Тайны Лиардреда. Часть 1. Цена счастья

Билеты я взяла, а второй конверт швырнула на кровать. Меня захлестнула горькая злость.

– Ты, видно, спутал меня с кем-то, мне плата не требуется! – я постаралась придать язвительность своему тону. Получилось плохо, горечь перекрыла ее, но мне было все равно. – Мне от тебя ничего не нужно, ты и так дал мне достаточно много.

Я имела в виду те впечатления, эмоции и чувства, что он подарил мне. А их, наверное, могло хватить на целую жизнь, которая теперь для меня заканчивалась.

– Я так хочу, – голос его звучал твердо. Даже сейчас, избавляясь от меня, Алекс пытался контролировать мою жизнь.

Он повернулся спиной и заметил мой фотоаппарат на тумбочке у кровати, подошел, взял его. Он стоял, держа камеру, как будто разглядывая ее, затем протянул мне:

– Возьми, забери ее.

В его голосе, в этой короткой фразе было столько неожиданной сейчас нежности, что мне вдруг показалось: все еще можно исправить, вернуть. Я попыталась заглянуть в глаза любимому и увидеть в них тот нежный и ласковый, мой любимый взгляд. Но в этот момент дверь в номер бесцеремонно распахнулась и вошла та самая бесподобная брюнетка, которую я заметила за стеклом автомобиля со странным мужчиной, после встречи с которым все так изменилось.

Она уставилась на меня, а я смотрела на нее.

Потом она подошла к Алексу и, ласково проведя рукой по его спине, что-то нежно прошептала ему прямо на ухо. А Алекс вдруг сразу изменился, опять став холодным и чужим. Нет, я ошиблась, ничего не вернуть. С появлением этой женщины все встало на свои места, с такой соперницей не мне тягаться.

– Конечно, такая женщина, Алекс, подходить тебе гораздо больше, – я сказала это очень тихо. Во мне достаточно самокритики, чтобы реально оценить, что я не соперница этой идеальной красотке. Вот и ответ, которого мне так не хватало.

– Ты мог бы просто сказать, я все понимаю и не стану мешать. Я не собираюсь цепляться за тебя.

Две пары глаз были прикованы ко мне, Алекс все еще держал в руках фотоаппарат. Подхватив за ручку свой чемодан и ни слова больше не сказав, я вышла из номера.

Такси уже ждало меня у дверей отеля. Водитель погрузил чемодан, швейцар распахнул передо мной дверцу машины.

Я сидела, прижавшись лбом к стеклу, и глотала слезы. Я чувствовала себя такой маленькой и совсем одинокой, выброшенной и никому не нужной. Ужасное чувство, выжигающее изнутри.

Это была сказка с первых минут нашего знакомства, великолепная мечта, воплотившаяся вдруг в реальность. Наслаждаясь каждым мигом этой сказки, я забыла, как порой жестоко спрашивает с нас судьба за такие минуты счастья. И вот так неожиданно все рухнуло, разбилось на мелкие осколки, разбив при этом и мое сердце, которое теперь болело, и не так, как пишут об этом в красивых романах, а настоящей осязаемой болью сдавливая грудь, мешая дышать. Хотелось рыдать, кричать во все горло, но я не могла себе позволить этого и лишь тихонько всхлипывала, глотая слезы. Я пыталась разжечь в себе злость на Алекса, надеясь заглушить этим боль. Ведь это он просил меня ехать с ним, хотя, конечно, совсем не упрашивал, а, как всегда, просто принял решение, даже не сомневаясь, что я соглашусь. Приручил меня к себе, поиграл и выставил за ненадобностью, встретив новую или старую подружку, ничего не объясняя мне, так грубо и равнодушно после всего того, что было между нами.

Но возможно, все это так значимо только для меня, а для него – нет. Ведь на данный момент я все так же, как и при нашей первой встрече почти ничего не знаю о нем, о его жизни и его делах. Только тайн и загадок стало больше. Алекс не посвящал меня в свои дела, не впускал по-настоящему в свою жизнь.

