Переводы

ИЗ ГРУЗИНСКОЙ ПОЭЗИИ

ВАЖА ПШАВЕЛА
1861–1915

ГОГОТУР И АПШИНА
(Старинная быль)

1

Говорят, хевсур Апшина,

Воин из селенья Бло,

Из Миндодаури рода,

Что добро забыл, что – зло.

Грабит верных и неверных,

Рубит мужа и жену,

Дом сокровищами полнит,

Словно царскую казну.

Говорят еще – Апшины

Есть сильнейший: Гоготур.

От мизинца Гоготура

Навзничь грохнется хевсур.

Да и царь про Гоготура

Рек: “Он тысячи сильней!

Стоит тысячи друзей он,

Стоит тысячи мужей!

Сердце у него – железо,

И железная рука.

Сколько раз под нею стлался

Враг, бесчисленней песка!

Он в бою подобен смерти,

Он, как смерть, неуязвим.

С Гоготуром биться – биться

С смерти ангелом самим.

Как волна играет лодкой —

Так играет он врагом.

Нет сомнения: сей воин

Бранным ангелом ведом”.

Царь не раз просил: “Останься!

Ты мне друг – как ни один!”

Но ответ был неизменный:

“Царь! Не вынесу долин!

Если на меня не дует

Горным ветром – дел не жди!

Сердце плачет, и не хочет

Плоть ни хлеба, ни воды.

Рта и вовсе не открою!

Буду стыть и цепенеть.

Мне одна дорога – горцем

Жить и горцем умереть.

Есть печаль у Гоготура:

Стали недруги смирны!

Но у истинного пшава

Дело есть и без войны!”

Говорит: “Одной породы

Меч с косой – что брат с сестрой!

Поработаем! Разбоем

Жив не будет род людской”.

Ни единого упрека

В целой Грузии ему.

А не то, чтобы безлунной

Ночью – вырывать суму!

Ломит он платан столетний,

На плечи кладет, как трость,

И, попыхивая трубкой,

В дом несет – чтоб грелся гость.

Или, возвратясь с оленем,

– Сдался, леса властелин! —

Взяв пандури на колени,

Сумерничает один.

И звенит его пандури,

И дымит его табак,

Щиплет струны смуглый палец,

Сыплет золотом очаг.

Запоет – ей-ей на балках

Потолок не улежит!

А ногой еще притопнет —

Вся-то Пшавия дрожит!

2

Три у женщины приметы:

Говорок быстрей воды,

Пол-ума (и тот с безумьем

Схож) и страсти без узды.

Денно-нощно, нощно-денно

Мелет, мелет языком:

Просит подвигов у мужа —

Ими хвастаться потом.

Кроме “славы”, нету слова

В малом доме между скал.

Будь супруг ее хоть вором —

Только бы мечом махал!

Только бы ружья не ржавил!

Жеребца не жарил зря.

Только бы жену забавил

Платьем красным, как заря!

Подступает к Гоготуру:

“Муж, на что тебе твой щит?

Раз к домашнему порогу

Хуже хворого пришит!”

И опять героя точит:

“Муж, на что тебе твой меч?

Погляди: слезами плачет!

Хочет голову отсечь!

Собирай оброк с хевсуров,

Грабь чеченца на горе!

Говорят, что у Апшины,

Конь – что рыба в серебре!” —

“Женщина, – ей муж, – что мелешь?

Худо с разумом твоим!

Ты с воителем венчалась,

Не с грабителем ночным.

Чем язык чесать о зубы —

Шерсть чеши да лен чеши!

Худородная, что можешь

Знать про ружья и мечи!

Чем безумствовать речами —

Хоть чулок вяжи с умом!

Лишь тогда рубиться свято,

Коли рубишься с врагом!

Царь пока не кинул клича:

– Враг напал! Пора в поход!

За плечами Гоготура

Сдвинься, Пшавии народ! —

До тех пор не будет крови

Гоготурову мечу.

Страшной кровью – братней кровью

Славного не омрачу!

Было ли, чтобы татарин

На скамье меня нашел?

Как гиена на джейранов,

На татарина я шел!

Я о вражеские спины

Семь мечей – восьмой визжал! —

Целых восемь иступил я,

А девятый был – кинжал.

