Пилот ракетоносца

– Прекратить!

Приказ ударил, как хлыст.

– Кадеты, смирно! Руки по швам!

Тот, кто отдавал приказы, умел это делать и, судя по интонации, был уверен в своем праве их отдавать. Это даже Эрик уловил, что называется, с полуслова. Отскочил в сторону, чтобы кто-нибудь не вмазал по инерции. Встал смирно, прижал руки к бокам. Все остальные тоже отреагировали, хотя и не так быстро, как он. Застыли кто где, но все, как и Эрик, смотрели на дверь, в проеме которой стояла высокая стройная девушка в темно-синей форме со знаками различия гардемарина действительной службы. Если бы не ее властный тон и безукоризненная внешность – не красавица, как Клодина, но порода чувствуется, – Эрик мог бы еще засомневаться. Но по совокупности признаков решил, что девушка только что вернулась с летней практики. Кадетам, перешедшим на четвертый курс, перед выходом на практику присваивали звание гардемаринов, что позволяло при выпуске сделать их всех младшими лейтенантами. Все это Эрик знал теоретически, но, глядя на девушку, решил, что так оно и есть. Что ж, она офицер, а они кадеты первого года обучения, все права у нее.

– Ты! – указала она пальцем на Эрика. – Представься!

– Эрик Минц, ваше благородие^[8]!

– Что здесь происходит, кадет Минц?

– Учебный спарринг, госпожа офицер.

– Господин!

– Прошу прощения? – не понял Эрик.

– На флоте есть только господа… К которым обращаются по званию.

– Так точно, господин гардемарин, – исправил свою оплошность Эрик.

– Так-то лучше, – холодно заметила девушка-гардемарин и повернулась к другим участникам драки.

Сейчас Эрик ее уже рассмотрел. Первое впечатление оказалось верным. Высокая, стройная – или, возможно, поджарая, – с узкими бедрами и маленькой грудью. Не красавица, но правильные, чуть жестковатые, возможно, даже хищные черты лица выдают породу, чем бы это ни было на самом деле. Происхождение явно европейское, без примесей чужой крови, волосы светло-русые, глаза серые, кожа белая.

– Ты! – палец указывает на Клодину Люфор, лицо которой было залито кровью и соплями.

– Клодина Люфор, господин гардемарин, – прогундосила блондинка в разбитый нос.

– Ваша оценка обстановки, кадет.

– Учебный спарринг, господин гардемарин, сэр.

– Что-то пошло не так? – На этот раз палец указывает на Веру Мельник.

– Так точно, ваше благородие! Увлеклись!

– Жалобы? Претензии?

– Никак нет! – сразу за всех отвечает Клодина, остальные молчат, подтверждая этим ее слова.

– Вольно! – командует девушка-гардемарин. – Разойтись!

На этом все, собственно, и закончилось. Причем речь шла не только о драке, и даже не столько о ней. Неожиданно все оставили Эрика в покое, и произошло это сразу вдруг, как если бы кто-то облеченный властью отдал такой приказ. Но никаких разговоров на эту тему – даже шепотом или вполголоса – Эрик не услышал. Никто ничего об этом не говорил, не обсуждал случившееся и ни на что не намекал, просто вдруг все прекратилось, как отрезало. Было одно, стало другое. И более того. Если абсолютное большинство кадетов, включая бывших антагонистов, относилось к Эрику индифферентно – есть и есть, – кое-кто внезапно проявил к нему очевидный дружеский интерес. Выглядело это более чем подозрительно, но по факту сблизиться с Эриком захотели Андрей и Вера Мельник.

Сначала предложили вместе потренироваться.

– Драться с тобой себе дороже, – беззлобно усмехнулся светловолосый и светлоглазый Андрей. – Махаться не будем, будем тренироваться.

И действительно, пошли в зал и без злобы и остервенения выполнили несколько спаррингов. Оценили технику друг друга, обсудили достоинства и недостатки двух разных стилей и начали тренироваться вместе. Вера учила Эрика правильным движениям, что оказалось весьма полезно, так как на занятиях по самообороне тренер обучал кадетов именно правильному бою, и здесь навыки Эрика никак не подходили. Но вот на личных тренировках брат и сестра Мельники хотели освоить именно технику и тактику уличной драки. И тут экспертом и наставником выступал уже Эрик.

