– Да, да, конечно! Марти стал совсем большим, вы не поверите, как взросло и умно он рассуждает на самые разнообразные и сложные темы! Да я ведь и зашел сюда, только чтобы забрать подарок для него. Вот этого робота я собрал специально ко дню рождения мальчика. Думаю, ему понравится, как вы полагаете?

– Конечно! Какой мальчик не обрадуется такому подарку! – Мэри еще раз посмотрела на бойкую фигурку, шествовавшую от стены к стене.

– Я, видите ли, уже собрался было выходить, но вдруг на глаза попалась эта статья. Я так увлекся, что забыл о времени. Здесь, понимаете ли, интереснейший подход. – Он снова опустился на подоконник и погрузился в чтение.

– Профессор, профессор! – Мэри рассмеялась. – Вы сейчас снова забудете обо всем. Идите, уважаемый профессор Стоун, и передайте, пожалуйста, Мартину мои наилучшие пожелания. Внизу вас уже сорок минут дожидается водитель.

– Конечно, конечно. Всего доброго, Мэри, – пробормотал профессор и направился к двери. На полпути он остановился и со смехом хлопнул себя по лбу: – Чуть не забыл! Подарок!

Он вернулся за роботом и, вынув из кармана небольшой пульт, нажал кнопку. Робот перестал ходить и медленно замер, низко опустив голову. Рядом с его камерой-глазом продолжил мигать маленький красный огонек. Профессор аккуратно обернул робота упаковочной бумагой и уложил в небольшую сумку.

– Ну все, теперь, кажется, ничего не забыл.

На улице зарядил дождь, и профессор поскорее забрался на заднее сиденье черного «мерседеса», который прислал за ним сын. Водитель Ронни приветливо обернулся к своему пассажиру:

– Что-то вы припозднились сегодня, профессор.

Ронни работал водителем Стоунов уже несколько лет и хорошо знал привычки и распорядок всех членов семьи. Мартина он старался везти по живописным улицам, потому что паренек обожал смотреть в окно на дома, которые они проезжали. Доктор Стоун всегда ценил скорость, а вот профессора нужно было быть готовым подождать, он всегда задерживался в лаборатории допоздна.

– Просматривал журналы и наткнулся на любопытную статью… – задумчиво ответил профессор. Он уже повернулся к окну и думал о чем-то своем.

«Мерседес» миновал внешний пост клиники, охранник закрыл за ним высокие ворота. Капли дождя стучали в окна, дворники на лобовом стекле работали не переставая и все равно не справлялись с потоками воды. Улица плыла, и за окном, отблескивая светом ночных вывесок, светофоров и фонарей, силуэты людей сливались в единую темную массу.

– Кажется, гроза разыгралась нешуточная, – сказал Ронни. – Как там моя Лиззи одна? Ужасно боится грозы эта женщина, что-то ей мерещится в молниях. Думает, что молния непременно должна угодить в наш дом или в дерево ударить. Глупая бедняжка… – Он умолк, увидев, что профессор не слушает его, и повернул на более узкую улицу. В свете фар мелькнул плакат с ярким изображением мэра и крупной надписью «Я обещаю процветание!». Мэр старательно показывал желтоватые зубы, изображая радушную улыбку.

– Они только обещают… Где оно, это процветание? – громко, с досадой проговорил водитель. Его слова отвлекли профессора от каких-то размышлений, и он рассеянно переспросил:

– Что вы говорите, прошу прощения?

– Да нет… Это я так. Обещают они процветание, а дороги все разбиты, сынишку страшно одного в школу отправлять, приходится подвозить, благо ваш сын позволяет машину брать. Автобус школьный до нашего дома не доезжает, такой район, – проворчал Ронни и, боясь потерять собеседника, сам задал профессору вопрос: – Вы вернетесь в Калифорнию?

– Нет. Я хочу быть ближе к своей семье, помогать сыну. Семья – это ведь самое дорогое, что у нас есть, верно, Ронни? – профессор улыбнулся.

– Что правда, то правда. А ваш сын – замечательный человек, профессор. Никогда зря не нагрубит, всегда поможет в беде. Я горд, что работаю на такого человека, как он.

