Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается

МАЙКА на ДВЕРИ

Майку на дверной ручке первой увидела Тоня, но ей показалось, что Свиридов, шедший за ней следом, остановил деда Васю еще раньше, приложив палец к губам.

– Тс-с! Пошли-ка на кухню!

Василий Васильевич тоже увидел майку и желание порасспросить про концерт у него почему-то пропало.

– Что это!?

– Просто у Гриши нет картонки с надписью «Не беспокоить!».

– И вы думаете, что …

– А почему бы и нет?

Василий Васильевич быстро ушел в расстроенных чувствах, а Свиридов и Тоня прошли к себе.

– Думаешь, они … уже?

– Милая моя, они уже совсем взрослые!

– Я уже давно боюсь, что они не сдержатся – они ведь очень давно целуются и практически все время вместе. Особенно я испугалась когда заметила, что Уля переодевается в его комнате – войдет в платьице, а выйдет в джинсах … Гриша молодец – он так долго держался, а это нелегко. А Уля так его слушается! Ты не «подглядел» за ними? Я бы не удержалась!

– Не подглядел. Но «подслушал» их эмоции – они так счастливы, обладая друг другом! Даже трудно было понять, кто из них счастливее.

– Ты говорил с Гришей? О его первой женщине?

– Ну, как ты думаешь? Конечно. И он очень внимательно слушал меня и даже вопросы задавал.

– Да, он долго держался … Но природа берет свое.

– Почему ты думаешь, что инициатором была не Уля?

– А я помню, как он пришел ко мне в постель после вашей поездки в тюрьму.

– И что было?

– Не было ничего, хотя он и был не в себе после этой поездки, но я почувствовала не мальчика, а мужчину … И как он рисует женщин – он так видит их красоту. Да ты и сам все это знаешь!

– Но он мне так и не показал рисунки, где позировала ему ты. Ты обнаженная позировала?

– И обнаженная тоже. Но что тебе стоит «подглядеть» все это?

– Это невозможно. И ты это знаешь.

– Знаю, любимый мой …

УЛЯ ПЕРЕСТАЛА СТЕСНЯТЬСЯ

Уля перестала стесняться его уже давно, с того самого первого раза, когда Гриша рано утром взял ее с собой купать лошадей.

Они добрались до озера, затем спустились по еле заметной тропинке вниз и через густые заросли вышли к воде. Лошади, пофыркивая, вошли в воду – здесь было мелко.

Уля смотрела на лошадей, и когда перевела взгляд на Гришу – тот уже снимал трусы.

– Давай, я тебя жду!

Она не могла объяснить ни тогда, ни потом – она разделась догола и пошла в воду за ним. И потом – вода была довольно прохладная – когда он вытирал и растирал ее тело полотенцем, она почему-то не застыдилась свой наготы, своих небольших бугорков на груди, да и всего прочего. И очень неуверенно стала вытирать его, и без всякого стеснения рассматривала его обнаженное тело.

А потом он посадил ее на лошадь боком, а сам пошел рядом, касаясь ее колен.

– Ты не очень замерзла? А то простудишься еще …

– Мне тепло. А ты всегда будешь рядом?.. Рядом со мной?..

– Наверное. По крайней мере ты всегда можешь на меня рассчитывать.

– Это как?

– Это так, – он погладил ее по коленке, а потом обхватил и посадил поудобнее. – Мне очень приятно быть с тобой вместе …

– Мне тоже …

Снимая ее с лошади он погладил ее по спине.

– Не озябла?

– Не-а. А ты еще возьмешь меня с собой?

Время шло, тело Ульяны округлилось, и теперь рано утром рядом с Гришей у воды раздевалась вполне сформировавшаяся девушка. И без смущения растирала полотенцем молодого юношу и подставляла свое тело ему.

Когда они поцеловались в первый раз, они уже не помнили, но зато хорошо помнили, когда в первый раз признавались в любви друг другу и сколько разговоров было о будущем, о будущих детях – надо только немного подождать, подрасти …

Поэтому Уля без всякого стеснения переодевалась при Грише и так же спокойно относилась к его наготе. Они никогда не прикасались друг к другу обнаженные, и так было до последнего времени …

Гриша сам раздел Улю и стал целовать ее – нет, не в губы, а все ее тело. Это было так прекрасно!

И все, что произошло потом, тоже было так необыкновенно волнующе и так удивительно прекрасно …

Уля задремала. Открыв глаза она увидела Гришу за столом на его обычном рабочем месте.