Слово за слово, стали общаться и вне тренировочных залов. Но Эрик все равно держал ухо востро. К Вере – а она, как назло, была красивой девушкой – относился по-дружески, но без панибратства. Вел себя сдержанно, не давая повода заподозрить в ухаживаниях. С остальными – еще несколькими парнями и девушками, составлявшими круг общения брата и сестры Мельник – было и того проще. С ними Эрик вел себя ровно: не друг, не враг и не чужак. Свой, но сблизиться по-настоящему даже не пытался. Простое знакомство, чуть окрашенное дружескими чувствами, его вполне устраивало, их, похоже, тоже.

* * *

Учиться в академии оказалось не только увлекательно, но и приятно. Хорошие преподаватели, интересные предметы. Отличное техническое оснащение классов и тренировочных залов и великолепные – в особенности, на взгляд Эрика – условия жизни. Кадеты жили в дортуарах на четверых с примыкающим к спальне санузлом. Удобные кровати, общее и индивидуальное освещение, кондиционирование воздуха. В помещениях академии никогда не бывало ни слишком жарко, ни слишком холодно: температура воздуха и его химический состав, как, впрочем, и освещение, отвечали стандартам, принятым на кораблях ВКС. К этому кадетов и приучали.

В кантине – большой столовой на минус первом этаже – была воспроизведена обстановка офицерской кают-компании. Без роскоши и излишеств, но все стандарты соблюдены. Столики на четверых – впрочем, без права выбирать, с кем сидеть, и с постоянной ротацией сотрапезников каждую неделю, – столовые приборы, хорошая посуда, и два блюда на выбор на завтрак, обед и ужин. Тихая музыка, приглушенное освещение. Кроме того, в трапезной находились холодильники открытого доступа и кофейные автоматы. С пяти часов утра и до одиннадцати часов вечера кадеты могли получить здесь чашку чая или кофе с сахаром и молоком, бутерброд с сыром и ветчиной, сухие бисквиты и какой-нибудь сезонный фрукт, яблоко, скажем, грушу или апельсин.

Так хорошо Эрик не жил никогда в жизни. Он не подавал вида, но практически все, чем кормили кадетов, было ему незнакомо. Никакой синтетики и пищевых заменителей здесь не было и в помине. Все блюда приготовлены из натуральных продуктов и имеют сбалансированную ценность по калорийности и содержанию витаминов и микроэлементов. И, разумеется, никаких ограничений в получении добавки. Если организм требует больше того, что предусматривает стандартная порция, бери еще, отказа не будет. Раз в неделю – в воскресенье – кадетам полагался праздничный обед с пирогом или пирожными на десерт и с бокалом красного вина, а по средам все меню было составлено только из тех продуктов и блюд, какие могут быть поданы в офицерской кают-компании эсминца или крейсера. Попробовав то, чем будут кормить на кораблях, Эрик окончательно понял, какой жизненный рывок он совершил.

Но и это еще не всё. На второй день пребывания Эрика в академии его вызвали в административное здание. Здесь кроме положенных всем кадетам двух комплектов повседневной и одного – парадно-выходной формы, Эрик, как сирота, находящийся под опекой государства, получил большую сумку-баул с «личными вещами», которые не мог купить сам. В сумке находились белье, носки, спортивный костюм и кроссовки, предметы гигиены, включая бритву, которая Эрику была пока не нужна, и множество других вещей, о существовании которых он до сих пор знал только теоретически или не знал вовсе. Кроме того, он получил персональный мобильный комп, электронные часы со встроенным коммуникатором, беспроводные микротелефоны для ушных раковин и стипендию в размере ста кредитов, которую обещали выдавать каждый первый день месяца.

Деньги, как вскоре понял Эрик, нужны были для выходов в город. Раз в две недели кадеты получали увольнительную в Гренобль, где можно было сходить на концерт или в кино, съесть что-нибудь вкусное, выпить пива или даже чего-нибудь покрепче. Если не шиковать, ста кредитов в месяц вполне хватало, чтобы не чувствовать себя обделенным.

