Читать книгу: «Процедура несправедливости»

Глава 1. Невидимая запятая

Знак пробела – самая могущественная вещь в английском праве. Он ничего не значит сам по себе, но именно он отделяет одно слово от другого, придавая каждому из них силу и значение. В контрактах всё устроено точно так же. Одна пропущенная запятая, одно невнятно сформулированное условие – и миллионы фунтов стерлингов бесшумно перетекают из одного кармана в другой. Моя работа – находить эти пробелы. И безжалостно их расширять.

Судья Робертс смотрел на меня поверх очков с таким выражением, будто я только что растоптал его любимую герань и размазал грязь по белоснежному полу его суда. В зале пахло старым деревом, пылью и напряжением. Воздух был густым, почти вязким.

– Мистер Эверетт, – его голос, ровный и отполированный годами судебных баталий, резал тишину. – Вы действительно предлагаете этому суду интерпретировать пункт 7.с) именно таким… своеобразным образом?

Я выдержал паузу, позволяя сомнению судьи повиснуть в пространстве, стать осязаемым. Мой клиент, директор строительной компании Алан Ренфро, сглотнул так громко, что звук эхом отозвался под сводами зала. На противоположной стороне его оппонент, владелец сети отелей с самодовольным лицом, едва заметно улыбался. Дело казалось проигранным еще до начала. Мой клиент сорвал сроки реконструкции. Все улики были против нас. Все, кроме одной. Всегда есть одна.

– Не я предлагаю, милорд, – мой голос прозвучал спокойно и ясно, без тени высокомерия или подобострастия. Я научился этой интонации за годы практики. – Это предлагает сам контракт. – Я медленно подошел к пюпитру, не сводя глаз с судьи, и положил перед собой папку. Жест был отрепетированным, почти ритуальным. – Пункт 7.с) гласит дословно: «В случае наступления обстоятельств непреодолимой силы, перечисленных в Приложении B, сроки исполнения обязательств переносятся соразмерно периоду действия таких обстоятельств».

– Милорд, господин Эверетт снова уводит нас в дебри юридических казуистик, чтобы скрыть непрофессионализм своего клиента! Его клиент…Прокурор, молодая и амбициозная Сара Риз, нетерпеливо вскочила. Ее каблуки резко цокнули по паркету.

– Мисс Риз, – мягко, но не допуская возражений, остановил ее судья. – Позвольте вашему оппоненту закончить мысль. Продолжайте, мистер Эверетт.

Я кивнул с почти незаметной улыбкой. Мои пальцы скользнули по распечатке контракта. Я не смотрел на текст – я знал его наизусть, каждую запятую, каждый пробел.

– Спасибо, милорд. Весь вопрос, как вы верно заметили, в интерпретации. Моя уважаемая коллега настаивает, что «затяжные дожди» в графстве Мидлотиан в октябре прошлого года нельзя считать обстоятельством непреодолимой силы. И, руководствуясь общим принципом разумности, она, безусловно, права.

Я сделал еще одну паузу, видя, как улыбка оппонента становится все шире. Он уже чувствовал запах победы. Это была моя любимая часть. Момент перед казнью.

– Однако, – это слово прозвучало как щелчок взведённого курка, – «общий принцип» не имеет силы в данном случае. Потому что стороны, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, сами его отменили.

В зале повисла такая тишина, что стало слышно, как за окном проехала машина.

– Я прошу обратить внимание на Приложение B, – я перевернул страницу в папке, хотя все присутствующие и так смотрели на большой экран, где высветился тот самый документ. – В нем содержится исчерпывающий – подчёркиваю, исчерпывающий – список форс-мажорных обстоятельств. Под пунктом 4: «Осадки, превышающие среднемесячную норму более чем на 50% по данным Метеорологической службы Великобритании для указанного региона». В октябре прошлого года норма была превышена на 58%. Это факт, с которым, я полагаю, не спорит даже моя коллега.

– Но это не отменяет того, что подрядчик мог и должен был принять меры! Это не землетрясение, в конце концов!Риз снова вскочила, на сей раз с яркими пятнами краски на щеках.

– Возможно, – я сделал вид, что задумался, и снова согласился. – Если бы не одно «но». – Я посмотрел прямо на судью, игнорируя взгляд Сары. – В самом тексте Приложения B, сразу после списка, есть уточняющая фраза, набранная, кстати, мелким шрифтом, но являющаяся неотъемлемой частью документа. Цитирую: «Наступление любого из перечисленных выше обстоятельств является безусловным и достаточным основанием для переноса сроков, и никакие иные доводы сторон не могут служить основанием для отказа в таком переносе».

