Читать книгу: «Печать секретности»

© Дегтярёва И.В.

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

* * *

2010 год

– Мы вас выбрали…

Что Раннер должен был сделать после этих слов? Раздуться от гордости, преисполниться чувством собственной значимости? Начать заискивающе улыбаться, прикладывая руки к груди?

Не считая, что ему делают одолжение, он лишь сдержанно кивнул и стряхнул пепел с сигареты в карманную серебряную пепельницу с гравировкой shamrock – трехлистным клевером на крышке. Жена для него купила ее в той самой роковой для них обоих поездке в Дублин.

На тот момент они были женаты только два месяца. Из-за его допуска к информации под грифом «Особой важности» он ездить за границу не мог. Она же за последние полгода много путешествовала. И не только по работе. Чехия, Сербия, Хорватия, Франция. После медового месяца в Сочи он скрепя сердце отпустил ее в Ирландию.

Именно там Уистл подкатил к ней с эксклюзивным предложением и усмешкой в зеленоватых глазах. В полутьме старинного паба «Медная голова», где он подсел к ней за столик, его глаза посверкивали как у помойного кота.

Ему даже не пришлось слишком давить на нее, чтобы подписала согласие работать на английскую разведку. Просто доходчиво объяснил, что мирно из Дублина она не уедет. Ее обыщут на таможне и непременно «найдут» что-нибудь из списка запрещенного к провозу. Далее продемонстрируют железобетонные доказательства, что провозила она «это» систематически, посещая каждый год съезд кинологов в Ирландии. Затем ее ожидает тюрьма Dochas Center. Там содержат и женщин. Никакие ее требования вызвать консула ни к чему не приведут. Во всяком случае, недели две в ужасных тюремных условиях сделают ее более податливой, и уже не понадобится консул. В случае согласия она будет иметь всё, что захочет, – деньги, ювелирные украшения, великолепный прием во время ее поездок за границу. Но главное условие – через нее заполучить согласие мужа работать на англичан.

Когда Раннер привез ее из аэропорта посреди ночи, она рассказала ему обо всем, завороженно глядя на мерцающий огонек его сигареты, словно паривший над постелью, как светлячок. Ослепленная вспыхивающим то и дело огоньком, она не различала даже его силуэт, только слышала ровное дыхание, подумав в какой-то момент, что он задремал. Но он не спал.

Привык анализировать, раскладывая любые события на составные, оценивая pro и contra. Он впервые столкнулся с ситуацией, когда не видел ни плюсов, ни минусов. Вакуум в голове космический и холод за грудиной. Единственное, что осознавал отстраненно, – страха нет. Совсем! Только когда отстраненность, как заморозка, исчезла, начало замирать внутри, будто он резко летел вниз в головокружительном вираже на американских горках.

Бросить жену – самый простой вариант. Ну подписала она согласие работать на англичан, а он с ней в разводе. Какие к нему претензии, кроме того что он смалодушничал? И вообще, что за странная попытка вербовки через третьих лиц? Это ведь должен был быть разговор с глазу на глаз, лицом к лицу, пусть не в ирландском пабе, но и на русской земле сошло бы, где-нибудь на берегу Волги. Хоть в «Трактире на набережной» или в «Башне».

И такая встреча состоялась. Они осмелились сунуться в Ярославль, хотя могли этим выдать Раннера с головой…

Вторая встреча произошла на Москва-реке, когда снова прозвучало сакраментальное: «Мы вас выбрали…» «Спасибо, родные, уважили», – Раннер и сам не знал, искренен он в этих словах или тут больше злой иронии.

Тогда спросил и про свой псевдоним. Раннер – это и полоз, и бегун в переводе с английского. Однако полоз – змея неядовитая. Маисовый полоз может дорасти до полутора метров, но ни капли яда в зубах. Его еще называют «крысиная змея».

Бегун, крыса, безобидная змея – совсем нелицеприятные эпитеты для агента. Но куратор терпеливо объяснил, поблескивая очками в свете заката:

– Полоз – бесшумный. Они любят жить около ферм. Там всегда есть чем поживиться. Считайте вашу организацию такой фермой. – В его очках отражались река и спиннинг кислотного зеленого цвета, распугавший всю рыбу. Маскировочка!

Вдалеке виднелся мост, запруженный машинами, направляющимися в Мневники. У противоположного берега полузатонувшая баржа темнела на контрастно желтеющей от уходящего солнца воде. Позади огромный склон, по которому зимой катаются на лыжах. Купаются и рыбачат с той стороны, где баржа. На этот же берег добраться сложно. Чтобы спуститься, Раннеру пришлось постараться. Он несколько раз проехался на пятой точке и едва не воткнул складной спиннинг себе в глаз, проклиная все на свете…

Но все это было двумя месяцами позже. А тогда, после возвращения жены из Дублина, в темноте их комнаты раздавался ее тихий голос. Раннер глотал табачный дым, словно он был густым, как кисель. Все забивал запах смеси парфюма от пакета из дьюти-фри. Он так и стоял нераспечатанный – ирландский скотч и какие-то духи. Странно, что в такой ситуации она смогла еще думать о покупках. Раннера поразило ее хладнокровие и убедило в правильности выбора.

