– Всё это случилось больше десяти лет назад. Тогда твои родители лишь познакомились. Твой папа был сыном одной влиятельной и богатой семьи. Для нас с твоей мамой, что не имели и цента за душой, но жили не менее роскошно, это был отличный брак. Твой папа шикарно ухаживал за моей дочерью. Он приносил ей отрубленые головы лошадей, делал леденцы из сердец жаб, – женщина тоскливо вздохнула, словно скучала по тем дням, – однажды он принёс ей звезду. Он был лучшей партией для неё, я это понимала. Но не могла позволить ей быть с ним. Я знала, как всё это кончится. В итоге все мужчины одинаковы.

Женщина сложила руки замком на коленях и умолкла. Казалось, она силилась вспомнить что-то важное, и девочка ей не мешала. Касандра давно привыкла к долгим паузам в рассказах бабушки.

– Я боялась, – с трудом начала женщина свой рассказ снова, – боялась, что он будет бегать к другим женщинам. Особенно кто-то столь богатый. Поэтому я запретила ей с ним встречаться, я не хотела, чтобы ей разбивали сердце, как и мне. Но она меня не послушала, – бабушка с силой ударила по подлокотнику своего кресла, злость была видна на её лице.

– Но сейчас они вместе, значит ты всё же сдалась?

– Нет. Я знала, они тайно встречаются. А потом он объявил о помолвке с другой женщиной. Но это не остановило мою дочь. Она твердила, что брак фальшивый, что всё решили его родители. Она не слушала меня и хотела сбежать из дома с ним. Поэтому я убила его. Отравила при встрече в кафе и закопала на кладбище.

– Но ведь папа жив!? – перебила Касандра бабушку.

– Да, твоя мама хорошо постаралась. Она пришла ночью на кладбище и заклятием из запретной книги воскресила его. Я, конечно, пыталась её остановить, но в итоге получила лишь пулю в лоб, – женщина подняла руку, останавливая приближающийся поток вопросов от внучки.

– Да, твоя мама убила меня. Но вместо того, чтобы закопать и забыть, она заключила сделку с самой смертью, – женщина слегка ухмыльнулась, – она пожертвовала десятью годами жизни, за свою нетерпеливость и поспешность решений. Таким образом, я стала призраком обречённым на вечное заточение в этом доме. А твоя мама и папа стали мирно жить вместе. Ведь у зомби нет мозгов. Этот парень идеально ей подошёл.

– Бабушка, а как же тогда появилась я? Ведь по сути папа мёртв и для любви у него недостаточно мозгов.

– Запомни Касандра, чтобы присунуть своё достоинство, больших мозгов не надо. Вообще для этого дела мозги не нужны.

Дверь с грохотом открылась, заливая комнату ярким светом. Тело женщины стало полупрозрачным. Девочка спрятала свое лицо в бледных, слегка синеватых, руках.

– Мама! – возмутилась молодая мадам на пороге с веником в руках, – Ты опять рассказываешь Касандре всякие ужасы? Сколько раз я тебя просила этого не делать, ты, злобная ведьма. Из-за тебя она не может спать по ночам! Касандра, иди сюда.

Девочка мигом соскользнула с большого для неё кресла и побежала к маме.

– Доченька, ты всё ещё злишься? – с мольбой обратилась женщина к дочери.

– Да! – воскликнула та и громко захлопнула дверь. Ещё были слышны отзвуки её голоса, ругающего девочку за то, что та ходит к бабушке. Женщина прикрыла глаза и продолжила раскачиваться в кресле-качалке. Ей оставалось только ждать.

Принцесса

– Ну здравствуй, усатый, – белокурая Ведьма стряхивала с себя остатки птичьего образа, – опять жаловаться пришёл?

– Пришёл, – подтвердил дракон, укладывая голову на колени Ведьмы. Его огненная грива приятно грела пальцы женщины, пока та его гладила по голове.

– Что в этот раз случилось?

– Случилось страшное, – проворчал собеседник, – меня опять нашёл рыцарь.

– Что, требовал принцессу? – Ведьма усмехнулась.

– Нет, сказал, нужно золото и моя голова.

