Читать книгу: «Одинаковые лица – совсем разная любовь», страница 4

Глава 5 Когда всё рухнуло – и началось

Когда я увидела две полоски, мир вокруг рухнул. В груди застучало что-то бешено и неукротимо. Слезы сами потекли по щекам – сначала тихо, потом рыдания охватили всё тело. Как? Почему? Я же только начинала строить свою жизнь с Алексеем.

Телефон в руках задрожал. Алексей ещё не вернулся. Я сидела на краю кровати, сердце колотилось в бешеном ритме, а мысли бились, словно в клетке.

Когда он вошёл, увидел меня и сразу понял – что-то не так. Без лишних слов я показала тест, а он молча сел рядом, взял за руку.

– Марго, – тихо сказал он, – со всем справимся. Ты не одна.

Его голос был спокойным, уверенным. В его глазах – поддержка и тепло, которых мне так не хватало в тот момент.

Я рыдала, а он просто сидел рядом, крепко держал мою руку и повторял: «Мы вместе. Всё будет хорошо».

И в этой тишине, в его надежности, я впервые почувствовала, что даже если всё рушится – мы справимся

Несколько недель после новости о беременности были тяжелыми, но мы пытались держаться. Алексей с надеждой рассказывал о новой работе – монтажником натяжных потолков. Казалось, вот-вот всё наладится.

Но судьба решила иначе.

Прораб, который нанял Алексея, исчез. Просто пропал – вместе с деньгами, которые должны были стать зарплатой за месяц работы. Алексей пытался дозвониться, найти объяснения, но всё было безрезультатно. Деньги не выплатили. Мы остались ни с чем.

В это же время я боролась с бесконечным токсикозом, который не отпускал ни днем, ни ночью. Каждый новый день казался испытанием: тошнота, слабость, головокружения. На работе я не могла справляться с обязанностями – пришлось уйти.

Денег на оплату квартиры становилось всё меньше. Каждый раз, глядя на пустой кошелек, сердце сжималось от безысходности.

Тогда мы приняли трудное решение переехать к бабушке – в её небольшую, но уютную квартиру на окраине города. Это была не просто крыша над головой, а последнее пристанище, где мы могли перевести дыхание и попытаться собраться с силами.

В этом доме, среди знакомых с детства вещей и тихого шума улиц, я впервые за долгое время почувствовала, что не одна – пусть и жизнь всё еще ставила перед нами тяжёлые испытания.

Когда родилась наша дочь Виктория, напряжение достигло своего апогея. Алексей так и не смог найти постоянную работу – дни тянулись в безделье, а я всё больше погружалась в домашние заботы и подработки: писала статьи на заказ, стараясь хоть как-то поддержать нас.

Ссоры стали неизбежными – как тёмные тучи над городом, они сгущались и накрывали нас всё чаще. Алексей не мог смириться с тем, что мы живём в квартире моей бабушки. Для него это был не дом, а чужое пространство, где он чувствовал себя чужаком и пленником одновременно.

Каждое его раздражение, каждый упрёк рвали меня на части – я хотела сохранить семью, но сама всё больше понимала, как зыбка наша опора. Ветер перемен не приносил облегчения, а только усугублял разногласия.

И в эти моменты я всё чаще задавалась вопросом: сможем ли мы выдержать этот шторм?

Однажды вечером, когда Виктория уже спала, мы сидели на кухне – тишина давила тяжелее любых слов. Алексей стучал пальцами по столу, я же молча крутила чашку с чаем, ощущая, как холод пробирает до костей. Внутри всё горело – усталость, разочарование, страх. Казалось, я тону в этом доме, который уже перестал быть домом.

– Марго, – наконец начал он тяжело, – я не знаю, сколько ещё смогу так жить. Это не мой дом, и я чувствую себя здесь чужим. Я ведь не просил переезжать к твоей бабушке.

Его слова звучали словно обвинение, но я понимала: он просто устал. А я? Я так боялась потерять его, боялась признать, что сама уже почти не держусь.

– Лёша, – тихо ответила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул, – я понимаю… сама устала от всего этого. Но у нас просто нет выбора. Квартира, работа, ребёнок… Ты ведь знаешь, как сложно найти работу в городе.

Внутри меня клокотало: «Почему он не видит, как я пытаюсь? Почему он не замечает, что я делаю всё ради нас?»

