Заря. Повесть и рассказы

* * *

Личного модератора Захара зовут Олег. Ему лет тридцать – тридцать пять, спортивного сложения. Он сказал, что является членом клуба исторической реконструкции, специализируется на древнеславянской теме. В его взгляде, что понравилось Захару, спокойствие и некоторая суровость. Этакий и вправду персонаж из того далекого прошлого. Из близкого прошлого? Из настоящего, что уже рядом! Вот как правильно следует относиться теперь к ситуации.

Олег посадил Захара к себе в машину и повез. По дороге дал инструктаж по порядку их взаимодействия в игре.

– Я буду рядом почти постоянно, давать какие-то подсказки в виде записок, знаков. Эти записки и знаки получают все от своих личных или сюжетных модераторов, что не противоречит правилам игры. Их никто не будет отбирать, искать, изымать. Лишь бы не мешало динамике игры, то есть знакомиться с информацией придется, конечно, оперативно.

– А как встречаться – то будем?

– Укажу в записке место, оно будет помечено куском ткани нашего с тобой цвета Как правило, какие-то относительно укромные, скрытые от глаз места. Ты заметишь. Наш цвет – синий. Запомни. У каждого игрока и его личного модератора свой цвет. Не заберись к чужим, как в кабинку для переодевания на пляже. Будет скандальчик… Дальше твой цвет исчезнет из игры, и тогда все мосты сожжены. После пятой встречи записок и других каких-то знаков уже не будет. Останешься предоставлен сам себе до конца игры или твоего вывода из игры, чего, надеюсь, не произойдет. Зачем наши встречи? Это консультации, психологическая поддержка, житейский совет, выработка тактики поведения на дальнейший период в зависимости от ситуации. Мои советы для тебя носят только рекомендательный характер. Ты вправе поступить, как считаешь нужным, но твои действия будут оцениваться потом при обсуждении. Если найдешь выход лучше, чем предлагает модератор, флаг в руки и великое уважение. А если нет, то… сам понимаешь.

Олег передал Захару штаны и рубаху из грубого светлого холста.

– Это все?

– А что еще?

– Обувь.

– Какая обувь?

– У меня ж на ногах живого места не будет!

– Привыкнешь.

Увидев растерянность на лице Захара, Олег рассмеялся:

– Шучу. На, возьми лапти.

Он объяснил, как их надеть:

– Вот здесь остановимся, переодевайся. Твою одежду отдам, куда надо, вернут после игры.

Они встали на пыльной грунтовке, оба вышли из машины. Олег кивнул на ближайшую березу. Вокруг сплошной лес из таких же.

– Давай, и сходи по-быстрому.

– Чего?

– В смысле переодевайся и, если хочешь, нужду справь. Еще ехать.

– Да не… все нормально, – замялся Захар. – Хорошее место выбрали для игры. Как в сказках про Аленушку. Березки… Смотри-ка, все в самый раз!

Олег улыбнулся, но ничего не ответил. Ехали еще довольно долго.

– Удобно? – спросил Олег про одежду.

– Грубовата, но пойдет. А если я сейчас спрошу насчет тактики поведения, это будет считаться за один раз?

– Еще пока нет.

– Я могу сам найти себе девушку?

– Взять девушку по представлениям славян не означает принудить. Но…

– Нет, полюбовно, конечно…

– У наших предков чаще выбирали женщины. Придется потрудиться. Твоими достоинствами должны быть разум, интуиция и сила. Еще знания и способности, которым научат. Тогда свободы было больше и открытости, чем сейчас. И искренности в мыслях и поступках.

– Да ну?

– Абсолютно точно. Когда-то давно детьми природы были. Умели по настоящему радоваться жизни, радостно любить и даже светло хоронить. Все просто и ясно: что в племени твое – то твое, что не твое – то чужое. У своих категорически ничего нельзя украсть и отнять, в полон взять нельзя, обидеть. Тогда хорошо понимали, что значит «свой род», то есть народ. И решали сообща. Позже стало по-другому… И по сей день так.

