Читать книгу: «DARKER: Бесы и черти», страница 4

Черт № 12
Максим Кабир

113

– Прекрасно, – сказала Ронит Равиц, подчеркивая интонациями весь радиоактивный скепсис девочки-подростка.

Она встряхнула телефон, словно этот жест отчаяния мог восстановить упавший уровень сигнала, и одарила ненавидящим взглядом пейзаж снаружи.

Последний кибуц промелькнул за бортом четверть часа назад; высеченный на фасаде многоквартирного термитника основатель государства Бен-Гурион проводил путешественников сочувствующим взором. Апрельское марево размывало очертания холмов. День обещал быть долгим и скучным.

– Прекрасно, – повторила Ронит, так как первое ее «прекрасно» оставили без внимания. – Нормальные семьи проводят выходные на пляже, в аквапарке, в пиццерии. А мы едем в тюрьму.

– В тюрьму, в тюрьму, в тюрьму! – проскандировал Ишай Равиц, отец Ронит.

Идея взять с собой родных не особо его вдохновила, но он решил не спорить и показательно бодрился. На совместной вылазке настояла супруга. Сказала: дети тебя не видят, пусть ты и сидишь круглосуточно в своем кабинете. Скоро забудут, как выглядит их папа. Куда ты собрался в субботу? В тюрьму? Что ж, подойдет и тюрьма.

На самом деле Кейлу Равиц терзали подозрения, будто муж врет об исследованиях, будто вместо тюрьмы он попрется к какой-нибудь высоколобой и длинноногой девке. И для этого у Кейлы имелись причины. Какую бы пользу ни приносили рекомендации психолога, как бы ни помогали групповые сеансы терапии, не проходило и дня без мыслей о той суке. О переписке, найденной в ноутбуке мужа. Вдруг и сейчас вместо романов он строчит сообщения любовницам?

Словно угадав, о чем думает жена, Ишай оторвался от дороги и ласково, заискивающе улыбнулся Кейле. Она задержала на нем пристальный взгляд и сказала приунывшей дочери:

– Зато какую фотосессию ты устроишь! Фотками с пляжа никого не удивить, а вот тюрьма…

– Ага, – буркнула Ронит с заднего сиденья. – Фотосессия на электрическом стуле.

Мики, доселе молчавший, занятый боевыми действиями, развернувшимися за обочиной – в его фантазии, – спросил:

– Там есть электрический стул?

– И виселица, – сказала Ронит. – Очень надеюсь.

– Там нет ни виселицы, ни гильотины, ни электрического стула, – разочаровал отпрысков Ишай. – За всю историю государства мы казнили двух человек. Причем одного по ошибке.

Он точно примерял на себя роль необоснованно обвиненной и посмертно реабилитированной жертвы обстоятельств.

– И почему ты не пишешь об аквапарках?

– Потому, милая, что книги об аквапарках – очень узкий поджанр литературы. Твоему старику в нем просто не хватит места, – неискренне хохотнул Ишай.

Его мучил страх, что Кейла таки подаст на развод и все, созданное ими за семнадцать лет, обратится в пепел. Время сотрет из памяти одним им понятные шутки, домашние прозвища, глупые и уютные сказки. Сильнее он боялся лишь того, что дети прознают о его предательстве. Нет, Мики слишком юн, верит в говорящих динозавров и считает лучшим другом увиденного в тель-авивском зоопарке жирафа. Но Ронит…

Ишай посмотрел на насупленную дочь сквозь зеркало заднего вида. Она покусывала пирсинг в языке и накручивала на палец розовую прядку волос. Ронит совсем взрослая, скоро закончит школу и пойдет в армию. Вдруг она чувствует все, что творится за закрытыми дверями родительской спальни, где ночами две половинки супружеского ложа целомудренно разделены подушками?

Страх увидеть презрение в глазах Ронит вынуждал идти на все, лишь бы склеить то, что он бездумно раскокал.

Репортерша была ошибкой величиной с Иудейскую пустыню. Они ведь даже ни разу не встречались. Просто флирт в сети. Просто несколько откровенных фотографий. Обещание прилететь к ней в Конью… однажды. Кейла никогда особо не интересовалась творчеством мужа – разве что на начальном этапе, до Ронит. Она заведовала гонорарами писателя, награждала за успехи лаской и первоклассной едой. Репортерша же могла часами рассуждать о персонажах «Свинцового сердца» и спорном финале «Полуночных посетителей». А это сексуальнее, чем подтянутая задница.