Он резко поднялся, голос стал громче, и я почувствовала, как напряжение в комнате словно сгусток тьмы:

– Сложно? Сложно – это когда ты чувствуешь, что тебя никто не понимает! Я ведь пытался, искал работу, но каждый раз – отказ. А ты постоянно на работе, потом дома – и я остаюсь один с этими стенами.

Я протянула руку, пытаясь дотянуться до него, к его боли, к его страхам:

– Ты не один, я рядом. Мы справимся. Вместе.

Но он отдёрнул руку, глаза полны отчаяния и усталости:

– Ты говоришь «вместе», а я чувствую, что тону один. Может, лучше я просто уеду?

В этот момент сердце моё сжалось, а внутри рвалась боль, которую я не могла больше сдерживать. Голос дрожал, но я смогла выговорить:

– Пожалуйста, не уходи. Мы ещё можем всё исправить.

Он посмотрел на меня, и в его глазах мелькнула слабая искорка надежды. Но я знала – впереди нас ждут ещё испытания, ещё бури. И я боялась, что в этой борьбе мы можем потерять друг друга.

Бабушка сидела на кухне, задумчиво покручивая спицы с вязанием, но взгляд её был острым, как лезвие ножа. В воздухе висело напряжение – она явно готовилась к разговору, который могла отложить, но не избежать.

– Алексей, – начала она с упрёком, – ты уже сколько месяцев сидишь дома и ни одной работы не найдёшь? Это просто позор! Ты не мужик вовсе. А Марго – ей и ребёнком не занимаешься толком! Виктория уже восемь месяцев, а ты даже горшок ей не поставил. Что за безответственность такая?

Я опустила глаза, чувствуя, как ком в горле растёт с каждой секундой. Алексей молчал, но напряжение между ними было ощутимо.

– Ты всё время в играх сидишь, – продолжала бабушка, – а ребёнок – это не игрушка! Марго и так везёт вас на себе, а ты? Ха! Лучше бы уехал обратно в деревню, чем здесь оттягивать лямку!

Слова бабушки ударили словно холодным ветром, обнажая все раны нашей семьи. Я поднялась, чувствуя, что не могу больше оставаться в этом доме.

– Хватит! – воскликнула я, – Я больше так не могу. Если ты не хочешь помогать, если бабушка будет так говорить – я ухожу. Пойду сниму квартиру, пойду работать сама, а Алексей останется с дочкой. Пусть учится быть отцом.

Бабушка резко поднялась с кресла, глаза её сверкали:

– Ты с ума сошла? Ты что, думаешь, одна всё потянешь? Вот и оставайтесь все в этом вашем аду!

Алексей стоял, словно замороженный, не зная, что сказать. Я же чувствовала одновременно страх и решимость. Это был наш последний шанс – попытаться жить своей жизнью, без постоянного давления и обвинений.

Я уже знала – путь будет тяжёлым, но иначе нельзя. Я должна была сохранить себя и нашу дочь.

Когда бабушка начала говорить, внутри меня словно что-то треснуло. Каждое её слово попадало в самое болезненное место – словно удары хлыста. Я чувствовала, как горечь обиды и усталость медленно поднимаются из глубины души. Глаза наполнились слезами, но я старательно их удерживала, не позволяя им стекать.

Мне казалось, что я – тонкая веточка, на которую навалился весь этот груз: безработица Алексея, постоянные конфликты, токсикоз, заботы о Виктории и теперь – нескончаемые упрёки. Почему никто не видит, как я стараюсь? Как каждое утро встаю с мыслью: «Сегодня всё будет лучше»? А потом всё рушится снова и снова.

Когда бабушка сказала, что я одна всё потяну, у меня внутри словно сжалось сердце. Я боялась, что сама не справлюсь, боялась провала, боялась быть плохой матерью и плохой женщиной. Но в этот момент сгусток страха вдруг превратился в решимость – надо что-то менять, иначе я просто утону в этом бесконечном болоте.

Когда я встала, ноги дрожали, а голос чуть срывался, но я сказала то, что накопилось годами. Это было как взрыв, который освободил меня от внутреннего напряжения, и вместе с ним пришло страшное облегчение.

Смотрела на Алексея – он казался растерянным, и в глубине души я понимала, что он тоже в ловушке. Но эта боль не давала мне больше молчать. Я знала: если я не возьму ответственность за свою жизнь, никто не сделает этого за меня.

В тот момент я ощутила холод и одиночество, но одновременно впервые за долгое время – проблеск надежды. Надежды на то, что мы сможем всё изменить, даже если путь впереди будет тяжелым и неизвестным.

