Пришедший из Безмолвия

– Тогда на твоей совести, по крайней мере, не будет трусливого убийства человека не причинившего тебе зла…

Гаррос повернулся к Вианне.

– Что скажешь ты, госпожа моя?

– Мне это не нравится.

– Почему?

– Из-за пророчества, – резко ответила она.

– Что же я, по-твоему, должен сделать?

– Отвезти его подальше на Седые Земли и оставить там нагого – пускай сам спасается, как может.

– Нет! – воскликнула Лайрэ не раздумывая.

– Почему нет? – спросила Вианна.

– Он принадлежит мне.

Ярость, прозвучавшая в голосе Лайрэ, ошеломила остальных. Гаррос искоса взглянул на Вианну. Та смотрела на Лайрэ так, будто видела ее впервые.

– Скажи мне, – осторожно заговорила Вианна. – Когда ты прикоснулась к нему, на что это было похоже?

– На восход солнца, – прошептала Лайрэ.

– На что?

– Это было как восход солнца после ночи – долгой, как само время.

Вианна закрыла глаза и прошептала молитву ко всем богам которых вспомнила.

– Я должна просить совета у… Камней, – сказала она.

Лайрэ с облегчением вздохнула и перевела на Гарроса засветившиеся надеждой глаза.

– Я буду ждать две недели, но не больше, – заявил Гаррос. – Если за это время окажется, что твой Тааур враг мне, то…

– То что? – шепотом спросила она. Гаррос пожал плечами.

– Я поступлю с ним так, как поступил бы с любым другим разбойником или бродягой, шныряющим по моим владениям. Повешу его там, где нашел.

* * *

Лайрэ невзначай уронила золотое запястье. Тааур резко повернулся и его правая рука метнулась к левому боку – пальцы схватились за несуществующее оружие.

– Ты похож на лорда, – сказала Лайрэ, любуясь им.

– У лорда был бы меч, – нервно похлопал он себя по поясу. А у меня не было…

– Ты знаешь много лордов?

Он надолго замолчал.

– Нет… Но… мне так кажется…

Лайрэ улыбнулась, несмотря на страх, который неотступно преследовал ее после разговора с Гарросом.

– Но лорды ведь не всегда ходят с мечом… – мягко пояснила она. Вряд ли они берут его, например, в отхожее место…

– Да – верно, – задумчиво произнес он. Тем более там его можно невзначай уронить в дерьмо.

– Вовсе не поэтому – тем более сейчас у многих лордов в этих местах все устроено так что вода уносит нечистоты по трубам.

Тааур замер, недоуменно просмотрев на ней.

– Это как? – недоуменно спросил он.

Лайрэ подумала что пожалуй кем бы он ни был – он настоящий варвар – раз не слышал о канализации и водопроводе. Пусть в Седых землях это есть мало у кого – но даже Лайрэ в своем захолустье про такое знает. Может он из земель орков? Там же есть люди – целые деревни. Или вообще с каких-то диких островов?

– Ну не знаю как тебе толком объяснить… Я сама не видела… Но на юге – в Королевствах или в Ширваре в уборные подведены трубы и течет вода. Но почему это тебя удивляет? Разве так важно как устроен сортир – все равно в него испражняются?

Какое-то время Тааур молчал. Потом нахмурился, как будто тщетно пытаясь найти что-то в памяти.

– Может ты и права… Дерьмо конечно дерьмо и есть. Только я все время чувствую, что… Мне показалось…

Лайрэ ждала, что он скажет дальше, и сердце было готово выскочить у нее из груди.

Со сдавленным проклятием Тааур оставил попытки ухватить какое-то из неясных воспоминаний, которые дразня манили его, но стоило ему приблизиться, как они тут же ускользали.

– Что-то здесь не так, – решительно произнес он. – Я здесь не на месте. Знаю это так же твердо, как и то, что дышу.

– Прошло всего несколько дней, как ты проснулся. Для полного выздоровления нужно время.

– Время! Время! Клянусь всеми богами, у меня нет времени слоняться без дела, словно слуга, который ждет, когда его господин проспится после бурной ночи. Я должен…

Он ударил кулаком по ладони и отвернулся от Лайрэ. Хотя он больше ничего не сказал, его напряжение ощущалось на расстоянии, как ощущается тепло от огня в очаге.