В первую увольнительную Эрик пошел один, но уже во вторую – Андрей и Вера предложили ему присоединиться к их компании. Эрик вежливо отказался. Его соображения были очевидны, но не говорить же о них вслух. Но дураков в космическую академию не берут. Вера перехватила его в коридоре, отвела в сторону и переговорила, что называется, с глазу на глаз, объяснив вполголоса, что, во-первых, бедность не порок, а во-вторых, Андрей все равно будет платить за всех.

– Мы богатые, – Эрик уже знал, что Мельникам принадлежит огромная латифундия на Агре, – мы можем себе позволить…

* * *

Первый год обучения пролетел так быстро, что Эрик даже оглянуться не успел. Учиться ему было нетрудно – он легко и быстро усваивал материал любого объема, – и это сразу же открыло перед ним совершенно невероятные возможности. Он мог изучать факультативно все, что в голову придет. Ему пришло: понять принципы астронавигации и физику пилотирования космических кораблей в звездных системах. А еще он постоянно расширял свой кругозор. Эрик ведь практически не знал, что такое театр или симфонический оркестр, никогда не слышал классической музыки, не видел произведений живописи. И тут ему очень помогла Вера Мельник. Она подсказывала, что стоит посмотреть в театре или в кино, что послушать, какую книгу прочесть или на какую выставку сходить. При этом ни он, ни она не рисковали сократить дистанцию, которую Эрик установил между ними с самого начала. И лучше бы так и продолжалось, но, как говорится, черт попутал.

Лето Эрик провел, оставшись в академии практически в одиночестве, но ему это не мешало. Напротив, не имея никаких особых планов и обязательств, он взялся за изучение классической литературы на тех языках, которые знал. После Отката и особенно после Долгой ночи сохранилось не так уж много книг, относящихся к «золотому веку» в истории Старой Земли. Образованный человек должен был эти книги прочесть или хотя бы ознакомиться с их содержанием в пересказе или посмотрев экранизацию. Эрик делал и то, и другое. Читал книги и смотрел голофильмы, заодно запоминая имена актеров и режиссеров, хорошо звучащие фразы или древние поговорки.

В остальное время он занимался на тренажерах и в симуляторах, учился водить наземный транспорт, изучал краткие сводки данных по географии и истории планет империи и сопредельных государств, – многие из которых являлись в прошлом или могли стать в настоящем и будущем предполагаемыми противниками империи Торбенов, – а заодно учил спен^[9]. На этом языке, как оказалось, говорила едва ли не треть населения страны. Не на Иль-де-Франс, разумеется, где в ходу в основном были ланг, руз и франк, а на других планетах. На Толедо, например, на Маракайбо и на Хихоне. В любом случае офицеру флота стоило владеть и этим языком тоже, тем более что, зная франк, выучить спен не составило труда.

Так прошло лето, а осенью – занятия во всех учебных заведениях империи по традиции начинались первого сентября – выяснилось, что к хорошему привыкать не следует. К началу учебного года кадеты вернулись в академию, и на первых порах – в последние дни каникул и в первые дни учебы – все было по-прежнему, но вскоре Эрик почувствовал, как что-то начало неуловимо меняться в том, как относились к нему однокурсники. Впрочем, чего-то в этом роде он, на самом деле, уже ожидал. Дело в том, что еще в прошлом году Эрик вычислил источник своего благоденствия и знал своего благодетеля, что называется, в лицо. Это была та самая девушка-гардемарин, которая остановила памятную драку. Каким-то образом Анна Монк сумела изменить враждебную обстановку на нейтральную. Как она это сделала и почему, Эрик не знал. Он с ней и двух слов за весь год не сказал, хотя очень хотел ее поблагодарить и не только. Но это было невозможно. Где он и где она! Она – офицер флота, а он всего лишь кадет первого года обучения. Ей девятнадцать лет, а ему даже по подложным документам всего пятнадцать. Однако летом гардемарины четвертого курса выпустились из академии, Анна стала младшим лейтенантом флота и убыла к месту прохождения службы. И Эрик остался без защиты.

