О чем могу рассказать

Убывал Кукин из Москвы, куда приехала его супруга Зинаида Александровна. Я как раз находился в столице в командировке, и провожали мы его вдвоем. Я сказал ему: "Игорь, я буду твоим талисманом, а ты возвращайся жи вым и здоровым". Через год ситуация удивительным образом повторилась. Я, будучи в столице на учебе, вновь провожал Кукина, который после отпуска снова из Моск вы возвращался в Афганистан. Вновь я и его жена стояли с ним на вокзале, и я напомнил ему отправку годичной давности, повторив, что у него есть талисман. Он пообе щал возвратиться живым и здоровым. Так, к счастью, и случилось. Однако уже позже, когда закончилась эта не легкая командировка, у И. С. Кукина случился сердечный приступ, и его не стало. Его похоронили на том же клад бище, где находятся могилы моих родных. И каждый раз, когда приезжаю в Днепропетровск, я посещаю это место и кладу цветы и на могилу Игоря Сергеевича в благодар ность за то, что он был настоящим другом и учителем.

ПАВЛОГРАД

В середине марта 1981 года меня вызвал замести тель начальника Управления по кадрам А. И. Сорока и сказал, что на Павлоградском механическом заводе име ется вакансия офицера действующего резерва на долж ности заместителя директора завода по режиму. При этом, как заявил Сорока, ни КГБ УССР, ни КГБ СССР  не утвердят никого, кто не имеет образования ракетчи ка. А поскольку у меня есть и такое образование, и достаточный опыт работы, то рассматривается моя канди датура. В то время у меня были объективные причины отказаться – жена работала ассистентом на кафедре фтизиотерапии Днепропетровского медицинского ин ститута, заканчивала кандидатскую диссертацию и ехать со мной не могла. Естественно, с ней оставался сын, а значит, пришлось бы жить врозь, чего мне не хо телось. Я прямо сказал об этом Сороке. Однако он меня успокоил, сказав, что после удачных первых летных ис пытаний и наведении там порядка с защитой секретов меня возвратят в Днепропетровск. Я ответил, что в принципе не возражаю, но попросил дать возможность посоветоваться с семьей.

Дома мое решение поддержали, и мы спланировали, что в свободное время будем ездить друг к другу. Я же, в свою очередь, приобрету опыт работы в большом кол лективе. Мысленно для себя я также отметил, что новые масштабы работы помогут реализовать запланирован ные мероприятия по комплексу "Вера", поскольку зна чительную их часть предстояло отработать именно на ПМЗ. Я согласился, и меня вызвали на собеседование в КГБ УССР, а в июне с той же целью я выехал в Москву. Кстати, в столице меня неплохо знали, так как многие из московских коллег часто бывали в командировках в Днепропетровской области, координируя работу по противодействию иностранным спецслужбам. К приме ру, я хорошо знал первого заместителя начальника 6го Управления КГБ СССР Николая Алексеевича Шаму, который не раз бывал гостем УКГБ по Днепропетров ской области еще в бытность старшим оперуполномо ченным УКГБ по Челябинской области. Опытный и вдумчивый контрразведчик, он затем стал начальником 6го Управления, а впоследствии первым заместителем Председателя КГБ СССР. Там же работали толковые сотрудники – Анатолий Иванович Ильин и другие. По лезными для меня были собеседования с сотрудниками кадрового аппарата, которые "вели" ОДРов по всему Союзу, – от них я почерпнул много информации о пра вах и обязанностях офицеров этого статуса.

После возвращения в Днепропетровск я оставался в своей должности и ожидал приказа из КГБ СССР о на значении. Разумеется, предварительно со мной были проведены собеседования генеральным директором ЮМЗ А. М. Макаровым и директором ПМЗ В. М. Шку ренко, которых я знал лично. Со Шкуренко наши пути пересекались еще в ранней молодости, когда он возглав лял комсомольскую организацию цеха главной сборки, а я был комсоргом экспериментальносборочного цеха на предприятии п/я 186 (так ранее назывался ЮМЗ).

