Газетайна

История, которая никак не может начаться

Уважаемый читатель, вы меня с экрана читаете, да? Из интернета, да? А вы бы не могли мне немножко помочь, а? Очень вас прошу. Можете какие-нибудь ссылки открыть по этикету, как себя в обществе держать… не беспокойтесь, я увижу… очень-очень буду вам благодарен…

А то понимаете, они мне не рады. Ну, то есть, совсем. Фасады отвернули, двери поджали, окошками хлопают, видеть меня не хотят.

А?

Да-да, история обязательно будет, я же все понимаю, что вы меня открыли рассказ читать, а не мои просьбы слушать… только я сначала должен с ними со всеми договориться, а то если они меня и знать не хотят, то как же история получится? Так что я попытаюсь…

…не выходит.

Нет, общаемся, конечно, на уровне здрассьте-до-свидания, только это не то, понимаете, так никакая история не получится. А знаете, что самое страшное, я все думаю, а вдруг история уже началась, вдруг у них без меня уже что-то там происходит, а я в стороне, а я в этот рассказ не попаду, а? Я вот что хотел… а можете мне какую-нибудь статью по психологии скинуть? Ну, на тему, как влиться в незнакомый коллектив, как стать своим в чужой компании… Ой, спасибо большое, вот теперь дело пойдет…

Или нет… вот здесь написано, сделайте ненавязчивый комплимент по поводу новой прически… а мне им какие комплименты делать? По поводу новой крыши? Новой черепицы? Нового флюгера? Я попробую…

Нет, знаете, не выходит… Ну, то есть, дальше здрассьте-до-свидания дело не идет. Нет, пару раз перекинулись парой слов о погоде со старым особняком, только это не то, не то. У них какие-то тайны, заговоры, они ходят друг к другу в гости, а я… нет, я не могу прийти просто так, вы даже представить себе не можете, каково это будет, если я просто так ввалюсь кому-то в гости… После этого мне дорога в их общество заказана… раз и навсегда…

Знаете, я все понял…

…стоп-стоп, я прошу прощения, я понимаю, вы ждете увлекательного рассказа, вы ждете, что я буду героем истории, а я даже не могу стать частью их общества. Нет, я вас понимаю, если вы сейчас начнете следить не за мной, а за каким-нибудь теремом или башней, у них-то жизнь поинтереснее моей будет. Только я прошу вам дать мне последний шанс, честное слово, я не упущу.

Клянусь.

И для этого мне нужна история этих домов. Не беспокойтесь, адреса я вам скину. А вы мне откроете в интернете их истории, когда их построили, кто построил, кто там жил…

…огромное вам спасибо.

Вот теперь у меня должно что-нибудь получиться…

…нет, ничего.

Я сам виноват, мог бы догадаться, что им это не понравится. Нет-нет, когда я говорил про семьи, которые в них жили, про архитекторов, которые их построили – это они как раз очень даже оценили, даже зауважали меня в какой-то степени. А потом да, надо же было мне такое ляпнуть, выразить свое соболезнование по поводу пожара…

…какого пожара?

А вы не читали сами то, что мне открывали?

Ох, простите… мало того, что я с вас требую всякое, откройте то, откройте это, а тут еще и прошу, чтобы вы все это читали. Ладно-ладно, я вам сам все вам расскажу, пожар в пятнадцатом году, нет, две тысячи пятнадцатом, никакое не средневековье, древнейший квартал, историческая ценность…

…стоп.

Они же сгорели.

Сгорели.

Дотла.

…место сожженного квартала некоторое время пустовала, вопросы по восстановлению исторической ценности зашли в тупик. В 2017 году на пустыре началась постройка жилого комплекса «Парадиз»…

Так и есть, они сгорели, и никто их не отстраивал… но тогда откуда они взялись? Как я разговариваю с ними? Стоп-стоп, как вообще дома могут разговаривать? Нет, никакой системы «Умный дом» тут и близко нет…

…что говорите?

Что, прямо так в лоб спросить, за что они меня так ненавидят? Ну, знаете, не та публика, так прямо мне и не ответят… нет, может, они меня невзлюбили, что они сгоревшие, мертвые, а я жи…

…стоп.