– Спасибо, Ронни. – Профессор снова взглянул в окно. Машина выехала на широкую автостраду. Здесь уже образовалась пробка, и, пристроившись в конце колонны машин, Ронни притормозил.

– Похоже, что это надолго, профессор…

– Пожалуй, я прогуляюсь, – ответил он, взглянув на часы, – здесь уже совсем недалеко. Благо дождь, кажется, унялся.

– Будьте осторожны профессор, на улицах неспокойно. – Ронни было хотел тронуться, но остановился и посигналил: – А сумка как же? Забыли!

Он выхватил сумку с заднего сиденья и догнал старика. Профессор в очередной раз хлопнул себя по лбу:

– Голова моя дырявая! Спасибо, Ронни, сегодня я совсем память потерял. Спасибо и всего хорошего.

Высоко подняв воротник, профессор спешил к дому, стараясь обходить глубокие лужи. Он думал о том, как Крис хорошо справляется со своей непростой работой, как ему легко удается не замечать славу и сохранять достоинство. Думал о том, что Мартин стал совсем взрослым, и на некоторые его вопросы становится все сложнее, все интереснее отвечать. А иногда он уже не может найти ответы на вопросы внука, и тогда тот сам находит их, отправляясь в библиотеки или во Всемирную сеть. «Скоро он начнет учить меня, а не наоборот. Да он уже это делает, просто я пока этого не замечаю», – думал профессор.

В своих размышлениях он не заметил, что его настойчиво преследует мужчина в черной куртке и бейсболке. Запомнить его невозможно, такие люди часто встречаются на улицах города, в метро или автобусе. Они самые обычные, ничем не примечательные жители мегаполиса, их лица настолько лишены индивидуальности, что, даже пристально вглядевшись в одно из них, невозможно воспроизвести в памяти этот облик.

Профессор остановился в толпе ожидающих зеленого сигнала светофора, а за секунду до того, как вся толпа качнулась и потекла через дорогу, мужчина, так долго следовавший за ним, резко рванул сумку из расслабленной руки профессора и побежал с ней через дорогу, расталкивая прохожих.

– Постойте! Что же это? Молодой человек, постойте… Зачем вам? – Профессор даже не крикнул вслед грабителю, он растерянно оглядывался, ища поддержки, но люди торопились пройти мимо, не замечая его или не желая замечать.

– Негодяй! Это ведь был подарок внуку! – в сердцах крикнул он куда-то в спины уходящим прохожим.

Вор давно уже слился с толпой и при первой же возможности свернул в тихий переулок. Он тяжело дышал после быстрого бега, да и сумка оказалась тяжелее, чем он ожидал. Может быть, там у старика компьютер? Было бы неплохо, его сейчас легко можно загнать парню в двух кварталах отсюда.

Он поспешно расстегнул молнию на сумке и слегка отпрянул, увидев человекообразного робота с мигающим датчиком во лбу.

– Это что еще за хреновина? – пробормотал он и высвободил андроида из сумки. Робот вышел из спящего режима и завертел головой в поисках объекта для общения и источника новых заданий. Рабочий робот не должен сидеть без дела.

– Человек… Человек… Здравствуйте, человек. Я робот, меня зовут А1, – проговорил он своим скрипучим голосом, фиксируя в базе данных перепуганное лицо бандита.

– Твою мать! – испуганно выкрикнул вор и отбросил от себя говорящую игрушку – уж больно зловеще горел этот красный глаз. Тем более в такой штуке легко могла оказаться камера, а ему совсем не хотелось бы в очередной раз попасть в розыск. Робот упал в лужу, и какие-то контакты заискрились от попадания воды.

– Плохой человек… Плохой человек… – Красный датчик заморгал чаще, а конечности А1, еще недавно заставлявшие его так смешно пританцовывать, беспомощно двигались в воздухе.

Лицо мужчины исказила гримаса отвращения, смешанного со страхом.

– Да пошел ты… – Он со всей силы опустил толстую подошву на голову робота. По пластиковой поверхности прошла глубокая трещина.

– Пло-хой… – искаженным голосом, кажущимся от этого еще более издевательским, в последний раз проговорил робот.