* * *

И вот Захар шагает через поле. Лес расступился, огромное ярко – зеленое пространство раскинулось до горизонта. Воздух прогрет солнцем, спина в поту, а босые ноги в росе – он снял лапти, трудно в них с непривычки идти. Игра началась. Он волнуется, как первоклашка, читающий на линейке перед учебным годом свой первый в жизни публичный стих. Что ждет? Как себя проявит и какие открытия сделает? Может быть, они станут новыми стимулами для радости и развития, или заставят отвернуться в разочаровании? Где-то в воздухе носится волнение матери. Это и ее экзамен. Он будто чувствует ее присутствие. Смогла ли донести до сына такое, что позволит быть с миром в гармонии?

Начал читать про себя молитву – заговор. Самое время.

 
«Проточная водица,
В засуху дай напиться,
Чтоб в холод мне тепло,
Чтоб в голод мне сытно,
Чтоб не люто, а ладно и складно.
Слово крепко и лепко, сказано – сбудется».
 

Ему открылась ложбина и берег синющей реки. На холме, отгороженном колышками со стороны реки, несколько ошкуренных желтых срубов – «гнезд» метрах в трехстах один от другого. Меж домов суетится такой же как он народец в натуральных одеждах. Некоторые же… голыми ходят по пашне чуть в стороне. Судя по движениям, сеют. Инструктажа ходить голяком вроде бы не было. Или он что-то пропустил? Также люди таскают дрова, кажется, для печи или очага, некоторые работают с гончарными кругами. Да мы продвинутое племя! Есть что оставить потомкам. Кто-то из молодых мужчин крикнул, показывая на него:

– Гридя! Заря грябет²! Паки на небесе зрил…

«Паки» – «опять»! – вспомнил… новоявленный Заря. Странное у него имя. Как-то не по мужски, «заря» – она, женского рода. Ну и что? В общем, красиво. На то и заря, чтоб, наверно, зрить. Значит, любит созерцать, размышлять. Неплохая роль. Это лучше, чем руками работать. Может, он стихи писать умеет или песни слагает? Только вот попробовать надо. А как на старославянском-то это все сделать? Халтура получится. Он попытался, исходя из своего скудного запаса слов сделать некое смешное подобие. Ну-ка!

 
«Паки он на небо зрил,
Лучше б рыбу поудил,
Что за отрок непутевый,
Кем себя он возомнил»?
 

Из сруба вышел мужик, наверно, тот самый Гридя, вытирая руки соломой. Он просто страшен в недовольстве. «Хорошо играет роль модератор», – отметил Заря. Как только подошел, разглядел его широченные плечи и хмурый взгляд. Губы плотно сомкнуты, так, что рот теряется в темно-русой бороде. Больше Заря ничего оценить не успел – получил жесткую медвежью оплеуху. Сам не понял, как оказался на земле. Вот так реконструкция! Некоторое время даже не мог подняться. Мужик подал ему руку:

– Рех³ силки назирати!

– Аз⁴ назирал… – попытался оправдаться Заря, включая оговоренный экспромт.

– Не лгати отцу. Абы⁵ облака зырити и не мыслишь о детеле⁶. Не десать лет, не отпустится⁷. Отроковицы⁸ в главе!

«Отец!» Как громко и торжественно прозвучало сейчас в гудящей словно от удара железа по железу голове. Захар стал забывать отца в той жизни и судьба «подарила» ему «папу» в этой. Рука у папы тяжелая.

* * *

Весь день пахали землю под посев проса. На руках вздулись волдыри, спина болит страшно. Ходил за плугом. Отец вел лошадь под узды, а та махала хвостом, отгоняя слепней и мух, да иногда «подваливала» на землю. Вонь ударяла в нос, и Заря пытался в этот момент сбросить с себя иго погружения в другую эпоху, чтоб внутренне возмутиться. Только все больше начинал понимать: ничего другого не остается, кроме как сливаться с природой во всех ее проявлениях, в том числе и таких. То ли еще будет.