Буквально через полторы недели после моего воз вращения из Москвы поступила информация, что на ПМЗ утерян совершенно секретный документ. Меня вместе с начальником подразделения В. И. Харченко вызвал заместитель начальника Управления А. М. При ходько. "Вот видишь, – сказал он, – ты еще не в долж ности, а уже возникла необходимость ехать в Павло град. Поэтому выезжай и совместно с Павлоградским горотделом организуй розыск документа".

В Павлограде, ознакомившись с обстоятельствами утери документа, характеристикой его содержания, я понял, что он вряд ли был похищен с целью сбора ин формации, поскольку документ отражал требования по сборке ступеней одного из изделий, но тактикотехни ческих характеристик или рецептуры топлива не содер жал. Конфликтных ситуаций ни в цехе, ни в ОТК, ни среди сотрудников военной приемки не возникало. Ко мандированные в это время цех не посещали. Значит, скорее всего, документ гдето на заводе, и искать его нужно там.

В Павлоградском ГО УКГБ мы создали оператив ную группу, поставив каждому входящему в нее кон кретные задачи. Затем я выехал на завод, где посетил сборочный цех, ОТК, военную приемку. Я провел бесе ды со многими работниками предприятия, однако след пропавшего документа не проявлялся. В то же время я не смог переговорить с одним из офицеров военной приемки, который был в командировке. Несмотря на то, что за документ расписывался не он, а старший мас тер сборочного цеха, я знал, что офицеры на практике стараются хранить секретные документы в портфелях, которые после работы опечатывались и передавались в 1й отдел. Учитывая это, мы приняли решение вскрыть его портфель. Когда это сделали, то там и нашли этот злополучный документ. Вот так невнимательность двух людей отвлекла многих от текущей работы. Но, как говорится, нет худа без добра. За эти несколько дней, пока я находился на ПМЗ, мне удалось познако миться с предприятием, его руководителями, многими сотрудниками, увидеть слабые места в системе защиты секретов.

АНДРЕЙ

В августе 1981 года, наконец, был подписан приказ о моем назначении. 17 августа я собрался и приготовился выходить из дома. Ко мне подошел сын Андрей и говорит: "А давай вместе поедем, вместе и будем работать". Я отшутился, что постараюсь все успеть сам, а Павлоград находится далеко – 80 км, и вечером я приеду и расскажу, чем занимался на заводе. На том и расстались.

По приезде на завод директор на оперативке представил меня коллективу, и начался мой первый трудовой день. Хотя то, что делалось на заводе, не было для меня диковинкой, на многое, тем не менее, мне пришлось по смотреть другими глазами – уже с позиции одного из руководителей. Оказалось, чтобы понять все тонкости секретного делопроизводства и вопросов режима, необходимо было пройти суточный технологический цикл пред приятия. Поэтому обещание возвратиться домой, данное Андрею, я не выполнил, пришлось оставаться на заводе допоздна, а потом пойти в гостиницу. Уже поздно вечером мне позвонили: "У вас дома беда с сыном". Я срочно выехал в Днепропетровск. Оказалось, Андрей попал в больницу с сильными ожогами. Жена уже была там. Сын был в шоковом состоянии – обгорело 20 кожи. Врач сказал, что положение тяжелое, но они делают все возможное. Потом я узнал, как все произошло.

