Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость

Маттиас: Когда ты так говоришь, это приносит большое облегчение. У меня как-то нет ощущения, что что-то уничтожит меня, наоборот: это радость! Это радость!

Карл: Нет, возможно, ты обнаружишь, что не можешь быть уничтоженным чем-либо, потому что уничтожать нечего. Ты поймешь, что ничего не исчезнет, потому что нечему исчезать. Это предельно целостно. В нем нет появления и ухода. Поэтому ничего никогда не происходит. Nichts passiert^[12], никаких происшествий. Поэтому тебе стоит привыкнуть к тому, чем ты являешься, потому что на это потребуется время.

Но ты никогда не привыкнешь к Тому. Никто не способен принять То. Как бы ты ни старался, путем ли понимания, любви, божественной любви, «тра-ля-ля», – ты не можешь принять То. Никоим образом. Ты никогда не сможешь стать тем, что ты есть, путем какого-либо понимания, как и не сможешь вынести то, что являешься этим абсолютом, бесконечным существованием. Никто не может выдержать То.

Но когда ты пребываешь Тем, больше нечего выдерживать. Это такая легкость. Это такое безусилие в себе – быть Тем.

Но в тот момент, когда ты хочешь стать им – в какой угодно момент, когда ты хочешь стать Тем, – ты страдаешь. Это как самоубийство: в тот момент, когда ты хочешь стать тем, что ты есть, ты совершаешь самоубийство.

Прощание с Адамом и Евой

Моника: Карл, как ты думаешь, почему произошел изначальный раскол?

Карл: Первородный грех.

Моника: Первородный грех?

Карл: Да, так в Библии написано. В тот самый момент, когда ты хочешь знать, кто ты, ты выходишь из этого рая пребывания самим знанием. Это только идея, что, добавив или устранив некое количество знания, можно что-то дополнить к тому знанию, которым ты являешься. Таким образом, ты выходишь из той безвременности, которой являешься, туда, где существуют время и его отсутствие, в эти рамки.

Моника: Почему это случилось впервые?

Карл: Не существует «почему». Ты просто выходишь. Ты не можешь не выйти. Ты не можешь не влюбиться в себя.

Моника: Это как расширение и сжатие вселенной?

Карл: Нет, просто ты не можешь не влюбиться в себя. Ты просто пробуждаешься к представлению об осознанности как о свете, поскольку ты не можешь не проснуться к этой осознанности. И из этой осознанности ты влюбляешься в «я есть» и «я есть такой-то и такой-то». Такова природа этого. Ты не можешь этого не сделать. Ты – беспомощность. Ты не можешь ничего избежать!

Твоя беспомощность означает: ты есть То без второго. Это означает, что не существует контроля. Есть только абсолютная бесконтрольность, потому что не существует второго для контролирования.

Красота «без второго» в том, что нет второго, который мог бы контролировать тебя. Как бы там ни было, существует представление о разделении и единстве, и, какие бы представления ни существовали, они существуют, потому что ты что-то воображаешь себе. Но все эти воображаемые ощущения не могут затронуть то, чем ты являешься. Вот и все. Это просто выдумки, подобные снам. Ты – это То, а они никогда не изменят то, чем ты являешься, поскольку они никогда не смогут коснуться тебя или сдвинуть хотя бы на дюйм.

Итальянец: Значит, мы совершаем ошибку, создавая внутри этого отдельный мир?

Карл: Нет, ты не внутри этого. Ты являешься этим. Безумной идеи о том, что это (Карл хлопает себя по ноге) – нечто рожденное, твое ограниченное бытие, ты избежать не можешь. Но теперь ты, будучи Я, помещаешь себя лицом к лицу с Тем, в качестве чего бы оно здесь ни сидело, просто чтобы напомнить себе: «Эй, да ладно тебе, этого не может быть! Ты шутишь! Ты, должно быть, шутишь, считая это реальным, якобы рожденным!» Ха-ха-ха. (Карл смеется, но все остальные молчат.)