Идя за плугом, посматривал вниз, в сторону берега и реки, и живописный вид поселения заставлял почувствовать оторопь. Было и жутко и как-то хорошо… Может генетическая память через вскрытый код оживала в нем, прорвавшись через тысячелетия информационных наслоений в каждой клеточке.

– Выть⁹! Гряби снидать¹⁰, – Гридя остановил лошадь, поощрительно похлопал кобылу по холке, сошел с пашни. – Алкать¹¹ – чрево со спиной сойдется.

Заря и отец сели в тени, развернули тряпицу с едой. Негусто. Кусок хлеба, редька, лук и бобы. Порадовал кусок запечённой утки. Заря начал есть, правда больше это напоминало не поедание пищи, а механическое движение челюсти и гортани по ее размельчению и проглатыванию. Все невкусно: пресно, постно и суховато, даже утка. Утка хранила еще запах реки. Отец усмехнулся:

– Ядь¹² не по зубам. Ядь для зубов тверда, для здравия – мошть¹³. Аз делати. Мать докамест¹⁴ не почити¹⁵ паче пекла…

Заря подавился и закашлялся. Они будто в параллельном мире, где все наоборот по сравнению с тем, который считается настоящим.

– Сутр¹⁶ ноли¹⁷ дождь. Парит. Уж думати семенить персть¹⁸-то, – Гридя иронично посмотрел на Зарю. – И тобе привлешти¹⁹ к требному²⁰ детелю осеменения.

– Не надобно, дождь буде, – поспешил заверить Заря (он понял, кажется, что имелось в виду и засмущался). – И так, бачко, сойдет.

– А дале якоже? Надоть абы и дале ешто прошел.

– Вот егда²¹ буде един, там другой ждати и позрети.

– Льстивый²² отрок. А то и правда. Побрезети²³, не растрачивай. Потребно и на иное. Послаще…

После работы вернулись в гнездо. Их приветствовали улыбками со всех сторон. Молодой мужчина, который увидел его первым, подмигнул, но Заря – ничего в ответ. Как что, так сразу отцу про него рассказывать. А потом дружбу предлагать? Не пойдет так.

В избе простое убранство. Ничего лишнего: печь, лавки, посудницы с глиняной посудой, сундук для вещей, в углу – стол. Они сели с отцом у печи голяком, положили одежду сушиться. Отец худой и жилистый, на груди шрам от рассечения. Он перехватил взгляд Зари и сказал естественно, не моргнув глазом, ни один модераторский мускул не дрогнул:

– Что зришь, васнь²⁴ впрьвъ²⁵? Бех²⁶ Великий поход. Наю²⁷ бо²⁸ посек мечом, наимьник²⁹. Аз с предками начати глаголити тогда. Выходил меня балий³⁰.

– Истопку³¹… – почти заскулил Заря.

– Сутр. Днесь в реку. Река бо осе³², пред тобой. Синяя называется.

– Она и вправду синяя…

– Убо³³ зря не нарекут. Чистая вода, яко³⁴ небесе в ней отражается. Лепно. Место долго выбирали, прежде чем осесть. Благое место.

– А соседи?

– Суседи хорошие, собирательством занимаются боле. Таме, повыше у них род. Ино³⁵… гораздо³⁶ рыбу с реки хотети…

– Ну и пусть ходят вокруг.

– Далече ходить. Наю род большой по берегу. И кипчаки рыщут.

Отец вдруг взглянул на Зарю лукаво и сказал :

– Жалко глядеть на тебя, уработался. Поди, на девок поглазей ввечеру. Рядом голомя³⁷. Лепные девки. Аз бы хотети погулять, не положено…³⁸

Явно оговорка. Модератору, конечно, не пристало бегать за молодыми девками, тем более, не исключено, где-то рядом бдит супруга – модераторша. Не забалуешь.