Зал замер. Секретарь суда перестала стучать по клавиатуре. Сара Риз медленно, как в замедленной съёмке, опустилась на свой стул. Её лицо побелело. Она просмотрела эту фразу. Все они её просмотрели. Это была та самая «невидимая запятая», пробел, который они все проигнорировали, сосредоточившись на главном.

– Фраза «безусловное и достаточное основание», милорд, – продолжил я, уже почти шёпотом, но в гробовой тишине меня было слышно отлично, – не оставляет места для дискуссий о «принятых мерах» или «разумности». Стороны чётко и недвусмысленно согласились: если дождь был – сроки переносятся. Дождь был. Вопрос закрыт.

Я развернулся и вернулся на своё место. Больше мне нечего было сказать. Я выложил все свои карты. И все они были козырными.

Судья Робертс снял очки и потер переносицу. Он смотрел не на меня, а на контракт, лежавший перед ним, как на какую-то диковинную, опасную редкость.

– Мистер Эверетт, – наконец произнёс он, и в его голосе слышалась усталость, смешанная с невольным уважением. – Ваша способность находить дьявола в деталях… как всегда, впечатляет. И, должен признать, пугает. – Он тяжело вздохнул, и этот вздох был приговором. – Иск удовлетворению не подлежит. Во встречном требовании о взыскании неустойки – отказать.

Мой клиент издал сдавленный звук, похожий на всхлип. Его плечи дрогнули, и он схватился за спинку стула, чтобы не упасть. По другую сторону зала его оппонент что-то яростно, шёпотом, выговаривал своему адвокату.

Я не чувствовал ни радости, ни триумфа. Только знакомую, холодную пустоту в груди. Еще один пробел заполнен. Еще один долг оплачен. Еще один клиент спасен от разорения не потому, что он был прав, а потому, что его юрист оказался умнее.

Пока мы собирали бумаги, ко мне подошла Сара Риз. Её глаза горели от обиды и гнева.

– Это несправедливо, Лукас, – прошипела она, стараясь, чтобы её не слышали. – Ты это прекрасно понимаешь. Он сорвал сроки из-за собственной некомпетентности, а не из-за дождей! Ты просто нашёл лазейку!

Я защелкнул замок на своем кожаном кейсе. Звук был твёрдым и окончательным.

– Справедливость – это абстрактное понятие, Сара. Закон – это конкретный текст. Я работаю с текстом. Всегда.

– И тебя не грызёт совесть? – в её голосе прозвучала искренняя, почти детская боль. Боль от столкновения с системой, которая оказалась не такой, как в учебниках.

Я посмотрел на неё, на её юношеский, ещё не растерянный идеализм, который когда-то, давным-давно, был и у меня.

– Совесть – непозволительная роскошь для адвоката, который предпочитает выигрывать дела. Поздравляю с первым крупным процессом. Урок усвоен: читайте не только то, что написано крупным шрифтом.

Я развернулся и направился к выходу, чувствуя на себе её взгляд. Сзади до меня донёсся сдавленный, полный ненависти возглас: «Циник!».

Она была не совсем права. Циник сомневается во всем. Я же не сомневался ни в чем. Я просто знал, как устроен мир. Он держится на словах. И на тишине между ними.

На улице моросил тот самый осенний эдинбургский дождь, который только что принёс моему клиенту спасение, а мне – очередной крупный чек. Я застегнул пальто и сунул руку в карман, нащупывая ключи от машины. В кармане лежал какой-то плотный конверт. Я не помнил, чтобы клал его туда. Вероятно, какая-то курьерская доставка, которую мне вручили утром, перед судом, и я на автомате сунул в карман.

Мне нужно было срочно в офис – готовить документы по следующему делу, диктовать протокол заседания. Но что-то заставило меня остановиться под каменным навесом здания суда и вскрыть конверт.

Внутри не было письма, никаких объяснений. Там лежала небольшая, потрепанная временем книга в темно-синем переплёте с золотым тиснением: «Принципы уголовного судопроизводства Шотландии. 4-е издание». Я нахмурился. Такой архаичный справочник уже лет двадцать никто не использовал в практике. Учебник для историков права.

