Проданное убийство

Покинув дом, я закрыла дверь на ключ и приклеила новую полоску бумаги, предупреждающую о том, что дом находится в ведении полиции. Прежде чем окончательно уйти, я наведалась на огородик. Сама не знаю почему. Там, в отличие от дома, был идеальный порядок. Сорняки прополоты. Земля еще хранила влагу последнего полива. Грядки были аккуратно посыпаны опилками. Ровные ряды овощей радовали глаз. Слева от кустов томатов была засажена свежая грядка. Судя по всему, на ней был высажен редис. Значит, незадолго до своей кончины Мальцев позаботился о том, чтобы обеспечить себя поздним урожаем редиса. Некоторые любители этого корнеплода так делают. Высаживают редис в начале августа, а к концу месяца собирают урожай. Он в это время хоть и резковат на вкус, но для любителя сойдет. Факт этот косвенно свидетельствовал о том, что Филипп собирался дожить хотя бы до конца августа. Иначе ради чего все эти труды? Да, подумать есть над чем. Рано майор дело в архив сдал, ох рано.

Выходя из калитки, я нос к носу столкнулась с соседкой Мальцева. Женщина бросила на меня подозрительный взгляд, но вопросы задавать не стала. Поспешила к себе во двор. А я решила воспользоваться подвернувшейся возможностью лично пообщаться с человеком, знавшим покойного при жизни. Следуя за соседкой, я окликнула ее:

– Здравствуйте, водичкой не напоите? А то пыли наглоталась, дышать трудно.

– Колонка на углу, – не останавливаясь, буркнула соседка.

– А водопровода у вас разве нет? – удивилась я.

– У нас все есть, а напиться можно и из колонки, – все так же невежливо отговорилась соседка.

– Ну, если моя просьба для вас настолько обременительна, придется и вправду из колонки пить. Там и руки отмою, – я сделала вид, что сдалась. – А то ведь и ладони все запылились. У Мальцева такая грязь в доме, жуть просто. Хоть бы нанял кого за порядком следить, раз у самого руки из одного места растут.

Развернувшись, чтобы уйти, я услышала за спиной веселый смех соседки. Я обернулась и стала свидетельницей такой картины. Женщина остановилась, не дойдя двух шагов до калитки, согнулась пополам, прижала руки к объемному животу и тряслась в безудержном смехе, так, что чуть на землю не валилась.

– Я вас чем-то насмешила? – состроив оскорбленную мину, спросила я.

– Ох, не могу. Ну дает! Нанял! Это Филька-то? – сквозь смех проговорила соседка. – Смешнее шутки я в жизни не слышала.

– А что тут особенного? Сейчас многие так делают, – защищалась я.

Отсмеявшись, соседка произнесла:

– Ладно уж, пойдемте, напою вас. За такое веселье и кваску не жалко. Любите квас-то? – спросила она.

– Люблю, – ответила я. – Только мне для начала руки бы помыть. Желательно с мылом.

– С мылом ей! Ой, не могу, – снова закатилась соседка. – Ну, лиса! Прямо как в сказке. Чего доброго, пусти вас в дом, вы меня же и выгоните!

– Да что вы такое говорите! – продолжала я играть роль девицы, у которой полностью отсутствует чувство юмора. – Надо же придумать такое! Я – и из дома выгоню!

– Бросьте. Не обижайтесь. Просто к нам в тупичок не так часто чужие захаживают, вот мы и сторонимся пришлых. Времена-то лихие. Кто знает, что за вашей приятной внешностью скрывается? Может, вы аферистка какая? Ходите по домам, воду просите, а сами высматриваете, у кого какой достаток. А потом дружков-подельников своих пришлете, и плакали накопления.

– Вы, наверное, криминальную хронику смотреть любите? – предположила я. – Вот вам в каждом новом лице преступник и мерещится.

– Люблю, не скрою. Ни одной передачи не пропускаю. А вы не смотрите? – поинтересовалась соседка.

– Нет. Я мелодрамы люблю. Сериалы про любовь, – придумывала я на ходу.

– Оно и видно! Вы бы лучше юмористические передачи смотрели. Развивали чувство юмора. А то на каждое слово обижаетесь, – посоветовала она.