Ишай не спал с репортершей в реальности. Но он спал с другими – трижды в течение всего брака. Скобля себя губкой в гостиничных ванных, он оправдывался тем, что, женившись в девятнадцать, не успел набить оскомину и вот наверстывает. Кейле ранила сердце переписка. Она бы не пережила, узнав о тех трех, от которых не осталось имен, лишь откликающаяся в чреслах память о мягкости и упругости, гладкости и влажности.

«Мы проведем этот день вместе, – думал Ишай, ведя автомобиль по безлюдной дороге. – И мы проведем его хорошо».

Кейла рассеянно смотрела в окно. На равнине под палящим солнцем корпели археологи. Трепетали оградительные ленты, тени откопанных античных колонн и безносых статуй тянулись к дороге. Потом люди – живые и мраморные – скрылись за поворотом.

«Мерзавец, – подумала Кейла. – Куда бы ты поехал, если бы мы не сели тебе на хвост?»

Ронит скроллила сохраненные фотографии с эскизами татуировок, она склонялась то к стопке долларов на ребрах, то к цитате из Канье Уэста на бедре – подальше от родительских глаз. Она думала: с ними что-то не так, с родителями, они даже не трахаются, наверное. Интересно, они разведутся?

Мики смотрел за обочину, за выложенную сто миллиардов лет назад низкую каменную ограду. Там – в его фантазии – механизированные динозавры сражались с гигантскими коммандосами. У коммандосов были лазерные пушки, но динозавры исторгали пламя.

– Вон она! – оповестил Ишай.

Из-за горбов нубийского песчаника выплыла металлическая вышка с навеки погасшим прожектором, а затем – комплекс целиком. Изолятор № 113. Локация для будущего, седьмого по счету, психологического триллера Ишая Равица. Очередной книги, которую Кейла просмотрит по диагонали, отделавшись дежурным комплиментом.

«Ты же понимаешь, я не ценительница всей этой жести.

Вот если речь идет о приватных переписках…»

«Мазда» Равицев вырулила на лужайку перед изолятором, и Ишай заглушил мотор. Здесь не было других машин, как не было охранника или билетера, которых ожидала увидеть Ронит. Вход и выход свободные.

– Здорово! – вынес Мики вердикт.

Попроси кто у Кейлы охарактеризовать сына одним прилагательным, она бы выбрала слово «довольный». Мальчика приводило в восторг вообще все на свете. Он был бы рад, прикати они на выходные к общественному туалету или к сраной папочкиной шлюхе.

Кейла попросила дочь передать ей пакет с провиантом.

– Там точно водятся змеи, – сказала Ронит.

Кейла посмотрела на мужа вопросительно. Он ответил мимикой: вполне возможно, но я не заставлял вас сюда ехать.

– Смотрите под ноги, – велела Кейла. – И не сходите с дороги.

Мики подумал о вооруженном до зубов человеке на вышке – и человек появился там и отдал Мики честь. Пол-лица стальные, в глазнице – лампочка.

– Это крепость древних людей, – сказал Мики, неловко выбираясь из прохладного салона в весеннее пекло. – Ей триста лет.

– Ее построили в пятидесятых, – пояснил Ишай, разминаясь.

За металлическими жилами забора угадывалась разруха. Вертикальные стойки с V-образными изгибами проржавели, кое-где их опутывали устрашающие лозы колючей проволоки. Ишай замер, внимая тишине, сухому и немилосердному дыханию пустыни. В девяносто девятом, сообщил Гугл, в изоляторе разразилось восстание. Мятежников утихомирили, а морально устаревшую тюрьму расформировали, отдав на откуп жукам-навозникам и авторам триллеров. В романе мятеж будет вынесен за скобки. История начнется позже, в две тысячи тринадцатом.

– Здесь держали убийц и маньяков? – Мики прицелился бластером в гостеприимно распахнутые ворота.

– Здесь держали солдат, – ответил Ишай, будто солдаты не могли быть маньяками и тем более убийцами. – Это военная тюрьма.

– Почему их здесь держали?

– Они ели детей, – сказала Ронит.