Но гордость моя, как и достоинство, молчала, не желая помочь мне, злорадно усмехаясь где-то в глубине души. И я вдруг поняла, что мне все это безразлично, я просто хочу быть с ним рядом, быть частью этой его странной, непонятной мне жизни. Даже измену я простила бы ему, если бы в этом было дело! Но Алекс ничего не говорил, не оправдывался, не объяснял, и я чувствовала, что причина нашего разрыва кроется в чем-то другом. Но в чем – я не понимала. Горе и отчаяние с новой силой захлестнули меня.

Так уже было! При первом нашем расставании. И уже тогда, будучи знакома с ним всего каких-нибудь пару-тройку дней, я знала, что жить без него не смогу. Только просто существовать. Горе мое, конечно сильно, и осознание того, что я не в силах что-либо изменить, давит и угнетает меня, но до тех пор, пока я буду просто знать, что Алекс есть где-то на одной Земле со мной, я буду пытаться жить ради воспоминаний о нас. Это неправильно – настолько быть привязанной к кому-то, зависеть физически. Но я не могла изменить этого ни раньше, ни сейчас.

Я ясно понимала, что если продолжу и дальше копаться в своих мыслях, то просто сойду с ума. Сейчас ни к чему хорошему это не приведет. Все случившееся надо обдумать, но позже. Я попыталась выкинуть грустные мысли из головы и сосредоточиться на мелькавших за окном пейзажах.

Вернувшись из мира своего горя к действительности, я вдруг поняла, что едем мы не в аэропорт. Я всегда отличалась тем, что не способна была как следует запомнить дорогу, которой пользуюсь не часто, но сейчас сомнений у меня не было: мы едем не туда. Я помню, что сначала через город, потом поля, которые должны остаться слева, и там уже совсем недалеко до аэропорта. А за окнами такси сейчас мелькали поля по обе стороны трассы. Да и по времени, с учетом того, что пробок почти не было, мы должны были уже быть на месте.

– Куда мы едем? Куда вы меня везете? – я пыталась подавить зарождающиеся где-то внутри меня назойливые нотки паники и даже не обратила внимания, что говорю по-русски. Шофер, естественно, не ответил мне, лишь глянул через зеркало заднего вида.

Рука моя непроизвольно потянулась к телефону в кармане. Я еще точно не решила, что собираюсь сделать, как вдруг машина резко затормозила, да так, что я полетела вперед и, если бы не выставила руку, то ударилась о спинку переднего сидения. Водитель перегнулся и вырвал у меня телефон. Я опешила от неожиданности, а он с размаху ударил меня по лицу, и я отлетела назад.

– Давай без глупостей, а то получишь еще, – произнес он на чистом русском языке.

«Еще» я не хотела, поэтому затихла, забившись в угол подальше от него и приложив руку к разбитой губе. Убедившись, что я сижу тихо и ничего не предпринимаю, водитель отвернулся, и мы двинулись дальше. Я осторожно, стараясь не привлекать его внимания, нащупала ручку на дверце и попыталась открыть ее. Меня даже не волновало, что едем мы уже довольно быстро. Естественно, дверь не поддалась.

– Можешь не стараться, двери заблокированы. Открыть можно только снаружи.

Он все же заметил мои тщетные попытки.

Через несколько минут я смогла убедиться в его словах. Мы остановились на обочине рядом с другой машиной, из которой вышли три человека и уселись к нам, двое по бокам от меня, третий впереди, рядом с шофером. Мы тронулись. Сидевший рядом со мной положил мне руку на затылок и пальцами надавил на какую-то точку у основания черепа. Я потеряла сознание.

Макс

Я лежала на широкой кровати в очень светлой и солнечной комнате. Свет лился через большое окно без штор. Чуть сбоку от себя я увидела дверь, которая вела в соседнее помещение и не была закрыта. Там находились люди, были слышны их голоса, мужские. Они переговаривались и посмеивались. Я приподнялась и села на кровати, не понимая, что происходит; голова болела. Я почувствовала, как накатывают волны страха и по телу поднимается дрожь. Один из мужчин мелькнул в дверном проеме, остановился, заметив, что я смотрю на него, и вошел.