– Мне про юмор не нравится, – искренне ответила я. – Да и шутят они там как-то не смешно. Скорее обидно.

– Ну, может, вам и не нужно, – сочувственно глядя на меня, заметила соседка. – Боюсь, в вашем случае и это не поможет.

Дальше дискуссию развивать она не стала. Распахнула передо мной калитку, пропустила во двор и велела ждать там. Сама же скрылась в доме. Через несколько минут вернулась. В руках она несла большой кувшин, до краев наполненный теплой водой, и кусок хозяйственного мыла. Через плечо у нее было перекинуто льняное полотенце.

– В дом не зову. Не люблю посторонних. Подходите вот сюда, к кустам. Полью вам, – скомандовала соседка.

Я прошла в указанное место, выставила руки вперед, ладонями вверх. Пока я мылась, соседка не проронила ни слова. Грязь с рук лилась потоками. Трижды намыливать пришлось, пока добела отмыла.

– Да, зачумазились вы основательно, – протягивая мне полотенце, хмыкнула соседка. – И чего вас только к Фильке в дом понесло? Купить, что ли, хотите?

– А что, хороший дом? – вместо ответа спросила я.

– Дом-то хороший, да только дела в нем нехорошие происходят, – многозначительно прошептала собеседница.

– Снова шутите? – спросила я.

– Какие уж тут шутки. Это вы у нас шутить мастерица. Надо ж выдумать такое. Филька – и прислугу нанять. Глупее не придумаешь. – И она снова закатилась смехом.

– И все равно я не понимаю, что в моем предложении такого невероятного? Вот у меня в соседях мужчина живет. Одинокий. Так он раз в месяц в агентство звонит, и ему женщину присылают. Та весь дом в порядок приводит, мужчина с ней расплачивается, и все довольны, – рассказала я.

– В том-то и дело, что ключевое слово в вашем рассказе – расплачивается, – пояснила соседка. – Ваш-то сосед небось состоятельный? А Филька что?

– А что Филька? – повторила я вопрос.

– Голь перекатная – вот что, – выдала она. – Ему зарплаты едва на хлеб с молоком хватало. Суп куриный – только по праздникам. Про мясо я вообще молчу. Летом-то куда ни шло. Огородик держал, с него и харчевался. А зимой корки глодал. На его зарплату не расшикуешься.

– Я ведь не знала, – принялась оправдываться я. – Я думала, он просто скряга. Ну, знаете, бывают такие, что на сундуках с золотом сидят, а лишнюю копейку потратить боятся.

– Еще лучше выдумала! – всплеснула руками соседка. – Теперь еще и сундуки с золотом. Да откуда у Фильки золото? Нищета безродная. Сундуки вот были. Он их со свалки притащил. А золото, моя красавица, на помойку не выбрасывают.

– Он что же, по помойкам лазил? – с ужасом оглядывая свои руки, вскричала я.

– Хуже, красавица. Он на этой самой помойке почитай десять годков оттарабанил, – засмеялась соседка. – Да ты руки-то не осматривай. Поздно уж. Прежде чем в чужой дом лезть, справки надо было навести. А ты небось на дешевизну позарилась?

Соседка не заметила, как перешла на «ты». Я указывать ей на это не стала. Так даже сподручнее. Вроде как за свою приняла.

– Ох, и влипла же я. Теперь анализы сдавать придется. Чего доброго, заразу подхватила, – причитала я.

– Это еще полбеды. Знаешь ли ты, красавица, как прежний владелец умер? – продолжала стращать собеседница. – По глазам вижу, что не знаешь. А я тебе расскажу. Повесился он! Руки на себя наложил от жизни своей беспросветной. А все из-за змеюки этой, из-за жены бывшей. Бросила она его в лихую годину. Мужик работу потерял, веру в себя. Для мужика не у дел остаться – хуже не бывает. А она нет, чтобы поддержать мужа, из дома взашей выставила. Вот и покатился Филька по наклонной. Теперь вот руки на себя наложил. А ей, змеюке этакой, все нипочем небось. Вона как быстро хозяйство его к рукам прибрала. А похоронить-то не удосужилась. Государству эту честь оставила.