– А голова-то ему зачем?

– Да кто же их, дурных, знает.

– Только не говори, что ты его съел прям там. На месте. В доспехах и с мечом. И мне что, опять готовить тебе зелье от несварения, потому что ты железо переварить не можешь?

– Да нет, не съел. Спалил. Он без доспехов был, с одним мечом.

Дракон перевернулся на спину, и Ведьма начала гладить его живот.

– А что тогда тут страшного? Спалил и спалил, велика беда.

– Так он не один пришёл, а с магом.

– С магом, говоришь?. Ну раз ты тут, то мага ты точно победил. Может, он чего сотворил, заклятье или проклятье на тебя наслал?

– Да нет, его я тоже спалил, он и глазом моргнуть не успел.

– Тогда, усатый, что тебе не так?

– Дак с ними ещё принцесса припёрлась. А ты знаешь, я женщин не ем, не палю, да и вообще тебе, окаянной, обещал, что ничего с ними делать не буду. И в плен их брать тоже нельзя. Я помню.

– Та-а-ак, – протянула Ведьма.

– Она у меня в пещере осела, говорит, люблю не могу, буду у тебя жить, готовить, любить и ухаживать. Помоги избавиться, а?

Чтец

– Эй, Пабло, опять идёшь читать? – тётушка Химена, почти вывалившись из окна второго этажа, кричала ему.

– Да! – восторженно ответил Пабло. Ему не часто удавалось почитать книги.

– Завязывай ты со своим чтением, иди лучше отцу на стройке помоги или хоть о матери подумай. Ей там, на фабрике, ужасно скучно, она ведь ради тебя, поганца, пашет сутками напролёт.

– Не переживайте, тётя Химе, я только возьму интересные журналы и сразу к маме.

Пабло побежал ещё быстрее, сегодня был один из его любимых дней. Иногда, в особо загруженные дни, когда смены на фабрике могли длиться почти сутками, бригадир нанимал Пабло в качестве чтеца. Пабло приносил из библиотеки разные книги, журналы и газеты. Он садился на небольшой выступ рядом с окном и громко, с выражением, читал работникам фабрики.

В помещении было душно, жарко и невыносимо пыльно. Запах табака въедался в кожу и одежду, застревал в горле у Пабло так сильно, что вызывал рвоту. Раз в два часа Пабло замолкал и отходил на перерыв. Он пил много воды, но даже она не смывала с его горла горький и выедающий привкус табака. Пабло давно для себя решил две вещи. Он никогда не будет курить, и он будет профессиональным чтецом. Ему было неважно, что эта профессия вымирающая. Он знал, что пока стоит фабрика, будет и эта профессия. Конечно, на всех нормальных фабриках давно уже поставили радио. Сотрудников там развлекали зарубежные песни и весёлая музыка. Но здесь, на Кубе, среди людей, чья кожа давно покрылась медью и грязью, профессия ещё жила.

Пабло ещё только учился в школе, его нанимали на неполный рабочий день, чтобы официальные чтецы могли выйти на следующий день и не перерабатывали зазря. Читать громко и чётко было сложно. Хотелось пить и молчать больше. Но, видя как трудятся обычные люди, он продолжал. Больше всего ему нравилось видеть улыбку матери, когда он читает. Работа на фабрике была монотонной и ужасно выматывала. Люди часами сидели, скатывая листья табака, а затем заворачивали их вместе под обертку, получая таким образом сигары. Любого такая работа могла довести. Поэтому чтецы читали новостные газеты и книги, дабы работники могли отвлечься от грустных мыслей.

Конечно, родители Пабло надеялись, что с возрастом сын образумится и вырастет. Они верили, что смогут дать ему лучшее образование, дабы Пабло вырос достойным мужчиной. Они не хотели, чтобы их сын гнил на фабрике, читая книги за гроши. Но у Пабло была мечта. Он мечтал читать для людей, отвлекать их от грусти и своим голосом спасать от последнего шага в пропасть. Пабло вырос и мечта осталась. Только вот профессия всё же исчезла.