Итальянец: Но разницы нет? Когда ночью это исчезает, больше нет отделенности от того, чем я сейчас являюсь?

Карл: Нет. Это здесь, сейчас. Ты просто каждое утро влюбляешься в образ – «я» – и затем снова оказываешься вовлеченным в отношения с собой. И эти отношения с собой означают, что есть два «я», и это невыносимо.

В тот момент, когда ты воспринимаешь какой-либо образ как второе, реальное, ты создаешь второе «я». То, что существует отделение, что вообще существует второй, – невыносимо. Никогда не наступит приятия этого второго. Поэтому ты жаждешь стереть его. Что бы ты ни делал, ты хочешь, чтобы он исчез, ты хочешь убить то, что не является тобой.

Но чем сильнее ты хочешь убить образ, тем живее он становится. И в тот момент, когда ты видишь, что это только воображение, убивать больше нечего. Ты не можешь убить воображаемую вещь. Так что же? Все в порядке. «Я не могу убить образ. Я ничего не могу с ним сделать. Так что же?» И тогда ты пребываешь в том абсолютном покое, видя, что убивать нечего. И ты обнаруживаешь: для Того, которым ты являешься, никогда не существовало второго. Это была просто идея, возникшая ниоткуда.

Женщина из Великобритании: И тем не менее, все продолжается. Ты продолжаешь вступать во взаимоотношения, совершать ошибки и добиваться успеха…

Карл: Ага.

Женщина: И все тем не менее продолжается, не важно, есть этот второй или нет, так?

Карл: Не имеет значения. В том-то и вся прелесть. Даже этот опыт выхода не имеет значения. Ты не можешь выйти из того, чем являешься. Это все. Это тотальный выход, но внутри никто никогда и не был. Так что же делать? Если ты – это То, что есть, что делать?

Женщина: Значит, не имеет особого значения, пойдешь ли ты и убьешь кого-нибудь или дашь сатсанг?

Карл: Ну почему же, я ведь машина-убийца! (смех)

Женщина: То есть, разницы нет.

Карл: Разницы нет. Это отсутствие выбора бытия, эта беспомощность, которая сидит здесь, это место «Карлуши», это имя, это нечто, наделенное личностью, – если бы у этой личности была идея преимущества, я бы здесь не сидел. Я бы просто поехал куда-нибудь на курорт, как это сделала бы личность, лежал бы на солнце и потягивал Маргариту по вечерам или что-нибудь в этом духе.

Женщина: Значит, у тебя нет выбора. Как получилось, что ты сидишь здесь?

Карл: Ты можешь мне сказать? Я абсолютно без понятия. Но я просто отказался от желания знать. Вот и все.

Женщина: Кто-то просто попросил тебя?

Карл: Ага, и было некоторое сопротивление, а когда сопротивление было сломлено, я оказался здесь. Так что сопротивление вызвало даже сидение здесь. Потому что до этого в течение многих лет я думал: «Я никогда не буду сидеть напротив чертовых искателей, присосавшихся тут с желанием что-то получить!» (смех)

Женщина: У тебя есть предпочтения? Тебе действительно было бы приятнее сидеть на пляже, как ты сказал, правда?

Карл: Прямо сейчас, честно говоря, если бы я мог просто сделать вот так (щелкает пальцами) и сидеть там, я бы сидел там. Но поскольку я не могу этого сделать, то я лучше буду сидеть здесь. Я слишком ленив, чтобы прилагать какие-то усилия. Я бы предпочел, чтобы меня передвигало бытие, а я был бы абсолютно ленив, каждый миг в этом приятии, и позволил бытию работать, как бытие это и делает в любом случае.

Женщина: И это срабатывает?

Карл: Срабатывает.

Женщина: Ты идешь и справляешь нужду, когда тебе нужно ее справить, а когда ты закончил, то встаешь?

