара-Фоллз живёт некто Фред Гудвин, владелец небольшого магазина и мастерской по ремонту старой электроники. У него есть маленький сын по имени… – посмотрел он на Антона, – угадаете как зовут сына?