А кто мне вообще сказал, что я живой?

Вы извините, можно я вас еще раз побеспокою, а можете про меня что-нибудь найти? Я вам адрес свой скину, вы там посмотрите по карте…

Я не сгорел?

Вот как хорошо, прямо гора с плеч.

…построен в 2019 году, принадлежит владельцу комплекса «Парадиз»…

Кажется, я начинаю понимать.

Да, я начинаю понимать.

Нет, я даже не пытался говорить с ними, я вообще удивляюсь, как они меня терпели хоть сколько-нибудь.

Вот что…

Уважаемый читатель…

Я думаю, вы получили достаточно интересную историю, настоящее детективное расследование. Мало того, вы будете не просто его наблюдателем, а самым что ни на есть участником.

Да-да, вы соберете все эти материалы, которые мы тут с вами нашли.

Ну, как связаться с полицией, это не мне вас учить, это вы сами разберетесь…

…получилось.

Наконец-то я стал своим среди них.

Совсем своим.

Нет, их не смущает, что я совсем новый, а они с многовековой историей. Их никогда это не смущало.

Нет, его не арестовали. Тут мы с вами ошиблись, доказательств-то никаких, закрыли дело за недостатком улик.

А оказывается, сгоревшим быть не так уж и страшно, а я боялся… Вроде смотрю на них и знаю уже, что сгоревшие дома не умирают, а все равно боязно.

Да, я сам это сделал.

Нет, не для того, чтобы стать своим среди них, это для них тоже не имеет значения, сгоревший я или живой.

Тут другое…

Как вам сказать…

…сгорел особняк, принадлежащий владельцу «Парадиза», на месте происшествия обнаружен труп хозяина…

Да, вы извините, что я вас во все это втянул, я ведь и не подумал, что для вас это небезопасно. Да ничего, вы привыкнете, мертвым, оказывается, быть не так уж и страшно, уж поверьте…

Непонятно Что

…ну, во-первых вот эта вот сцена, где Непонятно Что хочет задать Светилу какой-то вопрос – и тут же бежит прочь вне себя от смущения, прячется в толпе. Ничего подобного в истории Непонятно Чего не было. Непонятно Что слишком боится людей, чтобы даже подойти к Светилу Науки – не говоря уже о том, чтобы попытаться что-то спросить.

Еще одна грубейшая ошибка – придумать Светилу Науки какое-то имя или подбирать ему реальные прототипы. Светило Науки так и остается Светилом Науки, как называет его Непонятно Что, оно не знает имени этого человека.

Больше всего поражают режиссеры, которые изображают Непонятно Что, подселившимся в тело погибшего репортера. Особенно шокирует один из последних фильмов, где режиссер додумался показать не просто мертвое тело, а полуистлевший труп. Ничего подобного в этой истории не было – тело журналиста так и остается в глухом лесу, где его первый раз видит Непонятно Что, заглядывает в остекленевшие глаза, скользит вдоль видеокамеры, листает записи в смартфоне.

Непонятно Что должно оставаться Непонятно Чем – бесформенным, бестелесным, невидимым. Тем более нелепым выглядит оно с видеокамерой, смартфоном и галстуком – Непонятно Что почему-то считает, что галстук – это тоже что-то очень важное и нужное, без чего ничего не получится.

Неправы и те режиссеры, которые показывают, что Непонятно Что не может говорить – на самом деле оно прекрасно может издавать членораздельные звуки, несмотря на то, что у него нет рта, голосовых связок, легких, и всего остального. Проблема в том, что Непонятно Что неимоверно стесняется что-то говорить, и вообще хоть как-то заявлять о себе. Непонятно Что слишком долго жило в лесу, пряталось ото всех, старалось остаться незаметным, невидимым, неслышимым. Непонятно Чему невыносимо трудно заявить о себе, выбраться из лесных туманов, из тишины, нарушаемой лишь шорохами ветвей и вскриками птиц, из полумрака под сенью деревьев.

