«Леся, родная! Спасибо тебе за поддержку. Это очень важно для меня, особенно в такую непростую минуту. Рядом со мной никого не осталось, одни жадные рыла, которые только и думают, как бы нажиться на чужом горе.

Ночами я тоскую по тем временам, когда была «простой домохозяйкой из Серпухова», как окрестили меня журналисты. Правильно, наверно, говорят: кесарю кесарево. Управлять такой махиной, какой стал «Эпилог», мне явно не под силу. Бог видит, я и не стремилась к этому. Просто у меня была идея, была боль многих женщин, и однажды я решила не сидеть и размышлять, а встать, пойти и сделать. Что в этом плохого? И если ничего плохого нет, то почему же все так скверно обернулось?»

Горечью тянет от последних строк. Бедная Анька.

– Ну? – подпрыгивает Эмма в кресле, – что мы ей ответим?

Совместными усилиями, под обилие минералки и чая, создается нежное письмо. С нотками грусти, понимания и бергамота. Кажется, хмель еще не совсем выветрился.

Аня онлайн. Уведомление «Анна печатает» висит минут десять.

– Трактат она там пишет, что ли? – недовольно бубнит Эмма, не отводя глаз от экрана. – Мне в душ надо.

Наконец приходит ответ. Эмма вполголоса прочитывает его:

– Так… спасибо за теплые слова… ага, ага… очень важно, особенно в такой непростой момент… то, се… в своем письме ты обещаешь поддержку… Лесь, ты что, обещаешь ей поддержку? Ладно, что там дальше? Ну ничего себе! Читай!

Она сует экран.

«В своем письме ты обещаешь поддержку. Леся, я надеюсь, что это не пустые слова для тебя. Ведь сейчас именно тот момент, когда грех отказываться от помощи. Нас прессуют, вынуждают закрыться. Результаты последних проверок были подделаны, и нам выставили штрафов на 1,2 миллиона рублей. Нужно покрыть хотя бы треть от этой суммы, чтобы фонд продолжал существовать. Сегодня я обращаюсь ко всем, кто согласен помочь «Эпилогу», и к тебе лично, Леся! Нужно собрать деньги как можно скорее, важен каждый рубль! Ниже реквизиты для помощи…»

– Дочитала? – кричит Эмма из ванной. – Вот это развод! Грубо и напрямоту! Неужели кто-то ведется на такое?

Вот так былая дружба превращается в банальное вымогательство под слезливым соусом благотворительности. Эх, Анька, Анька, как же так?

– Лесь, ты что, думаешь, это Костомарова написала? Наивная! – насмехается Эмма. – Погляди внимательней, там же типовое письмо, только имя изменено. Кто-то с Анькиной страницы клянчит деньги у доверчивых граждан. Очевидно в, что все собранные средства пойдут этим воришкам прямиком в карман. Погашение штрафов, придумали же! Все, забудь и одевайся. В соседнем доме открыли кофейню, там такой бариста, м-м-м! Ну и кофе тоже неплохой.

Глава 36

«Привет, мои самые преданные зрители! С вами Павел Богатырь на канале «Зашибайка». Простите, что немного запустил канал. С моего последнего эфира много воды утекло. Напомню: он был посвящен результатам очередного голосования по поводу фонда «Эпилог».

Если честно, этот «Эпилог» лично мне немало крови попортил. Кто смотрел прошлое видео, тот знает, что я открыто высказался в поддержку этой благотворительной организации.

О том, как меня клеймили мои же подписчики, я промолчу. Просто утру скупую мужскую слезу и тихо вспомню всех тех, кто полил меня навозом и с матюгами покинул наше уютное сообщество. А ведь таких, увы, оказалось немало. Шутка ли: из-за несовпадения взглядов на «Эпилог» от моего канала отписалась почти половина аудитории! Да что я вам рассказываю. Вы и сами можете ознакомиться с хлесткими высказываниями моих оппонентов под последним роликом. Я намеренно ничего не удалял. Ведь из истории, как говорится, комментов не выкинешь!

Но хватит о прошлом. Давайте о том, что происходит прямо сейчас.

Два дня назад я получил весьма неожиданное и, скажем честно, наглое письмо от «Эпилога». А точнее, от его создателя, Анны Костомаровой.

Уточню: с Анной я не знаком и в коммуникацию с ней никогда не вступал. Также я не числюсь волонтером «Эпилога» и вообще с этим фондом напрямую ни разу не контактировал. У меня лишь было собственное мнение об их деятельности, которым я поделился с моими фолловерами.