Когда Лайрэ подошла и остановилась рядом с ним, ноздри его расширились, уловив аромат ее юной свежести.

– Успокойся, Тааур.

Теплая, нежная рука ласково погладила его сжатый кулак. От неожиданности он вздрогнул. Ведь она упорно избегала прикасаться к нему после того, как он сорвал у нее тот единственный, жадный поцелуй. Сам он тоже старательно следил за тем, чтобы не дотронуться до нее опять.

Тааур говорил себе, что ему следует остерегаться, потому что он не знает, кем была ему Лайрэ в прошлом или кем будет в будущем. Очень может быть, что они – пара влюбленных, которых разделяют ранее данные обеты.

Однако, едва почувствовав сладость мимолетной ласки Лайрэ, Тааур понял, почему с того раза больше не прикасался к ней. Она всколыхнула в нем такой прилив страсти и томительного влечения, какого он никогда еще не испытывал ни с одной женщиной.

Удивление, которое Тааур испытывал всякий раз, когда понимал, какой глубокий отклик вызывает Лайрэ во всем его существе, убедило его окончательно в том, что он никогда еще не питал такой страсти к женщине. Точно так же, как его привычка то и дело хвататься за пояс доказывала, что в позабытом прошлом меч висел у него на боку.

Лайрэ кое-где подтянула что-то, заправила выбившуюся складку материи и отдала ему красивый плащ цвета индиго, который принесла под дождем из замка.

– Это тебе, – сказала она.

Тааур посмотрел сверху вниз в эти золотистые, глаза, которые следили за ним с таким нескрываемым желанием успокоить.

– Ты очень добра к чужаку, у которого нет ни имени, ни прошлого, – задумчиво сказал он.

– Мы уже много раз об этом говорили и ни до чего не договорились. Или… ты вспомнил что-то еще?

– Не так, как ты думаешь. Я не вспомнил ни имен, ни лиц, ни дел, ни обетов. Однако я чувствую… чувствую, что мне уготовано что-то великое, но и опасное. Оно где-то здесь, близко; кажется, еще чуть-чуть, и оно у меня в руках.

Тонкая рука Лайрэ вновь опустилась на запястье Тааура. Она не уловила никаких воспоминаний о его прошлом, никакого сгущения туманных намеков на воспоминания, которые кружились, и таяли, и нарождались вновь, дразня и намекая. Все было по-прежнему.

Влечение к ней, пронизывающее все существо Тааура столь же глубоко, как тени его потерянной памяти.

От того, что она ощутила желание любимого, по телу Лайрэ начал разливаться какой-то странный жар. Словно невидимый огонь поселился у нее в животе, внизу, почти что там, и ждет лишь дуновения страсти Тааура, чтобы вспыхнуть ярким пламенем.

Лайрэ говорила себе, что надо убрать руку и больше не приближаться к Таауру, однако рука оставалась там, где была, прикасаясь к нему. И это прикосновение было для нее как сладкий, неуловимый дурман. Ей бы испугаться той радости, которую она испытывала, упиваясь им, но она лишь позволяла ему завлекать себя все глубже и глубже.

Старая мудрость гласит что сама жизнь таит в себе и величие, и опасность, – тихо сказала Лайрэ.

– Правда? Я не помню.

Тааур взглянул на склоненную голову девушки, которая ничем не заслужила его гнева и очень многим – его благодарности. Легкая дрожь прошла по ее телу.

– Не бойся… Я не причиню тебе зла.

– Я знаю.

Уверенность, прозвучавшая в голосе Лайрэ, отражалась и у нее в глазах. Таауру было так приятно это доверие, что он забыл спросить, почему она так уверена в нем. Он поднес ее руку к губам, чтобы поцеловать.

– Тааур, – прошептала Лайрэ, – я…

Голос ее замер, потому что всю ее пронзила сладостная дрожь… Знать всю силу страсти, которую он к ней питает, и одновременно ощущать нежность его поцелуев – это было все равно что оказаться охваченной ласковым, всепоглощающим пламенем.

Тааур поднял голову и заглянул в затуманенные золотистые глаза этой девушки, которая была для него такой же тайной, как и собственное его прошлое.

Может, мы были возлюбленными в той жизни, которую я не помню? И ты зачем-то скрываешь правду?

– Я никогда не была ничьей… возлюбленной, – ответила она дрожащим от напряжения голосом!

– Мне трудно в это поверить.