Карл: Да. Знаешь, обычно женщина, убирающая туалет в ашраме, становится просветленной. Потому что она понимает – куча появляется, когда появляется. (смех) Но не под давлением. Под давлением – это всегда запор. В Германии сейчас очень популярен «семейный запор». (смех) Берт Хеллингер. Ты преодолеваешь влияние матери, преодолеваешь влияние отца, и тогда ты свободен. Ты преодолеваешь своих пра-, пра-, пра– ты преодолеваешь Адама и Еву.

Абсолютная шутка – ты мог бы избежать то бытие, которым являешься

Аико: Похоже, что все эти люди, которые достигли освобождения или разрушения, делали все возможное, прежде чем так или иначе достичь разрушения.

Карл: Они делали что?

Аико: Они делали многое, очень интенсивно.

Карл: Но все они говорили, что все произошло вопреки этому. В этом нет необходимости.

Франческо: То есть, надо понимать, что нам это не нужно?!

Карл: «Нужно» здесь ни при чем. Они просто не могли поступить иначе.

Франческо: И ты это действительно говоришь?

Карл: Здесь есть разница. Нет необходимости, но ты не можешь избежать всех ступеней до того. Это отличается от потребности. Тебе это не нужно, но ты не можешь избежать действий. Это нечто другое.

Тереза: И думаешь, что тебе это нужно.

Карл: Да, это идея о том, что тебе это нужно, только и всего.

Аико: Значит, с такой идеей ты можешь заимствовать все, что только услышишь?

Карл: Ты не можешь уйти оттого, чем являешься, потому что это твоя реализация в качестве персонифицированного бытия, момент за моментом. Этот личностный опыт часть твоей реализации. Здесь нет ничего неправильного или правильного. Ты не можешь избежать этой части твоей бесконечной природы.

Аико: Это как если бы ты то и дело иссякал?

Карл: Иссякнуть невозможно. Ты не можешь истощить свою энергию, потому что ты – это энергия.

Моника: Тут опять пора вспомнить про идею «предопределенности».

Карл: И что? Хорошо.

Моника: Может предопределенность быть рамкой?

Карл: Нет, это всего лишь еще одна идея. Основное, что надо понять, – это то, что не существует того, кто обладает некой предопределенностью. Обладает или нет.

Моника: Предопределенность случается.

Карл: Это просто чтобы сказать тебе, просто чтобы показать тебе, что, если есть предопределенность, ты не можешь изменить то, что уже происходит. Потому что тогда ты, возможно, успокоишься и будешь пребывать в этом «о'кей». Но даже это не помогает. Ты всегда снова поднимаешься и пытаешься все контролировать.

Моника: В любом случае все должно быть «о'кей».

Карл: Из этого «о'кей» всегда опять возникает «не о'кей». Тебе приходится жить с этим. Даже называя это «предопределенностью», ты пытаешься контролировать, потому что, если понимать это как предопределенность, та свобода или тот покой, которые возникают благодаря ей, зависят от этой идеи. Поэтому, что бы ты ни делала, ты впадаешь в зависимость от этого понимания предопределенности. Ты не можешь сделать шаг, чтобы выйти из этого. Выхода нет.

Эта непривязанность тотально привязана к непривязанности. Когда меня спрашивают, что делать, я говорю: будьте абсолютно привязаны к тому, что вы есть, будьте этим абсолютным бытием, поскольку вы не можете не быть привязанными к тому, что вы есть, будучи самой привязанностью. Вы не можете уйти от того, чем являетесь.

В абсолютной отождествленности больше нет отдельной отождествленности, отделенное просто отпадает, – но этого невозможно достичь. Эта абсолютная отождествленность с тем, что вы есть То, не может быть достигнута – вы должны быть ею! Но не путем какого-либо понимания, не путем выбора или еще чего-либо, поскольку вы есть То в любом случае, поскольку вы не можете не быть им, вот и все! Так будьте этим!

Маттиас: Готово.

Карл: Да конечно готово! Так что, это не имеет отношения к вопросу, который вы мне задаете: «Как можно стать этим?» Вы не можете не быть этим. Поскольку вы никогда не покидали того, что вы есть, вы не можете вернуться. Поскольку вы никогда не забывали, чем являетесь, вы не можете вспомнить его. Так что же делать?