– Не говори глупостей, – нахмурилась Кейла. – Ишай?

– За мелкие нарушения в большинстве своем. Например, они забывали побриться или погладить форму.

– Тебя давно бы тут заперли, – заметила Кейла.

Юмор был хорошим знаком, как и то, что жена позволила руке Ишая лечь на ее поясницу.

– Хавуши, те, кому вынес приговор дисциплинарный суд, находились в тюрьме не дольше месяца и могли даже домой ездить.

Сквозь потрескавшийся асфальт пророс сорняк, за забором вымахали пальмы, фисташковые и рожковые деревья и боярышник.

«Оазис Сатаны», – обкатал Ишай предварительное название романа.

– С теми, кого осудил военный трибунал, понятно, были строже.

– За что осудил? – полюбопытствовал Мики.

– Ронит, солнышко, надень кепку.

Дочь проигнорировала указания матери и первая проследовала в ворота, мимо кирпичной будки с разбитыми окнами.

– За дезертирство, – объяснил Ишай. – То есть они сбежали из армии.

– Как трусы?

– Да. Или они были слишком жестокими.

– Или курили травку! – крикнула Ронит со двора.

– Что курили, пап?

– Сорняки.

– Фу.

Цепочкой Равицы вошли на территорию изолятора. Таинственно шуршали кроны деревьев. Солнце жгло жестяные макушки разрозненных построек. В центре площадки громоздилась гора столов и потрепанных, раскорячившихся офисных кресел.

– Осталось подвести электричество, – сказала Ронит.

Верткая ящерица просеменила по подлокотнику. Кейла подумала о скорпионах, следом – о пассии супруга. Мики подумал о роботе, собранном из старой тюремной мебели. Ронит подумала о Сиване.

Сиван был старше ее на год, они уже целовались, и Ронит позволила ему засунуть руку ей под блузку. Специально не надела лифчик, было смешно, как у Сивана брови встали домиком и как встало еще кое-что: Ронит увидела, опустив взгляд, а Сиван покраснел. Ронит представила, что вместо предков и братца с ней здесь Сиван и они одни, можно вообще все с себя снять.

Ишай вынул телефон и фотографировал, словно туристические достопримечательности, отслуживший свое хлам, покореженный электрический щиток, фонари на мачтах, обвисшие провода, насос, трубы капельного полива, витки колючей проволоки.

Про изолятор № 113 он услышал два года назад. Он тогда работал над «Свинцовым сердцем», остросюжетным романом о спецназе. Собирая информацию, интервьюировал вышедших на пенсию военнослужащих. Среди ребят, которых Ишай благодарил в послесловии, значился владелец закусочной по имени Ницан Луфф. Этот добродушный двухсоткилограммовый здоровяк в прошлом был десантником «Сайерет Маткаль», принимал участие в рискованных операциях в Ливане и Тунисе, освобождал заложников у Дейр-эль-Балах и положил немало боевиков ХАМАС. На вопрос Ишая, видит ли он кошмары, Луфф ответил:

– Сплю как младенец, друг. Впрочем… – Он прихлебнул свое пиво. – По молодости я загремел в тюрягу. Переусердствовал, допрашивая шиитского пацаненка, случайно выбил ему пару зубов и сломал пару не самых важных костей. Впаяли три месяца в изоляторе номер сто тринадцать – он сейчас заброшен, куча мусора в пустыне, ближе к Мертвому морю. Вот там мне снились кошмары, друг. – Луфф сощурился, погрузился в себя. Казалось, он вспоминал что-то, что гораздо хуже взрывающейся в толпе смертницы и пулеметчика, шмаляющего с крыши глинобитной хибары. Через несколько секунд Луфф сказал с улыбкой: – Паршивое местечко. Хорошо, что его закрыли.

Упомянутый вскользь изолятор не был нужен Ишаю для «Свинцового сердца», но история отложилась в голове – и в черновике, короткой пометкой. И когда он задумал книгу на основе реального материала, размышления о месте действия привели к заброшенной тюрьме.

Над шиферными кровлями бугрился буро-желтый холм и торчал столб линии электропередачи.

– Криповенько, – сказала Ронит, обводя взглядом кустарник и долговязые пальмы, рассохшуюся беседку и одинокое кресло в середине площадки.