Есть и еще один просчет, который допускают многие и многие – те, кто пытаются показать предысторию умершего репортера, пытаются представить себе, что с ним произошло – или он заблудился в лесу, или кто-то помог ему заблудиться, равно как и помог ему умереть. Ничего подобного домысливать не надо ни в коем случае: история журналиста остается за кадром, где-то там, в больших городах и терминалах аэропортов. Мы показываем историю с точки зрения Непонятно Чего – а оно не видело, что случилось с человеком до того момента, как Непонятно Что увидело его в лесу.

Обязательно нужно показать, как Непонятно Что выходит на автобусную остановку у шоссе, прячется в тряском автобусе, скрывается по переулкам в пугающем незнакомом городке, стоит в очереди в аэропортах, смотрит, как люди регистрируются на рейс, неумело прикладывает смартфон к экранам, не знает, что выбрать, курицу, или рыбу, потому что боится обидеть своим отказом и курицу, и рыбу, позволяет обыскать себя на таможне, как будто можно обыскивать то, чего по сути и нет. Кроме того, есть очень важный момент, когда Непонятно Что покупает газеты, терпеливо изучает газетные статьи, пытается писать то же самое, подставляя имя Светила – и понимает, что ничего не получается.

Очень важно: в фильме нет момента, когда Непонятно Что сталкивается нос к носу со Светилом – Непонятно Что слишком боится Светила, как и всех остальных, от Непонятно Чего за весь фильм можно услышать только короткие фразы – «Простите», «Извините», и… и, собственно, все.

Самое главное, что должно быть показано – тревога Непонятно Чего, что вот, человек в лесу умер, и не выполнит свою задачу, да как же так, и теперь Непонятно Что обязательно должно доделать за него эту работу, потому что ну должен же кто-то это сделать, а больше некому. У зрителя должно возникнуть подозрение – только подозрение, не более того – что Непонятно Что само погубило журналиста, просто по незнанию, что такое человек, и как с ним обращаться, погубило, само того не желая, и теперь пытается исправить свой поступок – но эти подозрения так и останутся мимолетными домыслами.

Неправы и те, кто опускают сцену, где Непонятно Что приходит в ресторан – обязательно закрытый, обязательно ночью – садится за столик, вертит меню, видимо, примеряет на себя, как это вообще – сесть за столик, взять меню, заказать что-то, заказывать не у кого, ресторан не работает, да и вообще Непонятно Что не понимает, как надо выбирать, а что делать дальше, а вдруг что-то будет не так. А потом Непонятно Что пугается, потому что представляет этот ресторан, полный людей, и все они будут смотреть на Непонятно Что, и говорить с Непонятно Чем, и это же ужас-ужас, и Непонятно Что в панике прячется непонятно где.

Непонятно Что не только боится заговорить со Светилом – но даже встретиться с ним взглядом, как и с остальными людьми. Глазами Непонятно Чего мы видим, как оно вьется вокруг дома Светила, прячется в зарослях, просачивается в темные комнаты, смотрит оттуда на свет, где за столом угадываются силуэты людей, жадно ловит обрывки фраз, повторяет про себя таким шепотом, который едва слышит оно само – деполяризация… апроксимация… Покидать дом Светила Непонятно Что должно стремительно, внезапно, озаренное неожиданным откровением, ускользать в темноту ночи, чтобы собирать по кусочкам буквы, по буквам слова, о Светиле Науки, который отнимает чужие умы, чтобы выдать их за свои.

Многие режиссеры забывают показать, как Непонятно Что обивает пороги редакций, тушуется, стесняется, прячется, шепчет свое «Простите…», «Извините…», остается неуслышанным. А ведь это очень важно – показать полнейшую неспособность Непонятно Чего говорить с людьми. Тем неожиданнее будет выглядеть статья Непонятно Чего на первых полосах газет, тем больше удивится читатель, откуда она вообще взялась, эта статья – вот именно, что ниоткуда, Непонятно Чему не нужны посредники в виде редакторов и редакций.

А дальше нужно показать недоумение Непонятно Чего – почему ничего не происходит, что значит, выдумка, почему люди смотрят на другие статьи, говорят – правда, смотрят на статью Непонятно Чего, говорят – выдумка.