– И все же это так.

– Проклятье! – прошипел Тааур сквозь зубы. – Я не верю! Нас слишком сильно тянет друг к другу. Ты что-то знаешь о моем прошлом, но не хочешь сказать мне!

Лайрэ покачала головой.

– Я тебе не верю, – повторил он.

Она снова повернулась к Таауру.

– Хорошо. Вот тебе правда, – произнесла Лайрэ. – До того как ты оказался в Седых Землях, ты был принцем.

Тааур был так поражен, что был не в силах вымолвить ни слова.

– Ты был прасолом^[5], – продолжала Лайрэ.

– Что это такое? – поднял он брови.

– Ты был шпионом, – сказала она. Ошеломленный Тааур мог только смотреть на нее.

– Ты был пиратом, – не останавливалась Лайрэ. – Ты был друидом. Ты был лордом. Ты был…

– Хватит, – свирепо прорычал Тааур.

– Ну как? – резко спросила она.

– Что как?

– Что-то одно из всего этого должно быть правдой.

– Неужели?

Лайрэ пожала плечами.

– Ну а кем еще я мог быть?

– Рабом, матросом, ювелиром, лекарем, пастухом, грузчиком… – насмешливо изложила она. Нет – у рабов есть клейма… А для грузчика ты недостаточно туп, хотя я уже начинаю в этом сомневаться.

Неожиданно Тааур рассмеялся. Лайрэ улыбнулась против своей воли.

– Вот видишь? Сказать можно все что угодно, но это не значит знать. Это должен сделать только ты сам. За тебя никто этого не сделает.

Тааур перестал смеяться. Несколько мгновений он не говорил ни слова.

Искушение прикоснуться к нему и узнать, что он чувствует, оказалось сильнее, чем решимость Лайрэ. Она сопротивлялась как могла этому жадному желанию.

И была побеждена.

Кончиками пальцев она легонько провела заросшей щеке Тааура.

Ощутила тень чего-то… Ощущение потери – такой огромной, что описать ее невозможно, ее можно лишь чувствовать, словно дрожащий в воздухе отзвук дальней грозы.

– Тааур, – с болью в голосе прошептала Лайрэ. – Мой воин.

Он следил за ней напряженным взглядом остановившихся глаз – глаз попавшего в капкан волка.

– Схватка с самим собой только ранит тебя еще больше, – сказала она. – Дай себе привыкнуть к той жизни, которая у тебя теперь.

– Разве это возможно? – хрипло спросил Тааур. – Что станется с той жизнью, которую я оставил там? Что, если меня ожидает лорд, которому я присягал в верности? Старая мать, что проплакала все глаза о пропавшем сыне? Что, если меня ждет жена? Дети, по ночам зовущие отца? Замок. Кровники… Войско которое без меня будет разбито. Королевство, которое погибнет если войско будет разбито…

Ощущение боли было таким острым, что у Лайрэ запнулось сердце. Мысль о том, что Тааур может быть связан нерушимой священной клятвой данной другой женщине, была ей как нож в сердце. Она и не подозревала, насколько силен был этот страх, пока его не прогнала невыразимая словами уверенность, лежавшая под ускользающей памятью Тааура.

О небеса! – Сделайте так, чтобы память к нему не вернулась. Чем больше он вспоминает, тем больше я боюсь.

Враг, а не друг.

Возлюбленный.

Тааур пришел ко мне из теней темноты. В тенях темноты он должен и оставаться.

Или погибнуть.

И эта мысль была ей еще более невыносима, чем живой Тааур, связанный обетом с другой.

Последние дни она избегала всяких разговоров о прошлом Тааура. И память к нему не вернулась, хотя прошло уже девять дней, как он проснулся.

– Я боялась, – сказала она вдруг.

– Боялась отпускать меня одного? Я ведь не сосулька – не растаю от солнца.

– Врагов, – сказала она первое что пришло на ум.

– Кого? – быстро спросил он.

– Седые Земли, они и есть… Седые. Безземельные воины, честолюбивые воины, младшие сыновья, вторые и третьи сыновья, лишенные наследства сыновья, орки и просто разбойники. Все они бродят тут в поисках добычи.

– Однако ты ходила одна в замок, а за одеждой для меня, разве не так?

Лайрэ пожала плечами.

– За себя я не боюсь. Ни один человек не посмеет меня тронуть.