Невзирая на обилие зелени, территория была какой-то стерильной, тусклой и угнетающей. Одноэтажные постройки хозяйственного двора пострадали от вандалов. Стекла разбили, беленые стены замарали каракулями.

– Осторожно! – предупредила Кейла, указывая на шипастую проволоку, гадюкой свернувшуюся на асфальте.

Ронит переступила через колючку и заглянула в окно. Изнутри повеяло прохладой.

«Странно», – подумала Ронит.

Прямоугольник естественного света с заключенной в нем девичьей тенью падал на пыльный пол. По сторонам, в углах, царила тьма, особенно концентрированная в дверном проеме напротив окна. Ронит задержала дыхание и непроизвольно коснулась носа, горбинки, которую она планировала в будущем удалить. Темнота перед ней словно пульсировала, и что-то синхронно пульсировало в голове.

– Я пройдусь по двору! – сказал Ишай.

Кейла повела плечами: никто тебя не неволит, надеюсь, ты хотя бы здесь не найдешь себе бабу. Она присела на корточки у алоэ, чьи листья, адаптируясь к беспощадным солнечным лучам, приобрели оттенок крови. Достала телефон, включила фронтальную камеру, но фотографироваться не стала. Осунувшаяся рожа, еще и вспотевшая. Кейла поморщилась, оживляя в памяти образ той суки. Ее шикарные волосы и сиськи нерожавшей кобылы. В детстве Кейла обожала сдирать корку с ран, а постыдным удовольствием взрослой жизни, манящим и отвратительным, были ролики popping pimples: видео, на которых люди выдавливали гнойники. Поселившаяся в мозгах сука была и раной, и гнойником.

Может, я мазохистка?

Кейла поскоблила ногтями скулу.

В трех метрах от нее Мики забрался на палету и издавал автомобильное бухтение. Ронит остолбенела у окна здания, размалеванного граффити.

Кейла не могла поверить, что Ишай способен на измену – да, только виртуальную, но кто знает правду? Она не считала себя красавицей, понимала, что не уделяет достаточного внимания его романам, не может говорить о них так, как преданные читатели. Но были дети. Были глупые сказки, сочиненные для Ронит с Мики и друг для друга, – неужели они ничего не значат? А лето одиннадцатого года, когда Равицы чуть не потеряли дочь? Чудовищные часы в детской больнице Петах-Тиква? Они прошли через ад и обязаны были быть счастливыми впредь…

Мики спрыгнул с палеты – из салона летящего на всех парах бронированного «Хаммера» – и побежал к вражеской базе – к пластам шифера.

– Выпей сока, малыш!

– Не хочу, мам.

Кейла присосалась к трубочке, глотая теплый нектар. Ей не нравились книги мужа. Она полагала, это ужасные книги – хорошо придуманные и написанные, но ужасные. Дело даже не в градусе насилия. Ее до одури напугали с виду безобидные «Полуночные посетители», роман, переведенный на десяток языков, принесший Ишаю славу и деньги.

В книге он рассказал чужим людям об их семье, плевать, что у семьи была другая фамилия. Он рассказал о Ронит – или о таком же ребенке со страшным диагнозом. Он описал все, что чувствуют убитые горем родители, и Кейла поразилась, водя глазами по строчкам: от романа нельзя было оторваться и в равной степени от романа хотелось блевать. Поразилась и задумалась: знает ли она в действительности мужа? Ведь для нее самой лето одиннадцатого года было черной дырой, ванной, полной слизи, горстями успокоительных таблеток. Она ждала той же реакции от Ишая, а он… что? Запомнил и записал каждую минуту, чтобы вновь погрузить Кейлу в омут трагедии, заставить заново пережить двое суток в медицинском центре и два месяца до него? Он рассчитывал на восторженные комплименты? Он получил их от сотен родителей, прошедших через похожий кошмар, ибо создал жестокую, прекрасную и полезную книгу, но Кейла онемела. Она не желала читать о своей дочери и о себе и всякий раз, открывая свежеиспеченный томик Ишая, боялась, что Ронит опять будет умирать на протяжении четырехсот страниц.

Вход в административное здание, как шлагбаум, перегораживал ствол рухнувшей пальмы. Ишай без труда преодолел чешуйчатое препятствие и переступил порог.