Она встала и подошла сзади к нему, как всегда положила руки ему на плечи и прижалась к его спине. Она и раньше так делала, стараясь не особенно мешать ему.

Но сейчас, когда она коснулась сосками обнаженной груди его обнаженной спины, какой-то импульс прошел между ними и Гриша сразу повернулся к ней.

Его лицо прижалось в ложбинке между ее грудей, а руки обхватили ее.

– Мой милый Гриша …

– Моя дорогая Улечка …

Она оказалась у него на коленях, но почему-то это было совсем не так, как бывало раньше. Теперь его руки и ее тело стали волшебными, каждое его прикосновение – удивительным, а его тело так и манило ее.

– А я испачкала простыню …

– Я сделал тебе больно?

– Нет, совсем чуть-чуть, – она сказала почти правду. – И я хочу … еще …

Это было восхитительно – так Уля могла определить происходящее.

Все было удивительно, радостно, она растворялась в нем, а он – в ней, они составляли единое целое и не могли остановиться …

СОВЕТ БЕЗОПАСНОСТИ

После заседания Совета безопасности Свиридов подъезжал к дому.

Он вышел у конечной остановки автобуса и отпустил машину. Отсюда до подъезда было десять минут медленным шагом, и он с удовольствием размял ноги.

После легкого ужина они отправили детей спать, а сами устроились на диване в гостиной.

– Ну, рассказывай! – Тоня устроилась с поджатыми ногами рядом со Свиридовым и взяла его за руку.

– Мероприятие довольно занудное, – начал Свиридов. – Причем носит чисто информативный характер, поскольку ничего не решается. Я даже чуть не вылез со своими соображениями …

– Неужели не было ничего интересного? Интересного для тебя?

– После завершения заседания все начали выходить и тут меня попросили в соседнюю комнату, в соседний кабинет …

«– Товарищ Свиридов, задержитесь, пожалуйста, с вами хочет говорить президент …»

– Здравствуйте еще раз, Анатолий Иванович. Прошу вас, присаживайтесь. Вы у нас член Совета новый, как говорится, не обстрелянный, и мне хочется познакомиться с вами поближе. Тем более, что вы занимаетесь столь важным и секретным делом, а попутно успеваете многое другое. Поэтому мне хочется с вами побеседовать и удовлетворить свой профессиональный, да и чисто человеческий интерес. Не возражаете?

– Никак нет.

– Но вы не кадровый военный?

– Иногда прорывается – много общаюсь с военными. Готов ответить на ваши вопросы.

– Надеюсь, эта наша встреча не последняя, поэтому не все сразу. Для начала обрисуйте мне круг подчиненных вам объектов и их продукцию …»

– Я рассказал ему о нашем предприятии, о номенклатуре выпускаемых материалов, о перспективных разработках. Отметил некоторую обособленность института Усачева … Он задавал вопросы по существу, заинтересовался физическими основами, но это мы отложили на потом … А потом спросил меня о впечатлении, которое у меня сложилось от заседания …

– Я ответил, что такие заседания как мне кажется являются формой коллективного обмена информацией и могут использоваться для притирки конфликтующих интересов. И я добавил, что сужу только по этому заседанию, и поэтому могу сильно ошибаться … Возможно, в ходе таких заседаний могут быть приняты крупные, основополагающие решения, но для решения мелких текущих вопросов это вряд ли подходит …

ТЕННИС

С утра Свиридов заехал за Сторнасом на неприметной «восьмерке» – он взял машину Гриши.

– У тебя в машине можно говорить?

– Да, машина чиста.

– Сейчас я встречусь с одним человеком, а твоя задача – с одной стороны изображать не особенно старательного порученца-охранника, а с другой … Мне нужно знать, что на самом деле думает этот господин, что у него за душой.

– У меня будет возможность коснуться его тела, руки?

– Да, я вас представлю друг другу и вы поздороваетесь. А потом ты составишь компанию его сопровождающему … Ты сможешь читать его мысли на расстоянии?

– Я попробую. Кто этот человек по национальности?

– Это важно?

– Очень часто сокровенные мысли и память существуют на родном языке человека. И мне лучше знать это заранее.

– Трудно сказать, кто он на самом деле. Может оказаться, что он еврей, родившийся в одной из европейских стран. Сворачивай вон туда, к теннисным кортам.

После представления и пожимания рук Сторнас и его собеседник устроились за столиком под зонтиком, а компаньон собеседника, назвавшийся Робертом Брониславовичем Шапошниковым, оказался довольно известным теннисистом.