Так представьте себе мое удивление, когда я получил от «Эпилога» послание, да не абы какое, а с просьбой перечислить деньги на расчетный счет, чтобы бедная-несчастная компания могла покрыть свой мегадолг аж в 1,2 миллиона рублей. Представили? Да я чуть компотом не поперхнулся!

Пошарив в интернете, я понял, что стал далеко не единственным получателем подобного письма. Кто-то проделал воистину титаническую работу, прошерстив сайты и форумы в поисках людей, положительно настроенных по отношению к фонду. Оказалось, что нашей доблестной полицией уже и дело заведено. По которому я теперь прохожу свидетелем. Так что извините меня за казенный тон и канцеляризмы. Нахватался, пока общался с инстанциями и участвовал в разбирательстве о вымогании денег.

Не буду утомлять вас подробностями – уверен, скоро все и без меня разжуют СМИ – и расскажу самую суть, чтобы вы первыми узнали об очередном скандале, связанном с «Эпилогом».

Выяснилось, что письма о сборе денег якобы для фонда рассылала группка совсем «левых» людей, никакого отношения к благотворительности не имевших. Под шумок они основали контору под названием «Эпилог-1», выдумали историю с задолженностью и стали собирать деньги с доверчивых граждан. Базу мошенники собрали на просторах рунета: высматривали тех, кто хорошо отзывался о фонде. Воришки даже не поленились создать в соцсетях фейковые страницы Анны Костомаровой, чтобы общаться с «вкладчиками» от имени основательницы фонда. А затем совсем осмелели и взломали ее аккаунт, чтобы получить доступ к переписке и ближайшему окружению. Сам же «Эпилог» о сборе средств ни сном ни духом.

Тоже мне, афера века, скажете вы. Неужели кто-то на это покупается? Трудно поверить, но да, покупается. На момент создания уголовного дела «Эпилог-1» собрал около ста тысяч рублей. Всего за три дня!

А я-то думал, что от «Эпилога» все отвернулись. Ведь столько ругани было в его адрес! Но как-то так получилось, что и ругают, и деньгами помогают. Да уж, Россия не без добрых людей. Или глупых? Тонкий вопрос.

Прежде чем на него ответить, вспомните, кто является целевой аудиторией настоящего «Эпилога». С кем в основном работал фонд? Правильно: с безутешными женщинами и их родней. Не буду предполагать, что творится в голове у тетенек, которые без сомнений и всяких проверок переводят деньги на незнакомые расчетные счета. Иначе, боюсь, от меня и вторая половина подписчиков отвернется. Зато вы вполне можете порассуждать на эту тему.

Как думаете, почему такой, казалось бы, достойный проект, как «Эпилог», стал благодатной почвой для обмана и преступлений? Почему с другими благотворительными организациями не происходит ничего скандального, а вокруг «Эпилога» проблемы плодятся, как грибы после дождя?

Может, Костомарова вскрыла настолько больную тему, что общество не способно ни проигнорировать ее, ни принять? Или гнильца в самом «Эпилоге», и он действительно насквозь пропитан коррупцией и мошенничеством?»

Глава 37

Заливается будильник. Солнечный луч протискивается между штор, делит комнату пополам. Указывает путь из постели на кухню. Что же там такого интересного?

А на кухне совершенная гармония. Предметы как будто выспались: сияет боками заварочный чайник, радостно блестят ложки, банка меда лучится теплым светом. Даже фиалка, долгие недели боровшаяся за свою вялую цветочную жизнь, как будто ожила и выпустила белесый росток. Похоже, утро будет добрым.

Легкий джаз, мятные пряники – и с каждым глотком крепкого чая появляются силы жить. Странное, давно забытое чувство.

На второй чашке нега окончательно рассеивается, хочется планировать, творить, действовать! Сделать бы что-то полезное и приятное, для тела и души. Может, заглянуть в городскую афишу? Или прицениться к абонементам в бассейн?

Интернет встречает жалостливым письмом: рассылка от фонда «Эпилог».

«Дорогие! – звучит в голове Анин голос, хотя письмо составляла, конечно, не она. Кто-то из помощников постарался. – Пока власти ставят нам палки в колеса и не позволяют проводить акции в общественных местах, пока наши сотрудники решают организационные вопросы, горе неродивших матерей все так же требует выхода. Боль потери не готова ждать, ее нужно исцелять прямо сейчас! Поэтому я обращаюсь к вам с просьбой: если у вас есть возможность предоставить фонду площадку для проведения акции прощания, напишите нам! Может, компания, в которой вы работаете, готова поучаствовать в благотворительности и пустить нас на свою территорию? Или, возможно, у вас есть дача с большим двором, на который поместится 15-20 человек. Очень ждем ваших откликов!»