Враждебность нарастала медленно, но неумолимо. И самое обидное, что уже в декабре изменения эти коснулись единственных более или менее близких ему людей – Андрея и Веры. Весь прошлый год Эрик общался с ними достаточно много и успел понять, что какими бы ни были его отношения с Мельниками вначале, все это безвозвратно прошло. Они даже летом связывались друг с другом, благо коммуникаторы всегда под рукой. Болтали о разной всячине. Делились впечатлениями от прочитанных книг. После каникул встретились как друзья, если не сказать больше, имея в виду Веру Мельник. И вдруг все снова изменилось. Первым отдалился Андрей – хмурый и злой, он появлялся время от времени где-то на периферии личного пространства Эрика, – но вскоре волна холодного отчуждения коснулась и Веры. Впрочем, ее хватило ненадолго. «Помучилась дурью» день-два, а потом…

Она перехватила Эрика в коридоре, зло посмотрела прямо в глаза и спросила без предисловий:

– Кто ты такой?

Сначала Эрик удивился:

– Ты о чем?

Но Вера давила, не оставляя времени на размышления.

– Ты шпион?

– Я кто? – обалдел от неожиданности Эрик.

Но продолжения этот разговор не имел. Возникшие словно из-под земли оперативники контрразведки флота скрутили его, – Эрик, впрочем, не сопротивлялся, – заковали в кандалы, накинули на голову черный мешок и, подхватив под локти, поволокли в неизвестном направлении. В результате еще через час – у Эрика было замечательно точное чувство времени – он оказался в допросной комнате Особого отдела, и за него взялись по-настоящему. Первые два часа, впрочем, не били. Задавали вопросы. Эрик по возможности на них отвечал, но чем дольше длился допрос, тем очевидней становилось, что контрразведке откуда-то стало известно, что Эрик никогда не учился на подготовительных курсах ВКС на Эвре.

Осознав это и получив пару-другую зуботычин, Эрик сразу же выложил всю правду, как она есть. Ему некуда было деваться, а игра в молчанку могла обойтись слишком дорого. Особисты, честно сказать, от его признаний слегка ошалели. Сначала не поверили, решив, что это хитрый шпионский ход. Потом кинулись проверять и обалдели еще больше, потому что нашли полное и безоговорочное подтверждение его словам. И тут ему снова повезло. Своими махинациями он произвел неизгладимое впечатление на начальника Отделения контрразведки ВКС. Капитан-лейтенант Мерфи вызвал Эрика на допрос, больше напоминавший дружескую беседу, угостил чашкой натурального кофе, предложил сигарету, от которой Эрик благоразумно отказался, и долго расспрашивал о технических деталях операции, которую провернул Эрик. Судя по его реакции, рассказ Эрика контрразведчику понравился, и он сделал для попавшегося шпиона и предателя два добрых дела.

Во-первых, он объяснил Эрику, с чего вдруг кто-то вообще заинтересовался прошлым кадета звездной академии. Оказывается, это не имело никакого отношения к той тягостной атмосфере, которая начала сгущаться вокруг Эрика с началом второго года обучения. Как ни странно, особый интерес к кадету из провинции проявил кто-то из старших Мельников – то ли дядя, то ли взрослый кузен, – а почему – это уже совсем другой вопрос, и, возможно, Эрик знал на него ответ. Не стоило ему сближаться с Андреем и Верой. От таких людей лучше держаться на расстоянии. Впрочем, знание подробностей в данном случае никакой ценности для Эрика не имело. Гораздо важнее было то, что с подачи того же «флотского полубога» по фамилии Мельник академия передала дело «подложного кадета» в военный трибунал. Это был явный перебор, не такое уж ужасное преступление совершил Эрик, но для полубогов жизнь смертных никакой ценности не имеет.

– Из-под трибунала, парень, живым тебе не выйти, – констатировал капитан-лейтенант, объяснивший Эрику, как устроен этот мир. – Приговор там заранее предрешён: или каторга, или «черный десант». И то, и другое – смерть.

– Но ты ведь не обязан идти под суд, – неожиданно подмигнул ему контрразведчик. – Контрразведка и сама, знаешь ли, вправе тебя наказать по всей строгости законов империи…

И это было второе доброе дело – и самое важное притом, – которое сделал для него капитан-лейтенант Мерфи. Он вернул Эрику его собственную биографию, приплюсовал к ней год учебы в академии, и определил дисциплинарного штрафника в училище пилотов москитного флота, причем сразу на шестой курс.