Мужчина продолжал топтать его, вымещая свою бесконечную злобу, превращая механизм, созданный разумом и руками любящего человека, в бесполезную крошку.

………….

…В это время в доме Стоунов продолжался праздник. Только именинника нет за большим столом. Мартин нетерпеливо дергает телефонный провод в своей комнате.

– Алло, Мелани? Здравствуй. Почему же ты не пришла? Я тебя ждал.

– Не обижайся Мартин, мне нужно было помочь маме.

– Я тоже иногда помогаю маме, – понимающе вздыхает Мартин.

– Тебе подарили щенка? – оживляется девочка. Она не хочет подавать виду, как она рада этому позднему звонку.

– Да… Маленький, пушистый, смешной. Тебе он непременно понравится.

– Какого он цвета? – спрашивает Мелани, стараясь во всех подробностях вообразить себе щенка.

– Он белый, как полярный медвежонок. Только черный нос торчит, – усмехаясь, объясняет Мартин.

– А как ты его назвал? – допытывается Мелани.

– Ларри.

– Красивое имя!

– Конечно, ведь нельзя называть настоящего друга каким-нибудь дурацким именем вроде Шарик или Пушок! Верно я говорю?

– Конечно, ты прав. Ларри – идеальное имя.

– Так что же, завтра после уроков погуляем с Ларри? – неуверенно спрашивает Мартин, но тут же успокаивается, услышав быстрый ответ:

– Конечно. Мне ужасно хочется поскорее его увидеть! До скорого!

……….

Для всего есть свои причины. Иногда эти причины очевидны, а иногда остаются неизвестными для нас еще долгие годы. Так, профессор Стоун, добрейший и деликатнейший из людей, растерянно остановился посреди потемневшей улицы. Дождь заливался ему за воротник, а он, не замечая этого, все всматривался в проходящую толпу, будто надеясь увидеть участливое лицо или остановить незадачливого бандита, объяснить ему, как бесполезен и даже опасен может быть сложный механизм, попавший в неверные, злые руки. Но никто не останавливается, не смотрит с участием. Люди спешат обойти странного старика.

В это же время Мелани, уже уложившая чужого ребенка, вернулась к себе и задумчиво играет с маленьким котенком. Мысли ее далеко. Она представляет, что отец ее жив, а картины его выставляются в лучших галереях мира. Маме не нужно день и ночь работать на изнурительной службе, а она, Мелани, может почувствовать себя обычной девочкой без груза ответственности на хрупких плечах. Она отгоняет от себя эти мечты, потому что знает: они только разбередят душу, ослабят ее, ничего не принеся взамен, кроме тоски и горечи. Все эти испытания зачем-то нужны. Для чего-то сегодня мне одиноко и грустно, для чего-то я не смеюсь вместе с Мартином в его большом, светлом доме, среди милых людей. Для чего-то, я только пока еще не знаю, для чего. Мелани вздыхает еще раз и кладет голову на подушку. Только сейчас она поняла, что ужасно устала. Едва она закрывает глаза, как сон уносит ее из комнаты. Она видит Мартина, тянущего к ней руки. Мелани рада ему и тянет руки в ответ, хочет прикоснуться, сказать что-то, но не может. Невидимая преграда разделяет их и не дает сойтись. Лицо Мартина темнеет, становится размытым, и Мелани уже не может разобрать, смеется он или плачет. Вдруг она четко видит слезу, блеснувшую на его левой щеке.

…………

…Мартин нетерпеливо ерзал на стуле. Дедушка, теперь единственный долгожданный гость, все не шел. Мартин пытался прислушиваться к разговорам взрослых, но они казались ему скучными. Он поиграл с Ларри, пока тот не начал спотыкаться на ходу, а когда понял, что щенок уже не держится на ногах от усталости, отнес его в плетеную корзину, на дне которой лежала его старая домашняя курточка – Рози позаботилась. Мартин даже не мог есть свой праздничный торт. Методично ковыряя недоеденный кусок вилкой, он то и дело вскидывал голову, готовый бежать к двери. Каждый звук казался ему стуком в дверь, эхом дедушкиных шагов под окнами.

