Мальчик, который кричал «олень!»

Мама подхватила его подмышками и с неожиданной силой поставила на ноги. Она действовала быстро, уверенно, а главное – не давая папе возможности заговорить.

– Ты пока здесь все устрой, а мы скоро придем. Продезинфицируем и вернемся, – и, не дожидаясь ответа, она потянула Василия за собой.

На него она при этом не смотрела: ни на улице, ни поднимаясь по лестнице (Василий немного прихрамывал), ни уже в номере. Только когда с шипучим и щипучим лекарством было покончено и, подув на коленку, мама достала пластырь, она подняла глаза на Василия. Расстроенные глаза. Василий сразу отвернулся, потому что только заплакать сейчас не хватало.

– Ты специально это сделал? – тихо спросила мама.

Василий помотал головой.

– Ты не хочешь с нами на велосипедах? – еще тише.

Опять помотал.

Мама встала и подошла к окну. Василий, не поворачивая головы, скосил взгляд; мама плотно задернула шторы и вернулась к нему, но на этот раз села рядом на кровать. Василий уставился на свои коленки – одну здоровую и одну заклеенную. Мама поправила ему край штанины, прикрывая ссадину, и заговорила:

– Где мы будем кататься, лес обжитой, не дикий. Велосипедная дорожка – место людное, к ней никакие животные близко не подходят. Там нет… – она запнулась на мгновение, – оленей.

Василий поднял голову, не до конца уверенный, что правильно услышал, а если и услышал, то правильно ли понял. Глаза у мамы, обычно светлые, стали почти прозрачными, но, вместо того чтобы испугаться, Василий почувствовал неожиданную уверенность.

– Это был не олень, – сказал он негромко, но очень четко.

Они с мамой смотрели друг на друга в упор, и, Василий был уверен, оба слышали одно и тоже – детский крик, прорезавший зимнюю ночь, и бесконечный, сплывавшийся в одну бесконечную строчку речитатив: «не олень, не олень, неолень неоленьнеоленьнеолень». Такое не забывается, даже когда очень хочется, даже когда очень стараешься.

Мама притянула его к себе, прижала к груди. От нее пахло лекарствами и немного – резиной. Некоторое время она молчала, только касалась невесомыми поцелуями его макушки, а потом наклонилась к уху и прошептала:

– Я тоже боюсь оленей.

Василий вздрогнул и замер, но мама уже отодвигалась. На лице ее играла обычная спокойная улыбка. Взъерошив ему волосы, она подмигнула и уже совершенно непринужденно, без какого-либо налета загадочности добавила:

– Только папе не говори.

Сквозь приоткрытую створку окна доносился далекий шум июньского леса. Не гостеприимный, но – теперь Василий чувствовал – и не враждебный. Способный напугать, но не более того. Да и зачем местным оленям девятилетние (с половиной) мальчики?

Улыбка далась Василию не сразу, но все же вышла достаточно искренней.

– Не скажу, – сказал он серьезно. – Пойдем кататься?