– Через два года выпустишься, – объяснил он Эрику. – Тебе как раз исполнится восемнадцать, получишь патент, то да се…

Вообще-то, шестнадцать, а не восемнадцать, но, поскольку до этого пункта контрразведка так и не докопалась, Эрик не стал «менять показания». Восемнадцать так восемнадцать. А в восемнадцать уже можно пилотировать флотские говновозы…

19 марта 2531 года,

космическая станция «Птицелов»

В принципе, это действительно была практика, но практиковались курсанты не в обслуживании шаттлов, как предполагал учебный план, а в черной работе – принеси, подай, отмой и подотри – и в унижении. Но больше всех доставалось Эрику, и не случайно. У Бирна в мусорном кессоне, куда направили весь третий взвод, работали два кузена: Джеб и Пель. Оба – взрослые уже мужчины и отслужили, наверное, лет по пятнадцать-двадцать, а все еще носят нашивки унтеров 2-го класса. Так себе работнички, надо полагать, но здесь – на «Птицелове» – являясь по факту ветеранами, они знали все ходы и выходы и были знакомы практически со всеми, кто работал на нижних палубах. Вьюну – лафа, а вот Эрику – наоборот. Однако тем вечером…

– Все! Отбой! – объявил Джеб, заглянув через люк в бак-отстойник. – Хватит жопу драть, парень! Вылезай!

Эрик удивился, но от комментариев воздержался. Вылез из бака, снял респиратор и очки, стащил с себя защитный костюм и бросил все это вместе с подшлемником-балаклавой в стиралку, а сам, прошлепав босыми ногами по холодной, как лед, керамитовой палубе, нырнул в закуток раздевалки, вбежал под душ и пустил воду. К сожалению, напор в трубах был никудышный, вместо горячей воды из душа лилась теплая, пахнущая химией мутноватая жидкость неопределенного цвета, а жидкое мыло являлось таковым только по названию. Впрочем, Эрик привык довольствоваться малым. Кое-как вымылся, оделся в чистое и пошел было в сторону столовой – ужин уже закончился, но какая-то еда всегда оставалась для таких бедолаг, как он, – однако на полпути его перехватил Пель.

– Хорошо поработал, парень! – подмигнул рыжий увалень с помятым лицом. – Пошли за поощрением!

Выглядело это более чем подозрительно, но и возражать не было причины. Эрик пожал плечами и пошел за мужчиной. Они прошли сложным лабиринтом технических коридоров, пару раз поднялись на несколько уровней вверх, воспользовавшись грузовыми подъемниками, и наконец оказались в помещении, служившем, по-видимому, каптёркой какого-то хозяйственного подразделения. Здесь за накрытым столом – какая-то явно непайковая еда в пластиковых контейнерах и подозрительного вида металлические фляги – их уже ждали Джеб, Штефан и еще двое ветеранов в невысоких званиях.

– Садись, парень, – пригласил Джеф, кивнув на стальной табурет. – Хорошо поработал, хорошо отдохни!

Было похоже на подставу, но в чем именно заключается «злой умысел», Эрик пока не разобрался. Впрочем, ничего не изменилось бы, даже если бы он знал, о чем идет речь. Отказаться? С чего бы? Сбежать? Куда?

То есть дорогу Эрик на всякий случай запомнил и смог бы отсюда выбраться, хотя хозяева об этом и не догадывались. Они бы не смогли – не с их интеллектом и не с их «мелкой» памятью, – а значит, по определению не мог и он. Однако Эрик как раз мог. И, более того, он хорошо запомнил план-схему станции, ориентировался в ней и, если бы возникла такая необходимость, смог бы, наверное, добраться до жилой зоны или одной из трех полетных палуб. Другое дело, что бежать было глупо, да и повода пока не наблюдалось.

– Угощайся! – предложил Джеф, когда незнакомый унтер-офицер разлил по кружкам сильно пахнущую сивушными маслами жидкость.

«Отчего бы и не угоститься?»

Эрик собрал из продуктов, обнаружившихся в пластиковых контейнерах, подходящий случаю бутерброд – хлеб, колбаса, соленые огурцы – и взял со стола свою кружку.

– Ну, будем! – провозгласил Пель, и все выпили.