Наконец он явственно различил звонок в дверь и, спрыгнув со стула, уже ринулся было в прихожую, но понял, что эффектнее будет, если он появится перед дедушкой со щенком на руках, и повернул в кухню.

– Куда ты сорвался? Марти, а гости? Марти, папа откроет дверь! – крик Элен уже не донесся до ушей мальчика.

На кухне, куда ворвался Мартин, все дышало чистотой. Рози только что закончила уборку и сейчас стояла в своем аккуратном, чуть потертом пальто, подкрашивая губы перед зеркалом.

– А, Марти! Какой же ты огромный! Еще раз с днем рождения, мой милый. А чего ты так запыхался?

– Рози, а Ларри где?

– Ларри твой налопался и спит, вон его корзинка, я за плиту сдвинула, чтоб не мешалась.

Щенок, видимо, расслышав свое имя, сначала приподнял одно ухо, затем второе. Выбравшись из корзины и спотыкаясь спросонья, он подбежал к Мартину и счастливо замахал хвостом, да так, что сам еле мог стоять на ногах, подаваясь всем телом то в одну, то в другую сторону. Мартин и Роззи не могли удержаться от смеха, и мальчик тут же опустился на колени, чтобы погладить щенка.

– Ух, какой хороший пес! Тебе надо много есть и много спать. Скоро ты станешь большим и сильным. Будешь охранять меня и моих друзей.

Ларри ничего не понял из слов хозяина, но на всякий случай залился счастливым лаем. А заметив, что миска с молоком еще не опустела, деловито направился к ней, чтобы снова подкрепиться.

Тем временем Крис уже открывал входную дверь. Еще продолжая громко отвечать на чью-то реплику, донесшуюся из гостиной, держа на отлете тарталетку, которую ловко захватил с тарелки Элен, он улыбался и начал было шутливо-укоряющую фразу, адресованную отцу:

– Ну, а мы уже зажда…

Фраза оборвалась на полуслове. Крис продолжал улыбаться, только теперь немного растерянно. Из дверного проема на него молча смотрел человек в униформе защитного цвета и черной маске.

– Простите, я как-то… – Крис снова не закончил фразу. Человек, ничего не говоря, направил Крису в лицо длинное дуло пистолета. Крис сделал шаг назад, не подняв рук, не сказав ни слова. А человек спокойно выстрелил ему в лицо, и потом еще раз. Из-за глушителя звуки выстрелов слились со звуками музыки, доносящейся из гостиной. Будто в немом кино, Крис упал, неестественно выгнув шею, запрокинутое лицо залилось красным, острый подбородок и открывшаяся шея казались очень белыми, почти синеватыми. Человек в маске сделал шаг к лежащему и еще дважды выстрелил ему в голову. В его движениях не было суеты или нервозности. Он спокойно, даже чуть скучающе выполнял свою грязную, не очень приятную, но привычную работу. Недовольно взглянув на мелкие капли крови, запачкавшие его штаны, он перешагнул через неподвижное тело. Музыка продолжала играть, изредка ее дополняли взрывы смеха, легкий гул голосов, позвякивание бокалов.

Никто в гостиной не расслышал выстрелов и звука падения тела. Элен ответно улыбнулась на какую-то шутку, отпила из бокала и вышла в коридор, чтобы встретить Криса с профессором. Бокал выскользнул из ее руки и разлетелся на мелкие кусочки, ударившись об пол. Элен силилась закричать, но, будто в кошмарном сне, что-то сжимало ее горло, и голос отказывался звучать. Она переводила глаза с фигуры мужа, так нелепо и оттого так страшно раскинувшего руки, на стоявшего рядом с ним человека в черной маске.

Крик пробился через сдавленное горло и ворвался в гостиную, разрезав неразборчивый праздничный гул, но лишь на секунду. Пуля пробила сердце Элен и застряла в стене за ее спиной. Когда-то прекрасное, теперь искаженное криком и ужасом лицо постепенно расслаблялось, обретая выражение безразличия. Только глаза были по-прежнему широко раскрыты, а губы бессмысленно шевелились. Человек в маске выстрелил ей в лоб, и она застыла неподвижно, завалившись на бок, перегородив проход.