В такое прекрасное утро сердце тонко отзывается на искреннюю просьбу. Тянет помочь прямо сейчас, хоть деньгами, хоть теплым словом! Вот только намерения заметно превышают возможности. Ну некуда пригласить два десятка человек! Только если…

Рука тянется к телефону:

– Я готова решить проблему, если ты дашь мне ключи от своей квартиры, разрешишь переделать детскую и пообещаешь обратиться за помощью в «Эпилог», – шантажирует Эмма.

Многовато требований. А в чем личная выгода? Сделать хорошее дело для фонда, утолить благородное стремление творить добро? Да разве оно того стоит…

В детской та же благодать, что и на кухне. Игрушки блестят пластмассовыми глазками, греют на солнце меховые уши и хвосты. Над кроваткой покачивается мобиль с планетами. Что привело его в движение, неужели опять сквозняк? Сквознякам не место в детской! Или кое-кто проснулся пораньше и запустил руку в космос: крутил красный полупрозрачный Марс, трогал кольца у Сатурна?

Бредовые мысли, прочь, прочь! Ни к одной из этих любовно выбранных игрушек не притронулась детская ладошка. Бабочек на обоях не разглядывали восторженные глазки, никто не засыпал под вальс музыкальной шкатулки…

Настроение сползает в привычное мрачное оцепенение. Какая-то часть души отчаянно цепляется за ускользающую радость. Ведь все так хорошо начиналось. «Быстрей, бегом, на свежий воздух, под живительный солнечный свет!» – умоляет она.

Из дома город выглядел спокойным, но улица огорошивает шумом. Гудит поливальная машина, пыхтят автобусы. Газонокосилка оглушает, будто ездит не по газону, а прямо по ушам. Люди прячутся в салонах своих автомобилей, а безлошадные отгораживаются от мира наушниками да темными очками. И все спешат, спешат из пункта А в пункт Б, чтобы скрыться за мониторами и офисными перегородками, чтобы просидеть там еще один день, а вечером блаженно выдохнуть: ну вот, выходные на день ближе, жизнь на день короче…

***

К полудню срочные дела улажены, есть время поплавать. В интернете, конечно. Новости не цепляют, котята не веселят. На странице фонда – обсуждение недавней просьбы:

«Всем сердцем поддерживаю инициативу. Акции проводить надо не смотря ни на что! Я бы и сама с удовольствием пришла. Но вот у себя всех разместить нет возможности, увы».

«Может, кто и согласится… У меня частный дом, но поймите, проводить такое у себя, там, где живешь – это перебор. Слишком тяжело. Останется столько горя!»

«Да, энергетика в таких местах зашкаливает, конечно. Плохой шлейф висит. Так что не знаю, кто захочет провести акцию рядом со своим жильем. Это почти как кладбище на участке устроить!»

«Не согласен. Благотворительность не может иметь никакого плохого шлейфа».

«Вау! Мужчина на канале!»

«На эту рассылку подписаны в основном женщины, которым нужна помощь. Как нас можно напрягать лишними просьбами? Мы горюем, нам плохо, и мы ждем, что вы нам поможете, а не мы вам. Если бы у меня были силы что-то там организовывать, мне бы и ваша акция была не нужна!»

«Поддерживаю. Я вообще на работу с трудом хожу, все как в пелене после того ужаса, что пришлось пережить. И «Эпилог» меня просит идти к руководству и предлагать благотворительность? Я сейчас просто пишу, и то слезы текут… Что-то «Эпилог» не по адресу обратился».

«В прошлый раз проводили акцию рядом с молокозаводом. Места много, никто не прогонял. Почему там снова нельзя?»

«Насчет молокозавода – это была территория «Коровино», на тот момент спонсора фонда. После недавних событий почти все партнеры потеряли лояльность к «Эпилогу», и «Коровино» уже тоже отвалился. Так что они больше к себе не пустят».

«Жалко им, что ли?! Непонятно. Ну не хочет «Коровино» деньгами спонсировать, так и не надо. Но почему бы на свой двор не пустить?»