Тааур недоверчиво смотрел на нее.

– Это правда, – сказала она. – Но всем Седым Землям известно, что Гаррос повесит того, кто прикоснется ко мне.

Тааур вполголоса выругался на языке, которого Лайрэ не знала – но по выражению лица и интонации поняла что это именно брань.

– Что это значит? – спросила она с любопытством.

– Тебе незачем этого знать. Да я и сам не помню…

– Ну что ж. – Она вздохнула. – Я просто хотела подождать, пока ты окончательно оправишься от всех бед.

– От всех? – переспросил Тааур.

– Почти от всех, – колко ответила Лайрэ. – У нас есть поговорка – если ждать, пока исчезнут все неприятности, то проще сразу завернуться в саван и отправится на кладбище.

Тааур сверкнул на нее своими карими глазами.

– У нас говорят – легче сразу в гроб, – бросил он.

– Не знаю в какой земле такая пословица, – пожала она плечами.

– Прости меня, – сказал он немного погодя. – Нелегко смириться с тем, что я потерял память о прошлом. Но чтобы прошлое мешало моему настоящему и будущему – снести такое я уж никак не могу.

– Здесь у тебя есть будущее – если захочешь, – заметила Лайрэ.

– Наемным мечом у твоего лорда? Она кивнула.

– Ты великодушна что и говорить…

– Не я. Гаррос. Он хозяин в этих местах. Тааур нахмурился. Он еще не видел молодого лорда, но сомневался, что поладит с ним. Привязанность Лайрэ к Гарросу сильно мешала его душевному спокойствию.

Тааур подождал, прислушиваясь к себе, будто пробуя языком больной зуб.

Осторожно. Настойчиво.

Ничего не случилось. Совсем ничего.

Не возникло ни ощущения правильности, ни ощущения неправильности, как в тот момент, когда он заметил, что у него нет меча; была лишь уверенность, что никогда еще он не испытывал такого сильного чувства к женщине.

– Тааур? – тихо окликнула его Лайрэ. Он мигнул и очнулся от своих мыслей.

– Не думаю, что мне понравилась бы такая жизнь…

– Чего же ты хочешь тогда?

– Того, что потерял.

– О воин, пришедший из Безмолвия… – прошептала она. – Перестань думать о прошлом.

Лайрэ повернулась к своему спутнику и легонько прикоснулась к его руке.

– А кроме прошлого, чего ты больше всего хочешь? – тихо спросила она.

Ответ не заставил себя ждать.

– Тебя.

Лайрэ замерла. Радость и страх боролись в ней, сотрясая ее.

– Но этого не будет, – ровным голосом продолжал Тааур. – Я не возьму девушку, не зная, какой обет мог дать другой.

– Я не верю, что ты связан с другой женщиной.

– И я не верю. Но… я не знаю, – простонал он. – Не знаю!

Но он это знал. Всего одно мгновение. Лайрэ ощутила это так же безошибочно, как ощущала жар его тела.

На какой-то миг тени потеряли часть своей силы. Несколько ярких звезд сверкнуло сквозь мрак ночи, окружающей прошлое Тааура.

– Почему я не могу вспомнить? – резко спросил он.

– Оставь это, успокойся. Тени нельзя победить, можно лишь проскользнуть между ними.

Еще раньше, чем Тааур сам это ощутил, она уловила, что напряжение покидает его. Высвободив свою руку из его руки, она грустно улыбнулась и открыла дверь. Но переступить порог не успела – Тааур притянул ее обратно.

Лайрэ в испуге повернулась к нему Его жесткая рука с удивительной нежностью взяла ее за подбородок. Она на миг закрыла глаза, упиваясь сладкой негой, потоком хлынувшей в нее от прикосновения Тааура. Его забота о ней была словно весенние лучи солнца, которые греют не обжигая.

А страсть текла где-то совсем рядом, словно бурный поток огня.

– Я не хотел опечалить тебя, – сказал Тааур.

– Знаю, – прошептала она, открыв глаза. Тааур стоял так близко, что Лайрэ различала отсвет солнца что излучали его карие глаза.

– Тогда почему же у тебя на ресницах слезинки? – спросил он.

– Мне страшно за тебя, за себя, за нас.

– Оттого что я не могу вспомнить прошлое?

– Нет. Оттого что ты можешь его вспомнить. Он резко втянул в себя воздух.