Затем последовал еще один тост, и еще, и Эрик обратил внимание, что каждый раз ему наливают больше, чем другим, и при этом торопят выпить сразу до дна. Замысел нехитрый, рассчитанный на простаков, но никуда не годный в случае Эрика. Дело в том, что, во-первых, он – что бы эти люди о нем ни думали – всегда был собран и внимателен. Все видел – и то, как ему наливают, и то, как нетерпеливо на него посматривают, ожидая, когда же его наконец развезет, – все понимал, но посторонним свое знание не демонстрировал. А во-вторых, Эрик от природы был слабо восприимчив к алкоголю и другим доступным кадетам и курсантам наркотикам. Выяснилось это еще в технической школе, но сначала он на эту свою особенность даже внимания не обратил. Потом, несколько позже, когда увидел и осознал, что не пьянеет, как другие ребята, заинтересовался, стал проверять и в конце концов пришел к выводу, что все дело в метаболизме^[10]. Каким-то образом его организм перерабатывал все подряд, нейтрализуя между делом даже некоторые яды. Это отличало его от абсолютного большинства окружающих его людей, но не делало «инопланетянином». Из того немногого, что Эрик узнал о различиях в метаболизме, способности к регенерации тканей и характеристиках иммунной системы, выходило, что исключения есть из любого правила. Есть такие, на кого алкоголь действует сильнее, чем на других, а есть и те, чьи организмы совсем неплохо справляются с этим ядом. Так же и с эпидемиями. Все заболевают, но умирают не все. А некоторые – их всегда мало – обладают врожденным или приобретенным иммунитетом и не заболевают вовсе. Таким, судя по всему, был и Эрик. Во всяком случае, такое предположение непротиворечиво объясняло то, как он выжил в Смоляном городке, где болезни и испорченная еда косили всех подряд.

Между тем выпивка продолжалась, и после пятой кружки самогона Эрик счел за лучшее изобразить достойную внимания степень опьянения. «Поплыл» взглядом, увеличил время реакции, заметно снизил координацию движений и их точность. Получилось узнаваемо, и после шестой порции, переглянувшись со своими сослуживцами, Джеб сделал предложение, от которого, по идее, не отказался бы ни один находящийся в здравом уме курсант.

– А что, парни, – спросил он, возвращая кружку на стол, – не покататься ли нам на симуляторах?

– На каких с-симуляторах? – с насквозь фальшивой интонацией полного неведения поинтересовался Вьюн.

Он действительно был пьян, но не настолько, чтобы не подыграть старшим.

– Да тут этажом выше находятся тренажерные залы пилотов истребителей, – объяснил Пель, разливая по новой.

– Сейчас там никого нет, а ключ доступа есть! – рассмеялся Джеб, демонстрируя мастер-ключ. – Хотите, ребята, полетать на истребителях?

Штефан хотел. Пришлось поддержать «товарища» и Эрику.

– Ну, тогда еще по одной, и пошли! – решил один из так и оставшихся безымянными ветеранов.

– Я не против! – улыбнулся Эрик и влил в себя очередную порцию самогона.

На этот раз его и в самом деле проняло, но пока он себя еще контролировал, так что лучше было пойти, куда зовут, чем продолжать пьянку, которая бог знает до чего их всех доведет. Но, видно, все так и задумывалось. Никто на предложение пойти уже полетать не возразил. Все повставали со своих мест и, шумно обсуждая перспективы «полетов», отправились искать приключения на собственную задницу. А то, что они будут, Эрик даже не сомневался. Все к тому шло.

* * *

Идти оказалось недалеко – два коридора и одна лестница в шахте техобслуживания, – но то место, куда они пришли, явно не являлось тренажерным комплексом. На взгляд Эрика, это место скорее походило на испытательный стенд систем управления, а «тренажер», к которому подвел его Джеб, был не чем иным, как поставленным на диагностику командно-боевым модулем тяжелого ракетоносца типа «Вулкан». Фрегаты этого типа являлись переходным классом между внеранговыми аппаратами легких сил – истребителями и ракетоносцами планетарной обороны, – и кораблями 3-го ранга. Тяжело бронированный аппарат, внутри которого есть место только для двух маршевых и двух маневровых двигателей, форсированных до последней возможности, гиперпространственного^[11] привода и шести тяжёлых ракет. Для людей – экипаж «Вулкана» состоял из двенадцати человек – на этих фрегатах места почти не оставалось. При максимальной автономности в семь суток члены экипажа ели и спали на своих боевых постах. Еще у них были крошечный камбуз и туалет, а душ заменяло обтирание влажными салфетками. Зато ракетоносец достигал невиданных для других кораблей скоростей, обладал невероятной маневренностью и был серьезно вооружен.