«Боятся связываться с «Эпилогом». Фонд подмочил свою репутацию. Спонсоры уходят не из-за того, что им денег жалко (им наоборот выгодно через благотворительность средства отмывать). А из-за того, что теперь светиться рядом с «Эпилогом» опасно для бизнеса».

«Не верю, что у «Эпилога» нет своей территории. А парк при общежитии? А дачный поселок, который для подопечных строили? Куда это все подевалось?! Может, этого и не было ничего, а нам всем просто лапшу на уши вешали о том, как в «Эпилоге» все хорошо?»

«Ага, или все это давно роздано своим людям и за взятки! А нам остался кукиш с маслом…»

«Леди (и джентльмен), не бушуйте! Накопала информацию о владениях «Эпилога». На сайте фонда висит объявление, что общежитие временно закрыто. Я думаю, их задавили проверками. Служб у нас много, придраться всегда есть к чему. Сами знаете, у нас это умеют».

«А с поселком что? Кто знает?»

«Я знаю. Поселок рядом с нашим микрорайоном строят. Точнее говоря, строили. Сейчас стройка заморожена. Технику отозвали, работы не ведутся. Так что вместо дач – котлованы. Только лес зазря попортили!»

«Вот и ответ для всех недоверчивых! У фонда и вправду дела плохи, но деятельность свою он останавливать не хочет. Рассчитывает на нашу помощь. А на кого еще рассчитывать в такой ситуации? А вы вместо того, чтобы предлагать варианты, развели тут травлю… Стыдно».

Обсуждение затягивается на многие страницы, но предложений так и нет. Администрация фонда не вмешивается в разговор. Или кое-то из местных защитников «Эпилога» – просто подсадная утка? Прикидывается простым обывателем, а на самом деле за добрые слова о фонде зарплату получает.

Очень хочется перейти наконец от слов к делу и действительно помочь Костомаровой! Но как? Эмма не помощник. Кто же остается? Катя?

– Ну я даже не знаю, – тянет в трубку подруга. – Двадцать человек на нашем дворе, конечно, поместится, но муж точно будет против. И куда я детей дену? Только если в следующую субботу, когда они все к бабушке уедут… Я так не люблю эти посиделки у свекрови, кто бы знал! Наготовит еды, как на роту солдат. И обижается, если ты оливье пирогами не закусываешь и от третьей тарелки борща нос воротишь. У меня после ее стряпни два дня несварение!.. Да, ваша акция стала бы отличным поводом к ней не ехать. Я подумаю, Лесь. Завтра ответ дам.

Эх, Катя еще думает, а обнадежить фонд руки чешутся уже. Может, хотя бы намекнуть Аньке, что есть у нее друзья, настоящие, способные не только языком молоть и комментарии строчить, а делом помогать? Почему бы и нет.

«Анюта, здравствуй! Рада сообщить тебе, что, скорее всего, смогу помочь с площадкой для акции. Отличный загородный участок, сосновый лес, озеро. Умиротворенная обстановка. Как думаешь, подойдет?»

Нашлось даже фото: роскошный Катькин дом, гравийная дорожка, блестящая водная гладь.

Аня отвечает сразу:

«Леся, это идеальный вариант! Мы тебе так благодарны! На какой день планируем мероприятие?»

Как она стремительно берет быка за рога! Сразу видно человека, привыкшего воплощать свои планы в жизнь.

«Ориентировочно в следующую субботу. Я уточню детали и напишу тебе, как только все подтвердится».

«Договорились! Вот мой номер для скорости. Звони-пиши, не стесняйся!»

Итак, на руках телефон Костомаровой и необходимость во что бы то ни стало уговорить Катьку. Остается надеяться, что все получится. Говорят, правильные дела складываются сами собой. Помощь неродившим матерям ведь правильное дело?

– Мама, а кто такие неродившие матеря?

– Не матеря, а матери. То есть мамы.

– Мамы? – переспрашивает, жадно заглядывая в монитор.

Там видео одной из последних акций прощания. Той самой, у молокозавода. Унылый ряд складских построек, голая и пыльная земля. Участницам выдают фирменные футболки, и некоторые натягивают обновку поверх одежды.

– Вот эти матеря? – тычет пальцем прямо в экран. – А почему неродившие?

– Это мамы, которые ждали деток, а те так и не появились на свет.

– И теперь эти детки сидят в темноте?

Представляется жутковатая картина: огромный зал с черными стенами, вдоль которых сидят, обняв коленки, заплаканные дети. Вдруг загробный мир выглядит именно так?