Самая главная ошибка – домысливать какую-то развязку этой истории, развязку, которой нет и не может быть. Особенно отличились режиссеры, которые показывают убитого Светило Науки на полу роскошного кабинета, а Непонятно Что вертится над ним, пытается понять, что делать дальше. Так вот, ничего подобного здесь быть не может, Непонятно Что так и останется растерянным, непонимающим, потерянным в мире людей. Если вы не знаете, как эффектно закончить эту историю, можете показать Непонятно Что на трибуне в огромном конференц-зале, как оно чуть слышно говорит – «Простите…», «Извините…», несколько раз, потом наконец набирается смелости и выдает – «Это правда». Гробовая тишина в зале должна насторожить зрителя, – и тут же нужно показать пустой темный зал, куда Непонятно Что пришло глубокой ночью, чтобы отрепетировать то, что никогда не будет сказано.

Вселенская ошибка номер две половины

…в конце улицы Париж кончается, и если пойти налево, то попадешь в Прагу, а если свернуть правее, то будет Эдинбург. Я сворачиваю в Эдинбург, там зима, мне не нравится, что там зима, я прошу сделать ну хотя бы раннюю осень. Я понимаю, что лето в Эдинбурге сделать сложно, я не прошу лето. Если подняться по улице в гору, то за поворотом появится кафе с клетчатыми подушками на мягких креслах. Я прошу, чтобы в кафе сидели женщины, пока больше ничего не надо, просто чтобы сидели женщины, а там посмотрим. Я заказываю ростбиф, на удивление хороший, ну еще бы, после стольких попыток – а может, я уже и не помню, какой должен быть настоящий ростбиф.

Расправляюсь с ростбифом, поглядываю на женщин за столиками, подбираю, подыскиваю подходящий вариант, долго колеблюсь между хрупкой блондиночкой у окна и смуглой хохотушкой возле барной стойки, наконец, осторожно перебираюсь к блондиночке, подыскиваю подходящие фразы, разрешите присесть, чудный вечер, не правда ли… Не умею я все эти выверты, ваши родители случайно не астрономы, нет, тогда откуда у них такая звезда… У меня все по-простому, да и по-простому не получилось бы, если бы все это было не здесь…

Пусть она обернется, прошу я. Пока больше ничего, пусть обернется, а там посмотрим. Она оборачивается, – меня как будто прошибает током, какого черта на меня смотрит Лейла, на меня не может смотреть Лейла, она же мертвая, мертвая. Словно в ответ моим мыслям тонкое личико превращается в обугленный череп. Отскакиваю, с грохотом переворачиваю кресло, чувствую, что все в кафе смотрят на меня, так и есть, все, все, женщины с лицом Лейлы, лицом, которое медленно превращается в обгорелый череп…

Объект номер половина единиц, треть симметричных, две половины половин.

Нет, все-таки система открытая.

Закрытые системы так не работают, закрытые системы не тают, не истаивают медленно-медленно, капля за каплей не теряют самих себя.

Так что все-таки система открытая.

Открытая система – которая хватает то, что горит, чтобы пропустить через себя и выпустить то, что горит вместе с тем, что лежит черными слоями в земле.

Непонятно.

Никогда не видели открытую систему, которая истаивает по капле, по крупинке, теряет самое себя.

Выявить состав системы.

Выявлено.

Понять состав системы.

Понято.

Морская вода.

Никогда не видели систему, в составе которой была бы морская вода.

А вот.

Принести открытой (закрытой) системе морскую воду.

Нет контакта системы с морской водой.

Принести морскую воду.

Нет контакта.

Принести морскую воду.

Нет контакта.

Система истаивает, все чаще проваливается в небытие. Какая-то ошибка вселенной, которая исторгла из себя систему, не способную ничего в себя вобрать, способную только таять.

Ошибка – не морская вода вместо морской.

Непонятно. Система с морской водой вбирает не морскую воду.

Ошибка системы?

Вбирает не морскую воду. Сначала стремительно с намерением вобрать её всю, потом моментально меняет решение, вбирает не морскую воду по крупицам, по каплям. Почему-то хочет вобрать всю, разом, и больше, больше, будто бы больше себя – а вместо этого по крупицам, по каплям, потому что почему-то так надо.

Снова ошибка системы?

Думать.

Думать.

Думать.

Перебирать варианты. А что тут перебирать, если вариантов нет, ни одного, неоткуда вытащить хоть один-единственный вариант…

Система тает.