– Надо же! А мне совсем другое рассказывали. Сказали, убили его. Дружки или лихой человек, – осторожно проговорила я.

– Да ну! Пустое это. Дружки его, понятно, не сахар. Не в университетах время просиживают, но чтобы руку на Фильку поднять… Не может такого быть. Он же их поилец был, – возразила соседка.

– Поилец? – сделав вид, что не поняла, переспросила я.

– Ну да. Поилец. Водкой их поил. Стабильно. Раз в неделю. А пропойцам плохо ли? Считай, как в аптеке, каждую неделю дармовая выпивка. Стала бы ты такой Клондайк опустошать? – обратилась ко мне с вопросом она.

– Наверное, нет, – нерешительно ответила я.

– Вот и они не стали бы. А лихих людей в нашей глухомани не бывает. Это вам не центр. У нас на все дворы сбережений и десятка тысяч не наберется. Кто на такой куш позарится? Разве дурак только, – наставительно проговорила соседка.

– Так, может, подумали, что у него тайник какой имеется? Наследство, например. Ну, часы старинные или картина дорогая, – продолжала сомневаться я.

– Не смеши меня, красавица. А то пупок от смеха развяжется. Говорю тебе, не было у Фильки никаких ценностей и быть не могло, – решительно отмахнулась от моих предположений женщина.

– Так, может, просто по-пьяни сболтнул. Прихвастнуть решил, а его за это хвастовство, как за правду, укокошили? – настаивала я.

– Вот по-пьяни мог, – согласилась соседка. – Прихвастнуть – это в их кругах милое дело. Так-то жить скучно, вот они и выдумывают. Изгаляются друг перед дружкой.

– А перед вами он хвастался? – задала я новый вопрос.

– А передо мной-то чего? Я в их компанию не вхожая, – обиделась она. – А чего это вы все расспрашиваете? Может, тоже байку какую услышали, поэтому и дом прикупить решили?

Я поняла, что разговор по душам закончился. Соседка снова перешла на «вы». Первый признак, что пора делать ноги.

– Да нет. Я просто разговор поддержать. Да я вообще теперь этот дом и за три рубля не куплю. Жить в доме самоубийцы – беду на себя накликивать, – стала отнекиваться я.

– Вот и идите своей дорогой, – сердито проговорила женщина. – Ходят тут всякие, вопросы каверзные задают, а у честных людей потом деньги пропадают. Топай, красавица, откуда пришла.

Чтобы не нарваться на неприятности, я поспешила покинуть соседский двор, даже не напомнив о том, что хозяйка обещала напоить меня квасом собственного приготовления. Выйдя за калитку, я остановилась. Вот ведь незадача. Забор на предмет дополнительных калиток или проломов я и не проверила! А как теперь вернешься? Соседка наверняка за мной наблюдает. Вернусь сейчас – вызову раньше времени ненужные подозрения. Зачем мне туда возвращаться, если я дом покупать передумала? Надо майору позвонить. Вдруг его опера изучили двор?

Отойдя на несколько шагов, я набрала номер майора и почти сразу услышала его бодрый голос.

– Все трудитесь, Татьяна? – пошутил он.

– Скажите, в доме Мальцева одна калитка? Я имею в виду вход во двор, – пояснила я.

– Вроде одна. Ребята забор проверяли. Добротный заборчик, хоть и из старого железа. Там листовое железо, что для кровли крыш используется. Видно, тоже со свалки приволок, – не задумываясь, ответил майор.

– Спасибо, вы меня очень выручили, – поблагодарила я.

– Всегда пожалуйста. Обращайтесь, – произнес он и отключился.

А я потопала к шоссейной дороге, ловить мотор. Дорога шла между частными домами, в большей своей массе старенькими, я бы даже сказала, ветхими. Да, в такое место серьезные воры вряд ли сунутся, в этом соседка Филиппа права. Тем более подозрительными выглядели следы на пыльном полу и отпечатки от хозяйственных перчаток на мебели. Машину я поймала относительно быстро. Без лишних разговоров водитель доставил меня домой. Прежде чем начинать действовать, мне хотелось основательно изучить детали. Рассмотреть фотографии места происшествия, почитать протоколы и заключение судмедэксперта.