Андрей с друзьями на железнодорожной насыпи ре шили разжечь костер. Собрали какие-то палки, доски, но огонь не загорался. Тогда в одном из гаражей взяли бензин, налив его в банку, и один из мальчиков стал потихоньку лить его в костер. В секунду пламя по бензиновой струе добралось до банки и она вспыхнула. Не ожидая этого, мальчик откинул ее от себя и случайно попал в Андрея, который был в одних шортах. Банка пришлась на левое плечо, и горящий бензин в мгновенье разлился по телу. Андрей кинулся к рядом находившемуся крану, стал обливать себя водой, потом стал кататься по земле, пытаясь сбить пламя…

Дома были лишь родители жены, которые позвонили ей на работу и вызвали скорую помощь. Отвезли Андрея в ожоговый центр 5й больницы и в первые часы сделали все, что можно было. Однако его состояние оставалось тяжелым. Первым в больницу приехал мой коллега и товарищ Виктор Фролов, с которым в Управлении мы работали в одном кабинете. И когда заведующий отделением сказал, что для заживления кожи нужно облепиховое масло, Фролов сразу же обзвонил всех своих знакомых и нашел его. Один флакон масла потом передал мне начальник Желтоводского горотдела Бушуев. Кроме того, из Бийской ракетной дивизии, которую оперативно об служивал сотрудник Особого отдела КГБ СССР, мой давний товарищ Сергей Алексаха (с ним мы учились в одной группе еще в университете), мне с маслом переда ли и мумие.

…Это были мучительные для всех нас дни в ожидании улучшения. Врач сказал, что в таких случаях критические дни – 1й, 3й, 7й, 10й, когда сложно предугадать, как поведет себя организм. Мы по очереди с женой дежурили в палате сына, не отходя от него ни на минуту. Спал я тогда по 2—3 часа в сутки, однако усталости не ощущал. Была лишь одна мысль – чтобы Андрей попра вился. Он же, несмотря на еще детский возраст, держал ся очень мужественно. Когда перестали колоть обезболивающие лекарства, он не плакал, не стонал, а лишь по просил: "Подуйте мне на кожу, чтоб стало хоть немного легче".

Когда у нас появилось алтайское мумие, мы с женой решили, не говоря ничего врачам, самостоятельно смазывать сыну края ран. Когда через несколько дней врач, осмотрев Андрея, удивленно спросил, делали ли мы что-то, мы рассказали о мумие. Врач подтвердил, что есть поло жительный результат и посоветовал продолжать.

И вот через 10 дней Андрей пошел на поправку. Мы радовались, но оказалось – преждевременно. Анализы сына резко ухудшились – повысился белок, из-за огромного количества разных лекарств не выдержали почки. Предстояло новое непростое лечение. Болезнь приковала Андрея к постели еще на полгода. Увидев, что лекарства провоцируют новые болезни, и поняв, что это порочный круг, мы решили в дальнейшем использовать травы. В Павлограде как раз проживал известный народный лекарь-травник Алексей, которому секреты фитотерапии были переданы по наследству – его дед и отец лечили людей травами. Алексей составил для Андрея рецепты, куда входило более 40 трав. И в течение нескольких месяцев мы поили сына отварами. Затем по просьбе Алек сея мы привезли к нему Андрея, и несколько дней Алек сей занимался им сам – готовил отвары, топил русскую баню, согревая мальчика. Затем дал следующую реко мендацию: взять годичные корни лопуха, порезать на ку сочки и, не очищая, поместить в обычную кружку с водой, после чего 7 минут варить, потом остудить, разде лить на три части и пить 3 раза в день в течение 10 дней. После этого в больнице Андрей сдал анализы. Было от мечено заметное улучшение. Затем 5 дней перерыва, еще 10 дней такого лечения и снова анализы. Улучшения ста ли еще более заметными. Повторно 10 дней – и анализы были практически в норме. Немного позже мы повтори ли курс – и почки восстановились полностью.