Франческо: Ага, что же делать? Каждый день два часа спустя я не понимаю вообще ничего! (смех)

Карл: О, это звучит хорошо.

Хуан: Карл, у тебя было это переживание света, верно? Опыт поглощения пустотой и все такое, и после этого тебе было легко постичь это – Сердце бытия.

Карл: Нет, это было «между прочим», вопреки ему.

Хуан: Но ощущение такое, что я отождествляю себя с телом и умом, а ты хочешь, чтобы я прыгнул прямо в То.

Карл: Я не хочу, чтобы ты что-то делал. Я только говорю тебе, что ты есть вопреки тем переживаниям, а не благодаря им. Ты можешь пройти через эти переживания или не пройти, но они требуют того, кому это важно, а тебе это важно только потому, что ты думаешь, что существует путь, ведущий к этому. Тебе хочется пережить тот опыт, который поможет тебе снова стать… ля-ля-ля.

Это может произойти или не произойти, но ты есть, несмотря на это – не благодаря этому. Так что ты не можешь избежать жажды следующего шага, садханы или тапаса или тех упражнений, которые ты выполняешь. Они будут сделаны. Но, несмотря на них, ты будешь тем, что есть, – не благодаря им.

Так что, несмотря на это, я сижу здесь и говорю, что совершенно не важно. Это то, о чем говорил Будда в «Алмазной сутре». Он предельно ясно дал понять, что на земле никогда не было никакого Будды и никогда не будет. Он сказал, что учил сорок лет, но не сказал ни единого слова. Поэтому, совершенно не важно.

И даже Рамана сказал это, когда его спрашивали, в чем заключалась реализация Раманы. Он сказал, что нет такой вещи, как Рамана, который когда-либо реализовал Я. Я – всегда реализовано, так что остается реализовывать?

Никогда не будет образа, реализовывающего То, которое есть сам Источник. То, которое есть Источник всякого образа, всегда реализовано. Ему не требуется никакой реализации.

Так что вам лучше быть Тем, которое никогда не может быть реализовано, потому что оно уже реализовано. Вы не можете добавить больше реализации Тому, которое есть реализация того, чем вы в любом случае уже являетесь. Вы не можете сделать это большим – или меньшим. Ни одно понимание, ни один инсайт, ни одно отдельное знание не добавит ничего тому абсолютному знанию, которым вы являетесь.

И подобно тому как у последней рубашки не будет карманов, все, что вы получите в этой жизни, исчезнет, когда исчезнет это тело. Вы так гордитесь своей коллекцией инсайтов, и переживаний, и пониманий, а все это исчезнет в тот самый момент, когда исчезнет это тело. Исчезнет действие памяти, вот и все. Мы так гордимся. «У меня за плечами двадцать пять лет випассаны, тра-ля-ля!» (смех) А что потом? «У меня черный пояс, девятая степень!» Ну так и что?

Тогда я держусь за подпорки. По-немецки мы говорим: у последней рубашки нет карманов. Просто живите таким образом – ничего не имея, ничего не приобретая; нечего приобретать, нечему приходить – потому что у последней рубашки нет карманов. И вас ждет сюрприз. Когда это тело исчезнет, вы по-прежнему останетесь тем, что вы есть. Нравится вам это или нет, конца не будет, когда это тело исчезнет.

Пит: Когда тело исчезнет, это по-прежнему останется? [выставляет вперед кулак, поднимает большой, указательный и средний пальцы, затем снова сжимает их в кулак, затем поднимает большой палец и т. д.]

Карл: Да, да, это всегда начинается заново.

Лиз: Даже когда тела больше нет? Я думала, что смерть – это выход.

Карл: Нет. (смех) Единственный выход – это понимание, что ничто не рождалось. Единственный выход из этой идеи – это понимание, что никто не рождался. Единственное, что может умереть, – это идея «смерти». Когда понимаешь, что ничто никогда не рождалось, ничто никогда не умрет, – выхода не существует, дорогая моя. «Я просто надеялась, может быть, еще лет десять, и я покончу с этим!»