Заря оделся в просушенное, вышел из избы и прогулялся вдоль частокола. Как живописен был бы берег без этих заостренных кверху бревен! Солнце делает движение к упокоению и гаснет, врастая в землю, речная вода горит его последним огнем. Что поделаешь, реальность сурова, и с реки могут подойти лодки какого-нибудь супостата. Вот, правда, есть и открытые ворота. На воде на выдвинутом мостке стирали белье три симпатичных молодых девушки. Славянские рубахи, чуть ниже колен, теперь эти молодые ноги красиво обнажались почти полностью. Ведь приходилось менять положение и крутиться туда-сюда, и так и сяк. Заря загляделся. Одна девушка ответила ему беглым оценивающим взглядом, а когда они уже уходили за ворота, бросила небрежно:

– Новое желторотое воинство у нас…

Остальные две последовательно заметили на это:

– Воинство воевать-то еще не можити…

– И толку с него маломощного.

Все трое засмеялись, оставив Зарю ждать у реки зарю. И она наступила быстро, свечение шло от зашедшего солнца удивительно красивым розовато-малиновым светом. А потом тьма быстро-быстро стала как покрывалом укутывать. «Надо бы завтра пройти дальше по берегу, на другие избы посмотреть»… – тоскливо подумал он. Ту самую, большеглазую попробовать найти. Неужели ее папашка так и не решился на проект?

Заря окунулся в реку, вернулся за ворота, их тут же закрыли, только факела в руках дозорных огоньками ложились теперь на воду и дрожали там, напоминая о последнем закатном огне.

* * *

Позавтракали с рассветом вместе с Дакшей (тем самым, что первым Зарю увидел) куриными яйцами, по три каждому (жрать все равно охота) … Потом расставляли в лесу перевесища для ловли птиц – большие сети на столбах на путях перелета уток и гусей. Работа трудная и требующая навыка. Сети ставили на прорубленной ранее небольшой просеке по направлению пролета водоплавающей птицы. Заря умотался больше чем после прогулки с плугом. Здесь нужна ловкость и быстрота движения, понимание технологии, Дакше приходилось тратить много времени на объяснения, что и как следует делать. Заря заметил с завистью:

– Ты как будто только тем и занимаешься, что птиц ловишь. Ловок!

– Надо ж, народился только! – Дакша не дал себя поймать и действовал в соответствии с правилами игры, глянув в притворном удивлении в небо, даже воздев руки. – Боги, вразумите отрока! Ему столько давно пора понять, и самое-то главное у него еще впереди. А впереди знание того, что уметь придется много.

– Подумаешь, жрец! – огрызнулся Заря, но Дакша так посмотрел на него при этом, что мурашки по телу побежали. Жрецов лишний раз упоминать по пустякам, как видно, не было принято…

В обед ели гречневую кашу прямо с печи. Неплохо, только жирности не хватает и соли. Зато все древние славяне абсолютно точно не страдали ожирением, были поджарыми и подвижными. Вот как. Эх…

Затем боевой тренировочный лагерь. Молодые игроки такого же возраста, что и Заря, долго разминались, двигаясь вперед, назад, в стороны, кувыркаясь, сшибаясь плечами и всем телом. После такой активной разминки с них пот струился ручьями. Потом в теньке обучали приемам борьбы, пока объясняя на словах. Заря был поражен, но во многих компонентах он не увидел тех приемов, которые ему были известны в другой… Нет. Пора о другой жизни забывать. Он особенно остро ощутил погружение, когда их боевой учитель сказал: «Сынки мои, я теперь дядька ваш – Деян, чтоб стали вы хорошие вои – ополченцы общины, а, может потом и князя дружиной. Не помирати учим, умело род укрывати. Кто убоится – не будет покою ни во сне, ни в бдении, ни на оном, ни на том свете. Срам. Словом брате, попроще для разума: зарублю лично…»

«Просто и понятно, – подумал Заря, – вот так бы физичка объясняла». Это последняя его мысль об игре как игре и жизни как прошлой жизни. Последняя потому, что над головой прогудела стрела и воткнулась в дерево! Все моментально спрятались за деревьями. Зарю затрясло от шока. Он неотрывно смотрел на стрелу, а дядька сказал очень даже спокойно:

– Все мы, Перуна дети, жизнь наша малая всецело ему, большому дана. Пробует явь на крепость наши сердца и ум наш. Укрепитесь духом. Все просто, сынки мои, – он вынул стрелу, внимательно осмотрел наконечник.