Я открыл обложку. Бумага была жёлтой и пахла стариной. И на форзаце, знакомым размашистым, уверенным почерком, было написано:

Твой А.М.»«Лукасу. Истина всегда в процедуре.

Арчибальд Максвелл. Мой профессор. Человек, который когда-то научил меня видеть эти самые пробелы в законе. Который говорил, что закон – это не догма, а живой организм, и чтобы понимать его, нужно видеть не только слова, но и намерения, стоящие за ними.

Странно. Я не видел его больше пяти лет. Почему он вдруг решил прислать мне этот раритет? И почему сейчас?

Я перевернул книгу в руках, и из неё выпала сложенная вчетверо газетная вырезка. Датирована прошлой средой. Короткая заметка в разделе «Происшествия»:

*«В Эдинбурге скончался известный юрист и профессор Арчибальд Максвелл. По предварительным данным, 78-летний мужчина оступился и упал с лестницы в своём доме. Полиция не усматривает в его смерти криминала».*

Я замер, сжимая в руках холодную, почти ледяную книгу. Дождь барабанил по каменному навесу, но этот звук словно доносился издалека. В ушах стучало. Сердце билось с непривычной частотой.

«Не усматривает криминала».

А потом, совсем тихо, про себя, я повторил его же слова, которые только что использовал как оружие в суде, чтобы выиграть еще одно бессмысленное дело: «Истина всегда в процедуре».

И впервые за много лет я почувствовал не холод пустоты, а щемящий, острый укол того самого чувства, которое моя коллега назвала совестью. Он был похож на старый шрам, который вдруг начал ныть перед бурей.

Глава 2. Наследство с намёком

Офис Лукаса Эверетта располагался на верхнем этаже здания из тёмного стекла и стали, одной из тех безликих новостроек, что, как грибы после дождя, выросли на границе Старого города. Вид из панорамного окна был поразительным: прямо перед ним – готические шпили и замок на скале, застывшие в вечном противостоянии с непогодой, а под ним – бетон, стекло и спешащие куда-то машины. Два мира, в которых он научился существовать, не принадлежа полностью ни одному из них.

Внутри царил стерильный минимализм. Ничего лишнего. Полированный металл, чёрная кожа кресла, огромный пустой стол и единственное украшение – дорогие часы на его запястье, подарок благодарного клиента. Воздух был очищен и пах дорогим кофе из аппарата в углу, но сегодня его горьковатый аромат не приносил привычного удовлетворения.

Книга профессора Максвелла лежала на столе, как обвинение. Лукас отпил из фарфоровой чашки и отставил её в сторону. Кофе остыл. Смерть профессора. Несчастный случай. Логика, вышколенная годами, подсказывала: не лезь. Нет дела – нет проблемы. Нет клиента – нет обязанностей. Но та самая фраза, выведенная знакомым размашистым почерком, жгла ему сознание, как некогда лазерная указка профессора, высвечивавшая его ошибки на семинарах. «Истина всегда в процедуре». Для Максвелла это была не красивая метафора, а суть мировоззрения. Кредо. Он мог бы написать «истина в фактах» или «в справедливости». Но нет – именно «в процедуре». Как будто он предвидел, что его смерть будут рассматривать как формальность, как незначительный административный инцидент.

Лукас потянулся к телефону, чтобы позвонить своему ассистенту и отменить все встречи на день под предлогом мигрени – его стандартным, ни к чему не обязывающим оправданием для частных разбирательств, – когда дверь в его кабинет открылась без стука.

Вошёл Итан Финч. Бывший детектив, а ныне – глава службы безопасности их юридической фирмы, человек, чья карьера в полиции закончилась так же внезапно и неоднозначно, как и у Лукаса в прокуратуре. В свои пятьдесят с небольшим он был грузным, небрежно одетым в поношенную кожаную куртку и казался инородным телом в этом сияющем хромом и стекле пространстве. Но его взгляд, острый и насмешливый, видел насквозь и стены, и дорогие костюмы, и людские оправдания.

– Слышал, выиграл дело Ренфро. Поздравляю, – проворчал Итан, опускаясь в кресло для клиентов без приглашения. Оно тихо заскрипело под его тяжестью. – Клиент счастлив, партнёры в восторге. А ты выглядишь так, будто только что проиграл апелляцию по делу всей своей жизни.

Лукас ничего не ответил. Он повертел в руках книгу Максвелла, ощущая шершавость старого переплёта.

– Арчибальд Максвелл мёртв, – произнёс он наконец, отчётливо выговаривая каждое слово. – Несчастный случай.