Женщина, коль ты не демон,

Устыдись своих словес!” —

“Я о том скорблю, что дому

Пользы мало от чудес!

Слава – слабая одёжка,

Варево пустое – честь.

Сто порубленных татарских

Спин – их с солью будешь есть?

Ну-ка, кроме ран на теле,

Что домой принес с войны?

В добром имени – что проку,

Коли руки не полны?”

Сильно огорчился воин;

Меч берет (возьмет и щит),

Лыком липовым потуже

К поясу его крепит,

Щит налево взял, направо

Ружьецо – как есть бревно

Стопудовое! – и дуре

Молвил слово таково:

“Как сказала – так и будет!

Без добычи не вернусь!”

Может, видели, как ехал,

Чуть посмеиваясь в ус?

3

Мимо гор в зеленых шубах,

Мимо вод, бегущих в ширь,

По фиалковым глазочкам

Едет, едет богатырь.

Едет он землею пшавской,

Первой зеленью лесной,

Едет Пшавией весенней,

Едет Пшавии весной.

У лесного населенья

Точно сговор в этот день:

Древо клонится к оленю,

К древу тянется олень.

Птицы так щебечут сладко,

Что растаял и ледник.

Только у одной Арагвы —

Грозный говор, черный лик.

Мчит, раздутая снегами,

Раздробившая броню,

Полными горстями брызжа

В очи горцу и огню.

Глянь, из-за Копала-камня

Богатырь – скалы облом! —

Словно оползень тяжелый,

Продвигается с конем.

А навстречу, глянь, на лурдже

Стройном: на коне – синей

Синей тучи! (Всадник – лурджи,

Лурджа – всадника стройней.)

Богатырь другой в черкеске

Красной – что твоя заря!

Хороши на поле красном

Щит и меч богатыря!

Он поет – все горы вторят!

Знать, и впрямь непобедим!

Свищут конские подковы

По камням береговым.

Всадник видит Гоготура,

Устремляется – смотри! —

И уже вплотную стали

Кони и богатыри.

С руганью занесши меч свой,

Им всю местность осияв:

“Пшав, сдавай свое оружье!

Мирному без нужды, пшав!

Я – Апшина! (И вторично

Выругавшись – что твой гром!)

Сказанному – покорися!

Либо повторю – мечом!”

Думает силач: “Прикинусь

Кротким, к братству воззову!

Как откликнется Апшина

На склоненную главу?” —

“Друг, одумайся! Иль впрямь я —

Грязь, ногам твоим – навоз?

Тоже женщиною вскормлен!

Чай, не на навозе взрос!

Брат, одумайся! Коль впрямь ты —

Богатырь, как можешь, брат,

Мирного лишить оружья?

Или Бог тебе не свят?

Без меча – как покараю?

Без меча – как пощажу?

Родичеву ругань: – Тряпка! —

Без щита чем отражу?

Коли свят тебе, Апшина,

Бог – хоть шапку мне оставь!

Не пускай меня без шапки,

Сдавшегося не бесславь!

Человек ты громкой славы,

Муж, прославленный кругом.

Обойдись со мной по-братски —

Станет брат тебе рабом”.

Закипел Апшина: “Много

Разговариваешь, пшав!

Меч снимай, снимай и шапку!

Кто сильнее – тот и прав!

Ты за целую неделю

Первый будешь мне барыш.

Щит давай, давай ружье мне, —

Не то землю обагришь!

Либо пнем слетишь в Арагву!

По весне вода черна.

Пусть бревном тебя сосновым

Мчит арагвская волна!”

Отдал Гоготур хевсуру

Щит-свой-звон и меч-свой-вес.

И уздечки на утеху

Не оставил живорез!

Вороного шпорой тронул,

Конь что молния взвился!

Тут у Гоготура лопнул

Гнев: “Глядите, небеса!

Гляньте, скалы, гляньте, горы,

Бурная, замедли течь! —

На грабителя, у брата

Вырвавшего щит и меч!

Гляньте, горы, гляньте, скалы —

Как с седельца сволоку, —

Как об этот самый камень

Этот череп истолку!”

Схвачен вор и опрокинут,

Богатырским боем бит,

Связан и, середь дороги

Кинут, идолом лежит.