– Наша красавица проснулась, – объявил он, подошел ко мне и, схватив рукой за волосы, дернул. От боли у меня выступили слезы.

– Ну что же, – сказал незнакомец, чуть ослабив хватку, – самое время прояснить ситуацию. Слушай меня внимательно, девочка, если ты будешь умницей и будешь делать то, что тебе скажут, все будет хорошо. Только будь послушной, – он осклабился и опять чуть дернул меня за волосы, но не так сильно, как первый раз.

– Договорились?

Я кивнула – как можно не согласиться? Он отпустил меня, и его рука легла на мою шею. Он поглаживал меня, но эти прикосновения были мне неприятны, и я попыталась отстраниться.

– Кто вы, что вам нужно… – я не успела закончить, получив такую затрещину, что упала. Застыла от неожиданности и боли, а он опять схватил меня за волосы, далеко назад запрокинув голову.

– Вот тебе первый урок: говорить можно только, когда позволят, и делать то, что говорят! – он еще раз тряхнул меня.

Я всхлипнула, хотела возразить, но говорить боялась: повторять «урок первый», как и узнавать другие, я не хотела.

– Так-то…

Я увидела прямо перед собой его слащавую улыбку и похотливый взгляд, заскользивший по моему телу.

– У нас еще есть время, – произнес мой мучитель. Сомнений в его намерениях у меня не оставалось. Внутри все похолодело. Если я опять попытаюсь вырваться, то он изобьет меня. Мужчина встал коленом на кровать и придвинулся ко мне ближе, но вдруг отстранился.

– Макс?! – он обратился к человеку, которого я не сразу заметила. Видимо, он появился только что.

Мужчина стоял, небрежно облокотившись плечом о дверной косяк, сложив руки на груди, и как будто безучастно наблюдал за происходящим.

– Мы ждали тебя позже, – произнес тот, что издевался надо мной.

А я замерла, глядя на вошедшего незнакомца. Его рост, фигура, стать, та легкая пренебрежительность в движениях, хорошо ощутимые сила и властность во всем его облике – все это неуловимо, но совершенно определенно напоминало мне Алекса. Волосы мужчины были темнее, чем у Алекса, но так же коротко по-спортивному подстрижены, он был так же гладко выбрит, у него были такие же темно-серые глаза. У меня складывалась впечатление, что я вижу двойника Алекса, но не столько по внешности, сколько по ощущениям, которые я испытывала, разглядывая его. Он внимательно смотрел на меня, чуть прищурив глаза, как когда-то, сто лет назад, Алекс в парке Петергоф. Я пыталась избавиться от наваждения, уверяя себя, что все это мне лишь мерещится от страха и после пережитого шока. Однако это было весьма слабое объяснение, которое не спасало от ощущения дежавю.

– Идем, – коротко произнес Макс, обращаясь к мужчине, и, отделившись от стены, вышел.

Я опять осталась одна в комнате. На этот раз они заперли дверь. Посидев какое-то время на кровати, я встала и подошла к окну. Пейзаж за ним ни о чем не сказал мне: деревья, поля и раскиданные вдалеке аккуратные домики. Я не смогла даже определить, в какой стране нахожусь – еще во Франции или, может, уже где-то в другом месте. Расстояния в Европе маленькие, и за то время, что я была без сознания, меня могли увезти куда угодно. Но, в сущности, какая разница, где я сейчас, понятно, что все еще за границей. А вот почему? – это интересовало меня больше.

Я подергала ручку на двери, но она не поддалась, оставаясь плотно запертой, отошла от окна и продолжила обследовать комнату. Кроме большой кровати с двумя пустыми тумбочками по обе стороны от нее, здесь больше ничего не было, поэтому мое обследование закончилось быстро и безрезультатно.