Она привнесла в его жизнь атмосферу авантюризма и неистребимый дух псины. Овчарка Грета занимала полкухни со своим диванчиком. Ошейник, унизанный чемпионскими медалями, висел на планке с крючками в коридоре, а когда по коридору гулял сквозняк из-за открытого на кухне окна, медали позвякивали, раскачиваясь вместе с поводками и строгим ошейником с шипами.

Нет, он не бросит ее, не оставит разбираться один на один ни с Уистлом, ни с какими-либо другими спецслужбами, в том числе родными, российскими. Ведь в случае его отказа сотрудничать англичане передадут в ФСБ подписанное ею согласие. Предоставят доказательства – аудио-, видео-, фотоматериалы встречи с Уистлом. Ее могут посадить, но и его станут подозревать, особенно с учетом специфики его работы.

Их расчет оказался верным. Но кто на него вывел Уистла и компанию? Кто настолько хорошо охарактеризовал англичанам отношения будущего Раннера с его молодой женой, что они могли сделать настолько серьезную ставку на нее, на их привязанность друг к другу? В таком деле или пан, или пропал. Угрозы англичане мастерски комбинировали с обещанием золотых гор.

Жена говорила вкрадчивым голосом, а он представлял все так, словно сам находился с ней рядом в полутьме паба, расположенного недалеко от Торговой набережной столицы. Там висели на кирпичных стенах фотографии с автографами знаменитостей, посещавших это место. В пабе когда-то сиживал Джонатан Свифт, может, сочиняя своего Гулливера. Старинные напольные часы у барной стойки пробили половину восьмого. Заиграли скрипка и гитара – пришли музыканты. Они выступали бесплатно, для своего удовольствия. Аппетитно пахло пивом и сильно табачным дымом. Тогда еще в Европе дымили напропалую во всех подобных заведениях. Сквозь дым, плотный, сизый, прорвался к ее столику хлюст в коричневом полосатом пиджаке и галстуке цвета детской неожиданности. Он улыбался так лучезарно, как старый знакомый или коммивояжер. Она так и подумала, что он собирается ей что-то втюхать.

2019 год, Москва

Майор ФСБ Вася Егоров потерял было из виду этот грузовичок на повороте – Василия задержал перебегавший дорогу бомж с большим мешком, из которого выпал стоптанный ботинок и какие-то кульки. Бомж, покачиваясь, неторопливо начал собирать свой скарб.

Матерясь под нос, Вася постукивал пальцами по рулю своей серо-пыльной «Ауди». Машину ему отдал вдруг расщедрившийся отец, когда Егоров-младший с женой и сыном переехал в Москву из Ижевска. Перевод в Департамент военной контрразведки, как видно, впечатлил даже эмоционально-сдержанного родителя, который тоже служил в ФСБ в недавнем прошлом. Дед Егорова был офицером нелегальной разведки.

Машину Виктория быстро прибрала к ручонкам, маленьким, но цепким. Жена ездила на авто на оборонное закрытое предприятие, где работала инженером. Вася устроил ее туда. Она и семейным бюджетом верховодила, зная, что Вася (дай ему волю) беспечно потратит все деньги на оружие – смазку, ершики, патроны, а то и приобретет новый ствол, хотя ими и так забит немаленький сейф в их хрущевке.

В дом два на Лубянку Вася ездит «одиннадцатым номером», на своих двоих. Парковаться-то негде. Он попробовал было. Нашел местечко только у ведомственной поликлиники, но из-за этого опоздал на утреннее совещание.

В итоге Васю великодушно пускали за руль по выходным, когда требовалось отправиться за продуктами для блага семьи, чтобы пополнить закрома съестными припасами. Как сегодня.

– Ну же, ну, – торопил Вася бомжа и напел с досадой: – Старушка не спеша дорожку перешла, ее остановил милиционер… Несу я в сумочке кусочек булочки, и хвост селедочки, и шкалик водочки… – Он нажал на автомобильный гудок.

Зря! Подскочив на месте от испуга, бомж выронил еще несколько свертков. Вася похлопал себя по карману куртки. Убедившись, что удостоверение на месте, подался вперед к лобовому стеклу, окинул взглядом столбы и, не заметив камер видеонаблюдения, решил объехать бомжа по тротуару. Удостоверение камерам показывать бессмысленно, и нет шансов списать штраф на оперативные расходы. Он вырулил на тротуар, услышав, как с заднего сиденья, шурша, скатились рыночные пакеты – шлепнулась мягко хурма, а сверху ее придавила картошка, пять килограммов.

Василий подумал, что Вика припомнит ему хурму отдельной строкой, когда он привезет домой хурмовое пюре. Дернуло же его потащиться за этой «газелью»…

Все из-за рутины. Вася перевелся в Москву и утонул в рутине. Никаких острых реализаций в ближайшее время не предвиделось. Увидев воскресным утром, после посещения Кунцевского рынка, грузовичок, набитый тюками с картоном, Вася поехал за ним как наивный мальчишка.