– Может, балуется кто? Из местных деревенских? – спросил, забыв про игру, один из малодушных отроков.

Дядька неожиданно рассвирепел и заорал, аж вены на шее вздулись:

– Баловством на сеновале с девками занимаются!!!

Никто из присутствующих возражать ему не решился.

* * *

Истопка в удовольствие. Между прочим общая на гнездо, хотя без женщин. Недостоверно… Весь процесс прост и грубоват: воду таскали из реки, мочалки грубые аж до царапин, из щелей в стенах поддувает. Может, реконструкционная халтура?

В остальном жизнь переставала носить ознакомительный характер. Начались будни, в которых работа, разминочные на ловкость и силу тренировки, снова работа. Все пока тяжело и монотонно. Правда вот, Дакша попытался научить гончарному делу, но интереса особого у Зари к тому не проявилось. Потому, видимо, и результат невелик. С первого, второго, третьего раза мало что смог. Не удалось сделать ни одного приличного горшка, еще и ожог получил.

Очень радовался, что отец отпустил вечером посмотреть на другие гнезда. Правда, предупредил:

– Гляди, там дружина лагерем стоит. Не вступай с ними в распрю. По сопатке враз получишь. А князя Марибора узришь – поклонись от нас. От Гриди, скажи, и отрока его Зари. Хоть какой ты отрок?.. Совсем мужик! А уметь еще и не умеешь ничего. Вот… Ну, значит, отрок.

– Как же осмыслю, что князь, бачко?

– Если узришь – осмыслишь, – загадочно ответил отец. – Не ходить бы тебе туда пока. Должок у меня имеется перед ними за корма. Ну да ладно, отдам уж на неделе скоро.

Он нашел ее. У другого гнезда. Какая она действительно красивая. И почему нигде не встречались раньше? Сердце забилось отчаянно, но с надеждой. Он проходил мимо и, приблизившись, спросил:

– Как тебя зовут?

Девушка серьезно без улыбки сказала:

– Ладомила.

И снова эти глаза! Ясные, чистые, серо-зеленые! Кто-то из мужиков прикрикнул:

– Иди, иди до своего гнезда! У нас тут тоже отроки имеются. А то скажу князю, он те объяснит, что почем.

– Я – Заря. Мы один род. Значит, можно.

– Ага, один род… Поговори еще.

Князь… Что за князь? Пройдя одно гнездо, он идет до другого. Уже прошел метров пятьсот, наверно, и вот виден лагерь дружины чуть в стороне от изб. Что военный – понятно сразу. Он остановился поодаль. В кругу сидело человек десять молодых воинов, между прочим, не в лаптях, а в кожаных онучах, рядом вместе уложены кожаные щиты, и воткнуты в землю копья. Некоторые оглянулись, на лицах какое-то надменное спокойствие… убийц. Они вроде увидели его и не заметили одновременно. Так спотыкаются о небольшой камень или палку на дороге, убрав в сторону без всякой отметины в памяти. Не по себе как-то быть такой мелкой особенностью местности при учебе по ориентированию.