Я вернулась на кровать и, свернувшись клубочком, попыталась проанализировать ситуацию. Результат был нулевой, я не понимала, что происходит, как и почему я попала в эту историю, кто эти люди и что им надо от меня. Возможно, меня похитили, чтобы потребовать выкуп. С Алексом в Париже мы жили в очень дорогом отеле, и это могло привлечь внимание ко мне. Если это так, кому они предъявят требование о выкупе? Конечно, Алексу. Но после того, как он выгнал меня, будет ли это его интересовать или ему теперь все равно?

Из-за всех этих безрезультатных раздумий усилилась ноющая боль в голове. И напрашивался только один вывод – это как-то связано с Алексом. Или… Я вздрогнула, или с той странной историей с украшением! Та самая куртка, в кармане которой оно лежало, сейчас была на мне. Я сунула руку в карман – кулон преспокойно лежал на месте. Значит, дело не в нем, иначе меня бы давно уже обыскали и допросили. Я опять задумалась. Но и к делам Алекса я не имею никакого отношения. Он никогда ни во что не посвящал меня, ничего не рассказывал, даже не намекал. Но, с другой стороны, откуда этим людям знать, что я не причастна ни к чему. Лишь масса вопросов без ответов. Придется просто ждать, что будет дальше.

Ко всему прочему из моей раскалывающейся головы никак не выходил этот человек – Макс. Все-таки что-то в нем вызывало во мне странные чувства, определить которые я пока никак не могла.

Я вдруг снова осознала, что я больше не с Алексом, он выгнал меня, и я ему больше не нужна. Сердце заныло. Страх и неизвестность на некоторое время вытеснили боль и отчаяние от нашего расставания, но теперь они опять возвращались. Я с силой укусила костяшки пальцев, собранных в кулак. Не думать сейчас об этом! Есть проблемы важнее.

Не знаю, сколько прошло времени, но я вдруг почувствовала самую естественную физическую потребность, мне захотелось в туалет. И если раньше я старалась гнать от себя это желание, теперь оно стало навязчивым и всепоглощающим.

Ждать, когда кто-нибудь заглянет ко мне, уже не было сил и, превозмогая страх, я подошла к двери и тихонько нажала на ручку, хотя прекрасно знала, что она заперта. Прислушалась и, ничего не услышав, осторожно постучала. Дверь тут же открылась, на пороге стоял мой старый знакомый «учитель». Он вопросительно смотрел на меня.

– Мне нужно в туалет…

Он, отступил, приглашая меня выйти.

Помещение туалета не предоставило мне ни единого шанса изменить мое положение, и мне не оставалось ничего другого, как закончив свои дела, вернуться обратно в коридор, где меня ждал мой провожатый. Жестом он приказал мне идти в комнату, сам двинулся за мной. Зашел вслед за мной и прикрыл дверь. Я стояла, боясь повернуться к нему лицом: я очень хорошо понимала, чего он хочет.

– Теперь нам никто не помешает…

Ужас поднимался от кончиков пальцев на ногах до самой моей макушки, перебегая мелкими мурашками и вызывая во мне дрожь. Я все так же не оборачивалась к нему, а он подошел ближе и, схватив меня за шею, одним сильным движением толкнул на кровать. Я упала лицом вниз, тут же попыталась перевернуться, но он не дал, вжимая меня в жесткий матрас.

Я ощущала на себе его дыхание, испытывая омерзение от чужих запахов и прикосновений. Он сам перевернул меня. Я хотела закричать, но широкая ладонь грубо зажала мне рот. Он навалился на меня всем телом, коленом раздвигая мне бедра. Я извивалась, пытаясь вырваться и, наконец, согнув ногу, собрала все свои силы и ударила его, попав прямо в пах. Он выпустил меня и, скорчившись пополам, отполз, постанывая. Я вжалась в стену у изголовья кровати и с ужасом смотрела, как он, продолжая корчиться, испепеляет меня полным ненависти взглядом. Я даже забыла, что нужно закричать, а он, разогнувшись, дернул меня за ногу и подтащил к себе. В руках у него неизвестно откуда появился шприц и, сдернув с него колпачок и прижав меня весом всего своего тела, он воткнул иглу мне в плечо через ткань куртки. Я закричала. Но боль от укола иглы тут же сменилась другой, огнем разливающейся по моему телу, я опять закричала, но он снова рукой зажал мне рот, почти не давая мне дышать.