Стал лежачему стоячий

Речь держать: “Презренный тать!

Как с купцом хевсурским, думал

С Гоготуром совладать?

На протянутую руку

– Вор – ответивший мечом,

Подавай сюда чеканный

Меч! – мой меч! и мой шелом!

Мой и конь! моя и сбруя!

Мой и щит! моя броня!

Кто мечом махал на брата —

Ниже праха для меня”.

“Пощади! – ему Апшина,

От расправы побелев

Дозелена, а от гнева

Дочерна позеленев. —

Обознался я – помилуй!

Промахнулся я – прости!

Ты мне рухлядью помнился,

Глиною в моей горсти.

Мощи нет твоей превыше,

Грудь твоя – скалы ребро.

Побратаемся, могучий!

Выпьем дружбы серебро!

А потом, во имя дружбы,

– Стыдно мне, лежу в пыли! —

Брат, верни мое оружье

Или им же заколи!” —

“Что, легко (ему – каратель)

Проходимцу свой шелом

Отдавать? Кинжал и меч свой

Зреть на поясе чужом?”

“Либо возврати оружье,

Либо им же и убей!”

Поумнел, во прахе лежа?

Образумился, злодей?

Чем от перса и от турка

Грузию оберегать —

Путника разоружаешь?

И тебя – грузином звать?

И чего ты, скверный, рыщешь,

Словно дух бесплотный, дом

Потерявший! Вор несытый

С уворованным кулем!

Голоден – сказал бы прямо,

Досыта бы накормил.

Но – чтоб мирного ограбить!

Или Бога позабыл?

А без Бога – хоть бы горы

Серебра – какой в них прок?

Если же подраться хочешь —

Меч на поясе высок.

Меньше щебня под ногами,

Чем у Грузии врагов!

На единого грузина —

Войско в тысячу голов!

Бей их справа, бей их слева!

Меч сломал – другой достань!

Правая изныла – левой!

Меч не стал – рукой достань!

Бей неверных, как баранов!

Рассыпай врагов, как вихрь!

Первый молвлю, что достоин

Ты доспехов боевых.

Но тому, кто мирных грабит,

Кому кротость не кротка —

Нет убора головного,

Кроме женского платка.

Грабил ты войны не знавших,

Грабил старцев и детей,

Не встречал ты рук железных

И железных челюстей!

Не хочу твоих доспехов —

Опозорился б мой кров!

Мало ли у Гоготура

В доме ружей и щитов?

И коня возьми обратно!

Будешь, муж непобедим,

Мужеством своим хвалиться —

Похвалися и моим.

Но тебя крестом Хахматским

И Копала-камнем – свят! —

Заклинаю: все, как было,

Говори, хевсурский брат!”

Развязал Апшине руки,

На ноги поставил, щит

Подает. Апшина – синий,

Весь заплаканный стоит.

“Горе, горе мне, Апшине,

Вору из селенья Бло!

Я, как зверь, уйду в пещеру!

Но за все твое добро

Дай тебя облобызаю!”

Тут, словца не говоря,

Гоготур Апшину обнял,

Богатырь – богатыря.

Младший из сумы ковровой

Спешно достает бурдюк,

Сели наземь, сели рядом —

С младшим – старший, с другом – друг.

Тут Апшина рог наполнил,

Руку поднял, око взвел:

“Ты дотоль живи и здравствуй,

Пока небо поит дол,

Пока солнце греет землю,

Пока ночь идет за днем,

Пока лес весною зелен,

Пока высь дружит с орлом,

Пока разом пуда соли

Не притащит муравей…

Да умножит крест Лашарский

Подвиги руки твоей!”

“Да спасут тебя святые! —

Гоготур ему, с душой.

А что крепок ты – изведал

Нынче собственной рукой.

Злому демону не следуй,

Злого дела не твори,

И продлит Господь меж нами

Разговоры и пиры”.

Настрогал хевсур кинжалом

Серебра в вино – залог

Верной службы, вечной дружбы —

Каждый осушил свой рог.

Славно пили, складно пели,

И, Арагвы на краю,

Разошлися побратимы

Каждый в сторону свою.

4

Тишь и темень. Спит грузинский

Край, Георгием храним.