Короткий крик донесся до кухни. Никто не придал ему значения. Роззи провела рукой по голове Мартина, который сидел на корточках рядом со щенком, лакающим молоко, и снова подошла к зеркалу, чтобы еще немного подкрасить губы. В отражении зеркала она видела кусочек коридора и мелькнувшую темную фигуру. Она закрыла помаду и поставила ее на стол. Не говоря ни слова, она подошла к двери и выглянула в коридор. Ее губы задрожали, она еще не понимала хорошенько, что увидела, но быстро и беззвучно закрыла дверь, крепко взяла Мартина за руку и потянула его к двери чулана.

– Рози, ты чего? Да я же… – Мартин вертел головой, пытаясь понять, что происходит.

– Чщщ-чщщ. – Рози, будто бы Мартин снова был малышом, прижала палец к губам. – Тише, тише, Марти.

– Но Роз…

Домработница крепко припечатала лицо мальчика ладонью, не дав ему закончить. Она открыла дверцу чулана и мягко втолкнула Мартина в темноту, где виднелись силуэты швабр и старой кухонной утвари.

– Тише, прошу тебя, тише. Пришли плохие люди, происходит что-то страшное. Прошу тебя, сиди тихо. – Она мягко закрыла дверь, заперла чулан и спрятала ключ в карман пальто. Мартин затих и прильнул к внутренней стороне двери, стараясь разглядеть что-нибудь через замочную скважину.

Убивать – это очень быстро. Какие-то пять минут назад один из лучших врачей страны и его любящая жена смеялись, ели, отпивали шампанское из легких бокалов, передавали по просьбе гостя соль или перец, нечаянно коснувшись его теплой рукой и не замечая этого. Пять минут назад они были живы. Пять минут прошло, и теперь их тела, неестественно изломанные смертью, неподвижно лежали на полу.

За первым убийцей беззвучно и слаженно через открытую дверь заходят еще трое – в таких же масках, в той же форме защитного цвета. Они перешагивают через тела и проходят к гостиной, один из них наступает тяжелой подошвой на откинутую руку Элен и тихо чертыхается, чуть было не споткнувшись. Резким движением они распахивают двери и начинают стрелять, спокойно, отрывисто переводя прицел, будто в компьютерной игре. Они расстреливают всех, не делая скидки на пол, возраст, выражение испуга на лице, отчаянный крик. Первые умирают, не успев понять, что же произошло, другие пытаются спрятаться под стол, закрывают лица и головы руками, будто бы это сможет защитить их от пуль. Музыка еще продолжает играть из колонок, и происходящее в комнате напоминает пантомиму, в которой актеры без слов изображают ужас. Наконец одна из пуль попадает в музыкальный центр, и в комнате становятся слышны только глухие выстрелы, падение тел, отрывочные крики, стоны умирающих и неровный плач.

Расстреляв всех, люди в масках спокойно расходятся по комнате. Один из них задумчиво смотрит на картину в скромной раме на стене, второй достает книгу из шкафа и, пролистав, бросает на пол. Заглянув под стол, один из убийц видит там мужчину. Он полноват, его круглое лицо бледно и покрыто испариной, через белую рубашку на плече проступило красное пятно. Мужчина мелко трясется. Губы его шепчут:

– Не надо. Не надо. Не надо. – Он будто повторяет заклятие. – Не надо. Я не скажу. Ничего не скажу.

У него начинают закатываться глаза, он вот-вот потеряет сознание.

– Не надо. Не надо, – твердит он. Человек в маске легко останавливает его истерику выстрелом в голову.

За креслом, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, сидит молодая женщина. Она быстро качается вперед-назад, вперед-назад, из ее открытых глаз катятся слезы. Она не замечает их. Когда убийца резко отодвигает кресло в сторону, она выходит из своего ступора и, прижавшись спиной к стене, кричит срывая голос, беспомощно перебирая ногами, будто желая вжаться в стену, слиться с ней, вобрать ее твердость и холод в свое горячее, живое и от того беззащитное тело. Обессилев, она перестает кричать и только умоляет, мелко тряся головой:

– Прошу вас. У меня ребенок. Прошу вас, не надо. Я ничего никому не скажу. Я закрою глаза. Я сделаю все, что вы скажете.