К тому же время приближалось к восьми часам вечера. Наносить визиты уже не особо вежливо. Тем более если нет весомых оснований. А таковых у меня пока не имелось. Но я была уверена, что к утру ситуация изменится.

Пока я изучала фотографии, позвонил Кирьянов.

– Как продвигается расследование? Чем порадуешь? – поинтересовался он.

– Радовать пока нечем, – охладила я его пыл. – Правда, дом Мальцева, который я посетила сегодня, оказался вскрытым. Кто-то там побывал уже после опергруппы.

– Знаю, Заблоцкий доложил. Позаботился, – заявил приятель.

– Шустрый малый, – поразилась я. – Он и о своих успехах с тем же рвением начальству докладывает? Или это распространяется только на мои достижения?

– Не сердись, – усмехнулся в трубку Кирьянов. – Он всего лишь выполнял мой приказ. Я велел держать меня в курсе дела, вот он и держит.

Я не стала объяснять Кире, что все, о чем доложил Заблоцкий, – целиком и полностью плоды моего труда, а сам майор к этому не то что руку, пальца не приложил. Обострять отношения с майором мне не хотелось. Пусть себе радуется, зарабатывает благодарности от начальства. Мне-то это все равно ни к чему.

– Значит, мне и рассказать ничего не осталось, – ответила я. – Увеков уехал?

– Уехал. Не переживай, – ответил Кирьянов. – Я вот насчет следов хотел уточнить. Думаешь, прав Увеков? Нежданно-негаданно в точку попал?

– Возможно, – уклончиво ответила я. – Наверняка пока ничего сказать не могу. Слишком хлипкие факты. На уровне подозрений. Но вероятность такую не исключаю. Откуда-то появились же эти следы?

– Держи меня в курсе, – попросил приятель. – И не переусердствуй там.

– Как прикажете, товарищ подполковник, – шутливо козырнула я.

– Вот и славно. До встречи.

Кирьянов дал отбой. А я продолжила прерванное занятие. Разгуляться фантазии тут было негде. Скудные снимки, запечатлевшие висящее тело, не отражали картины происшествия. Ну, веревка. Ну, табурет. Лицо синюшного цвета. Стоп! А это что такое? Похоже, ссадины на костяшках правой руки. Любопытно. Заметили ли этот факт эксперты? Я бросилась к бумагам и принялась вчитываться в заключение. Вот! Так и есть. На костяшках правой руки зафиксированы ссадины. Средней свежести. И появились они там до наступления смерти. Предположительно за час или около того. А вот еще один любопытный факт. В затылочной области имеется обширная гематома. По утверждению экспертов, труп с веревки не падал. Отсюда и предположение, что оная гематома образовалась от удара тупым предметом или о тупой предмет незадолго до кончины висельника. Сама по себе гематома к смерти привести не могла. Мальцев умер от удушения, это факт непреложный. Но вот с чего это ему сначала головой обо что-то биться, а потом в петлю лезть, история умалчивает. Вот вам и «нечего ловить»! Да тут такой улов богатый, любой рыболов позавидует. А опера-то намеренно от фактов отмахнулись. Не пожелали ради нищего алкаша очередной «глухарь» на отделение вешать. Ну, майор, поговорю я с тобой по душам.

Поговорить-то ты, Танюша, можешь, только вот что ты с мотивом делать будешь? На бомжа «мокруху» повесишь? Вариантов-то пока немного. Либо дружки-алкоголики бутылку не поделили, либо залетный гастролер попутал и влез в дом Мальцева в надежде поживиться. Других версий у меня пока не было. Первый вариант мне казался совершенно бесперспективным, да и соседка Филиппа это подтверждала. Ну зачем, скажите на милость, бомжам резать курицу, несущую золотые яйца? Филипп являлся стабильным доходом для местной бомжатни. Раз в неделю иметь дармовую выпивку и какую-никакую закуску – это вам не мелочи. Для такого-то контингента. Могла, конечно, у них стычка произойти. Но в этом случае, согласно статистике, дело заканчивается, как правило, поножовщиной. Но чтобы в петлю приятеля засунуть, это, простите, какую изощренную фантазию иметь надо. Опять же, веревка новехонькая у бомжей откуда? Нет, не стыкуется.