– Ого! – озадачился он. Включил аудиозапись и поднес телефон к губам. – Прохладно. Не понимаю почему. Какое-то свойство строительного материала? Изучить вопрос.

В здании хватало и окон, и света. По всем законам физики здесь должна была быть парилка. Но приятное дуновение ветерка высушивало испарину на лбу и шее Ишая. Он переходил из помещения в помещение, и всюду было одно и то же: шелушащиеся стены, пятнистый потолок, пыль и обвисшие провода. Ничего полезного, если только вы не писатель.

Романы Ишая вырастали из образов, а не из идей или сюжетных коллизий. В «Полуночных посетителях», романе, ставшем бестселлером, он использовал собственный опыт – и, конечно, опыт жены и дочери, но родился сюжет из рвущего душу образа: Ронит лежит на больничной койке, позади тяжелейшая операция. Сорок часов хирурги, ЛОР-врачи, электрофизиологи и детские анестезиологи бились над спасением ее жизни. Впереди более мелкие процедуры по удалению остатков опухолевой ткани: медики не стали вскрывать затылок – затылок трехлетнего ребенка! Новообразование величиной с теннисный мяч извлекли инвазивно, через нос маленькой пациентки.

Солнечные лучи пронизывают отделение интенсивной терапии. Нейрохирург говорит, что дрянь, поразившая основание черепа и шейные позвонки Ронит, практически уничтожена, мозг не поврежден, прогнозы самые оптимистичные. Кейла ревет от счастья, а Ишай впитывает в себя запах палаты, тиканье аппаратов жизнеобеспечения и хрупкость своей малышки и точно знает, о чем будет следующая книга, с чего она начнется и чем закончится.

Историю, ради которой он приехал в пустыню, запустил снимок, найденный в интернете. Он запросил у поисковика информацию об изоляторе № 113. Первое же фото – нечто похожее на то, что он видел сейчас из окна администрации: колючая проволока, покривившиеся вышки, замусоренный двор, – заставило испытать приятное томление. Начало книги… «Оазис Сатаны»? Возможно, возможно… Начало было положено. А когда он прочел про американских туристов, появился и сюжет.

Воодушевленный, Ишай перешел к окну, выходящему на хоздвор. Он не видел Ронит, но жена и сын стояли на фоне пальм и ржавых столбов-игреков.

Ишай рассматривал Кейлу издали. На ней были футболка и джинсовые шорты. Ноги длинные, с крепкими икрами. Он вспомнил, что последний его секс был виртуальным, что он не видел жену голой два месяца. В трусах шевельнулось. Следом шевельнулись тени в комнате. Кто-то прошел за спиной.

– Так, время обеда.

Голос матери вернул Ронит на землю. Она провела ладонью по лицу. Под мышками чавкнуло, но и пот был холодным. Будто солнце не палило над изолятором, будто над раскалившимся асфальтом не колебался воздух.

Ронит обернулась. Мама постелила на траве покрывало и доставала из пакета контейнеры с едой.

– Что там внутри? – спросил Мики, подходя к сестре, указывая дулом бластера на темное окно.

– Откуда мне знать? – Ронит повела плечами. Ощущение, словно она побывала в морозильнике, проходило. Тело согревалось постепенно.

– Но ты заходила туда.

– Нет.

– Заходила, я видел.

Ронит приоткрыла рот. Откуда-то она знала – нет, чушь!.. – и все-таки знала, что в конце черного коридора есть черная комната с крошечным оконцем под потолком и тонкий луч света падает на офисное кресло и фигурку, кем-то слепленную и брошенную в темноте. Куколка, человечек из мусора, волос и колючей проволоки…

Но я не была…

Ронит помассировала переносицу, сплюснула пальцами ноздри. В носу пересохло, козявки кололи слизистую.

Мики пристально всматривался в сестру.

– Глаза сломаешь, – буркнула Ронит, решительно отходя от здания. Чуть не споткнулась о брошенный огнетушитель и ругнулась. Благо мама не услышала.

– Ронит, присмотри за братом. – Кейла взяла двумя пальцами обрезок проволоки, оттащила его в кусты и отряхнула руки. – А ты, Мики, никуда не уходи. Я позову папу.

– Мамочка, когда мы будем смотреть камеры?

– Когда поедим. – Кейла прошла мимо отрешенной Ронит.