(На данный момент профессия чтеца на Кубе ещё актуальна)

В тишине

Тихо стало уже давно. Когда-то это место кипело жизнью. Меня любили и кормили, я не знал ни голода, ни холода, ни страха. В камине всегда горел огонь, миска всегда была полна еды, меня всегда гладили. Но однажды всё изменилось. Я дрался, кусался – и проиграл. Меня лишили семьи, дома и моей стаи. Никого не стало. Наступила тишина. Звенящая после смертельных выстрелов, холодная после капель дождя и тёмная после засыпанной земли. Я грел могильные плиты до тех пор, пока голод не одолел меня. Я проливал слезы, пока душа не распалась на осколки. Моё сердце перестало биться, но я был жив. И куда-то шёл.

Не имея смысла к жизни, мои лапы несли меня невесть куда, а мне было плевать. Я шёл долго, пока не кончились силы и не начался лес. В глухом лесу было темно, наверное, так же темно, как в могиле тех, кого я не спас. Я лежал на мокрой земле, думая, что они там, под ней. Мне хотелось облизать их пальцы, зарыться носом в их живот и заснуть под треск камина. Но вместо этого был лишь шелест деревьев. Проваливаясь в сон, я надеялся не открыть глаза вновь. Надеялся, что их тёплые руки разбудят меня. Но я просыпался на холодной земле, с ноющей болью в животе, пересохшим горлом и не чувствующий лап. Я вновь поднимался и шёл, неясно зачем.

Не помню, сколько я прошёл, когда увидел их. Лёжа на земле, я смотрел в их жёлтые глаза, слышал их сдавленное рычание, чуял их желание съесть меня. Но что-то или кто-то удерживал их от этого. Из темноты деревьев вышел огромный волк. Он шёл ко мне с полуоткрытой пастью, из которой вырывался пар. С каждым его шагом из пасти капала слюна. Да, вожаку первый кусок мяса. Так было и в моей стае. Теперь я стану куском мяса. Теперь я умру. Он наклонился ко мне, осторожно принюхиваясь. Я не пошевелился, не залаял. Он смотрел мне в глаза и видел: я ещё жив, я жду когда он убьёт меня. Так что же он медлил?

В его взгляде было многое.

– Вой, чтобы выжить. Вой, чтобы жить. Вой и забудь навсегда, как это – лаять.

Я закрыл глаза. Я уже давно не лаял. Я уже и не помнил, как это – лаять. И я завыл. Завыл, как в последний раз. Я выл, воспевая благодарность потерянной стае. Выл, чтобы жить. Я жил и больше никогда не лаял.

День, когда музыка умерла

В помещении было душно. Подростки танцевали, прижимаясь к друг другу. В воздухе витали запахи алкоголя и пота. Дмитрий смотрел на всё это с лёгким отвращением, а мелодичная и весёлая песня продолжала играть.

– Эй, ты чего стоишь тут, – спросила у него подошедшая подруга детства. Именно она притащила его сегодня сюда. Дмитрий кинул на неё беглый взгляд. Аня тяжело дышала, переминаясь с ноги на ногу. Кожа её блестела в лучах мигающего света.

– Не хочу танцевать под траурную песню, – повысив голос, ответил он. Музыка была столь громкой, что Дмитрий хотел повторить, но удивление Ани его остановило.

– О чём ты? Это из-за того, что она английская? У неё весёлый мотив, ты наверное ошибся.

– Нет, – парень покачал головой. Затем, цыкнув, взял Аню за руку и повёл прочь из клуба. Его бесило то, что она пыталась устоять на месте, хотя ноги явно болели, да и перекрикивать музыку он не хотел. Она послушно следовала за ним, споткнувшись лишь пару раз на лестнице. В парке Дима усадил её на ближайшую скамейку. Прохладный ветер приятно отрезвил голову. Дмитрий осторожно встал на одно колено перед Аней и снял с неё туфлю.

– Зачем было надевать шпильки, если ты к ним не привыкла, у тебя мозоли до крови, – возмутился парень, заклеивая ей ногу пластырем.

– Чтобы быть выше, – буркнула та.

– Посидим и пойдём домой.

– Ладно, что не так с песней? – спросила девушка, когда Дмитрий сел рядом.