– Составите мне компанию? Постучим?

– Если вы мне покажете, как это делается, то можно будет постучать.

– Неужели вы никогда не играли? Если это так, то научиться так быстро невозможно!

Но тем не менее теннисист показал Свиридову как надо держать ракетку, как ею управлять и какие существуют основные виды ударов.

– Но вы же меня обманули! – воскликнул он через несколько минут, вынужденный отбивать мощные мячи, посланные Свиридовым.

– Но вы же сами видите всю примитивность моей игры, если это можно назвать игрой. А удары вы мне сами показали.

Обмениваясь ударами ракетки Свиридов внимательно «прочитывал» собеседника Сторнаса.

И когда через час собеседники стали раскланиваться, а теннисист жаловаться на скрытность соперника, Свиридов знал о собеседнике Сторнаса довольно много.

– Хвоста нет. Может быть, встанем где-нибудь?

Машина приткнулась около какого-то сквера, где играли дети и мамы катали коляски.

– Рассказывай, что узнал.

– Ваш собеседник – сотрудник французской разведки, настоящее его имя Бертран Тревизо, французский подданный, по матери еврей. Родной язык его бретонский, хотя отец его был венгр, мадьяр.

– Все, что он вам рассказывал – правда, по крайней мере он в этом уверен. Больше всего он боялся диктофона, хотя ваш пиджак висел очень далеко от столика. Могу рассказать примерную биографию господина Тревизо, но она малоинтересна. Интереснее связи, через которые он вышел на вас, и мотивы тех, кто его послал …

Свиридов долго рассказывал Сторнасу то, что ему удалось узнать, после чего Сторнас надолго задумался.

– Хорошо. Помнить тебе все это не обязательно, хотя повторная встреча вполне возможна. Поехали обратно. Кроме того у меня к тебе есть еще одна личная просьба …

– Вернулся после выполнения задания один очень хороший и толковый человек … выполнял он очень грязную работу, и психологическое состояние у него сейчас соответствующее. Использовать его по прямому назначению не имеет смысла, да и просто нельзя, а другого он не умеет. Можешь сделать что-нибудь для него?

– Побеседовать с ним можно?

– Конечно.

– Устройте встречу.

– На нейтральной территории?

– Не обязательно. Можно у вас. И его личное дело. Не говорите, что это недоступно, я же все равно все узнаю …

ВАЛЕЕВ

Утром в папке на столе у Свиридова лежали две шифрограммы.

В расшифровке одной было всего две строчки: «Сердечный приступ Валеева вызывает подозрение на инфаркт. Требуется квалифицированный кардиолог взамен местных знахарей. Белосевич.»

Вторая шифрограмма была не расшифрована и Свиридов с первого взгляда определил, что она написана одним из его личных шифров.

На расшифровку ушло несколько минут.

Расшифровывая, он понял, что шифровка послана Дианой, а текст был следующий:

«Марат Накинович в больнице с подозрением на инфаркт. Серьезных специалистов на месте нет и требуется квалифицированная помощь кардиолога и аппаратура. Прошу помощи для хорошего человека. Утечкина.»

– Найдите Умарова и соедините меня с ним. Срочно.

– Умар Эрнестович, здравствуйте. На объекте инфаркт у начальника УКС’а Валеева. Насколько реальна помощь на месте или необходимо вмешательство отсюда?

– Зависит от тяжести, но специалистов там нет.

– Самолет ждет вас. Захватите любую аппаратуру по вашему усмотрению.

Ночью Умаров связался со Свиридовым через ВЧ Белоглазова.

– Свиридов, инфаркт средней тяжести, больной транспортабелен, желательно вывезти его в хорошую клинику.

– Ждите меня, учитель.

– Ребята, я смотаюсь на объект, там Валеев приболел. Я не надолго.

#Полиночка, опять я тебя побеспокою.

#Да брось ты, Толя!

#Я транспортируюсь на объект. Там у Валеева инфаркт. Буду держать связь с тобой – мало ли что понадобиться.

#Конечно. Передавай там всем приветы, а ему скорейшего выздоровления.

И Свиридов появился в кабинете Шабалдина.

Тот сидел задумавшись и не сразу обратил внимание на внезапно возникшего Свиридова.

– Ты откуда взялся?

– Из Москвы. Привет.

– Привет. А ты …– и Шабалдин надолго замолчал.

– Слушай … Как это называется? Транс … Транс что? Трансгрессия? Транспортация…?