Человек в маске утвердительно кивает ей головой. И она, на секунду поверив в свое спасение, крепко закрывает глаза, веки ее дрожат, из-под ресниц текут слезы. Человек в маске вытягивает руку и стреляет в упор: в голову, в тело, снова в голову. Он не любил слез, не любил мольбы и стонов. Что он может поделать, если задание – уничтожить? Поэтому в таких ситуациях, будто лишний раз проверяя себя на прочность, он уничтожал наверняка, заодно заглушая в себе желание опустить пистолет.

Теперь никто из гостей не двигался, кажется, все были мертвы. Наемники переходили от тела к телу, посылая в головы контрольные выстрелы. Из дальнего угла комнаты с криком поднялся мужчина, его лицо было окровавлено, в глазах читалось безумие. С зажатым в руке столовым ножом он было накинулся на одного из убийц, но, получив удар рукояткой пистолета, осел на пол. За ударом последовал выстрел в лицо. Киллера разозлил этот надоедливый человек, не желавший умирать дольше остальных. Пуля прошла через глаз мужчины. Правую сторону его лица быстро залила кровь, левый глаз закатился, показывая белок.

– Это последний, здесь все, – бросил тот, что вошел первым. – Зачистить все комнаты. Я – здесь, вы – наверх. Ты – осматриваешь двор, – он привычно указал пальцем на одного из своих людей.

Они прошли по коридорам, открывая каждую дверь. Первый вошел на кухню. Он не сразу заметил забившуюся в угол Рози. Она сидела, тяжело дыша, прижимаясь спиной к закрытой двери чулана. В руках она сжимала чайник, замотанный в полотенце. Большие карие глаза Рози смотрели скорее с ненавистью, чем со страхом. Убийца, усмехнувшись этой несуразной композиции, навел было пистолет на женщину, но что-то отвлекло его. Он удивленно обернулся и никого не увидел. Только опустив глаза, он понял, что маленький щенок пытается укусить его за ногу. Ларри грозно рычал и показывал маленькие зубы. Раньше он только слегка прикусывал ими руку хозяина, играя. Сейчас он не жалел себя и злобно, как взрослый, вцепился в ногу человека, но все же не мог причинить прочному ботинку врага никакого, даже малейшего вреда.

Мужчина усмехнулся снова и, откинув ногой щенка, выстрелил в него. Ларри забился и тонко заскулил. После второго выстрела затих.

Мартин не видел, что происходит за дверью, но слышал каждый звук. Он зажал рот ладонью, чтобы не закричать, вцепился в нее зубами и молча заплакал.

Убийца еще раз пнул ботинком щенка и повернулся к Рози. В этот момент она резко выплеснула ему в лицо кипяток из чайника.

– Убийца! Мерзавец! Животное! – От отчаяния и сознания неизбежности смерти Рози уже совсем не чувствовала страха.

Наемник закричал и сорвал маску с обожженного лица, искаженного злобой и болью. Ослепленный, он начал палить наугад, не целясь. Роззи схватила нож со стола, но, не в силах ударить им живого человека, так и замерла с ним в руке, вжавшись спиной в дверь чулана. Наконец убийце удалось справиться с болью, и он выстрелил Рози в голову, в сердце, в живот. Он решетил ее полное тело, продолжая нажимать на курок, даже когда израсходовал всю обойму. Рози медленно осела на пол, ее грузное тело придавило дверь чулана.

Убийца, еще больше взбешенный тем, что пули закончились, выхватил нож из ее ослабшей руки и с ненавистью еще и еще раз вонзил его в неподвижное тело, будто в податливое тесто, желая причинить боль уже мертвому человеку.

Мартин, прижавшийся к замочной скважине, не мог оторваться от этого ужасающего зрелища. Он видел и искаженное болью лицо убийцы, и без того изуродованное шрамом, видел, как боль на его лице сменилась выражением удовлетворения, когда он пуля за пулей всадил в тело Роззи всю обойму. Мартин беззвучно плакал, сам того не замечая. К горлу подкатывала тошнота. Он был готов свалиться в обморок в этом тесном чулане, но держался из последних сил, ему казалось, что стоит только закрыть глаза, как он сразу же умрет. Ведь Ларри мертв, и Роззи лежит мертвая здесь, совсем рядом. А мама и папа? Что сейчас с ними? Темнота подкрадывалась, застилая глаза, он уперся рукой в дверцу, чтобы удержаться, но рука соскользнула.