Снеговые, ледяные

Горы бодрствуют над ним,

Не зеленые – от века,

Не зеленые – вовек.

По отвесам – турьи тропы:

Зверя вековечный бег.

Только шуму, что гневливой

Речки плеск, да треснет сук.

Вдруг вся спящая деревня

Вздрогнула! – в ворота стук.

“Открывай, жена, не медля!

Муж пришел – жена встает!

Спать не время, вражье семя!

Сам Апшина у ворот!

Будет спать тебе, обуза!

Принимай коня и щит!

Не то крест тебя Хахматский

Милости своей лишит!

Уж мечом не опояшусь

И щита не подыму!

Кого первого завидишь —

Щит и меч отдай тому.

И коня отдай в придачу,

Только платы не взимай!

Кого первого завидишь —

И коня тому отдай!

Чем война была мне, хвату,

Стала хворому – постель.

Злая хворь во мне, хевсурам

Не знакомая досель”.

Третий месяц на исходе,

Тверже мертвого лежит.

От его сердечных стонов

Дом дрожит, земля дрожит.

Утаить – обет нарушить,

Рассказать – живым зарыть.

Вот и мается, не в силах —

Рассказать, не в силах – скрыть.

Долго думал – скоро сделал:

Лег богатым – нищим встал,

Что содеял – то поведал,

Был неверным – верным стал.

5

Горный праздник у хевсуров:

Жарит вертел, льет бурдюк.

Вон богатые врагами.

Горцы: Минди и Мацук.

Вот и Хинча бесподобный.

Одаль женское родство

Смотрит скромными глазами —

Каждая на своего.

На земле – голов бараньих,

Что людских в войну голов!

Чу! Молельщика Апшины —

Хевисбери – слышен зов:

“Буди милостив, Георгий,

К царству древнему грузин!

Даруй мощь его народам!

Чтоб не счесть его дружин!

Буди милостив, Георгий,

К верной Грузии своей!

Чтобы не было под небом

Края – Грузии славней!”

* * *

Говорят, в последнем доме

Горного селенья Бло

Полнолунными ночами

Кто-то стонет тяжело.

Бесконечный, заунывный

Стон, пугающий зарю:

“Горе, горе мне! Увы мне,

Мертвому богатырю”.

ЭТЕРИ
(Поэма)

1

Выше глаз уходят горы,

Дальше глаз уходит дол.

Ни жилья бы не увидел

Пешеход, кабы добрел.

Занавешена чинарой,

Тростником окружена,

На всю дальнюю долину —

Только хижина одна.

Тесной изгородью гладыш

С трех сторон ее обнес,

Частым лесом – можжевельник

Обступил и перерос.

Человеку не подвластна

Эта гордая страна;

Мощным голосом природы,

Песней гор оглашена.

Шелест листьев – словно шепот

Затаенной тишины.

Звери, ветры и обвалы —

Вот хозяева страны.

Только речи человечьей

Не услышит пешеход.

Всё здесь, кроме человека,

Говорит и вопиет.

То олень осенним ревом

Потрясет покой дерев.

Громким голосом обвала

Вдруг гора проявит гнев.

Серна вскрикнет, дятел стукнет,

Филин ухнет, каркнет вран,

Серебром на всю долину

Звякнет горлышком фазан…

Только звери эту траву

Мнут да девушка одна.

Как луна одна на небе —

Так она в лесу одна.

Сторожит ее жилище

Куст чилижника в цвету.

Соловей ему все ночи

Жалуется на тоску.

Ах, горька его потеря!

Нету бедному житья!

Бедной девушке Этери

Любо слушать соловья.

“Хорошо поешь ты, – молвит, —

Как бубенчиком звенишь!

В горле жемчугом играешь!

Хоть бы знать – что говоришь!

Только этим и страшна мне

Смерть, глубокая земля,

Что под камнем не слышна мне

Будет песня соловья.

Если б мне судьба судила

Быть пернатым соловьем, —

Знала б, знала б, не гадала б,

Соловьи поют о чем!

Соловьем была бы – ведра

Не таскала бы с трудом,

В серых перышках ходила б,

А не в платьице худом.

Не катились бы, как слезы,

Дни сиротские мои,

Не страшилась бы сиротка

Старой мачехи-змеи”.