– Максвелл? Твой старый профессор? Тот, что учил тебя загонять оппонентов в логические тупики? Чёрт… Жаль. Он был умным. Честным.Итан нахмурился, его лицо, похожее на рельефную карту былых сражений, стало серьёзным. Он покопался в памяти.

– Зловеще. Ты думаешь, это не случайность?– Мне кажется, он и после смерти пытается меня чему-то научить. – Лукас протянул книгу через стол Итану. Тот взял её, аккуратно, большими руками, привыкшими к более грубым предметам. Он посмотрел на надпись, медленно прочитал её про себя и свистнул.

– Я думаю, что не знаю. Но я обязан это выяснить.

– Лукас, послушай старого циника. Ты – дорогой адвокат. Звезда. У тебя нет лицензии на частное расследование, особенно когда полиция уже поставила жирную точку. Это не наша игра. Мы сидим в тёплых кабинетах и находим дыры в контрактах. Мы не бегаем по улицам с лупой.Итан отдал книгу обратно, как будто она была горячей.

– Это игра с правилами, – парировал Лукас, его голос приобрёл привычные стальные нотки. – А правила – это наша специализация. Я не собираюсь бегать. Я просто взгляну на это дело с процедурной точки зрения. Как юрист.

– Мистер Эверетт, вас настойчиво просит принять мисс Эланор Рид. Говорит, это безотлагательно и касается покойного профессора Максвелла. Без предварительной записи. Кажется, она очень расстроена.В этот момент зазвонил его служебный телефон, нарушив напряжённую паузу. На экране – имя секретарши.

– Впусти её, – сказал Лукас и положил трубку. Он посмотрел на Итана. – Останешься?Лукас и Итан переглянулись. Слишком быстро. Слишком вовремя.

– И не подумаю. Мои советы бесплатны, но моё присутствие на твоём личном крестовом походе – нет. – Итан тяжело поднялся, костяшки его пальцев хрустнули. – Но запомни, Лукас, не наступай на те же грабли. Не все клиенты стоят того. – Он сделал паузу у двери. – И если всё-таки решишь копать… начинай с завещания. Всегда начинай с завещания. В нём кроются все грехи.

Дверь закрылась, и через мгновение открылась вновь, впуская Эланор Рид.

Она была не такой, как он ожидал. Лукас представлял себе хрупкую, убитую горем племянницу в чёрном, с красными от слёз глазами. Перед ним же стояла женщина лет тридцати, может быть, чуть старше. Высокая, со строгой, собранной красотой. Её светлые волосы были туго убраны в узел, тёмное платье простое, но хорошо сидящее по фигуре. Спина – неестественно прямая, как будто её вставили в корсет. А в глазах, серых и ясных, горечь боролась с решимостью. В руках она сжимала кожаную папку, словно это был не документ, а щит.

– Мистер Эверетт, – начала она без предисловий, её голос был ровным, но натянутым, как струна. – Простите за вторжение. Меня зовут Эланор Рид. Арчибальд Максвелл был моим дядей.

– Вы получили книгу? Я отправила её курьером вчера вечером. Я нашла её среди вещей дяди. Она лежала на самом видном месте, на его письменном столе, с вашим именем. В день… в день его смерти.– Прошу, садитесь, мисс Рид. Приносите мои соболезнования. Он жестом указал на кресло, только что покинутое Итаном. Она села, положив папку на колени, и выпрямилась ещё больше, если это было возможно.

– Получил. Это… было неожиданно. Почему вы решили отправить её именно мне? Мы не общались с профессором много лет.

– Потому что за неделю до смерти он говорил о вас, – отрезала Эланор, не отводя взгляда. – Он сказал мне: «Если со мной что-то случится, только Лукас Эверетт сможет разобраться в этом бардаке. Он, возможно, и циник, но он единственный, кто до сих пор помнит, что закон создан для установления истины, а не для ухода от ответственности».

– Полиция провела осмотр за два часа! – в её голосе впервые прорвалась дрожь, и она сжала папку так, что костяшки побелели. – Они увидели старика, лестницу и скользкий восточный ковёр. Они не хотели видеть ничего другого! Но дядя Арчи был осторожен. Он прекрасно знал каждый угол, каждую скрипучую половицу в своём доме. И он… он боялся.От этих слов Лукасу стало не по себе. Они прозвучали как укор и как доверие, которого он был недостоин. – Мисс Рид, полиция…

– Боялся? Кого? Почему?Лукас наклонился вперёд, сомкнув пальцы на столе.