– Класс! – Мики выстрелил лазерным лучом в незастекленное окно. Мрак полыхнул озлобленно, в короткой вспышке света заметались скрюченные существа. – Так вам! – хмыкнул мальчик.

– Ишай?.. – Кейла обошла развалюху с усеянным крапинками фасадом. На площадке мужа не было. Только тени кивающих ветерку пальм ерзали по холмистому асфальту, да стайка изумрудных мух парила над офисным креслом. – Ишай, мы собрались пообедать.

Кейла заглянула в дверной проем. Живительная прохлада. Должно быть, Ишай нашел работающий вентилятор или даже кондиционер. Но разве здесь есть электричество?

Обвисшие провода перечеркивали безоблачное небо. Кейла вошла в здание, окликая супруга.

Когда-то Ишай покорил ее своей фантазией. С первого же свидания он стал сочинять их вселенную, вселенную для двоих, позже – для троих, четверых. Устные истории, понятные лишь посвященным сказки, стишки и шутки. Ничего похожего на то, что приносило ему гонорары. Он дал ей солнечный и умиротворенный, пронизанный счастьем мир, где приключения всегда заканчивались хеппи-эндом, а в мозгах детей не формировались опухоли. Кейле все мечталось, что вместо очередного маскулинного триллера Ишай напишет детское фэнтези – у него бы получилось.

– Милый! – по привычке позвала она, прикусила язык и аукнула в тенистый коридор: – Ишай! Удели детям пять минут!

Ответом была тишина, нарушаемая только шлепаньем сандалий по бетону и едва слышным шорохом в сумраке.

Просторный зал за поворотом прежде служил столовой. Сальный кафель, стойка для столовых приборов, шкафы, отразившие гостью в металлических дверцах, разрозненные модули линии раздачи. На крышке витрины лежал мобильный телефон. Кейла приблизилась и взяла его в руки. Пробудила от дремы – на заставке муж позировал рядом с английским коллегой Ли Чайлдом. Фото было сделано во время турне Ишая по Европе.

«Самодовольный болван, – подумала Кейла беззлобно. – И растяпа».

Она посмотрела по сторонам.

– Ты забыл мобилку!

Из соседнего помещения, вероятно кухни, вылетела муха.

Кейла поднесла телефон к глазам. Помешкала и резко провела большим пальцем направо, вниз и вверх по диагонали – движение, подсмотренное у мужа. Телефон разблокировался. Уровень сигнала был превосходным. Ощущая вину («Опять за свое? Мало тебе?..»), Кейла клацнула по иконке мессенджера. Приложение открылось, и Кайла судорожно втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Сразу под утренним сообщением от свекрови следовало ночное – от той самой суки.

У Кейлы заныло в груди. Кровь прильнула к лицу, загудела в ушах. Она промахнулась мимо нужной полосы на дисплее, снова нажала и словно транспортировалась прямиком в ад. Ад состоял из дикпиков, пошлых и страстных фраз, описаний, куда и в какой позе, из признаний в любви и восхвалений писательского гения господина Равица. Кейла скроллила онемевшим пальцем. Каждый день, каждый чертов день они были на связи, Ишай и сука, и будто бы только то и делали, что круглосуточно дрочили. Перед ее глазами плыли обнаженные селфи суки, ее вагина со всех ракурсов, и когда Кейла решила, что хуже уже не будет, она увидела собственное фото.

Ишай сфотографировал ее в пятницу, пока она спала. Крупный план, подсветка, пещеры ноздрей на половину экрана, беззащитное одутловатое лицо. Ишай написал: «Понимаешь, почему у меня не встает на эту свинью?»

Кейла сдавила телефон в кулаке. Телефон спросил, надо ему выключиться, перезагрузиться или перейти в «режим полета». Кейла застонала. Кружилась голова. Рот наполнился кислотой. Кейла зарычала и швырнула телефон в стену. Он разлетелся на детали, которые забарабанили о бетон.

Кейла вылетела из здания, отшатываясь от теней и оттирая плечом побелку. Ишай стоял возле офисного кресла, растерянно озираясь.

– Малышка, а где…

– Тварь! – Кейла ринулась на него, пинаясь и царапаясь.

– Ты… Что ты делаешь?! – Он увернулся.