Лиз: Бывают дни, когда это сильно выбивает из колеи, а бывают дни, когда все в порядке.

Карл: Фантастика.

Лиз: Так что же, я не знаю. Или, может быть, все-таки знаю? Или, может быть, я есть?

Карл: Ты должна знать, что не знаешь, что не знаешь этого.

Лиз: Иногда просто отказываешься от всего.

Карл: Да? Ты никогда не можешь ни от чего отказаться, потому что не от чего отказываться. Невозможно отказаться от того, чего вообще нет. И ты не можешь отказаться отказываться.

Аико: О, ты безнадежен!

Карл: Но по-прежнему улыбаюсь! (смех) Поверь, безнадежность – это громкий смех, смех вселенной, хохочущей над шуткой о том, что ты когда-либо мог подумать, что можешь убежать от Того, чем являешься. Это на самом деле абсолютная шутка, что у тебя когда-либо могла возникнуть идея, что ты можешь умереть, что можешь убежать оттого бытия, которым являешься. Ну и идейка!

Лиз: Ну, идея заключается в том, что даже когда мы говорим, что не рождены и не умираем, то, когда мы умираем, мы прекращаем поиск, потому что прибыли на место.

Карл: Вы что сделали?

Лиз: Моя концепция в том, что, когда мы умираем, мы можем распрощаться с этим желанием познания, потому что достигаем его.

Карл: Ты не можешь прекратить влюбляться в себя.

Лиз: Ладно. Но я не хочу всего остального, вопросов.

Карл: Ага, только та любовь – это желание познать себя. Посредством этой любви ты хочешь знать, что ты любишь. Влюбляясь в себя, ты создаешь образ возлюбленного, и его ты хочешь познать, потому что хочешь знать, что ты любишь. Выхода нет. И ты не можешь не влюбляться в себя.

Ты не можешь вообразить себе, чем являешься. Поэтому воображение – это реализация того, что ты есть, и ты не можешь не реализовать себя. Ты не можешь не воображать себе себя. И благодаря воображению ты воображаешь себе любящего и возлюбленного. Этого ты не можешь избежать.

Вопреки любящему и возлюбленному, ты должен быть тем, что ты есть. Вопреки появлению и уходу, любящему и возлюбленному и всем тем идеям, – ты есть то, что ты есть, – не потому, что что-то должно исчезнуть. Ничему не требуется исчезать, потому что нечему исчезать.

Лиз: Я верю в это в данный момент, но в следующий – это снова вернется, как змея, вползающая обратно.

Карл: Да. Поэтому ты здесь сидишь.

Лиз: И изматываю тебя.

Карл: Не думаю, что это возможно. Многие уже пытались. (смех) Часами. Неделями. День за днем они пытаются высосать мне кровь, но высасывать нечего, нечего изматывать.

Лиз: Хорошо. Не буду чувствовать себя виноватой.

Карл: По-другому и невозможно.

Тишина, которой ты являешься, не может быть нарушена шумом Индии

Аико: Значит, ты мог бы делать это на протяжении восьми часов, а не двух?

Карл: О, я это делал. Как это было в Санта-Фе? С девяти до пяти, а потом с семи до девяти. Я это делаю неделями. Каждый день.

Франческо: О Боже.

Карл: Да, о Боже мой.

Франческо: Хороший мальчик.

Карл: Хороший мальчик? Мне жаль слушателей! (смех) Мне не надо слушать то, что я говорю. Поэтому я это говорю.

Маттиас: Поэтому люди и говорят.

Карл: Ага, так что им не нужно слушать.

Моника: Поэтому Рамана не говорил.

Карл: Но слушать он тоже не слушал. Что это за сказка о том, что он не говорил?

Моника: Он много не говорил, разве нет? (смех)

Карл: Камень тоже много не говорит.

Лиз: Но что-то он говорит.