Я почувствовала, как тело мое немеет и перестает меня слушаться, я теперь не способна была пошевелить даже пальцем, крик застыл в горле. Он удовлетворенно хмыкнул:

– Так-то лучше, правда? – и навис надо мной, его руки, теперь обе свободные, принялись шарить по мне, проникая под одежду. Его прикосновения обжигали меня, усиливая боль. Но больше он ничего не успел сделать. Кто-то одним сильным движением оторвал его от меня и отшвырнул назад. Это был Макс.

Он подошел, взглянул на меня. Я не могла шевельнуться и только судорожно прерывисто дышала, при любой попытке движения все мышцы моего тела, даже те, о которых я раньше не подозревала, отзывались ноющей всепоглощающей болью, сознание, тем не менее, оставалось ясным.

Мой насильник поднялся на ноги, что-то бормоча себе под нос. Макс повернулся и, схватив одной рукой за ткань свитера на его груди, приблизил его лицо к своему и прошипел:

– Приказ не сметь ее трогать был тебе не ясен? Или ты решил, что тебя это не касается?

– Макс, она сама…

Макс чуть отвел сжатую в кулак правую руку назад и нанес такой удар по лицу несчастного, что он, вышибив спиной дверь, вылетел наружу.

Боль в моем теле стала постоянной и сильной, жутко болела голова, тошнило. Я лежала, стиснув зубы и закрыв глаза, и не могла сдерживать стоны. Вдруг я почувствовала, что Макс, аккуратно приподнимая меня, начинает раздевать. Сопротивляться я не могла, но я и не в полно мере осознавала, что происходит, потому что от этой непереносимой боли стало затуманиваться сознание.

Макс раздел меня полностью, доставляя при этом невероятные мучения, потом завернул в простыню, поднял с кровати и понес куда-то. Оказалось – в душ. Я поняла это, когда он затолкал меня, не выпуская из своих рук, завернутую в простыню, под холодные струи воды. Сама я стоять не могла, и он крепко держал меня за талию. Я повисла не его руке. Струи, падая мне на голову и на спину, обжигали холодом, моментально намокшая простыня облепила меня, я захлебывалась и замерзала. От холода я начала трястись, зубы у меня стучали. Я, собирая остатки своих ничтожных силенок, попыталась вырваться. Зачем он так мучает меня! Если я не умерла от боли, умру от холода! Но он, лишь сильнее прижал мою голову вниз. И вдруг я поняла, что боль отступает, успокаивается и затихает, этот мокрый холод вытесняет ее. Я смогла уже вытянуть руки и упереться ими в стену, и стояла уже сама, а не висела на его руке, он только поддерживал меня, но вырваться не давал.

Наконец экзекуция была закончена, Макс выключил воду. Я тряслась от холода, зубы стучали так, что, наверное, было слышно. Макс вытащил меня из душа, снял облепившую меня промокшую насквозь простыню и завернул во что-то сухое, что тоже моментально вымокло. Он слегка потер меня и, подняв на руки, отнес обратно в комнату, где уложил на кровать, укутал одеялом. Мне стало теплее, боль ушла, но я все еще чувствовала слабость. Я лежала, продолжая трястись, и смотрела, как Макс, сняв свою мокрую футболку, вытирается полотенцем. Я вдруг ощутила жуткую жажду.

– Я хочу пить, пожалуйста, – голос у меня был слабый и тихий, но Макс, стоявший ко мне спиной, тотчас обернулся.

– Нет, пить пока нельзя.