Жена словно обезумела. Белее мела, полосовала ногтями воздух, всерьез намереваясь разукрасить лицо мужа кровоточащими царапинами.

– Да что с тобой такое?! – Ишай ойкнул от боли: пальцы Кейлы зацепили подбородок. Перехватил запястье, второе. Зафиксировал, пораженный немотивированной вспышкой агрессии. – Перестань! Дыши!

– Ублюдок! Ты писал ей!

– Что? Нет! Я… Когда?

– Вчера! Позавчера! Каждый сраный день!

– Не писал, Кейла! С тех самых пор – ни разу!

– Я видела телефон! Я читала своими глазами! Ты фотографировал меня во сне!

– Да остановись! – Ишай легонько оттолкнул жену и на всякий случай ретировался за кресло. Кейлу трясло. – Видела телефон? Какого… Где, черт подери?!

– В столовой! Ты забыл его в столовой, ублюдок!

– Кейла… Дети услышат…

– Ах, дети?!

– Кейла! Мой телефон у меня. Вот – мой телефон! И тут нет интернета.

Он снял блок, ткнул в жену мобильником. На экране он приобнимал Ли Чайлда.

– Вот! Читай!

– Я…

Кейла облизала губы, глядя на телефон мужа как на нечто, чего не могло существовать в природе. Внезапно она развернулась и кинулась в дверной проем.

– Кто-нибудь мне объяснит? – Ишай потер подбородок и пошел за Кейлой, совершенно сбитый с толку. Жену он застал в тюремной столовой. Осоловевшими глазами она изучала пыльный пол.

– Его нет… – прошептала Кейла. – Клянусь богом, я держала его в руках, читала весь этот ужас, швырнула об стену, но телефона нет.

– Телефон есть, – напомнил Ишай, осторожно касаясь локтя Кейлы. – Телефон есть, а где наши дети?

– Ребята? – Кейла прижала кулаки к вискам. Невидящими глазами она смотрела на кресло в середине пустого двора и на полянку для неудавшегося пикника. Солнце нагревало овощные салаты и питы, но кожа Кейлы еще ощущала прохладу столовой.

– Наверное, зашли в дом. – Ишай пошагал к приземистой постройке.

Кейла обернулась, холкой почуяв чей-то острый, как осколки стекла, взгляд. Мохнатые пальмы покачивали опахалами, но силуэт в их тени оказался просто пятном на цементе забора.

Кейла поспешила за Ишаем. Он шел по темному коридору, как по палубе попавшего в шторм корабля, качаясь от дверного проема к дверному проему, осматривая скудно освещенные комнаты. Единственное, что они могли предложить визитерам, – пыль и бетон, мелкий сор и чьи-то джинсы, гниющие на полу.

– Я поняла. – Кейла ввинтила взор в затылок мужа. – У тебя два одинаковых телефона, так?

Ишай тяжело вздохнул и остановился. Его лицо, возникшее в клине света, было бледным, активно двигались желваки.

– Ты специально его оставил на витрине. Чтобы я прочла переписку, верно? А потом как-то убрал телефон, будто мне все привиделось. Ты хочешь развестись? Вот таким способом, да?

– Я не хочу развестись.

Он протянул к ней руку, но Кейла уклонилась:

– Не тронь!

– Послушай себя, – терпеливо сказал он. – Два телефона, серьезно? Я не был в столовой, я увидел, я… – Мышцы его лица дрогнули. – Я пошел к баракам. Потом вернулся, и ты напала на меня. Зачем бы мне… И как бы…

В этом не было логики. Если только где-то в темноте не прятался сообщник Ишая. Возможно, та сука здесь. Кейла завертелась. Когда он снова попытался к ней прикоснуться, прижалась к стене.

– Но я держала его в руках! – жалобно сказала она. – Я читала переписку! Ты отправил ей мое фото и писал всякие гадости обо мне. Вы надо мной потешались!

– Кейла, – сказал он вкрадчиво, – между мной и этой женщиной все кончено. Ни единого сообщения с тех пор. Я не слал ей твое фото, боже, неужели я поступил бы так? Разве я способен на такое?!

Глядя в затравленные глаза жены, Ишай подумал, что она сейчас поймает его за язык, скажет, чтобы он не смел заикаться о порядочности, но Кейла вдруг обмякла.