– Почему? Что в этом может быть плохого?

Тааур нагнулся так, что его губы почти касались губ Лайрэ. Когда она попробовала отстраниться, его рука крепче сжала ее подбородок, а другая скользнула ей за спину.

– Всего один поцелуй. Большего я не прошу. Подари один поцелуй человеку; которого ты вывела из тьмы.

Тело Лайрэ напряглось, но ей не под силу было сопротивляться искушению его страсти и ее собственной.

– Мы не должны, – прошептала она.

– Да, – тоже шепотом ответил он и улыбнулся.

– Это опасно….

– Тааур…

– Да. Вот так.

На этот раз Лайрэ не испугалась, когда почувствовала живое тепло его языка, скользнувшего к ней в рот, но поразилась его сдержанности. Она ощущала бушующую в нем страсть – словно бурное море, волны которого разбиваются о берег его воли.

Все его тело было невероятно напряжено, словно натянутая тетива. Он содрогался от желания. Но его поцелуй был лишь немногим больше, чем дуновение тепла, чем легкое касание вспыхнувшего и тут же угасшего язычка пламени.

Сама того не сознавая, Лайрэ с едва слышным, коротким стоном шире открыла губы, прося большего, чем предлагал Тааур. Огрубевшие в сражениях руки осторожно переместились, притягивая ее все ближе и ближе к средоточию пылавшего в нем огня.

– Я хочу, чтобы ты сделал это.

Его выдох превратился в стон. Его губы настойчивее прильнули к ее губам. Его чресла соединялись с её бедрами в ритме древнего извечного танца страсти, таком же древнем и таком же вечно юном, как заря нового дня.

Наконец Тааур поднял голову и с трудом перевел дыхание.

– Мое тело знает тебя, – уверенно сказал он. – Оно откликается на тебя, как ни на кого другого.

Лайрэ охватила дрожь; она боролась с двумя потоками страсти – его и своей; их желание сливалось и росло, пока не стало рекой в половодье, и берег уже обваливался у нее под ногами, и течение было готово вот-вот подхватить ее и унести.

– Сколько раз мы лежали вместе в темноте, соединенные вот так и наши тела были горячими от желания? – спросил он.

Лайрэ хотела ответить, но, ощутив руку Тааура на своей груди, растеряла все мысли.

– Сколько раз я снимал с тебя одежду, целовал твои груди, твой живот, твои… В ответ раздался лишь прерывистый стон желания.

– Сколько раз я раздвигал тебе бедра и входил в тебя?? – зарычал он.

– Тааур, – простонала она. – Мы не должны.

– Почему нет, любимая? Почему нельзя делать того, что мы раньше уже делали много раз?

– Мы не… – У нее перехватило дыхание. – Никогда.

– Всегда!! – возразил ей Тааур.

– Тааур, – прерывающимся голосом прошептала Лайрэ, – ты как огонь, который сжигает меня.

– Нет, это ты меня сжигаешь!

– Мы не должны больше… касаться друг друга.

Тааур как-то загадочно усмехнулся.

– В свое время, – согласился он. – Но сначала я потушу тот огонь, что в тебе. А ты потушишь тот, что во мне.

Охваченная дрожью Лайрэ представила себя нагой в объятиях Тааура, когда одежда не притупляет пронзительности ощущений, когда между ними нет ничего, кроме страстного жара их слившегося дыхания, и она отдает свое тело своему темному воину.

Вдруг безымянного воина ты пожелаешь всем сердцем, душою и телом.

– Нет! – внезапно крикнула она. – Это грозит нам бедой!

Сильные руки сжали ее еще крепче и не дали ей вырваться, когда она попробовала это сделать.

– Отпусти! – воскликнула она.

– Не могу и не хочу, – рассмеялся он.

– Отпусти!

Тааур заглянул в широко открытые золотистые глаза Лайрэ. То, что он в них увидел, заставило разжать руки. В тот же миг она отступила на такое расстояние, чтобы он не мог до нее дотянуться.

– Ты боишься, – сказала она, сама почти не веря этому.

– Да… – коротко ответил он.

* * *

– Римс сказал мне, что ты хочешь поехать со мной в Фиирн и посмотреть, как мои люди обучаются военному искусству, – сказал Гаррос.