Хотя врачи рекомендовали ограничивать физичес кую нагрузку, Андрей постепенно стал возобновлять за нятия спортом, тренироваться, пошел в секцию волейбо ла, и болезнь потихоньку стала забываться. Глядя на то, как успешно пошли его дела, мы, его близкие, очень радо вались прогрессу. А я все время вспоминал события та кой еще недолгой жизни сына…

…Родился Андрей 19 августа 1967 года. Накануне ночью у жены начались схватки. Вызвали "скорую", и ее отвезли в родильное отделение областной больницы им. Мечникова. Врачи обещали девочку. Но мы, родст венники, ходили под окнами больницы и постоянно дер гали дежурную сестричку: "Кто родился?". Лишь ближе к вечеру мне сообщили: "Сын". Я залез на дерево, надеясь увидеть маленького, однако через стекла было видно лишь мелькание больничных халатов. Потом жена рас сказала, что когда сын только появился на свет и акушер ка взяла его на руки, он чихнул. Все засмеялись и сказа ли: "Будь здоров, малыш". Был он голубоглазый и свет ловолосый. Потемнел позже, как стал взрослеть. Право выбора имени определили так: если родится мальчик – имя называет папа, а если девочка – мама. Так наш маль чик и стал Андреем.

В прессе, порой даже в солидных изданиях, периоди чески сообщается о том, что крестным Андрея якобы был Кучма. Об этом не раз заявлял и самый "осведомленный" в Украине человек – эксмайор Николай Мельниченко. Каждый раз подобное высказывание вызывает в моей се мье улыбку. Дело в том, что крестный Андрея – мой то варищ и коллега Виктор Фролов, который первым тогда приехал к нему в больницу. Благодаря своему отноше нию к сыну он с полным правом может считаться его на стоящим крестным.

В то время мы с женой Еленой были еще студентами. Занятия в вузе супруга решила не прерывать. Поэтому в перерывах между лекциями она прибегала домой, корми ла Андрея и вновь бежала в институт. Вскоре к кормле нию сына подключился и я. К семи утра я бежал на мо лочную кухню, чтобы быть в числе первых, получал ке фир, творог, молоко, приносил домой и уезжал на заня тия. Пока мы с женой учились, нам очень помогали ее ро дители Анна Михайловна и Василий Семенович Лету чие. Это были очень добросердечные и отзывчивые люди, прожившие нелегкую жизнь. Во время войны они испы тали все трудности оккупации, воспитывали двух дочерей, которым дали путевку в жизнь – девочки хорошо учились в школе, получили высшее образование. Со вре менем Елена Васильевна защитила кандидатскую дис сертацию, работала доцентом кафедры фтизиатрии Дне пропетровского мединститута. Уже позже, в Киеве, про должила заниматься наукой в Институте фтизиатрии и пульмонологии им. Ф. Г. Яновского АМН Украины.

Василий Семенович и Анна Михайловна много тру дились. И даже будучи в возрасте, продолжали работать на кафедре физвоспитания Днепропетровского горного института. Мы очень благодарны им за поддержку в то непростое время.

Андрей рос очень любознательным ребенком. Харак тер у него был настойчивый, упорный. Все стремился де лать самостоятельно, никогда не хныкал. Еще когда ему было 3 годика, он сам научился ставить на проигрыва тель пластинки со сказками и внимательно их слушал. Потом рассказывал сказки в лицах с интонациями ска зочных героев.

Сыну было немногим больше 5 лет, когда мы начали учить его чтению. Както раз я читал ему его любимую книгу "ВинниПух и всевсевсе". Андрей очень внима тельно слушал, а потом я внезапно увидел, как он сидит и сам читает. Затем жена принесла подборку книг "Пионеры – Герои Советского Союза". Эти книги Андрей стал читать уже самостоятельно. Постепенно втягиваясь в чтение, он еще до школы прочитал многие произведения Жюля Верна, Александра Беляева и других писателей…

ПАВЛОГРАД (продолжение)

…Здоровье Андрея наладилось, и я мог больше времени отдавать работе. Тем более, что это был период вхождения в коллектив, знакомства с людьми. Нужно отметить, процесс этот был непростым. На заводе работало много опытных, знающих себе цену специалистов, которые уважали профессионалов и не воспринимали про стое администрирование. Особенно это чувствовалось на уровне руководящего состава. С другой стороны, с таки ми людьми было по-настоящему интересно работать. Много сил и времени отдавали заводу главный технолог В. И. Палицкий, его заместитель Л. Ф. Иванов, главный инженер Е. Н. Якуненко, его заместитель О. С. Шкуро пат, начальник одного из цехов А. Д. Батай, В. С. Дудко, А. К. Лобов, А. А. Романов, В. Д. Комарков.