Глава 6 Тонкий лед

Я устроилась медицинским регистратором в поликлинику – работа, казалось бы, далёкая от моих журналистских амбиций. Но именно она стала для меня опорой, помогла не утонуть в тревоге и нестабильности. Пусть это и было не моё призвание, я быстро освоилась. Легко разбиралась с компьютерными программами, помогала врачам и медсёстрам. Пациенты ценили мою внимательность и доброту – некоторые даже приходили именно ко мне, а иногда благодарили шоколадками или цветами. Эти маленькие знаки внимания грели душу, добавляя свет в серые будни.А в это время Алексей менялся прямо на глазах. Он взял на себя почти все домашние хлопоты. С любовью и полной отдачей заботился о Виктории. Дочь была всегда чистой, сытой, вовремя уложенной спать. В доме царил порядок. Алексей готовил, мыл посуду, встречал меня с работы – уставшую, но нужную. Мы не договаривались о такой подмене ролей, но постепенно это стало нашей новой реальностью.Иногда я ловила себя на мысли, что теперь именно я – главный добытчик в нашей семье. А Алексей – мой надёжный тыл. Принять это было непросто: груз ответственности давил, тоска по утраченной мечте иногда накатывала вместе с усталостью. Но в глубине души мне нравилось видеть в нём настоящего отца, который, несмотря на всё, не сдаётся и старается ради нас с Викторией.Прошло уже два года с её рождения. Два года – в заботах, бессонных ночах и тихих надеждах. Работа в поликлинике хоть и не была мечтой, но стала частью меня. Я уверенно ориентировалась в программах, следила за порядком в документах, завоевала уважение и среди врачей, и среди пациентов. Меня часто благодарили, приносили сладости – мелочи, которые всё равно напоминали: я важна.Алексей тоже изменился – стал настоящим отцом. Он поднимал Викторию по утрам, укладывал спать, готовил, убирал, как будто прошёл через своё внутреннее сопротивление и принял всё это с любовью. Мы будто молча поменялись ролями.И вот однажды вечером, когда за окном уже сгущалась темнота, Алексей вдруг сказал, что Виталий приедет в наш город. Я замерла. Внутри всё сжалось, как от холода. Я спросила, сколько он пробудет, стараясь не выдать бури в голосе.– Два дня, – ответил Алексей. В его тоне сквозила настороженность.Когда Виталий вошёл в нашу маленькую квартиру, я сразу почувствовала, что он стал другим. В его взгляде больше не было прежней рассеянности – он был внимательным, глубоким, будто в нём наконец зажглось что-то настоящее. Он достал из пакета плюшевого кота и протянул его Виктории. Она, спрятавшись за мою юбку, с удивлением и робкой улыбкой приняла подарок.А я… я всё ловила на себе его взгляд. Тот самый – тёплый, проницательный, когда-то заставлявший моё сердце биться быстрее. Но теперь вместе с ним приходили и воспоминания, и боль, и тени старых чувств. Всё было и не было как раньше. Словно история между нами начала писаться заново – на чистом листе, где каждое слово несёт в себе надежду… и страх.

Я стояла у окна и смотрела на мерцающие огни города, как будто они могли унять ту бурю, что бушевала внутри. Сердце разрывалось – одна его часть вспыхивала старым огнём к Виталию, тем самым, который я столько лет пыталась забыть. А другая – держалась за то, что у меня есть сейчас: Алексей, Виктория, ответственность, от которой не отвернёшься.

Каждый взгляд Виталия казался мне и нежным, и болезненным одновременно. Он напоминал о надеждах, которые давно ушли, не оставив даже теней. Иногда я ловила себя на мысли – а что если? Что если всё ещё можно вернуть? Начать сначала? Но разум шептал: «Нет». Слишком много было прожито, пережито, упущено.

Меня грызла тревога – почувствует ли Алексей это напряжение? Поймёт ли, как сильно всё шатко сейчас? Эта встреча была не просто из прошлого. Это была проверка моей жизни на прочность. Проверка нашей любви. Моей любви. Той, что я берегла, словно хрупкий сосуд в трясущихся руках.

Я ощущала, как внутри меня сплетаются боль и надежда. Это было как ходить по тонкому льду – один неверный шаг, и всё треснет. Но я не могла не смотреть на Виталия. В этом взгляде я искала ответы на вопросы, которые сама ещё не решалась сформулировать.