Уже не так стремительно – потому что не только отдает воду, но и берет воду – но все еще тает, исчезает медленно, но верно.

Вариант.

Дать то черное, что выделяет система.

Система создает горячую плазму над черным. Но продолжает таять.

Ошибка?

Ошибка вселенной, – создать систему, которая не может вобрать в себя то, из чего состоит.

Или…

Или?

Вариант.

Дать системе то, что подобно самой системе.

Взять образец.

Копировать образец.

Копировать.

Копировать.

Копировать…

Копи…

Ко…

К…

К…

К…

Принести системе.

Не понять.

Почему система отстраняется от принесенного, почему уходит от принесенного, прочь, прочь, прочь.

Почему возвращается – когда принесенное уже начинает рассыпаться и тлеть, почему пытается вобрать в себя то, что уже рассыпается и тлеет. Почему вызывает из небытия горячую плазму, чтобы положить туда принесенное, почему…

Не понять.

Ошибка вселенной – создать систему, которая страдает, когда вбирает то, из чего состоит.

Исследовать объект номер половина единиц, треть симметричных, две половины половин.

Пытаться понять.

Не понимать.

Ловить короткие всполохи электрических импульсов где-то там, в глубине объекта.

Пытаться понять.

Не понимать.

Цикл:

Четыре фрагмента, сжимаются, разжимаются поочередно.

Цикл:

Электрические всполохи то затухают, то вспыхивают.

Цикл:

Циклы всполохов меняются один за другим.

Смотреть циклы всполохов.

Проникнуть в электрические импульсы, слиться с ними, стать ими.

Непонятно.

Ошибка.

Ошибка вселенной – создать систему, которая погружается в циклы электрических всполохов, чтобы чувствовать то, чего рядом нет.

Потому что рядом нет камней причудливой формы, которые чувствует система.

Потому что рядом нет всполохов плазмы, которые чувствует система.

Потому что рядом нет систем, подобных системе – которые чувствует система.

А система чувствует.

Система выходит из цикла, которым чувствует то, чего нет, входит в цикл, которым чувствует то, что есть.

Идет к воде, чтобы вобрать воду.

Идет к фрагментам себя, чтобы сжечь в плазме – но не до конца – и вобрать в себя.

Чувствовать объект номер половина единиц, треть симметричных, две половины половин.

Пытаться понять.

Чувствовать то, что чувствует система, чего на самом деле рядом нет.

Система чувствует, как вбирает в себя что-то, не похожее на саму систему, понять бы еще, из чего это что-то… система подсказывает, насколько понимает, из чего это – не похожее на систему…

Собрать по крупицам то, что чувствует система, чего на самом деле нет.

Непонятно.

Почему система не хочет чувствовать в этом цикле всполохов то, что чувствует в том цикле всполохов.

И даже не так.

Хочет и не хочет одновременно.

Ошибка вселенной – создать систему, которая не понимает, чего хочет.

Система пробует вобрать в себя то, что вбирала в себя не по-настоящему, в своих иллюзорных чувствах.

Не может.

Что-то не так.

Переделывать.

Корректировать.

Давать.

Чувствовать, как система пробует вобрать в себя созданное – не вбирает, не то, не то.

Корректировать.

Корректировать.

Корре…

…чувствовать, как система вбирает скорректированное.

Чувствовать наслаждение системы, первый раз вот так внезапно чувствовать наслаждение системы.

Чувствовать, как система движется по имитации того, что чувствовала иллюзорно, а теперь ощущает по-настоящему.

Чувствовать восторг и замешательство системы. Ловить тончайшие электрические импульсы, по тончайшим импульсам воссоздавать то, что чувствует система.

Непонятно.

Почему система удаляется прочь от системы, подобной системе, в страхе и замешательстве (откуда вообще взялись эти понятия – страх и замешательство) – прочь, прочь, прочь…

Ошибка вселенной – создать систему, которая ловит волны вселенной в таких безумных диапазонах, зачем, зачем, зачем.

Чувствовать объект номер половина единиц, треть симметричных, две половины половин.

Пытаться понять.