Что собой представлял Павлоградский механический завод? Это, прежде всего, огромная территория шириной четыре с половиной километра, вытянутая в длину на це лых 30 километров, десятки площадок, на которых разме щались различные производства – от сборки артилле рийских снарядов до изготовления авиабомб, ракетных изделий. И, конечно, одно из интереснейших мест – по лигон для испытаний артиллерийского оружия с директ рисой стрельбы 29 км. Это был крупнейший полигон в Европе, и испытания там проводили не только мы.

В первое время приходилось знакомиться с докумен тацией по отдельным видам снарядов для пробивания дотов и дзотов. Испытания проводились следующим об разом: производился выстрел снаряда с внутренним за рядом на высоту 12 км, от него отделялся парашют, и за счет ускорения снаряд пробивал большую толщу бетона. Но существовала одна опасность. Над полигоном летали пассажирские самолеты, и испытания могли представлять угрозу полетам. Мы решили разобраться, почему так происходит, что над территорией полигона разреше ны авиатрассы. Подключив Павлоградский горотдел, вы яснили, что сам ПМЗ был построен и начал выпускать продукцию в 1931 году как испытательный полигон Красной Армии. Тогда же было принято решение Сов наркома о запрещении полетов над этой территорией. Го раздо позже, в 1961 году, как оказалось, Министерство гражданской авиации, согласовав свои действия с Сове том Министров, дало разрешение на пролет над полиго ном лишь одного рейса Ленинград—Сочи на высоте не менее 10 км. Выяснив обстоятельства, мы обратились в инстанции. Было принято решение – исключить одно временные испытания и полеты. Позже авиаполеты над полигоном были полностью закрыты.

Вообще же проблем на предприятии было немало, и решение многих из них от завода не зависело. Так, суще ствовала серьезная проблема подъездных путей, по кото рым с ПМЗ вывозили уже готовую продукцию. Рельсы на путях были старые, еще р36, и веса изделий могли не выдержать, а денег на замену путей не давали. И вот по сле одной из оперативок, где этот вопрос поднимался, я зашел к Шкуренко и предложил решить вопрос таким способом. Я подготовлю документ о состоянии подъезд ных путей и проинформирую свое руководство в УКГБ. После этого наверняка информация уйдет в КГБ УССР и КГБ СССР, а оттуда – в ЦК партии. Без внимания там этот вопрос не оставят, примут меры. Так и сделали. И вскоре из ЦК приходит разгромный документ, где сооб щается, что на ближайшем совещании этот вопрос будет рассмотрен, и для доклада о состоянии дел вызываются руководители ЮМЗ и ПМЗ. Шкуренко, зная, что такие вопросы хорошо не заканчиваются, вместо себя отправил главного инженера Палицкого, с которым поехал и сек ретарь парткома завода Вдовин. На совещании предста вителям днепропетровской "оборонки" устроили разнос, Вдовину вкатили выговор. Возвратились они злые и – сразу к Шкуренко. Там они возмущенно рассказали, что поводом к совещанию стал документ из КГБ, а раз так, то "это работа Деркача, и его нужно с завода убирать, пока он всех не наказал".