Но и факт самоубийства также сомнителен. Я покопалась все в той же статистике, и она подтвердила мои сомнения. Случаев самоубийства среди личностей, ведущих маргинальный образ жизни, ничтожное количество. Ну, не принято у них руки на себя накладывать, и все тут. Вот один профессор, например, целую диссертацию этой теме посвятил. И он утверждает, что для того, чтобы подобная личность решила свести счеты с жизнью, должно произойти событие из ряда вон выходящее. Чтобы версия самоубийства подтвердилась, нужно было выяснить, что за событие такое кардинально изменило мальцевское отношение к действительности. А подтверждений тому тоже пока не имеется. Вот и выходит, что будь ты, Танюша, до сих пор в рядах доблестной полиции, может, тоже предпочла бы закрыть глаза на некоторые факты.

Теперь нужно решать, как действовать дальше. С бомжами пообщаться? Боюсь, меня они за свою не примут. Вот если бы я хотя бы водку с ними пить согласилась, тогда да. А так пустая трата времени. Но на этот случай у меня имеется проверенный вариант. Сейчас уже поздно, а вот завтра с утречка нужно будет сгонять в одно злачное местечко и пообщаться с моим давним агентом Аяксом. Уж его-то точно за своего примут. Были бы деньги. Вернее, жидкая валюта. Но этим добром я его снабжу.

Еще нужно было посетить вдову. Она хоть и бывшая, а все ж жена. К тому же у них и сын общий имеется. Может, и поделится со мной своими соображениями. И на работу к Филиппу наведаться нужно. Опера кирьяновские не удосужились, значит, придется мне. О смерти Мальцева им уже известно. Следователь позаботился. Тем лучше. Приеду, представлюсь страховым агентом. Разузнаю, чем Мальцев жил, о чем мечтал, на каком он был счету у начальства.

К соседке пока лучше больше не соваться. Пусть поостынет. Вот подсоберу материал, тогда и наведаюсь. Порасспрошу про гостей непрошеных, про личностей неизвестных, что у дома Филиппа могли крутиться. Авось вспомнит чего. Дом Мальцева был крайний в тупике. Соседка у него единственная имелась. Остальные, если и видели посторонних, сказать наверняка, к Мальцеву они направлялись или мимо проходили, не смогут.

Еще предстоит встретиться с университетскими коллегами Филиппа. Времени с момента его увольнения утекло немало, но я была уверена, что хоть кто-то из бывших его коллег в университете остаться должен был. Разузнаю, не встречался ли кто из них с Мальцевым незадолго до смерти. Ведь встреча с бывшими коллегами, профессорами и проректорами, могла послужить тем толчком, заставившим Мальцева переосмыслить свое существование.

Глава 3

– Таня-сан! Вот так сюрприз. Сколько лет, сколько зим. Вспомнила-таки про старика Аякса? А я уж думал, забыла. Не зовешь, не пишешь. Никому-то старик не нужен, кроме верных дружков-собутыльников.

Я стояла под мостом на набережной, наслаждалась утренней прохладой и улыбалась. Мой верный агент в среде маргиналов Венчик Аякс, он же Вениамин Аяксов, разливался соловьем. Было видно, что встреча ему приятна. С Венчиком меня свела судьба, когда я расследовала жутко запутанное дело. В этом расследовании Аякс сыграл не последнюю роль, и с тех пор я обращалась к нему за помощью в щекотливых вопросах, таких, как нынешний. К любой работе Венчик относился свысока. Не его, мол, планида за гроши на заводе горбатиться. И вообще, работать на государство, которое тебя же и обворовывает, верх идиотизма. Но от моих скромных пожертвований Аякс никогда не отказывался и отрабатывал их с лихвой.

– Чего ж сама в эту клоаку явилась? Могла бы маляву с посыльным прислать. Я бы пришел туда, куда велела б, – полюбопытствовал Аякс.

– Дело уж больно срочное, – ответила я. – Помощь твоя требуется. Просто позарез.

– Погодь. Тут лишнего не болтай. В нашей среде разный народ случается. Пойдем-ка лучше вон на ту скамеечку, там и расскажешь.