– Нет, – произнесла она. – Не способен.

– Не писал. – Он наклонился, и они столкнулись козырьками бейсболок. – Клянусь нашими детьми.

– Значит, я рехнулась. – Ресницы Кейлы затрепетали. – У меня галлюцинации.

Ишай поджал губы.

– Я тоже кое-что видел, – негромко сказал он и увлек за собой жену.

В конце коридора брезжил свет. Отворенная дверь вывела на задний двор, в узкий закуток между двумя глухими стенами.

– Видел – что?

Ишай прошел в дальний конец туннеля, убеждаясь, что Ронит и Мики не засели в папоротнике, вздумав разыграть родителей. В стыках плитки зеленел мох, копошились жучки.

– Видел – что? – повторила вопрос Кейла.

Он ответил, глядя мимо нее:

– Ты сочтешь меня сумасшедшим.

– Ишай?

Он сглотнул.

– Я видел дока Кноллера.

Кейла непонимающе моргнула:

– Доктора Кноллера? В смысле здесь? В тюрьме?

Ишай коротко кивнул и произнес упрямо:

– Пятнадцать минут назад в административном здании я видел дока Кноллера собственной персоной. Как вижу тебя.

Ишай зажмурился на миг, позволяя картинке заполнить сознание. Таинственная, да что уж там – антинаучная прохлада выхолощенного помещения. Кейла и Мики в окне, где апрель и жара. Шорох за спиной. Ишай оборачивается. В нескольких метрах от него в дверях стоит старый знакомый Равицев: заведующий нейрохирургическим отделением больницы в Петах-Тикве. От изумления Ишай теряет дар речи. Доктор Кноллер выглядит ровно так же, как двенадцать лет назад, когда Кейла и Ишай ринулись к нему через приемный покой, измученные ожиданием. На нем синий медицинский костюм и халат. Регулярно обновляемая страница дока Кноллера в соцсетях наглядно демонстрировала процесс облысения, но у человека в дверном проеме густая копна волос, растрепанная, как в день окончания операции. Только тот док Кноллер улыбался во все зубы, устало и счастливо, и нес Равицам благую весть. Этот же…

Часы, пока Ронит удаляли опухоль – хордому, один случай на десять миллионов детей, и его крошке выпала сломанная спичка, – эти часы были бесконечностью в аду. Ишай гнал прочь самые жуткие варианты. В альтернативной вселенной, той, в которой Бог оставил Равицев, нейрохирург выходил из операционной с серым печальным лицом и молча качал головой.

Именно так поступает человек в дверном проеме административного корпуса изолятора № 113, как две капли воды похожий на помолодевшего дока Кноллера. Вздыхает и качает головой. И раньше чем опешивший Ишай успевает отреагировать, уходит в коридор.

– И где он? – спросила Кейла.

Мысль, что муж затеял некую коварную игру, она отмела, а других идей в запасе не было.

– Нет его здесь, – ответил Ишай.

– Так есть или нет?

– Я прошерстил здание и двор и никого не нашел.

– Он что, привиделся тебе?

Ишай посмотрел в тупик закоулка. Сколы на цементе издали напоминали множество крошечных лиц, беззвучно вопящих со стены.

– С этим местом что-то не так. Давай отыщем детей и смотаем удочки.

Кейла была «за» обеими руками. В полутемном коридоре, по пути к выходу на хозяйственный двор, Ишай думал о прохладе среди пустыни и почти нащупал мысль, которая показалась ему чертовски важной, но мысль не оформилась, ускользнула.

– Погоди-ка, – сказала Кейла. – По-твоему, это какая-то мистика? Мобилка-призрак? И призрак доктора Кноллера?

Им было прекрасно известно, что спаситель их дочери жив и здоров: они не виделись много лет, но переписывались в социальных сетях и недавно поздравляли нейрохирурга с днем рождения и Песахом.

– Я не знаю. Я просто собираюсь…

Ишай замолчал, не договорив. Равицы встали соляными столбами на крыльце. По двору наматывало восьмерки офисное кресло. Кейла вцепилась в предплечье мужа. Без посторонней помощи кресло катилось на скрипучих колесиках, как детская железная дорога, как одинокий конькобежец на льду. Круг, второй, третий. И замерло, повернувшись к людям ободранной спинкой.