Заря почти сразу отвел взгляд, решил возвращаться, но обратил внимание на огромную избу, из которой ни раньше не позже вышел и вправду, похоже, князь. А кем он мог бы быть еще? Прав отец, знал, что говорил. Человек этот лет сорока. Волосы длинные, прямые, до плеч, светлые, как отбеленные искусственно, борода и усы темнее, брови изогнуты, отчего лицо выражало то ли удивление с укором, то ли приступ приближающегося гнева. Фигура мощная, рост почти метр девяносто. Руки как у качка, что просматривалось даже под одеждой. У них, скорее всего планировалось какое-то учение. Все были сейчас экипированы. У этого князя висел у бедра меч в ножнах на ремне, воняло резко и неприятно дубленой кожей от доспехов. Серьезные здесь парни…

– Подойди, – подозвал князь.

Заря поплелся к нему на нетвердых ногах. Подойдя, представился:

– Заря, отрок Гриди. Привет вам шлем и… челом бьем, – он поклонился, как велел Гридя.

– Я Марибор. Что болтаешься без дела? В дружину пойдешь?

– Учусь только.

– Сколько ж тебе учиться надобно? Вон, смотри, мои волки без меча загрызут, а ты как боров в траве, виляешь задом.

Со стороны его «волков» послышался издевательский смех. Заря напрягся и стиснул зубы.

– Ничего не принес? – более миролюбиво, но все еще строго осведомился князь

– Не знаю… – растерялся Заря.

– К нам с пустыми руками не ходят, запомни, отрок. И бачко передай, пусть про долг не забывает. Община нас уважает, мы за общину живота не пожалеем. Не я закон писал, небеса преподали – кормить дружину правильно, ибо нет сильней ее и верней.

– Значит, про долг спрашивал? – насторожился отец, когда Заря вернулся.

– Спрашивал. Зря я туда пошел, да?

– Ладно, чего уж теперь-то… Выкрутимся. И в дружину звал?

– Звал.

– Он не всем предлагает. Понравился ему чем-то. Тебе еще вои обучиться надо. Общинному ополчению. Младшей дружины, вишь, у нас нет, народу немного. От вои лучшие сразу в дружину попадают, если к ремеслу не способные сильно. Дакшу ему токмо не дам. Все племя кормит.

– А к чему я способный?

– К чему терпелив, еще узнаем, а к чему прирожденный, знаю.

Заря удивился:

– Откуда?

– Оттуда. Когда тебя из колыбели достали, положили рядом: над головой меч, у ног зерно, у одной руки глину и шкуру, у другой – гусли и свиток.

– И что я?

– Не скажу. Знаю, а не скажу.

– Почему, бачко?

– Потому как своим умом дойти должен. К чему расположение, то и делай. Тогда больше возьмешь и больше дашь. И радость будет от пользы и от умения.

Ну дает, бачко, настоящий профессионал! Новую биографию Заря ощутил сейчас как свою собственную. Вау!

* * *

Начала работать система записок. Первую записку Заря обнаружил утром при выходе из избы. Поднял, прочел написанный крупным почерком текст, сообщение от модератора Олега:

Не загноился ли ожог? Покажи рану отцу. Он знает, что делать. Место встречи со мной в роще рядом с тренировочной площадкой, увидишь на ветке синюю тряпицу. О встрече предупреди не позднее, чем за час отметиной ножом на дереве. Отслеживаю постоянно, но мгновенные решения придется принимать самому, если ситуация не позволит вовремя со мной встретиться. Или отложи принятие решения до встречи, если такое возможно.

Сметливый бачко Гридя немедленно осмотрел руку, поругал за скрытность, нашел облепиховое масло (оно, оказывается, имелось в заготовках), сделал повязку. Нагноение еще пока не случилось. Пришлось, правда, скорректировать занятия, чтобы не допустить инфекции. Заря был отправлен на индивидуальную тренировку. Бегал по склону горы вверх, потом скатывался кувырком вниз для улучшения вестибулярного аппарата и снова вверх, иногда бежал спиной, иногда боком, что было особенно трудно. С завистью наблюдал за другими игроками, которые уже начинали осваивать приемы рукопашного боя. Теперь, после случая с пуском чужой стрелы, на время занятий выделялся дружинник с луком, который внимательно всматривался в заросли неподалеку или, иногда отвлекаясь, снисходительно с улыбкой наблюдал за упражнениями новичков.