Мы поднялись на набережную, присели на свободную скамью, и я заговорила.

– В доме по Студеному тупику обнаружен труп мужчины. Мужчина этот, Филипп Мальцев, много лет проработал на городской свалке. Водил дружбу с вашим братом. С лицами, не имеющими определенного места жительства. Официальная версия – самоубийство через повешение, – принялась я вводить Аякса в курс дела.

– Эк, куда хватили! Бомж повесился. Смешно. Почти как в анекдоте про колобка, – усмехнулся мой собеседник.

– Вот и мне эта версия кажется притянутой за уши. А доказательств нет. Надо бы с дружками его по душам потолковать. Как жил, чем дышал, о чем мечтал, – пояснила я. – Меня они погонят, а ты для них – свой в доску. Тебе могут и рассказать.

– Это несомненно, – подтвердил Аякс и по-деловому осведомился: – Адрес, сроки, бюджет?

– Первый Студеный тупик, дом номер два. Это адрес покойного. Имеется дружок закадычный. Кличка Кирпич. Обитает неподалеку, у пруда, в заброшенном сарае. Сроки – чем быстрее, тем лучше. Что касается бюджета, – я вытащила из кошелька три пятисотенные бумажки и протянула Аяксу, – этого должно хватить. Твой гонорар, естественно, в эту сумму не входит. Сработаешь быстро, расчет как всегда.

– Заметано, Таня-сан. Как связь держать будем? – спросил он, вставая со скамейки.

– Сколько времени тебе понадобится на налаживание контакта? – уточнила я.

– Дай-ка подумать. Сейчас девять утра. Думаю, к ночи все будет, – пообещал Аякс.

– Значит, завтра утром к девяти подходи в кафетерий на Студеной. Я недалеко от дома покойного видела приличное кафе, – предложила я.

– Будет сделано, Таня-сан, – заверил меня Аякс.

– Личный вопрос можно? – спросила я. – Таня-сан – это в честь чего?

– О, это в нашей среде японец-бомж появился, Таня-сан. Так вот он нас просветил, что обращение без этой добавки совершенно недопустимо по отношению к уважаемым людям. Вот мы теперь и называем всех «санами». И ты, Таня-сан, заслужила это приложение к имени по праву, – хитро улыбаясь, объяснил он.

– А я уж думала, ты в Страну восходящего солнца эмигрировать надумал, – засмеялась я.

– Куда ж я без матушки нашей, Россия – моя родина. Хоть и неприветлива, а мать. Да и вы, Таня-сан, пропадете тут без меня, – то ли в шутку, то ли всерьез произнес Аякс. – Ну, я пойду. До вашей Студеной улицы путь неблизкий.

– Я на такси. Могу подвезти, – предложила я, но он отказался.

– Чай, не баре. Сам доберусь. Тем более что для подобного рода визитов рановато еще. Вот заодно и время убью, и гостинцами разживусь. А вы езжайте, Таня-сан, и ни о чем не беспокойтесь. Сделаю все в лучшем виде.

Аякс поплелся в сторону автобусной остановки, а я пошла к своему такси. Машина дожидалась меня за углом, в разрешенном для парковки месте. Назвав адрес тарасовского университета, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Ночка выдалась бессонная. Я почти до утра все думала, за какую ниточку нужно потянуть прежде всего, чтобы добиться нужного результата, но так ничего и не придумала, только время потеряла. Теперь вот наверстывала упущенное. Глаза слипались сами собой. Хорошо, хоть за дорогой следить не надо. Есть все же свои прелести в безлошадной жизни!

В университетском вестибюле было пустынно. Пора вступительных экзаменов прошла, и до начала учебного года оставался почти месяц. И студенты, и абитуриенты наслаждались последними вольными деньками. Но преподавательский состав должен был присутствовать. Хоть частично. Строгая вахтерша придирчиво осмотрела мой паспорт, трижды поинтересовалась, по какому вопросу мне понадобилось университетское начальство, и только после этого позволила подняться на третий этаж на кафедру литературоведения.

– Спросите Зинаиду Павловну, – скрипучим голосом велела она. – Кабинет триста двадцать пять. Не перепутайте.