– Да, – в один голос ответили Лайрэ и Тааур. Все трое стояли в перед открытой дверью. В нескольких шагах от них, за порогом, с видом кающегося грешника стоял Римс, держа под уздцы коней для Лайрэ и Тааура. Одна из них ударила копытом о землю и фыркнула, раздраженная струйкой дождевой воды, сбегавшей у нее по ноге – небо сочилось моросящим дождем.

Гаррос искоса бросил взгляд на Тааура, потом повернулся к Лайрэ.

– Раньше тебе никогда не хотелось смотреть на учения, – мягко заметил он.

– Как и Таауру, мне тоже надоело сидеть в усадьбе как репа в грядке, – натянуто ответила Лайрэ. – Осенние дожди нагоняют тоску.

Гаррос повернулся теперь к Таауру. Тот попробовал улыбнуться, но его улыбке недоставало как веселья, так и непринужденности.

– В таком случае решено, – сказал Гаррос, шагая за порог, – едем в Фиирн.

Лайрэ натянула на голову капюшон своего плаща и ступила на траву, блестевшую крупными каплями воды. Дым от горевших в очагах поленьев и торфа змеился в утреннем воздухе, пробираясь между каплями влаги, которые были слишком мелки, чтобы стать дождем, и слишком крупны для тумана.

Когда Лайрэ приблизилась, Римс сдернул покрывало с седла грациозной гнедой кобылки. Он не пытался помочь Лайрэ сесть в седло. Для этого ему нужно было бы прикоснуться к ней, но Римс знал, что никто не смел касаться Лайрэ без ее особого соизволения.

Тааур ничего такого не знал. Бросив изумленный взгляд на юного дружинника, он быстро шагнул вперед и подсадил Лайрэ в седло, прежде чем остальные сообразили, что он собирается делать.

Гаррос успел наполовину выхватить свой меч из ножен, но увидел, что Лайрэ осталась спокойной. Прищурившись, он наблюдал за ними обоими.

Уже отпуская ее, Тааур позволил себе провести ладонями от талии к бедрам, ощущая упругость ее тела.

– Благодарю тебя, – сказала Лайрэ.

…Лайрэ в жизни не испытывала ничего подобного. Она казалась себе арфой, струны которой перебирают пальцы мастера. Каждое прикосновение Тааура вибрировало в ней, вызывая дивные аккорды в самых неожиданных местах. Бешеный стук ее сердца сочетался с каким-то странным ощущением, как будто что-то таяло глубоко у нее внутри. Дыхание становилось учащенным, а кожа приобретала тончайшую чувствительность.

Иногда ей было достаточно лишь посмотреть на Тааура, чтобы ею овладела сладкая истома, от которой душа таяла, словно воск в пламени. Тааур вскочил в седло запасной лошади с грацией прыгнувшей на забор кошки. Его рука ободряюще погладила густую лошадиную гриву.

Глубоко, до боли вздохнув, Лайрэ попыталась подавить зов своего тела, требующего именно этого единственного человека, которого ей было запрещено желать. Но она ничего не могла поделать со своей памятью, где жили и выражение глаз Тааура, когда он смотрел на нее…

– Лайрэ, тебе дурно? – спросил Гаррос.

– Нет, – слабым голосом ответила она.

– Что-то не верится.

С загадочной, чувственной усмешкой Тааур заставил свою лошадь посторониться и подождать, пока Гаррос займет свое место во главе и они тронутся в путь в неясном свете раннего утра.

Гаррос повернулся к Лайрэ.

– Вианна знает? – спросил Гаррос.

– Да.

– Что она сказала?

– Она все еще спрашивает совета у своих духов живущих среди дольменов и кромлехов.

Гаррос хмыкнул.

– На моей памяти Вианна никогда еще не раздумывала так долго над пророчеством.

– Никогда.

– Во имя Неба!! Неудивительно, что Таауру так не терпится убраться из усадьбы, – пробормотал Гаррос.

Лайрэ искоса глянула на него, но ничего не сказала.

– Что-то ты не очень разговорчива сегодня, – бросил Гаррос.

Она кивнула головой.

И не сказала ни слова.

С нетерпеливым проклятием Гаррос развернул лошадь, пришпорил ее и поскакал вперед. Двое дружинников с дружинниками рысью подъехали через луг и присоединились к этой небольшой кавалькаде. На них под плащами были надеты кольчуги, а головы были защищены округлыми шлемами. Под седлом у обоих дружинников были боевые кони чистых кровей.