– Нет, конечно, нет. Детки просто не родились у этих мам. Наверняка они родятся попозже у каких-нибудь других, тоже хороших и добрых родителей.

– Тогда почему эти тети плачут? – На экране одна из участниц и вправду рыдает. – Они разве не знают, что их дети в других счастливых семьях?

– Может, и знают. Но им все равно грустно и тоскливо без своих любимых малышей.

– Как твой котенок? Он убежал, ты сильно плакала, а бабушка сказала, чтобы ты успокоилась, потому что он найдет себе новый дом?

Как все смешалось. Страдания сопровождают жизнь с раннего детства, и боль от потерянной куклы в три года равносильна боли от предательства в тридцать три. Пропавший котенок тогда и нерожденная дочь сейчас – трагедии разного масштаба, а боль все та же. Гнетущая, бескрайняя, беспросветная.

– Котенок убежал, когда я была маленькой. Ты не можешь этого знать.

– Но я знаю! – глаза наполняются слезами, голос звенит от обиды.

– Это не ты знаешь, а я. Тебя не существует.

Почему, почему все еще ведется этот воображаемый диалог? Тогда, в самом начале, психологи утверждали, что стоит осознать, что ее не существует, как она сразу исчезнет. Но она не исчезает: сидит на подлокотнике офисного кресла, качает пухлой ногой, негодующе сопит и смотрит исподлобья.

– Существую, – упрямо возражает она.

– Нет, тебя не может существовать.

– Почему?

– Потому что ты даже не рождалась. Ты умерла еще в моей утробе, пока тебя из меня вытаскивали.

– Значит, я так и не появилась на свет?

– Не появилась.

– Тогда ты – как они! Неродившие матеря! – пинает монитор, спрыгивает на пол и убегает с увесистым топотом. Монитор с грохотом падает, и кто-то любопытно заглядывает в раскрытую дверь.

– Все хорошо, Олеся Игоревна?

Хорошо. Лучше не бывает. Несуществующая дочь – и та разобиделась. Кажется, пора всерьез заняться своими коммуникативными навыками.

***

Катя подвела.

– Не могу я отвертеться от поездки к свекрови! – жалуется она. – Муж насел в ультимативном порядке. И что на него нашло, не понимаю. Я ему даже про вашу акцию рассказать не успела. Как услышал, что я не хочу ехать, так сразу занял глухую оборону. Говорит, у свекра юбилей, надо уважить. Вот скажи мне, Леся: шестьдесят шесть лет – это разве юбилей?

Юбилей или не юбилей, но путь в дом на острове для «Эпилога» закрыт. О том, чтобы похозяйничать там без Кати, и речи не идет.

– Нет уж, прости, подруга, но без меня туда никому нельзя. Сама подумай: мало ли что может случиться, а отвечать придется тебе. Не могу я на тебя такую ответственность взваливать. Считай это моей дружеской заботой.

И почему бы не сказать честно: чужаков не пущу, боюсь за собственность, вдруг они мой дом разворуют, с гвоздик семена посрывают и веранду мою бычками прожгут. Но простые и понятные человеческие страхи зачем-то принято прикрывать красивыми словами об ответственности и заботе.

Теперь придется отказать Костомаровой. Может, это не так уж и страшно? Вдруг кто-то еще предложил свою помощь фонду? Надо почитать комментарии и успокоиться.

Но покоя чтение не приносит.

Страница фонда радостно приглашает всех желающих на акцию прощания, которая будет проведена в чудесном доме на острове. Фото прилагается. Миллион восторженных откликов тоже.

Паника захлестывает горячей волной. Костомарова поторопилась, это ее вина, но почему так невыносимы угрызения совести?

Потому что не нужно было обнадеживать Аньку раньше времени, холодно отвечает голос разума. Да сколько же их там, этих голосов в голове? Может, пора не в фонд обращаться, а напрямую к психиатру?

На душе скребут кошки, хочется заблокировать телефон и исчезнуть. Но приходится звонить Костомаровой.

– Алло, – спокойно отвечает она, и становится не так тревожно.

Анна молча выслушивает объяснения.

– Что ж, подыщем другую площадку, – безразлично говорит она. Видимо, привыкла за последнее время к обломам.

Она тактично отказывается от предложения встретиться, чем усугубляет отвратительное настроение. К осознанию собственной никчемности прибавляется гнетущее чувство отверженности.

Благотворителем стать не получилось. Некоторым людям, видимо, на роду написано сидеть и смотреть на то, как вокруг рушится мир. Закрываются фонды. Не рождаются дети. Воображаемые дочки смертельно обижаются на своих непутевых матерей.