Ее замечание я предпочла проигнорировать. Поднялась по лестнице на третий этаж. Отыскала триста двадцать пятый кабинет и заглянула внутрь. Худощавая мадам с высокой халой на голове оторвала глаза от бумаг и строгим голосом проинструктировала:

– Приемное отделение на втором этаже.

– Да я, собственно, не по этому вопросу, – робко сообщила я. – Мне Зинаида Павловна нужна.

– Заочница? Хвосты закрывать? Поздно спохватились, милочка. В июне нужно было суетиться. Теперь до сентября ждите. Все преподаватели в отпуске. Они, знаете ли, тоже люди. – И строгая мадам снова уткнулась в свои бумажки.

– А вам отпуск не положен? – иронично заметила я.

– Хамите? Нашли время. Хамить, милочка, нужно тогда, когда у вас все зачеты проставлены. А еще лучше, когда диплом на руках, – невпопад заявила мадам.

– Значит, мне уже можно, – усмехнулась я. – Мой диплом давным-давно со мной.

– Так чего вам тогда еще надо? Говорите и уходите. Не видите, работы валом, – обвела рукой стол мадам.

– Мне бы Зинаиду Павловну увидеть, – сообщила я. – Вопрос к ней имеется.

– Вы что же, из газеты? – Мадам подобрела на глазах. – Так бы сразу и сказали. Чего голову занятым людям морочить? Проходите. Я Зинаида Павловна. Интервью будете брать у меня. Сам декан в отпуске.

– Да я, собственно… – начала я и осеклась.

Пусть будет интервью. Может, это и к лучшему. Я заняла место напротив Зинаиды Павловны, достала из сумки телефон, включила режим диктофона и вежливо спросила:

– Можно начинать?

– Что, так вот сразу? Без репетиции? – испугалась она. – Может, для начала очертим круг вопросов?

– А чего тянуть? Мы ж не в прямом эфире. Все, что окажется лишним, в статью не пойдет, – заверила я.

– А разве это будет не серия статей? – удивилась она. – Мне кажется, мы с редактором четко условились. Серия статей на протяжении всего года. Как-никак юбилейный год. Можно и уважить.

– Конечно, серия, – поспешила я заверить мадам. – Но сегодня, так сказать, обзорное интервью. Как раз для того, чтобы определить темы для статей. Вы готовы?

– Только если вы обещаете не пускать в печать то, что запишете, без предварительного согласования с деканом, – безапелляционным тоном объявила Зинаида Павловна.

– Само собой, за кого вы нас принимаете? У нас все законно, – притворно возмутилась я.

– Вот и хорошо. Задавайте свои вопросы, – смилостивилась она.

– Для начала расскажите историю создания университета, – попросила я.

Зинаида Павловна явно ждала подобного вопроса. Заученные фразы посыпались из ее уст как из рога изобилия. Минут десять я слушала историю университета. Когда речь зашла о постперестроечных годах, я насторожилась. Зинаида Павловна рассказывала, как удалось университету выжить в сложные времена, как боролись преподаватели за сохранение высокого звания ученых. Как много они все пережили ради общего дела. Вот он, подходящий момент. Поерзав на стуле, я прочистила горло и спросила:

– В те трудные времена по всем направлениям отмечался высокий рост сокращений. Как этот вопрос решался в вашем учреждении?

– Да, сокращения, конечно, имели место, – споткнувшись на полуслове, нерешительно ответила Зинаида Павловна. – Но основного преподавательского состава они не коснулись. Нашему университету удалось сохранить светлые умы.

– Похвально. А как реагировали на сообщение о сокращении те, кто все же не избежал этой участи? – продолжила я развивать тему.

– По-разному, но в основном с пониманием. Для ученого главное – иметь возможность заниматься наукой. А наш университет предоставлял такую возможность и тем, кто уже не числился в штате. На безвозмездной основе, так сказать, – объяснила собеседница.

– Благородно, – прокомментировала я. – И многие ученые воспользовались этим предложением?

– Поверьте мне, таких было достаточно, – с вызовом в голосе заявила Зинаида Павловна. – И потом, у них оставалась перспектива занять место тех, кто выразил желание уволиться добровольно или был уволен по другим причинам.