Он тоже смотрел на меня. Не навязчиво, но пристально. И я чувствовала – он видит во мне что-то особенное. Женщину, которая держится, несмотря ни на что. Женщину, у которой внутри – целая история. Его взгляд разжигал воспоминания, которые я пыталась похоронить, но которые, похоже, никогда и не умирали.

Я старалась отвлекаться. Разговаривала с Алексеем, играла с Викторией. Но всё возвращалось – его взгляд, его присутствие. Между нами будто шла молчаливая игра. Без слов. Но с тяжёлым подтекстом.

Он изменился. Стал спокойнее, взрослее. Но в нём всё ещё жил тот самый лёгкий огонёк ветрености, из-за которого я когда-то влюбилась. И из-за которого тогда же – испугалась.

Когда пришло время ехать в деревню, чтобы познакомить Викторию с бабушкой, я, сама себе не признаваясь, лелеяла надежду – а вдруг? Вдруг Виталий будет там. Вдруг мы посмотрим друг на друга по-новому. Вдруг… Но всё разрушилось мгновенно. Он уехал на вахту. Холодно, как удар. Глухо. Пусто.

Я осталась с ощущением дырки внутри – как будто что-то, что могло быть, не случилось. И не случится. Наверное, это была последняя капля надежды, и она вытекла.

Работа в поликлинике начала выжимать меня досуха. Бесконечные очереди, уставшие и грубые люди, раздражение, накапливающееся каждый день. Коллеги говорили, что я держусь, что я молодец. Но я чувствовала – я на грани.

Иногда я думала: «Если бы я снова забеременела – можно было бы уйти в декрет. Передышка. Передышка, наконец». Мысль странная, но отчаянно родная. Я устала. Так, как не устают просто от работы. Так, как устают от жизни, которая давит со всех сторон.

Когда тест показал две полоски – я даже не удивилась. Словно судьба поняла: дальше так нельзя.

Но вместе с надеждой пришёл токсикоз. Сразу. Я почти не могла вставать, есть, говорить. И в этот момент, когда казалось, что я уже на пределе – пришло новое: нашу съёмную квартиру выставили на продажу. Срочно. Без вариантов. Надо было искать, собираться, переезжать.

Я будто тонула. Даже не от физической усталости – от ощущения, что ничего не контролирую. Что всё рушится. Алексей помогал, как мог. Он старался. Но я – таяла. Еле дотянула до тридцатой недели. Больничный за больничным. Сил – нет. Мысли – мутные. Жизнь – как туман.

И вот в один из вечеров я лежала на диване, как всегда – усталая, тошнящая. И услышала голос Алексея за стенкой. Он говорил по телефону. Я сразу поняла – с Виталием. И в голосе Виталия – пьяная, щемящая горечь: «Вот тебе хорошо – и жена, и ребёнок… А я – отброс жизни».

Эти слова… они резанули меня, будто ножом. Я слушала и не могла дышать. Слёзы потекли сами. Я вспомнила, как молча плакала в подушку ночью, когда он снова не пришёл. Когда он снова выбрал не меня. И вдруг я поняла – всё. Это конец. Образ, которого я держалась, оказался иллюзией. Виталий – не тот, кого я носила в памяти. Он – реальный, пьяный, уставший, потерянный.

Я плакала в темноте. Беззвучно. Горько. Глубоко. Но, впервые за долгое время, эти слёзы были не о нём. Они были обо мне. О том, что я устала. Что я больше не хочу ждать, надеяться, мечтать о прошлом. Я хочу жить.

Когда родилась Вероника – что-то изменилось. Будто заново выстроилась ось нашей жизни. Не сразу, но медленно, всё стало выравниваться. У меня появилась идея – купить дом в деревне, использовать материнский капитал. Там бы мы могли начать заново. Свекровь – рядом. Свежий воздух. Тишина. Своё жильё.

Но вместе с этим – страх. Там Виталий. Там всё, что я пыталась оставить позади. И я не знала – он станет частью этого будущего или останется теней из прошлого?

Переезд в деревню стал спасением. Но и ловушкой. Алексей стал всё чаще бывать у своей матери – всегда находилась работа, повод уйти. Разговоры редели. Я осталась одна – с двумя детьми и домом, в котором пахло старой краской и новой усталостью.

Каждый день – выживание. Готовка, стирка, кормление, укачивание. И ремонт. Всё на мне. Алексей обещал помочь – но «вечно не было времени».

А у меня не было уже ни сил, ни иллюзий. Только дети, тишина в доме и голос внутри, который всё чаще шептал: «Ты одна. Но ты держишься. И ты справишься».