Если боль и холод не убили меня, то жажда точно убьет, потому что как только она, робко дав о себе знать, поняла, что ее заметили, то полностью завладела мной. Пить хотелось неимоверно.

– Пожалуйста, – с мольбой попросила я.

Макс принес пластиковую бутылочку с водой, отвинтил крышку и поднес мне, я потянулась, приоткрыв рот, но он, легонько надавив на мою нижнюю челюсть, прикрыл мне его и лишь смочил губы парой капель.

– Все. Потерпи пока.

Стало чуть легче, чуть-чуть, но больше он не дал. Накрыл меня вторым одеялом и вышел, забрав бутылку. Он не стал запирать дверь, наверное, был уверен, что сил у меня недостаточно, чтобы что-то сделать. Так оно и было. Я, наконец, согрелась, но слабость совсем одолела меня и вскоре я провалилась то ли в сон, то ли в забытье.

В себя меня привели несильные похлопывания по щекам. Мне это не понравилось, я хотела спать и хотела, чтобы меня оставили в покое. Но они не оставляли. Я открыла глаза и увидела перед собой Алекса. Я часто заморгала глазами, не веря тому, что вижу, и, как оказалось, правильно, что не поверила. Это был Макс. Я вспомнила, что со мной произошло.

– Вставай, одевайся.

Я послушно поднялась, голова закружилась, поэтому пришлось несколько секунд посидеть. Затем откинула одеяло и только тогда вспомнила, что абсолютно голая. Поспешно прикрылась одеялом, но подумала, какая это глупость: у Макса было достаточно времени и возможности рассмотреть меня. Но поймав мой взгляд, он вышел. Одежда моя лежала на кровати. Слабость не отпускала. Теперь я понимала, почему Макс не позволял мне вчера напиться вдоволь: меня тут же вывернуло бы наизнанку, до того сильным было ощущение тошноты. Руки и ноги свои я ощущала так, как будто они выходили из состояния онемения, еле слушаясь меня. Голова кружилась. Когда я наконец кое-как с большим трудом оделась и была готова, меня вывели на улицу и усадили в машину.

Все дальнейшее я осознавала плохо. Отключилась почти сразу, как только оказалась в машине. Пару раз, выныривая на короткие мгновения из глубины забытья, я видела лишь что-то мелькающее, проносящееся за окнами автомобиля. Когда я почти пришла в себя, начиная понемногу воспринимать действительность, перед моим лицом возник шприц. Я, в ужасе от воспоминаний о прошлом уколе, забилась в самый угол сиденья в слабенькой попытке возразить, но меня прижали, вытянув левую руку, закатали рукав и вонзили иглу. Видимо, это был все же другой укол, потому что кроме боли от иглы я ничего больше не почувствовала, просто тут же потеряла сознание.

В очередной раз очнулась я на узкой жесткой койке у стены в качающемся помещении. Мне понадобилось время, чтобы осознать, что пляшущие на полу и стенах солнечные зайчики – это блики от воды за круглыми окнами – иллюминаторами, а помещение в самом деле раскачивается, и все это говорит о том, что я нахожусь уже на идущем куда-то судне. Поняв это, я не испытала ни удивления, ни страха, а опять заснула, вернее, провалилась в пустоту.

Окончательно, так что могла адекватно воспринимать действительность, я пришла в себя, лежа на большой кровати.

Я приподнялась. Все мои мышцы затекли, но ничего не болело. Я лежала в одежде, но без куртки и без обуви.

Комната была уютной спальней, обставленной дорогой изысканной мебелью темных и светлых кофейных тонов, с камином возле кровати и пушистым ковром на полу. За двумя высокими большими окнами сквозь колышущуюся на ветру листву деревьев поблескивала вода. С моего места не было видно, что за водоем находится там.

Я привстала, собираясь спустить ноги с кровати, когда отворилась дверь и вошла женщина лет шестидесяти. Она была вся какая-то незаметная, не произнесла ни слова и не подняла взгляд, и только белоснежный передник на ее черном платье был ярким пятном. Перед собой она катила сервировочный столик, уставленный какой-то едой. Не глядя на меня, молча, она переставила блюда и посуду на столик между кресел у окна и направилась к выходу.