Шкуренко позвонил мне и попросил зайти. Я вошел к нему в кабинет, а он, хитро улыбаясь, говорит: "А у нас, кстати, не только с рельсами, но и со строительством пло хо. Пиши следующую докладную". У Палицкого и Вдо вина глаза круглые, а мы со Шкуренко смеемся. Потом объяснили им, как все происходило…

Много времени уделялось испытаниям изделий, вы пускаемых на ПМЗ. Для этого на заводе имелись испыта тельные стенды двигателей твердотопливных ракет раз личных мощностей – от 1 грамма до нескольких сотен тонн тяги. Как раз была проблема с тем, что изза высо кой температуры горения вкладыши критического сече ния сопла часто прогорали, и через несколько десятков секунд изделие разрывалось на части. Куски топлива разлетались на несколько сот метров от места испыта ний. Это было опасно еще и потому, что если бы ктото дотронулся до упавших частей или попытался отделить куски металлических предметов, то изза электростати ческого напряжения мог произойти взрыв. И такой слу чай был. Один из военпредов в одном из цехов ПМЗ, где твердым топливом заправили ступени, коснулся метал лической расческой топлива, мгновенно произошло воз горание, и человек погиб. Этот трагический случай еще раз утвердил нас в мысли, как важно соблюдать правила безопасности. Поэтому после аварий всегда проводились большие ликвидационные работы, чтобы исключить не гативные последствия.

Очень важно при проведении испытаний получать точную, правдивую информацию о происходящем. К со жалению, не всегда так бывало. Показателен один слу чай. На полигоне "Байконур", куда прибыл также Генеральный конструктор КБЮ В. Ф. Уткин, было запущено изделие в район полигона "Кура" (Камчатка). Отрабаты вали отдельные элементы вхождения в плотные слои ат мосферы и приземления головных частей. За вопросы обработки аналитической информации, касающейся го ловных частей, отвечал тогда один из командиров вой сковой части, которая располагалась на Камчатке. И вот

– запуск. Все вначале идет нормально, но вдруг – сбой при отделении второй ступени от первой. Срабатывает автоматическая система уничтожения ракеты, и от нее, разумеется, ничего не остается. Проходит около часа, как вдруг с Камчатки звонок, и командир той войсковой час ти бодрым голосом докладывает, что одна головная часть изделия уже найдена, остальные ищут. Такого откровен ного вранья В. Ф. Уткин стерпеть не смог и, несмотря на то, что он был человек интеллигентный, сдержанный, крикнул в трубку: "Если еще одну головную часть най дешь, то твоя голова полетит точно!". После этого вопию щего случая в ту воинскую часть направили комиссию, справедливо подозревая, что там могут процветать фаль сификации и очковтирательство. Правда, оказалось, что это был единичный случай, но вспоминали его долго.

В начале 1982 года уже были отработаны двигатели третьей ступени твердотопливной ракеты наземного ба зирования железнодорожного варианта и морского бази рования. В конце января 1982 года закончилась сборка изделий в целом, все смежники поставили необходимые узлы деталей и приборов. В конце февраля – начале мар та проводили совещания с участием Генерального конст руктора В. Ф. Уткина, руководителей КБ, министерств, смежных предприятий и Министерства обороны, где об суждали все вопросы, связанные с подготовкой к пер вым летным испытаниям. На одном из совещаний, по священном организации работы по отправке изделия до станции Плисецк, было доложено, что проведены все электроиспытания и приборы работают нормально. Однако я, занимаясь вопросами оперативного сопровожде ния технологических процессов, получил данные, что вместо приборов на изделии установлены коробки с шунтами, которые не показывали никаких отклонений в случае сбоев в электросистеме. Узнав об этом, немедлен но доложил руководству УКГБ и после его указания со общил В. Ф. Уткину. На совещании присутствовали за меститель главного конструктора одного из московских предприятийсмежников, поставляющих приборы, по фамилии Тищенко и председатель приемки этого пред приятия.