В это время киллер, отошедший к раковине, чтобы обмыть лицо холодной водой, настороженно повернулся. Он расслышал шум, донесшийся из-за двери. С отвращением взглянув на тело Рози, закрывшее проход, он перезарядил пистолет и трижды выстрелил в дверь, целясь в центр.

Мартин был бы мертв, если бы обморок не взял его в свои темные объятия. Закатив глаза, он осел на пол за секунду до того, как пули пробили три аккуратные дырки как раз там, куда он прижимался лбом, чтобы разглядеть происходящее в кухне.

Киллер прислушался. Ни стона, ни шороха. Он пожал плечами и вышел из кухни. В коридоре его уже ждут остальные трое. Они уже прошли по всем комнатам, заглянули в спальни и детскую, еще несущие печать спокойствия и уюта, будто бы комнаты совсем другого дома. Оглядели шкафы, бесцеремонно выкидывая из них вещи, заглянули под столы и кровати. По пути в каждой из комнат наемники оставляли взрывные устройства, уже начавшие свой отсчет, мигая красными огоньками.

Киллер, так и не надевший маску, недовольно хмурился:

– Я так и не видел мальчишку. Он прячется где-то в доме.

– Значит, он жив. А это не то, что нам нужно, – ответил ему один из убийц.

Остальные пожимают плечами:

– Второй этаж зачищен. Время уже пошло. Командир, если он где-то в доме, то он в любом случае взлетит на воздух. Здесь в радиусе ста метров не останется ничего живого. Можно не беспокоиться.

Обожженное лицо командира скривилось:

– Ладно. Проконтролируйте нижний этаж – и уходим. Быстро! Быстро!

Люди в масках спешно устанавливают последние взрывные устройства в окровавленной гостиной, в кухне, где мешком лежит неподвижное тело Рози, в коридоре, где раскинули руки в запекшихся лужах крови Элен и Крис.

– На выход! – командует главный. И один за другим, никем не замеченные, убийцы покидают дом Стоунов и садятся в припаркованный через дорогу черный микроавтобус. Водитель жмет на газ и, отъехав на приличное расстояние, останавливается.

Киллеры уже сняли свои маски и утирают вспотевшие лица. Командир со шрамом через все лицо – тот самый лейтенант Робертсон, на его губе еще не зажила ссадина, оставленная Крисом Стоуном в этот же день. Она немного кровоточит, и Робертсон, пальцами стерев кровь, усмехается:

– А тебе совсем не больно, Стоун. Можем считать, что ты победил, – говорит он тихо, не обращаясь ни к кому в машине. Из кармана он достает пульт и нажимает на кнопку. – Только ты покойник, лекарь, как я и обещал.

Стекла в машине вздрагивают, и где-то позади вздымается огромный огненный всполох. На секунду даже наемники теряют слух. Один из них оборачивается к Робертсону:

– Не слишком ли все это для одного захудалого дома?

– Нам не нужны свидетели. Как и лишние вопросы, – тихо говорит лейтенант, и парень тут же опускает глаза и отворачивается, пробормотав извинения.

Другой наемник ободряюще хлопает парня по плечу:

– Они просто оказались не в том месте и не в то время. Не повезло.

– Значит, это их судьба, – тихо добавляет лейтенант.

Дом, в котором только что методично убивали людей, охнул от взрыва. Стены разлетелись на части, взрывная волна откинула в стороны целые блоки кирпичной кладки, балки, трубы, куски мебели. Тело Мартина отлетело вместе с куском стены, оно безжизненно раскинулось на горящей траве, вывернув шею, в неестественной позе. Так, будто брошенная на пол кукла, лежит мертвый человек, чье тело уже превратилось в просто сломанный предмет. Кирпичи, разломанные силой удара, засыпали его, сильнее изувечив. Тонкий прут, бывший частью каркаса для стены, пробил насквозь плечо Мартина, пригвоздив его к земле.