– Ты английский знаешь?

– Слабо.

– Так и думал, значит и с историей песни не знакома.

– Не знакома.

– Как и большинство людей. Что ж слушай, это случилось в феврале…

***

Снег заметал всё вокруг. Школьные жёлтые автобусы яркими пятнами разрезали снежную мглу. Пятеро музыкантов дрожали от холода, сидя в одном из них. Посередине, в проходе, стояло железное ведро. В него Бадди, отрывая дрожащими руками, подкидывал исписанную нотами бумагу.

– Знаете, я чертовски завидую Карлу. Он сейчас в больнице, в тепле…

– И борется с обморожением ног. Такая себе перспектива потерять пальцы на ногах, – прервал нытьё Ричи Дион.

– Мы рискуем оказаться в подобной ситуации, – Холли подкинул ещё бумаги в огонь.

– А я говорил, что это тур из ада, ребят, говорил, – сказал Ричардсон, постукивая зубами от холода.

– Мне кажется, мы стали ехать ещё медленнее, – Ричи вгляделся в темноту за окном. Тут автобус резко тряхнуло, и он остановился. Послышалась ругань водителя, хлопнули входные двери.

– Ну, что ещё там произошло? – Поправляя очки, спросил Бадди Холли. Водитель вернулся обратно совсем невесёлый.

– Приехали, – выдавил он, – автобус замёрз.

Четверо музыкантов выругались. Это был уже второй автобус, который сломался из-за холода.

***

– Друзья, радуйтесь, мы можем полететь на самолёте! – Холли стоял за кулисами с остальными. В их выходной организатор турне вытащил их отыграть концерт без плана. Глупо наплевав на то, что они жутко устали и замёрзли, а также на то, что ночью им снова выезжать. Ричардсон не повёл и бровью. Зато молодой Ричи засиял от радости. Уэйлонс восторгом не горел, лететь в метель ему не хотелось. Дион тоже не был рад.

– Правда, мест всего три, Дион обязан полететь со мною, я сбил тебе цену до 36 долларов. Мне место обошлось в 108 долларов, но это мелочи. Зато я успею всё подготовить к вашему приезду. Так как концерт открывает Дион, то вопросов, почему летит он, нет, а вот кто полетит вторым, стоит решить. Как насчёт тебя, Уэйлонс? Или тебя, Томми?

– Нет, спасибо, – Томми резко покачал головой.

– Пускай летит Ричардсон вместо меня, его температура слишком высокая, ему больше всех нужен отдых, – Дженнингс кивнул в сторону друга.

– Я тоже болею! – возмутился Валенс, – давайте подкинем монетку за это место, Ричардсон? – мужчина достал монетку из кармана.

– Решка, – слегка хриплым голосом ответил Ричардсон. Валенс кивнул и подбросил монетку. Та взлетела вверх, делая обороты, всего секунда – и вот она на руке мужчины.

– Решка, – обречённо выдавил Валенс, прикидывая, как не умереть в пути.

– Отлично! Надеюсь, твой чёртов автобус снова замёрзнет, – зло бросил Холли, Дженнингсу.

– Что же, надеюсь, твой старый самолёт разобъётся, – ответил тот с ухмылкой. Холли зло топнул ногой и направился к сцене.

– Бадди, – остановил его Дион, – слушай, 36 долларов – это очень много. Мои родители платят такую сумму за месяц аренды. Я не могу себе этого позволить. Пусть вместо меня летит Риччи.

– Хорошо, – Холли пожал плечами, ему уже было всё равно. Он просто хотел немного отдыха в тепле. Ребята закончили играть после полуночи. Влюбленные и счастливые фанаты проводили всю троицу до самолёта. Они смотрели, как тот взлетает и махали им на прощание. Они стояли и видели, как огни самолёта поднимаются вверх и всего пару минут спустя спускаются вниз, а потом и вовсе исчезают из вида.

***

Вырезка из американской газеты 5 февраля 1959 года:

Смерть трех музыкантов. Авиакатастрофа в ночь на 3 февраля унесла жизни трёх молодых человек и одного пилота.