***

Место для акции все же нашли. Не такое шикарное, как Катькин дом. Но и не настолько унылое, как молокозавод. Отец одной из подопечных фонда пригласил всех на свою фазенду: неопрятный заросший травой участок в тридцати километрах от Москвы. Периметр обнесен сеткой-рабицей. По центру – полуистлевший остов теплицы, похожий на скелет выброшенного на берег кита.

Информацию о переносе принимают холодно. Если к Кате записалось двадцать восемь человек, то после рокировки остается лишь пятнадцать участников. Что ж, зато придут только те, кому это действительно нужно. Акция прощания – это вам не развеселая вечеринка у озера. К сожалению.

С каждым днем комментаторов становится все меньше. Люди устают обсуждать умирающий «Эпилог» и переключаются на более живые темы. В группе фонда все еще числится несколько тысяч человек, но уже чувствуется дух запустения, присущий брошенным проектам.

***

У Эммы внезапно просыпается совесть. Звонок раздается в восемь утра, а это значит, что бурные планы роятся в ее голове еще с ночи.

– Мне попалось три площадки под твой «Эпилог», – с места в карьер начинает она. – Отличные места! Я уже выслала их описания тебе на почту. Перешли Костомаровой!

Эммины звонки лучше всяких будильников. За минуту в мозг загружается столько команд, что спать дальше невозможно.

– Ну и что, что уже нашли какую-то дачку! – отрезает она возражения. – Это же не последняя акция. Не сопротивляйся, просто делай то, что я говорю, и всем будет счастье!

Если честно, после провала с домом на острове общаться с Аней больше не хочется. Страшно снова подвести ее. И не хочется опять получать отказ. Кому нравится, когда его отталкивают?

– Кроме фотографий площадок я тебе еще скинула дизайн-проект твоего нового спортзала. Посмотри и отпишись! – распоряжается Эмма и отключается.

Она будет звонить снова и снова, пока не добьется, чего хочет. Лучше разделаться с этим прямо сейчас.

Картинки спортзала выглядят привлекательно. Дизайнер добавил синее небо за окном, яркий гимнастический шар и цветные кресла-мешки. Даже не поленился и сделал ночной вариант: в темное время суток при помощи зонального освещения тренажерка превращается в зал релаксации. Есть даже выдвижной бильярд. Разве так бывает?

Эмма будто чувствует, когда звонить.

– Посмотрела? – спрашивает она как раз в тот момент, когда закрыта последняя иллюстрация. – Впечатляет, правда? Конечно, нужно уточнить некоторые детали, потому что планировку твоей квартиры я восстановила по памяти. Но общий концепт не плох, правда? Тебе нравится?

Эмма заставляет пойти в детскую и сделать замеры. Игрушки укоризненно молчат.

– Предлагаю начать ремонт прямо завтра, – торопит Эмма. – Поживешь у меня, давай?

Кошмар. Жить с Эммой все равно что обосноваться у кратера вулкана. Не будет покоя ни днем, ни ночью.

– Тогда где? – волнуется она. – Подобрать тебе отель?

Телефон вибрирует прямо у уха: кто-то звонит по второй линии.

– Лесь, я получила от тебя письмо по трем площадкам, они великолепны! – воодушевленно кричит голос, и не сразу удается узнать Костомарову. – Ты просто неоценимый человек для нашего фонда! Так оперативно собрать базу отличных мест, так четко сработать. Я в восторге, Леся! Сразу видно, что ты стала большим человеком, такой серьезный подход ко всему!

Большой серьезный человек просто переслал письмо от одной не в меру активной женщины к другой.

– Прости, что в прошлый раз не смогла встретиться, – продолжает Анна. – Полный завал был! Давай сегодня поужинаем, ты свободна? Я тебя тысячу лет не видела, соскучилась ужасно! Заодно обсудим детали по тем предложениям, которые ты выслала. Договорились? Я пришлю тебе пару ресторанчиков на выбор. Посмотри, какой тебе удобней!

Что же там такого в письме от Эммы, что Костомарова сразу ужасно соскучилась? Надо бы ознакомиться с материалами перед встречей, чтобы снова не попасть впросак. Еще придется поискать пристанище на время ремонта: Эмма не отстанет. Раз решила взяться за дело на неделе, значит, так и будет.

Но первое, чем стоит заняться прямо сейчас – это, конечно, выбором ресторана для ужина с Анной Костомаровой.