Владимир Федорович был человеком сдержанным и не сразу дал волю эмоциям. Вначале он очень спокойно спросил у Тищенко: "Вы можете подтвердить, что все приборы системы управления соответствуют конструк торскочертежной документации и могут быть приняты военной приемкой?". Тищенко и руководители военной приемки переглянулись и, почувствовав подвох, промол чали. А Уткин продолжил: "Отправлять изделие мы не будем, потому что там вместо приборов коробки с шунта ми". В ответ – вновь молчание. Возражать было нечего… Не секрет, что каждая отправка изделия могла при влечь внимание иностранных спецслужб, как мы это не редко фиксировали. Скрыть от них процесс – в этом за ключалась наша задача как контрразведчиков. Поэтому после доклада начальнику отдела УКГБ В. И. Харченко и заместителю начальника УКГБ А. М. Приходько была предложена следующая оперативная комбинация: по ли нии железной дороги дать телеграмму, что первое летное изделие убывает из Павлограда 17 марта, а фактическую отправку осуществить позже. Добро от КГБ СССР на это

мы получили.

Мероприятие проводили в жесточайшей секретности

– в детали было посвящено всего несколько человек. Со гласно выдуманной нами легенде, ложный состав, в кото ром отсутствовало изделие, должен был выехать со станции Павлоград. И в это время в КГБ СССР получают сведения о движении установленных иностранных раз ведчиков, действующих под прикрытием своих по сольств, в сторону Ярославля в ночь с 18 на 19 марта. Ме сто, выбранное дипломатамиразведчиками, было очень удачным – высокие волжские берега были идеальным местом для наблюдения за составом, который должен был проследовать через железнодорожный мост. А для наших контрразведчиков это был серьезный сигнал: про изошла утечка информации. Возможно, это случилось во время переговоров по открытым каналам связи. Но не исключено было, что среди должностных лиц, осведом ленных о транспортировке секретных грузов, есть агент иностранной разведки. Начались мероприятия по его по иску…

А настоящий состав с готовым изделием отправился в Плисецк в ночь на 1 апреля. Старшим наряда по обес печению безопасности и взаимодействию с территори альными органами, сопровождавшим его, был назначен я. Двигались с предосторожностями, и нам казалось, что по внешнему виду состава признаки, по которым удалось бы определить содержание нашего груза, выявить невоз можно. Органы КГБ по маршруту следования эшелона также внимательно отслеживали обстановку и никаких тревожащих данных не получали. Информацией мы об менивались на каждой станции.

Но оказалось, одного мы всетаки не учли. Когда при были на станцию Данилов Вологодской области, ко мне подошел обходчик, который в одиночку (а не группой по 5—6 человек, как до этого было на других станциях) ос мотрел вагоны. "Что вы такое тяжелое везете?" – уди вился он. "Золото", – попробовал отшутиться я. А он снова: "Ваш груз не меньше 100 тонн, я вижу по оси – смотрите: на ось идет нагрузка 25 тонн". Для меня это за явление опытного железнодорожника было совершенно неожиданным. У нас завязался разговор, и, отвечая на мои вопросы, обходчик показал молоток, который дер жал в руке. На ручке молотка имелись сантиметровые де ления, которые он, подтверждая свой вывод, приставил к пружине. "Видите, какое сильное сжатие сейчас?" – ска зал рабочий и продолжил осмотр вагонов.

По возвращении из командировки я подготовил до кладную, которая ушла в КГБ СССР, где указал и дан ный факт. На него быстро отреагировали, приняли меры, закрыв пружину от визуального фиксирования…

Вообще же прохождение изделия от конструирова ния и изготовления до испытаний, а потом и отправки к месту назначения требует немало времени и сил. И на каждом этом этапе нужно принимать меры не только по недопущению утечки информации, но и выявлению уст ремлений иностранных спецслужб. На ПМЗ, к тому же, всегда было большое количество прикомандированных (более чем с трех тысяч предприятийсмежников), и это, конечно, усложняло контрразведывательный поиск. И нужно сказать, что работы для меня как контрразведчика и одного из руководителей завода хватало. Но, конечно, я всегда старался уделять внимание и сыну, который уже подрастал, и возникал вопрос о том, что ему делать после школы.