– Ну что, парень, хочешь полетать на настоящем истребителе? – усмехнулся Джеб, аккуратно, как он думал, подталкивая Эрика к открытому люку «тренажера-симулятора».

– А можно?

– Можно! Пошли.

Ну, пошли так пошли. Эрик уже понял, в чем заключается шутка нижних чинов, как понял и то, что это тот самый случай, о котором он думал в транспорте по дороге на «Птицелов». Внутри командно-боевого модуля Джеб подвел Эрика к ложементу шеф-пилота, помог устроиться, защелкнув фиксаторы системы иммобилизации^[12], и наконец протянул шлем с интерфейсом управления. Шутка, которую решили с ним сыграть, заключалась в следующем. На «Вулканах» были предусмотрены два типа управления: обычный и экстраординарный. Обычный мало чем отличался от управления любыми другими типами кораблей и катеров и осуществлялся с помощью нормального пульта управления – панель с индикаторами, кнопками и переключателями – и штурвала. Шлем пилота в этом случае играет лишь вспомогательную роль. А вот при втором типе управления вместо пульта и штурвала используется один лишь специальный шлем со встроенным коммуникативно-адаптивным бесконтактным интерфейсом^[13]. Такие шлемы – настоящее чудо техники и используются пока только на тяжелых ракетоносцах и на некоторых кораблях 1-го и 2-го ранга.

Все упирается в особенности взаимодействия между человеческим мозгом и искусственной нейросетью интерфейса. С одной стороны, подготовленный пилот должен уметь отдавать предельно точные команды, ясно и лаконично формулировать свои «желания» и уметь держать нервы в узде, чтобы не вызвать в стрессовой ситуации неконтролируемый обвал системы управления. С другой же стороны, мозг человека должен быть способен справляться с лавиной информации, которую готов обрушить на него коммуникативно-адаптивный интерфейс. Вот в этом последнем и состоял план «шутников».

Неподготовленный мозг попросту захлестнет потоком «сливаемой» интерфейсом информации. Убить не убьет, но «перегруз» нервной системы неумехе обеспечен, а это означает два-три дня в койке под капельницей и дикие мигрени на полгода вперед. И не придерешься. Преступления как такового нет. Всего лишь пьяный мальчик – к тому же не умеющий ориентироваться на станции – случайно забрел на стенд и забрался в стоящий на диагностике модуль. Надел шлем и получил по мозгам. Если кто и виноват, то только охрана. Не следует оставлять люки открытыми, вот и все. Но и это, если подумать, сущая ерунда. Дорогостоящая техника не пострадала, парень отделался легким испугом – не погиб, не искалечен, и на том спасибо, – и утечки секретной информации тоже не произошло. В конце концов, мальчишка тоже служит в ВКС, так что все путем.

Задумано, что и говорить, исключительно умно, вот только организаторы потехи не учли один немаловажный факт: если командно-боевой модуль поставлен на диагностику, вся информация от него, включая сюда внешний и внутренний видеоконтроль, идет в центральный компьютер станции в режиме реального времени. То есть если и не сразу, то уж назавтра наверняка служба безопасности будет знать, кто и как развлекался этой ночью с дорогой и совершенно секретной техникой. Но Эрика этот пункт плана волновал лишь во вторую очередь. В первую голову он думал о том, что, если история вызовет профессиональный интерес у кого-нибудь из старших пилотов, он сможет – возможно, хотя и не обязательно, – отыграть свое фиаско в звездной академии. Шансы обойти суку Мельника на кривой казались ему достаточно серьезными, тем более что Эрик – и об этом кроме него не знал никто – почти все лето между первым и вторым курсом провел в тренажерных залах и симуляторах космической академии. С коммуникативно-адаптивным интерфейсом он познакомился именно там.