Тааур перевел взгляд с дружинников в полном вооружении на Гарроса.

– Я… почувствовал себя таким же голым, как тогда, когда меня нашли, – сухо сказал Тааур.

– Ты думаешь, что когда-то носил доспехи? – спросил Гаррос.

– Я это знаю.

(Хотя – как будто совсем не такие как эти, – отчего то подумал он про себя. Или совсем не такие?)

Уверенность, прозвучавшая в голосе Тааура, не допускала сомнений.

По сигналу Гарроса воины повернули коней и выехали со двора усадьбы. Через какое-то время Гаррос поехал рядом с Таауром.

– Как твоя память – возвращается к тебе? – спросил Гаррос.

– Кусочки и осколки, не более того.

– Например?

Хотя вопрос был задан вполне вежливым тоном, обоим было ясно, что это требование, приказ.

– Я воевал – сказал Тааур, – но не знаю когда и где.

Гаррос кивнул, не высказав никакого удивления.

– Ты хорошо держишься в седле, – добавил Гаррос. Лицо Тааура приняло сначала удивленное, потом задумчивое выражение.

– Странно. Я думал, что не лучше чем прочие.

– Не лучше чем дружинники и воины – сказал Гаррос. – Вилланы, торговцы и им подобные – нет. Некоторые жрецы хорошо ездят верхом.

– Не думаю, что я слуга богов.

– А почему бы и нет?

При этих словах Тааур невольно оглянулся через плечо на ехавшую в одиночестве Лайрэ.

Она заметила его взгляд и улыбнулась.

Тааур тоже улыбнулся в ответ, следя за ней со страстным томлением, которого не мог скрыть. Даже в это серое, дождливое утро она, казалось, притягивала к себе свет, становясь лучезарной сущностью, которая согревала вокруг всех и вся.

Он жалел, что не волен ехать рядом с Лайрэ, чтобы ногой изредка касаться ее ноги. Он любил наблюдать, как ее щеки заливает румянец от его прикосновения, слышать, как учащается ее дыхание…

– Даже не помышляй об этом, – ледяным тоном произнес Гаррос.

– Не помышлять о чем, милорд? – спросил Тааур.

– О том, чтобы соблазнить Лайрэ.

– Ни одну девицу невозможно соблазнить если она того не желает.

Тааур засмеялся, чем привел Гарроса в сильное возмущение.

– Ни одна нетронутая дева не может так пылко отзываться на присутствие мужчины, – с усмешкой возразил Тааур.

Раздражение Гарроса уступило место холодной ярости.

– Заруби себе на носу, Тааур Безымянный, – четко произнес Гаррос. – Если ты обесчестишь Лайрэ, то ты умрешь.

Несколько мгновений Тааур молчал. Потом он посмотрел на Гарроса холодным, оценивающим взглядом человека, для которого сражения вовсе не были чем-то новым иди страшным.

– Не вынуждай меня схватиться с тобой, – сказал Тааур, – потому что я выйду победителем. Твоя смерть опечалила бы Лайрэ, а у меня нет желания причинять ей горе.

– Тогда держи свои руки подальше от нее.

– Как будет угодно леди. Но с другой стороны… Она уже давно переступила брачный возраст, однако все еще не обручена и не принадлежит никакому лорду. – Помолчав, Тааур добавил: – Или я ошибаюсь?

– Обручена? Нет.

– Она возлюбленная какого-то лорда?

– Я же сказал тебе, она Запретная!

– Она… твоя? – не отставал Тааур.

– Моя? Ты что, не слышал, что я сказал? Она…

– Запретная, – перебил Тааур. – Да. Это ты так говоришь.

Тааур нахмурился, пытаясь понять, почему Гаррос так упорно твердит, что Лайрэ – девственница, тогда как сам он ничуть не сомневался в противоположном.

– Ты бережешь Лайрэ для себя? – после минутного молчания спросил Тааур.

– Нет.

– В это трудно поверить.

– Почему?

– Лайрэ такая… необычная. Ни один увидевший ее мужчина не может не пожелать ее.

– Я могу, – резко сказал Гаррос. – Я к Лайрэ испытываю не больше плотского желания, чем к родной сестре.

От удивления Тааур не мог вымолвить ни слова и молча смотрел на Гарроса.

– Мы вместе выросли, – пояснил, тот.