Карл: Да, он говорит: «Я камень», если взглянуть на него. Кому принадлежит эта идея, что тишина – это непременное отсутствие говорения, говорения о чем-либо? Как будто тишине требуется неговорение. Какова идея!

Лиз: Какова идея здесь в Индии!

Карл: Да. Вот увидишь, пройдешься по улицам, и тишина, которой ты являешься, не будет нарушена никакими шумами. Это Индия для тебя! Все эти катастрофические, хаотические шумы отовсюду Каждое утро в четыре – здешний храм и все это «бла-бла-бла» в нем. Через какое-то время ты говоришь: «Хорошо! Если я не пойду, ладно».

Нет, я всегда указываю на То, которое есть сама тишина. Ты можешь говорить или не говорить. Говорение или неговорение – кого это волнует? Сознание говорит в любом случае. Даже ничего не говоря, ты так много говоришь. Ты не можешь остановиться.

Аико: (со смехом) Очевидно.

Карл: Очевидно! Взгляни на это! Все появляется из разговора. Из разговора с собой. Достаточно иметь идею и воображать себе что-то, как из первого слова, «я», появляется вся вселенная. Из этого разговора с собой, Само-развлечения, ты творишь целую вселенную. А затем ты говоришь: «Потише!»

Франческо: Нет. Просто говори помедленнее. (смех)

Георг: Говори покороче.

София: Говори по-итальянски.

Франческо: Нет, нет. Это слишком. Потому что тогда бы я мог понимать. (смех)

Карл: Если бы ты действительно понимал, что я говорю…

Франческо: Это слишком.

Карл: Он очень доволен, что я говорю так быстро и по-английски. Ангельский язык. Язык ангелов. Англо-Саксонский. По-немецки мы говорим Engel-Land, «страна Ангелов».

Франческо: Да? Ну и ну! Какое место!

Карл: И там очень узко, поэтому это Enge-land (узкая страна). (смех) Можно придумать все, что угодно из одного слова. Что-то от Бразилии?

Хуан: Я закончил свою речь. (смех)

Карл: «Судья, я закончил свою речь». Теперь тебе нужно расспросить свидетеля.

Моника: Свидетеля нет.

Карл: Ага, это я и имею в виду. Тебе нужно расспросить свидетеля. (смех)

Мэри и Тереза: Это мы и делаем! Мы расспрашиваем тебя!

Карл: (смеется вместе со всеми) Это «Кто я?» – расспрос свидетеля. Кто является свидетелем свидетеля? То есть, «Кто я?» означает «Кто является свидетелем свидетеля?». Кто воспринимает воспринимающего? Есть здесь разница? Кто тогда есть?

И ты отступаешь все дальше, дальше и дальше. Кто такой wit? Wit значит «белый». Белизна пустоты. Сначала был белый свет, затем появился свидетель. Если вопросов больше нет, то я просто поиграюсь словами. (смех)

Франческо: Ты можешь закончить свою речь.

Карл: Но если проанализировать язык, это на самом деле здорово! Wit означает «белый», как чистый свет, и тогда свидетель – это «чистая осознанность света», являющегося свидетелем этой чистой осознанности. Это прекрасно! Зрите в корень языка.

Все это Само-дельно. Вообразите себе! Если Я способно говорить с собой, то у нас с вами Вавилон. Из Вавилона возникли всевозможные языки. Они стали языками-сэндвичами.

Тереза: A babiller по-французски значит «бормотание» – бла-бла-бла.

Карл: В немецком то же самое.

Тереза: А когда ребенок начинает говорить, это babil^[13].

Карл: Бла-бла. Бла-билон. Вавилон.

Мэри: «Бормотать» означает «говорить неразборчиво».

Карл: Но это то же самое, что говорить на другом языке, потому что ты не понимаешь, что говорит другой. Ты теряешься. В любом случае, слишком много людей. Даже двое – это слишком много.

Франческо: Нужен только один.

Карл: Да, из одного получаются двое.

Франческо: Ты!

Карл: Я!