Связывать между собой всполох и всполох – всполохи, которые вспыхивают одновременно, будто не могут друг без друга.

Вон то нагромождение причудливых каменных форм – Пари.

Если миновать проход между каменными формами, дальше – Лэндн.

Камень, по которому можно пройти над потоком воды, камень, на котором стоят системы, подобные системе – Прах.

Непонятно.

Почему система бежит прочь (вот это – когда быстро, то взлетая над пустыней, то падая – бежит, бежать, бегу) от систем, подобных системе, что стоят на камне над водой (на мосту, вот это – камень над водой – на мосту), почему отторжение – системы не должны двигаться, системы должны быть камнем, ведь система же не камень…

Пытаться понять.

Есть системы, которые камень и системы, которые не камень.

Система соглашается.

Теперь все в порядке.

Теперь Прах, мост, теперь кафе, теперь чизкейк, как чувствует система – такой чизкейк, который всем чизкейкам чизкейк, после стольких корректировок, после стольких притираний к системе…

Непонятно.

Почему система хочет, чтобы каменные системы были как не каменные, ведь так не бывает.

Почему система хочет то, чего не бывает.

Запомнить.

Системы, которые система хочет видеть.

Системы, которые система видеть не хочет.

(вот это – ловить немыслимые диапазоны излучений – видеть)

Думать.

Думать.

Догадаться.

Если есть связи между видеть и слышать, если видеть то каменное – Пари, а видеть это каменное – Лэндн, а видеть вон то – чизкейк, а вон та система, подобная системе, но каменная – Пьета – значит, где-то должна быть связь между самой системой, и чем-то слышимым…

Слиться с электрическими всполохами системы.

Искать связь…

…найти – удивительно быстро, система как будто ждет, когда же наконец кто-нибудь запросит эту связь, – Крис.

Крис.

Объект номер половина единиц, треть симметричных, две половины половин.

Вычеркнуть.

Запомнить.

Крис.

Запомнить.

Системы, которые появляются только в ритме, когда система видит то, чего нет: Лейла, Адам, Николас, Яньлинь.

Запомнить: сон: видеть то, чего нет.

Крис просит Эдинбург – это улицы, ведущие вверх и вниз, и пестрые темные стены, и башня возле моста, и мостовая после дождя, и кафе, и чтобы кровяная колбаса, и фасоль, и бекон, и тосты с джемом, а над тостами еще поработайте, Крис чувствует, что они могут быть лучше. Еще Крис просит, чтобы те, кто приходит наяву, не приходили во сне.

Это невозможно.

Невозможно.

Управляем реальностью – но не снами.

Не снами.

А вы попробуйте, просит Крис, попробуйте, а вдруг.

Осторожно касаться электрических импульсов.

Осторожно одергивать – там, где Лейла, там, где Адам, там, где Николас, там, где Яньлинь.

Парадокс.

Почему чем больше прогонять Лейла-Адам-Николас-Яньлинь – тем больше будет Лейла-Адам-Николас-Яньлинь.

Крис просит, чтобы медленно темнело.

Крис просит, чтобы Эдинбург.

Крис просит, чтобы кафе.

Крис просит, чтобы женщины, да, вот так, за столиками, пока просто пусть сидят, дальше по ходу дела Крис покажет, что и как должно быть…

Крис подходит к сидящей у окна, перебирает какие-то варианты того, что слышать, хей, хани, хей, китти, гуд ивнинг, позвольте составить вам компанию. Пусть она обернется, просит Крис, и…

Непонятно.

Почему боится, почему шарахается в сторону, почему повторяет, как заведенный – не надо, не надо, пожалуйста, не надо, пусть не Лейла, не Лейла, не Лейла…

Непонятно.

Почему хочет Лейлу и не хочет Лейлу.

Почему хочет Лейлу и боится Лейлу.

Почему хочет Лейлу и просит, пожалуйста, пусть не Лейла.

Почему.

Почему.

Почему.

Вариант номер две половины и половина четвери.

Женщина оборачивается, показывает лицо Янлинь.

Почему.

Почему все варианты упорно сводятся к двум, которых быть не должно, к вариантам, где Лейла и Яньлинь.

Почему.