Вечером у Гриди собрались все делегаты от общины, чтоб осмотреть стрелу и высказаться. Князю было сообщено еще раньше, были усилены дозоры. Теперь важно определить, откуда исходит опасность. Заря, понятно, не мог присутствовать, а результаты обсуждения ему никто не сообщил.

Он снова сходил на реку смотреть закат. И встретил девочку, что первой с ним заговорила. Зовут ее Веселина. Веселина – есть Веселина, шустрая, веселая, хорошенькая. Заря ей похоже нравится. Они даже поговорили немного, и Веселина откровенно спросила:

– Хорошо, если в нравах народ свободен, да? Жизнь тогда мягче и светлее. И слаще. Люблю свободных людей, за этим духом сюда и пришла. И во всем тут так. Вот вчера обсуждали все коллективно гнездом, все по согласию, и никто говорить не боится. Князь наемный, а хозяева – мы, община.

– У ромеев ясно – не так… – согласился Заря, смущенно (от девчоночьей смелости перехватило дыхание).

– А у кого так? И где так, если не здесь? – наступает Веселина. – И я не только о любви, понимаешь? Внутренней легкости и радости хочется, ее не хватает.

– «Там»?

– И «там». Здесь же это все есть, потому что было когда-то, на самом деле было! Хоть и трудно приходилось. И мы затем пришли, чтоб унести радость из того времени в наше настоящее. Ведь так?

Заря взял ее за талию и привлек к себе, ладонь поползла чуть ниже. Под легкой рубахой ее тельце напряглось и дрогнуло, как у беззащитной птицы в ладони. Она тихо сказала:

– Как хорошо кто-то все это придумал… Ему, наверно, тоже не хватало полной жизни. Что у тебя с рукой?

Заря и Гридя долго не могли уснуть. Ночь теплая и звездная, даже дверь в избе открыли, чтобы лучше видеть звезды. Комарья только вот налетело.

Заря воспользовался возможностью вытащить из Гриди, как-никак отец, что-нибудь интересное, пусть опыт и знания передает модераторские.

– Что для нас эти звезды, бачко? Что мы о них знаем?

– Звезды и все другое на небе создано Сварогом. Будут меняться времена, люди более сведущими станут в том, как мир создан, но все равно тайна рождения и смерти спрячется от людей. Так угодно Сварогу. Пока мы смертны, нам не дано знать, что за гранью. Ты же не можешь сказать ребенку всего? А мы дети Сварога. Но мы знаем точно свою неразрывную связь со Сварогом и с космосом, по-другому быть не может. Наши души – звезды. Вот сейчас ты видишь души, которые светятся и освещают мрак. Там есть и твоя, и моя.

– Лепно. А когда звезда падает?

– При рождении ребёнка на небе загорается его звезда, а когда человек умирает, звезда падает с неба или гаснет, душу спускает на ниточке бог: «Бог на нитоццы спустиу». У души звёздное происхождение. Говорят еще по другому, что звезды – души умерших, которые нам освещают путь, служат ориентиром, помогая на земле не потеряться.

– Неплохо.

Заря задумался. Ему захотелось рассказать об этом складно и романтично, как песню спеть.

 
«Звезды в небе все горят,
И не спят, не спят, не спят,
Там Ее душа мне светит,
Как в глаза с небес глядит.
Не беда, что далеко,
Зато вижу я легко,
И могу с ней говорить,
О любви ее просить»…
 

Ему стало стыдно, что думает не о Веселине. Веселина славная. Но никто не виноват в присутствии или отсутствии любви и не знает, почему она есть, или ее нет. Она тоже, как звезда: появляется внезапно и ярко заявляет о себе, ничего не раскрывая, только побуждая принять в себя этот свет и гореть, пока сохраняется странная энергия. Кто-то говорит – химия, а он уверен – особая энергия тоски и радости. И надежды.