– Я не знаю точно. В последние недели он был замкнут, напряжён. Он разбирал свой старый архив, говорил, что нашёл кое-что важное. Что-то, связанное с делом, которое он считал давно закрытым. Он упомянул имя судьи Кэмпбелла. Сказал, что некоторые тайны слишком опасны, чтобы их раскрывать, даже спустя десятилетия. А потом… потом он внезапно изменил завещание.

Лукас почувствовал, как в спёртом воздухе кабинета запахло настоящим делом. Страх, старые дела, внезапное изменение завещания. Классические слагаемые убийственного коктейля. Инстинкты, дремавшие годами, проснулись.

– Конечно. – Она открыла папку с чёткими, отточенными движениями и протянула ему стопку плотной бумаги. – Вот оно. Безупречно составлено, как и всё, что делал дядя. Но посмотрите на бенефициаров.– У вас есть копия нового завещания?

Лукас надел очки, которые использовал только для чтения мелкого шрифта, и пробежался глазами по тексту. Прежнее завещание, как и ожидалось, оставляло основную часть состояния Эланор и нескольким благотворительным фондам. Новое же, датированное всего пятью неделями назад, кардинально меняло расклад. Особняк, денежные сбережения и личные вещи переходили Эланор. Но главная ценность – его бесценная коллекция редких книг и юридических манускриптов XVII-XIX веков, дело всей его жизни, – теперь полностью отходила Национальному музею Шотландии. Куратор коллекции – доктор Виктория Локхарт.

– Они общались последние полгода. Дядя консультировал музей по вопросам атрибуции некоторых документов. Она бывала у нас дома. Она… – Эланор сделала паузу, – она же была одним из свидетелей при подписании этого завещания. Вторым свидетелем был судья Аластер Кэмпбелл.– Доктор Локхарт… Она была знакома с вашим дядей?

Лукас медленно отложил документ. Картина начинала проясняться, и она не была приятной. Старый профессор, чувствующий опасность, связанную с именем судьи, внезапно меняет завещание в пользу музея, а вскоре погибает при загадочных обстоятельствах. Двое свидетелей, один из которых – высокопоставленный судья, фигурирующий в его тревожных разговорах.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на это дело глазами юриста, а не полицейского. Найдите процедурную ошибку. То, что они упустили. Дядя верил, что вы сможете. – Она посмотрела на него прямо, и в её взгляде была не только надежда, но и вызов. – И я готова заплатить ваш обычный гонорар.– Мисс Рид, что вы хотите от меня? – спросил он, снимая очки.

– Я не могу взять с вас деньги. Арчибальд Максвелл был мне больше, чем профессором. – Он сделал паузу, выбирая слова. – Но я должен вас предупредить. Если я начну это дело, я буду идти до конца. Это не красивые слова. И если там действительно что-то есть, это может быть опасно. Для вас в том числе.Лукас смерил её взглядом. Деньги были последним, о чём он думал.

– Хорошо. – Он кивнул. – Тогда первое, что мне нужно – это получить доступ к дому вашего дяди. Официально. Как его представителю.– Я не боюсь. В её голосе не было бравады. Только холодная уверенность.

– Сейчас. Позвольте мне сделать пару звонков, чтобы освободить день.– Договоримся. Когда?

– Ты был прав, – сказал он, не представившись. – Начинаю с завещания. А теперь еду в дом покойного. Хочешь присоединиться? Твои полицейские глаза могут пригодиться.После того как Эланор вышла, чтобы подождать в приёмной, Лукас набрал номер Итана.

– Чёрт тебя дери, Эверетт. Я же сказал, не наступать на грабли. – Пауза. – Жду у подъезда через десять минут. И запомни – мой гонорар за консультацию по «несуществующему» делу удваивается. А за риск – утраивается.Из трубки донеслось тяжёлое дыхание и тихий, хриплый смех.

Лукас положил трубку. Он посмотрел на книгу Максвелла, лежавшую на столе, затем на папку с завещанием. Знакомая холодная пустота внутри снова отступила, уступив место чему-то острому, давно забытому и от того ещё более тревожному – азарту охотника, учуявшего настоящий, опасный след.

«Истина всегда в процедуре», профессор? – подумал он, собирая вещи. – Что ж, давайте проверим вашу процедуру.