Я встала с кровати и сделала шаг к ней:

– Где я? Скажите!

Женщина замотала головой и развела руками, показывая, что не понимает меня, потом быстро вышла. Я услышала, как в замочной скважине повернулся ключ.

Мне не оставалось ничего, кроме как оглядеть комнату. На туалетном столике стояла моя косметичка, та, что была со мной в Париже. Помимо входной двери здесь имелись еще две. За одной оказалась туалетная комната со всем необходимым, за другой – вместительная гардеробная, где на вешалках и полках находились вещи из моего чемодана, заполнившие ее менее чем на четверть. Сам чемодан скромно стоял в углу.

Остановившись посреди комнаты, я пыталась найти хоть какое-то объяснение происходящему, но мысли, еще не успев зародиться, увязали в вате, которой, казалось, была набита моя голова. Видимо, действие наркотиков, которые мне вкололи, еще не прошло окончательно.

В отличие от головы желудок работал нормально, о чем дал мне знать голодным урчанием. Отказываться от пищи было глупо, и я уселась в кресло, приступив к изучению и дегустации предложенных блюд. После еды у меня появилось огромное желание привести себя в порядок и переодеться.

Я обнаружила, что все мои вещи, что я брала с собой в поездку, находятся в комнате или в ванной, включая даже драгоценности, мою сумку и электронную книжку. Не было только паспортов и телефона.

Душ и мои собственные вещи придали мне уверенности и наполнили решимостью выяснить, где я нахожусь и почему, и что вообще происходит. Поэтому, когда все та же женщина явилась, чтобы забрать посуду, я уже была готова к решительным действиям. Но не успела даже рот открыть, как она, поняв мои намерения, с проворством, на какое, на первый взгляд, не была способна, выскочила за дверь, а вместо нее на пороге появился мужчина внушительных размеров с неприятным и не располагающим к беседе лицом. Он пригрозил мне пальцем и знаками довольно доходчиво объяснил, что мне надо вести себя тихо, не задавать вопросов и не выступать. Что будет вследствие моего неподчинения, он тоже объяснил мне с помощью жестов. Так как воспоминания о моем похищении еще были свежи в памяти, я отступила. Решимость моя улетучилась.

И, казалось, про меня забыли. Меня не обыскивали, не допрашивали. Со мной никто не разговаривал. Три раза в день мне приносили довольно вкусную и разнообразную еду, и на этом все. Мои попытки вырваться на свободу потерпели крах после того, как я обнаружила, что комната моя расположена довольно высоко, метров на пять от земли, близко растущих деревьев, по которым можно было бы спуститься нет, да и окна не открываются. А если попробовать разбить стекло, шум сразу привлечет внимание, в этом я не сомневалась.

Вечером женщина подготавливала ко сну мою кровать и задергивала тяжелые шторы на окнах. Узкая щель между ними никогда не темнела полностью, из чего я сделала вывод, что нахожусь в северной части Европы, там, где сейчас, в июне, как раз сезон белых ночей.

Я приняла свое положение, никак не зависящее от меня самой, и смирилась со своей полной неспособностью что-либо изменить. Я ни о чем не думала, ничего не анализировала, голова моя была пуста и свободна от каких-либо мыслей. Все эмоции, кроме страха перед неизвестностью, покинули меня, но вскоре и он отступил куда-то в глубину сознания. Окончательно не сойти с ума мне помогала моя электронная книжка. Поначалу мне приходилось заставлять себя читать, потому что слова проносились мимо меня, не оседая в голове, и я перечитывала фрагменты по несколько раз, и постепенно мысли, переживания и приключения книжных героев стали отвлекать меня от собственных. Но ненадолго.

Тревожное ощущение неизвестности и ожидание непонятно чего постепенно поглощали. И я начала думать о том, что уж лучше бы что-нибудь происходило.