– Ладно, Толя, не бери в голову. Как говорит молодежь – не лохматьте мою бабушку. Пойдем к Валееву. И не болтай лишнего.

– Ладно. Но как объяснить твое появление?

– А никак. Прилетел и все.

Шабалдин зря волновался – внезапному появлению Свиридова практически никто не удивился, а в основном все радовались и встречали его с улыбками. И когда он передавал знакомым приветы, то ему передавали ответные приветы и наилучшие пожелания Тоне, Грише и другим знакомым.

Диана, Умаров и Белосевич встретили Свиридова около палаты Валеева.

– Состояние? Какая необходима помощь?

– Состояние стабильное. К сожалению у нас нехватает современной аппаратуры … Умар Эрнестович привез все необходимые препараты и в современных лекарствах недостатка мы не испытываем …

– Возможна ли транспортировка больного в Москву?

– Транспортировка возможна, только лететь до Москвы долго очень. Может быть куда-нибудь поближе? В Новосибирск, в Иркутск, в Тюмень? Все быстрее, чем в Москву.

В реанимационной палате московской клиники каталка с Валеевым, Свиридов и Умаров появились так же внезапно.

Вошедшие врачи быстро справились с удивлением и заранее предупрежденные о состоянии больного они занимались делом, и времени на реакцию по поводу внезапного появления больного у них просто не оставалось.

Оставив Валеева на попечение врачей Свиридов и Умаров отправились домой – в город, где их ждали. Каждый второй спрашивал о состоянии здоровья Валеева, и Свиридов подивился такой его популярности – начальник Управления капитального строительства ведь далеко не артист …

Наутро в «Солнечный» ушла шифрограмма о состоянии здоровья Валеева, и такая шифрограмма уходила каждый день до тез пор, пока Валеев не стал вставать с постели.

Каждый день кто-нибудь навещал Марата Накиновича, и тот удивлялся и радовался посетителям. Особенно когда всей гурьбой к нему ворвались мальчики, и Боря проведя рукой по груди и голове Валеева вынес свой вердикт – жить будет, через пару дней можно ходить.

В шифрограммах Валеев передавал привет супруге.

Но врачи хоть и признали больного практически здоровым, все же порекомендовали оставить работу и перейти на пенсию.

Пенсионным делом Валеева занялся Свиридов – оказалось, что в соответствии со стажем и возрастом Валеев имеет право на полноценную военную пенсию.

А после этого Свиридов пришел к Валееву с предложением переселиться в Подмосковье …

КРЕСТНИК СТОРНАСА

Через несколько дней Свиридов приехал к Сторнасу.

– Здравия желаю, товарищ генерал.

– Здравствуй, Свиридов. Пошли.

В комнате, куда они пришли, их встретил человек неопределенного возраста и незапоминающейся внешности.

– Геннадий Владимирович Костин, майор внешней разведки. Генерал-майор Свиридов, Анатолий Иванович. Ему можно знать все, даже то, чего не знаю я.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор.

– Анатолий Иванович. Садитесь поудобнее, поговорим.

– Ты потом зайди ко мне, Анатолий.

– Обязательно, Владимир Альбертович.

– Геннадий Владимирович, из вашего личного дела я в общих чертах знаю, когда, где и чем вы занимались …

– Любопытно было бы взглянуть на свое личное дело …

– Вы знаете, мне тоже, но … Вы давно оттуда? Как перенесли перемену климата?

Свиридов беседовал с Костиным не особенно долго, и задавал ему совершенно неожиданные и удивительные вопросы, не касающиеся деталей его задания. И при этом внимательно «прочитывал» сознание собеседника.

– Давайте пока на этом остановимся. У нас еще будет возможность поговорить. Я могу предложить вам следующее. На территории воинской части в лесу расположена лесная школа-интернат, где живут и учатся сироты. Отдельная комната, и свободный выбор того, чем вы там будете заниматься. Для начала у вас не будет никаких обязанностей, живите и присматривайтесь, выбирайте. Если не понравится – будем думать, куда вас пристроить, но мне кажется, что вы там приживетесь. Вам объяснят, куда вам надлежит явиться здесь, в Москве, а уже оттуда – в лес. Согласны?

– Согласен.

– До скоро свидания.

– До свидания, товарищ генерал-майор.

– Анатолий Иванович!

– Слушаюсь, Анатолий Иванович.