– Тогда почему ты против… Ты ее уже обещал кому-то?

Гаррос покачал головой.

– Постой, дай сообразить, правильно ли я понял, – осторожно проговорил Тааур. – Сам ты не собираешься добиваться Лайрэ.

– Нет.

– И у тебя нет никаких планов относительно ее замужества.

– Никаких.

– И все же ты запрещаешь мне даже думать о ней. Это из-за того, что я не помню, кем – или чем – я был до того, как проснулся в усадьбе Лайрэ? – спросил Тааур.

– И это тоже!

С этими словами Гаррос пришпорил лошадь и поскакал вперед, догонять своих дружинников. Он больше не заговаривал с Таауром, пока они наконец не достигли цели и не поехали через окружавшие Фиирн деревушки и убранные поля.

Близость громады океана, скрытого серой завесой облаков, ощущалась в воздухе. Бухта, которую охранял Фиирн, была широкая и мелководная; при отливе обнажался низкий, плоский берег, а в час прилива вода подступала к окаймлявшим бухту соленым болотам заливаемым приливом. Небольшие ручейки стекались к бухте с покрытой зеленью холмистой равнины.

Когда всадники оказались внутри частокола, которым был обнесен Фиирн, Гаррос повернул лошадь и махнул Лайрэ и Таауру, чтобы те поднялись к нему на холм, возвышавшийся над земляными укреплениями. С этого места было ясно видно, что оборонительные сооружения Фиирна перестраивались так, чтобы превратить его в настоящий неприступный бастион. Множество народу трудилось здесь – волокли на тачках камни, тащили бревна, трамбовали землю между стенами.

Еще один частокол из массивных бревен возводился почти у самого основания каменистого холма, господствовавшего над берегом и заливом. Стоявший на вершине холма замок выглядел внушительно. Барбакан и башни, парапеты и внутренний двор, ров и подъемный мост…Толково сделано, – промелькнуло у него.

Дальше линии укреплений почти ничего нельзя было различить, кроме густого тумана, темного блеска воды в затонах да прибитой ветром травы.

– Что скажешь? – спросил Гаррос у Лайрэ, когда та подъехала к нему в сопровождении Тааура.

– Работа идет так быстро, – сказала Лайрэ. – Просто не верится. В прошлый раз, когда я приезжала в Фиирн, здесь был всего лишь один частокол для защиты замка.

Смысл этого лихорадочного строительства не ускользнул от Тааура. Фиирн укреплялся со всей быстротой, на которую были способны люди, таскавшие камень, бревна и корзины с землей.

– Когда укрепления будут готовы, я собираюсь заново перестроить дом, сделать его целиком из камня, – сказал Гаррос. – Потом заменю наружные частоколы каменными стенами и поставлю еще один частокол из бревен и земли. И выкопаю хороший ров…

– Это будет просто великолепно, – радостно улыбнулась Лайрэ.

– Меньшего Фиирн не заслуживает. Когда я женюсь, здесь будет мое главное жилище.

– Лорд Артор-Симво уже выбрал тебе достойную супругу? – спросила Лайрэ.

Прищурившись, Тааур старался уловить хотя бы намек на ревность в голосе Лайрэ. Гарроса, может быть, и не тянет к Лайрэ, как тянет мужчину к желанной женщине, но Таауру казалось невероятным, чтобы Лайрэ не влекло к красавцу-лорду.

Но, как бы внимательно ни прислушивался и ни вглядывался Тааур, он не находил ни в ее голосе, ни в выражении лица ничего, кроме простой привязанности.

– Нет, – ответил Гаррос. – Трудно найти девушку, которая была бы угодна сразу и лорду и ковирскому королю.

Тааур заметил в голосе Гарроса скрытое раздражение – видать короля он недолюбливал.

– А что станет с Геортеном после того, как ты женишься? – спросила Лайрэ. – Я не могу его себе представить без тебя.

– Ты будешь здесь в полной безопасности – в замке будут жить Вианна и мой шателен^[6].

– А, так ты решил наконец, кто будет твоим наместником в этой земле?

– Нет. Я пока не нашел никого, кому можно доверить такой лакомый кусочек, как замок Геортен. А до тех пор… – Гаррос пожал плечами.

– Мне будет тебя не хватать.

Лайрэ так тихо произнесла эти слова, что Гаррос их почти не услышал.