Крис сердится, Крис требует, да сделайте же что-нибудь, сердится еще больше при попытке объяснить, что причина там, в электромагнитных импульсах Криса, а не вовне. Ну, так сделайте что-нибудь, требует Крис, кажется, первый раз не просит, а требует, что вам, трудно, что ли…

Пробовать сделать что-нибудь.

Слиться с электрическими импульсами Криса, когда будет сон – смотреть и слушать, если про электрические всполохи можно сказать – смотреть и слушать…

…смерть, смерть, близко, совсем близко, страшно, страшно, тяжесть, давит, давит, давит, выжимает внутренности, дымно, дымно, душно, душно, страшно, страшно, пик-пик-пик-пик, датчики надрываются писком, который острым ножом вонзается в уши,

(…пробуждение…)

…и надо лезть туда, где дымно, туда, где душно, туда, где смерть, что-то нажать, что-то повернуть, чтобы не было смерти тяжетси, дымной, душной, но для этого надо лезть в дым и пламя, и невозможно лезть в дым и пламя, и тело само рвется в капсулу, где нет дымной и душной смерти, где есть жизнь…

(…пробуждение…)

Что-то кричит Яньлинь где-то там, там, хочется открыть там, где Яньлинь, где остальные, но это надо в смерть, в дым, а вместо этого тело тянется в жизнь…

(…пробуждение)

…сжаться в капсуле в комок, дальше она сама закроется, сама выпадет куда-то в никуда, и так жутко падать спиной вперед, крик сам рвется из горла, а дальше странно – Крис не видит, что снаружи, но знает…

(…пробуждение…)

…что капсула горит огнем, а потом невесомость резко обрывается, – Крис опять не видит, что снаружи, но почему-то знает про парашют, а потом снизу капсулу толкает пустыня, капсула катится, страшно катиться вместе с ней куда-то в никуда, замирает…

…пробуждение. Крис снова вырывается из сна, пусти-пусти-пусти, мечется на широкой кровати в виде гоночной машины, это Крис попросил, чтобы кровать в виде гоночной машины, в детстве хотел, а в детстве не было, пусть хоть сейчас будет. Сжимает голову в висках, не надо, не надо, не надо, пусти-пусти-пусти, не смотри, не смотри, ком-му сказал, не смотри, чер-р-р-р-рт…

…это должно быть круглое. И оранжевое. Нет, так слишком ярко, потусклее чуть-чуть… хотя нет, давайте так, так даже круче. И еще такие борозды сверху вниз, как будто кто-то шарик ниткой перетянул. И еще чуть приплюснуть сверху вниз. Вот так, отлично. А внутри полое. И… нет-нет, дырки Крис сам прорежет, должен же он сам хоть что-то сделать. А внутри должен быть источник света, да-да, вот как эта раскаленная плазма в очаге.

Крис просит паутину из черных нитей, и черных птиц, только не настоящих. Птицы получаются какие-то несуразные, – снова и снова попытки проникнуть в сознание Криса, понять, какие должны быть птицы, снова и снова все более несуразные нагромождения крыльев и перьев. И еще должны быть желтые, пятиконечные, нет, не совсем пятиконечные, и фонарики… воспоминания воплощаются в реальность, её можно потрогать руками, почувствовать запах осени, холод подступающих туманов, вкус яблочного сидра, тяжесть тыквы в руках, призрачные силуэты на улицах, и еще что-то, чувство какое-то из детства, уютное что-то такое, родное, домашнее, воспоминания, в которые хочется завернуться, как в теплое одеяло… И конфеты чтобы обязательно были, потому что трик-о-трит…

И уже не надо касаться электрических импульсов Криса, Крис уже сам понимает, как сделать, чтобы импульсы мыслей становились реальностью, и тепло очага, и тыквенный пирог, и холодок осени за порогом дома, и свет фонариков, и… и…

Темные силуэты на дорожке к дому, Крис еще не видит лиц, уже знает, высокая худая фигура Адама, толстый увалень Николас, крохотная Яньлинь, у Лейлы ни с того ни с сего длинные золотые волосы, а ведь всегда были накоротко обстрижены едва ли не под ноль, потому что как их мыть в невесомости…

…хочется бежать, затаиться, спрятаться, и нельзя бежать, надо сделать как надо, вынести тарелку с конфетами, потому что трик-о-трит, высыпать в подставленный мешок, и они уйдут, уйдут, не пересекут порог дома, грань царства живых, и царства мертвых…

Непонятно.