АНДРЕЙ. ВЗРОСЛЕНИЕ

Для самого Андрея такой вопрос, правда, не стоял. Он твердо заявлял, что станет офицером и настоящим ракетчиком "как папа", а для этого будет поступать в ракетное училище и потом пойдет работать в КГБ. Мама была расстроена. Желая, чтобы ее сын жил, "как все нормальные люди" и не "пропадал сутками на работе", она предлагала ему стать врачом, а затем, видя непреклонность Андрея, уговаривала пойти на физтех университета. Но сын остался непоколебим.

После получения аттестата мы с ним поехали в Харьков, где сдали документы в ракетное училище. Весь этот процесс жена переживала очень болезненно. Масла в огонь подлил какой-то старик, который подошел к нам, когда мы сидели в скверике возле училища. "Куда вы от даете своего ребенка? – восклицал он, обращаясь к жене,

– здесь так тяжело, что многие просто не выдерживают и бросаются из окон казармы. Зачем такие мучения?" Же ну это расстроило вконец, и она взмолилась: "Андрюша, ну давай уедем отсюда". "Нет, – твердо ответил сын, – так нужно". И мы оставили его в училище для сдачи эк заменов.

Андрей успешно прошел тестовый контроль, хорошо сдал все экзамены и был зачислен в училище, где и про вел три года на казарменном положении.

Когда он проходил курс молодого бойца (а это была загородная учебная база училища), мы с женой не выдер жали и поехали туда в надежде увидеться с ним. Жена приготовила жареную картошку с курицей, и, все это укутав в полотенце, чтоб сохранить тепло, сказала: "Мо жет, удастся покормить?". Прибыв в место расположения базы, мы узнали, что встретиться с сыном нельзя. Тогда мы нашли в заборе дырку и через нее стали смотреть в на дежде увидеть его. И нам повезло. Недалеко от места, где мы стояли, находился и Андрей. Обрадовавшись, что не зря приехали, мы позвали сына, и когда он подошел с од ним из товарищей, то передали ему банку с едой.

Вообще-то Андрей никогда не отличался большим аппетитом, но то, что мы увидели, развеяло все наши со мнения. Курица была съедена за несколько секунд, а мы лишь успели заметить, как от нее косточки летели. Ви дя это, жена, уговаривавшая в детстве Андрея "съесть еще ложечку", была шокирована. Правда, ее несколько успокаивал совершенно невозмутимый, уверенный вид сына, который улыбнулся и сказал, что у него все в по рядке.

И действительно, все эти нелегкие годы Андрей ни разу не пожаловался, не усомнился в своем выборе. Он быстро освоился, был избран комсоргом курса и в кол лективе всегда лидировал. Будучи человеком упорным и целеустремленным, старался отстоять свою точку зре ния, как он говорил, "защитить правду". Хотя такое каче ство характера создавало ему определенные трудности. Както раз он столкнулся с попыткой одного из офице ров использовать в отношении курсантов неуставные ме тоды воздействия. Андрей прямо сделал замечание офи церу, за что получил наряд – вырыть блиндаж. Тот, кто видел это сооружение, знает, что в одиночку вырыть его очень тяжело. А это происходило как раз накануне дня рождения сына, в ночь с 18 на 19 августа.

Когда ребята подошли к Андрею и предложили по мощь, он отказался. Тогда курс обратился к тому офице ру с просьбой отменить наряд, но Андрей засопротивлял ся вновь. "Мне наряд – я его и отработаю", – сказал он и не отошел, пока не закончил работу. Хотя Андрей был хо рошо физически подготовлен, к окончанию рытья блин дажа он был обессилен. Но когда однокурсники поздрав ляли его с днем рождения и жали его сбитые в кровавые мозоли руки, у него был вид победителя.

Конечно, в душе мне было жалко сына, но я всегда поддерживал в нем стремление к правде, упорство в до стижении цели и мужество. И я рад, что какие бы трудно сти ни возникали на жизненном пути Андрея, этих ка честв он не терял никогда.