………

Дождь все еще продолжался, и обломки здания шипели, дымились, но продолжали гореть, несмотря на сильные потоки воды. Через минуту появилась пожарная машина, полиция, к месту взрыва начали стекаться зеваки. Профессор Стоун шел с потоком людей, подняв воротник над головой, тревожно всматриваясь в клубы дыма. Осознав, что что-то произошло неподалеку от особняка его сына, он ускорил шаг. Приближаясь к дому, он шел все быстрее, почти бежал, минуя одинаковые коттеджи и аккуратно выстриженные садовые изгороди. Его сердце колотилось как сумасшедшее, и в голове пульсировала только одна мысль: «Живы. Живы. Были бы живы».

Увидев обломки и черноту на том месте, где должен был возвышаться аккуратный особняк, где его семья должна была праздновать рождение его внука, где он был так счастлив и где были счастливы его дети, он остановился. Профессор стоял, опустив руки, не зная, что делать, что кричать, куда бежать. Он сел прямо на землю, запустив руки в свои седые волосы, затем встал и попытался пройти вглубь, раскидывая обломки.

– Крис! Мартин! Элен! Крис! Мартин! Элен! Кто-нибудь! Кто-нибудь живой!

Он кричал, а слезы катились по его щекам. В какой-то момент ноги перестали держать его, и он упал среди почерневших от огня развалин. Не в силах подняться, он закрыл глаза. Видимо, на какое-то время он потерял сознание. Профессор открыл глаза от того, что полицейский тряс его за плечо:

– Сэр! Сэр, вы в порядке? Вы не ранены?

– Мой сын. Моя семья. Здесь… – профессор мог выговорить только несколько слов, но полицейский все понял.

– Пройдемте, я помогу вам. Сейчас спасатели ищут живых людей, которых могло придавить обломками. Мы делаем все, что в наших силах. Сэр, идемте, вам нужно выпить горячего кофе, вам станет лучше. Как только что-то прояснится, мы дадим об этом знать.

Профессор добрел до пункта помощи, разбитого тут же на улице. В его руку кто-то сунул теплый бумажный стакан. Профессор и не подумал отпить из него. Кто-то накинул плед ему на плечи, но он даже не заметил этого. Подняв блуждающие глаза на уже не горящий, но дымящийся дом, на то, что когда-то было домом, он скривился, будто от боли, и застонал. Не помня себя, он снова быстро пошел к развалинам. Шатаясь, Стоун переходил от одной груды обломков к другой. Он выкрикивал имена родных и пытался отодвинуть бетонные глыбы. Выбившись из сил, он сел прямо на черную землю. Его трясло, как в припадке.

Спасатели вынесли уже больше десяти обугленных тел. Профессор видел пластиковые мешки, видел черные фигуры, потерявшие человеческий облик, униженные этой жестокой насильственной смертью. Он не смотрел на трупы, боясь узнать в них родных, боясь представить, что его дети могут быть так же сожжены заживо. Не желая верить этому, он с новыми силами, с яростью начинал раскапывать груды кирпичной крошки.

Дальше всего от дома отбросило кухонную пристройку. Обломки шкафов, погнутая дверь холодильника, развороченная плита оказались в одной куче, засыпанные битым кирпичом и кусками черепицы. Уже было потеряв надежду, один из спасателей берется за кусок, оставшийся от огромного кухонного шкафа, отодвигает его, и поисковая собака начинает нервно лаять, царапать лапами кирпичную крошку.

– Ты что-то нашел? – Спасатель начинает раскидывать куски кирпичей и внезапно натыкается на детскую курточку, потемневшую от копоти и пыли. Он кричит о помощи и продолжает осторожно разбирать завал. Под грудой обломков лежит мальчик. Его тело изломано, кости раздроблены, на его изувеченное лицо страшно смотреть. Плечо навылет пробито железным прутом, кровь залила его курточку, он без сознания, зрачки не реагируют на свет. Но на шее слегка теплится пульс. Слабо, очень слабо его сердце толкает кровь по жилам, будто по привычке, нехотя.