Почему страх, почему мелкая дрожь, почему сердится Крис, даже не сердится, тут другое что-то, чувство какое-то, что так быть не должно, неправильно это, неправильно, потому что это только суеверие, ну это просто так говорят, что в эту ночь мертвые приходят, на самом-то деле никуда они не приходят, и вообще…

Непонятно, ничего непонятно, почему Крис хочет, чтобы они не приходили, не появлялись, чтобы их не было – и в то же время хочет, чтобы они были, обязательно были. Почему хочет запереть дверь на сто замков, спрятаться под одеялом от всякого страшного, как в детстве – и в то же время хочет бежать за ними в темноту осенней ночи, в запахи мертвых листьев и холод туманов, догнать, долго объяснять что-то, а что тут можно объяснить… Почему сам Крис настойчиво отбивается от вопросов, чего же он хочет, или так или так, потому что невозможно, чтобы одновременно и так, и так, почему Крис закрывает свое сознание, прячет где-то глубоко-глубоко в памяти кровоточащую рану, откуда вообще эти слова – кровоточащая рана, все у Криса в порядке, ничего не кровоточит, специально сканировали каждый сосуд мозга, все хорошо…

Смотреть перед собой.

Долго.

Пристально.

Представлять себе круглое и приплюснутое – только очень-очень сильно представлять. Прочувствовать каждый изгиб металла, каждую шестеренку, каждую пружинку, мерное постукивание – тик-тик-тик-тик, и даже холодную, чуть подернутую ржавчиной цепочку, хотя цепочка уже лишняя.

Смотреть на медленное движение стрелок, мысленно тянуть их вперед, вперед, надо же, получается, а теперь назад, ну же, ну же, ну… черт, получилось, быстро-то как, стой, стой, стой, помедленнее, вперед, назад, вот так, хорошо…

А теперь нужно решиться… и так хочется не сейчас, не сейчас, так хочется сказать себе, что на сегодня хватит, достаточно уже, и продолжать уже завтра, и завтра тоже с осторожностью, например, во вчерашний день, потренироваться, поучиться, а потом когда-нибудь… через неделю… или через месяц… или через год… или через никогда… и поэтому надо вотпрямздесь и вотпрямщас, назад, назад, в опустошение туманного утра первого ноября, назад, в леденящий душу ужас ночи, назад, в уютный тыквеннофонарный вечер, назад, в цепкие капканы ночных кошмаров, назад, в колкий ужас ночного кафе, где со всех сторон смотрели Лейла и Яньлинь, назад, в фантасмагорические лабиринты города, вместившего в себя едва ли не все города мира, назад, в жуть Карлова моста с ожившими статуями, назад, в пугающее пробуждение, когда мертвая пустыня обернулась безумным нагромождением домов и улиц, назад, в жуткое утро, когда увидел собственную отрубленную руку, еще долго смотрел на свои две руки, еще спрашивал себя, откуда третья, назад, в жуткие дни, когда хочешь не хочешь, а режь эту мертвую руку, жарь на огне, ешь крохотными кусочками, потому что после долго голода по-другому нельзя, назад, в голодные дни, когда смерть вертелась рядом, шла по пятам, когда появились куски угля, и можно было хотя бы развести огонь, назад, в дни нестерпимой жажды на грани безумия, когда неимоверными усилиями воли приходилось сдерживать себя, чтобы не пить соленую воду, назад, в падающую капсулу, которая беспомощно кувыркается по холмам, назад, в удушающий дым, в смерть, назад, в роковой вечер, в эту игру надо играть впятером, Адам в паре с Лейлой, увалень Николас в паре с Яньлинь, Крис один, сам по себе, Лейла говорит, несправедливо это, что Крис один, ну да ничего, в следующий раз мы с Янь втроем вместе с Крисом будем, да, Янь? Она каждый вечер так говорит, а на следующий вечер снова будет Адам с Лейлой и Николас с Яньлинь, и Лейла снова скажет…