– Владимир Альбертович, мы побеседовали с Костиным. Что он пережил, чем занимался и все прочее – любой свихнется. Думаю, мы найдем ему такое место, где он сможет перестроится и отдохнуть душой – я хочу отправить его в интернат, к детям …

ЛЕНА СКВОРЦОВА и СВИРИДОВ

– Толя, я пыталась откровенно поговорить с Тоней, но у меня не получилось. Что-то не так … Чего то я не могу сказать ей … Чего то не понимает она … Помоги мне.

– Говори, в чем ты не можешь разобраться.

– Не могу разобраться? Наверное, ты прав. Мне нужно разобраться … и в себе разобраться. Ты знаешь, я уже не виню Витю в том … что он завел там любовницу. Скорее всего я была плохой женой … любовницей, а если жена – плохая любовница, то добра не жди …

– Почему ты пришла к выводу о том, что ты плохая любовница?

– Видишь ли … Первым у меня был не Витя, а Янек Мрожек. Помнишь такого? Он тогда в лесу лишил меня девственности и даже не заметил этого. Лишил меня девственности и всяких иллюзий по поводу … физической близости. Отсюда моя … холодность, неумение приласкать и ощутить ласку мужчины, даже некоторая фригидность … У меня нет особой потребности в такой физиологии …

– Я это заметил еще в Риге. Но посчитал, что это сдержанность замужней женщины, хранящей верность мужу.

– Какой черт верность! Ты меня там мог трахать запросто!

– Ну, ну! Не расходись! Так что же тебя тревожит?

– Получается, что меня больше всего тревожит … Неужели? Да я сама только начинаю понимать, что меня тревожит!

Лена замолчала и ее напряженное лицо отражало мучительный мыслительный процесс.

– Получается, что меня тревожит то, что она лучше меня … Что я проигрываю ей, по крайней мере в сексе … И может быть еще в чем-то важном для него …

– Но он не хочет уходить от тебя и от детей.

– Но если я проигрываю ей во всем, то я просто не нужна ему, а остается он из-за детей.

– Кто был инициатором вашего полового сношения после его приезда?

– Что? Кто был инициатором? Получается, что я … А ему это не нужно было …

– Или нужно было, но не так …

Лена задумалась, вспоминая в подробностях постельную сцену после приезда Виктора.

– Но как – не так?

– Если мужчина соскучился по своей любовнице, то она должна это почувствовать и скорее всего инициатором будет мужчина.

– Да?! А он прилег и задремал …

– А должно было быть наоборот. Хотя ты могла и не дремать, а ждать его – его ласк, его поцелуев.

– Толя, меня за всю мою жизнь никто не ласкал как женщину!!! Лапать – лапали, но ласкать пытался только Витя, но я же требовала действий без … без прелюдий …

– Попробуй, разреши ему ласкать тебя до тех пор, пока ты станешь терять контроль над собой, пока не сможешь сдерживаться …

– Как попробовать? Он же теперь не подойдет ко мне!

– Значит, создай ситуацию, чтобы подошел. И чтобы захотел приласкать …

– Но я не умею! Раздеться, что-ли?

– Раздеваться не обязательно. Но создавать ситуацию – нужно. Как – я не сумею тебя научить.

– А Тоня сумеет?

– Вряд ли. У нас с ней все по-другому.

– Хорошо. Создам я ситуации … Станет он меня ласкать. А что дальше?

– При всем моем к тебе хорошем отношении так хочется врезать тебе!

– Врежь – вдруг поможет?

– Боюсь, что нет. А проводить с тобой … практические занятия считаю неэтичным и недопустимым … для себя.

– Странно, – после некоторого молчания произнесла Лена, – а вот я бы, наверное, смогла бы … Видишь, до чего я дошла!

– На чем же мы с тобой порешим? Практических занятий проводить не будем, а ты сама попробуешь спровоцировать его на ласки. И будешь терпеть их до предела возможности …

– А если у меня нет этого предела и я ничего не почувствую?

– Это значит, что вы друг друга не любите – только и всего.

– Но его … вторя жена? Что мне делать?

– Если вы друг друга не любите, то чего тебе волноваться? Он будет любить ее, а ты ему мешать не будешь. Будешь рядом, и будешь радоваться его счастью.

– А если у нас что-то осталось … Я имею в виду, что я почувствую …

– Тогда любите Витю вместе, вдвоем, и радуйтесь его счастью.

– Ты вдумайся в то, что ты говоришь! Это же дурдом какой-то!

– Ситуацию любого дурдома можно осмыслить и понять. Попробуй. Тут тебе вряд ли кто поможет … Но если я могу помочь, то я всегда готов.

– Боюсь, что я еще приду к тебе …