– Вот про другие причины поподробнее, если можно, – попросила я.

– Это не имеет к науке никакого отношения, – заартачилась мадам. – Не думаю, что читателям будет интересно читать об этом.

– Об этом позвольте судить нашему редактору, – парировала я. – Наша с вами задача – подготовить фактуру, а уж что из собранного захочет видеть читатель, пусть он решает, правда?

– Только если вы настаиваете, – не желала сдаваться Зинаида Павловна.

– Именно настаиваю, – заявила я.

– Причин для увольнения в те времена было несколько. Халатное отношение к трудовым обязанностям. Прогулы и, простите, взяточничество, – процедила сквозь зубы она.

– Халатное отношение – это как? – переспросила я.

– Это когда преподаватели принимали работы студентов и положительно оценивали их, даже не читая. Я имею в виду рефераты, курсовые работы и дипломы. Работали спустя рукава, а в ответ на любые замечания кивали на мизерную зарплату, – пояснила Зинаида Павловна.

– С прогулами и взяточничеством относительно понятно, – к вящей радости собеседницы, отметила я. – А скажите, те, кто попал под увольнение, реагировали адекватно или же были неординарные случаи?

– В основном все они отрицали свою вину, но смирялись с обстоятельствами и уходили без скандалов. За взятки и посадить ведь могли. Но бывали случаи и похлеще. Вот, например, Борис Несумов, с кафедры биологии. Он, когда попался на взятке, знаете, что заявил? Что студентка-де его невеста и принесла ему деньги для того, чтобы он после экзамена мог пойти и заказать кафе, в котором планировалось играть свадьбу! И что самое интересное, студентка все подтвердила. – Голос Зинаиды Павловны взлетел под потолок.

– Надо же! Интересный случай. И что, они поженились? – спросила я.

– Пришлось. Ведь против Несумова дело возбудили. Уж не знаю, живут ли они сейчас вместе, но на свадьбе мы тогда всем преподавательским составом гуляли, – мечтательно закатила глаза мадам.

– Так, может, Несумов ваш правду сказал? – предположила я.

– Кто их теперь разберет. Вот вы журналистка, вы и разбирайтесь, – отмахнулась Зинаида Павловна. – Мое дело – факты излагать.

– А вот это правильная позиция. А скажите, вы Филиппа Мальцева помните? Он тоже в вашем университете преподавал, – закинула я удочку.

– Мальцева? Это того, что историю русской литературы читал? Как же, помню. А вы его откуда знаете? – удивилась она.

– Да пересекались как-то. Я статью на эту тему писала, а он меня консультировал, – соврала я.

– Странно, что вы именно к нему обратились. Он ведь наукой уже много лет не занимается. Я вообще не знаю, преподает ли он до сих пор, – заметила Зинаида Павловна.

– Нет. Он кардинально поменял сферу деятельности, – ответила я.

– А что ему оставалось? Ведь его, как и Несумова, на взятке взяли. Только вот истории мало-мальски правдоподобной он придумать не сумел. Все твердил, что никогда не требовал от студентов никакой мзды. А то, что студентка деньги в зачетку сунула, – это ее собственная инициатива, и брать их он не собирался. Но его никто и слушать не стал. Времена-то сами знаете какие были. Начальство университетское попыталось было заступиться. Ведь Мальцев и правда никогда ничего от студентов не принимал. Даже шоколад дешевый. Но им был дан намек, что вместе с мальцевской полетят и их головы, если встревать станут. Вот его и выгнали. На его место посадили какую-то девицу. То ли любовницу чью, то ли дочь. Мы так и не узнали. Она и проработала-то у нас с полгода всего. Но Мальцева и тогда обратно не взяли. А в другой вуз с подобной репутацией устроиться он не смог. Я слышала, он репетиторствовал некоторое время. Но дисциплина у него для этого дела уж больно неподходящая. Вот математикам, химикам или биологам в этом отношении больше везет. У них от студентов отбоя нет. Одним словом, не пошло репетиторство у Филиппа. Чем он потом стал заниматься, я не знаю, – подытожила Зинаида Павловна. – А сейчас он где? Вы говорили, что общались с ним?