Всего лишь надпись на картоне: «Посольство, 2 корпус». Какое посольство? Какой второй корпус? По посольствам специализировались американский, турецкий, английский и другие отделы ДКРО¹. Департамент военной контрразведки интересует сохранность военных секретов. Вовремя дать по блудливым ручкам в рыжих английских веснушках или с загаром с побережья Майями. В основном их поползновения приходится пресекать. А если лезут охочие до чужих секретов типы из стран бывшего СССР, то они, как правило, аффилированы с теми же ЦРУ или МI6.

И все-таки Вася не удержался от соблазна проверить, что это за картонки. Он не сомневался – коллеги из иностранных отделов проверяют всех, кто выходит из дверей посольства, и всё, что оттуда выносят, включая мусор. Не стоит рассчитывать, что, скажем, цэрэушники случайно выбросят шифровку со стаканчиком из-под кофе. Это нереально.

Проскочив несколько поворотов, Егоров наконец снова увидел вдали грязный борт «газели» с еле различимой от пыли надписью «Вывоз вторсырья». Та самая, на борту по засохшей грязи еще написано нецензурное воззвание к водителю, дескать, не стоит так парковаться. Останавливать «газель» на дороге Вася не хотел. Лучше дождаться, когда водитель доедет до места назначения.

Покрутившись по району еще немного, «газель» въехала в ворота пункта приема картона на улице Генерала Дорохова. Василий зарулил следом, благо ворота не закрылись. «Газель» встала у ангара с большим навесом, где высились огромные стопки картона.

Егоров вышел из машины и приблизился к узбеку, выпрыгнувшему из кабины.

– Салям алейкум, уважаемый, – Вася, несмотря на уверенный тон, не испытывал уверенности в том, что делает. – Вы не могли бы мне продать немного картона?

Смуглое, в оспинах лицо немолодого узбека нисколько не переменило своего сонного выражения, словно к нему все время подходили с такой просьбой. Он откинул задний бортик кузова. Тюки с картоном были стянуты крупноячеистой сеткой, через которую Василий и увидел надпись, сделанную довольно крупно. Егоров ткнул пальцем в ближайшую пачку:

– Вот эту, уважаемый. Мне для дачи нужно, для утепления сарая. Стены обиваю. Сколько?

– Пятьсот, – назвал цену узбек и глянул вызывающе.

Вася подозревал, что содержимое всего грузовика стоит ненамного больше, но без препирательств отдал деньги.

– А где брали такой замечательный картон?

Узбек, как показалось Егорову, не видел в картоне ничего замечательного, кроме пятисот рублей, которые сорвал с глуповатого дачника. Однако властелин картона все же удивил.

– Ты из полиции, что ли? – спросил он, не требуя удостоверения. По-русски говорил очень хорошо. – Этот картон я брал на Смоленской набережной.

– Далековато возить. А поближе нет пунктов приема? – Егоров не стал спорить. По опыту знал – дело бесперспективное. Хорошо хоть узбек принял его за полицейского, а не за фээсбэшника.

– У них договор с этой конторой. Сюда и вожу.

Вася подумал, что вряд ли посольство будет снисходить до договора с макулатурной компанией. Краем глаза он увидел расценки на стенде под навесом – семь с полтиной рублей за килограмм. Подзаработать решили британцы на макулатурке? Что-то тут не так.

Егоров прищурил ярко-голубые глаза, потер почти квадратный подбородок со светлой щетиной. У него образовалась сосущая пустота в желудке, и не оттого, что время-то обеденное. Он смекнул – сегодняшняя инициатива выйдет ему боком. Если в самом деле напал на что-то интересное, то уже засветился. Вася представил себе лицо Олега Ермилова – начальника отдела, его стальные глаза и плешивый огромный лоб, как у Сократа, и понял: будут драть за самодеятельность. Надо валить отсюда подобру-поздорову.

– Есть веревка, уважаемый?

– Сто, – кивнул узбек.

– Что «сто»?

– Рублей.

Привязав картон к ржавому багажнику на крыше своей машины, Василий отъехал от склада подальше. Остановился у какого-то монументального белого здания с трубой, решил было осмотреть картонки, но передумал. Чтобы сориентироваться, высунулся в окно и пригляделся к надписи на столбе: «Троекуровский крематорий». Он нервно хихикнул и пробормотал:

– Это еще успеется. Шеф мне устроит персональный крематорий.

Бросить находку на обочине или у ближайших контейнеров для мусора теперь уже не осмелился. На Смоленской набережной посольство Великобритании. И кроме того, существование договора посольства со складом приемки макулатуры – это нечто! Какая им разница, куда бросят их картон!

Вася поехал в центр, не заезжая домой с покупками, представляя Викино справедливое негодование. В машине возмутительно пахло солеными огурцами, маринованным чесноком и зеленым луком. Есть хотелось неимоверно.

Сглатывая слюну, Егоров алкал пищи. Но пришлось подумать сначала, как тащить эту увесистую стопку картона на себе. Вспомнив, что сейчас дежурит по отделу капитан Леня Говоров, он с удовольствием побеспокоил своего соседа по кабинету звонком:

– Ленечка, дорогой, спустись-ка. Жду тебя у подъезда. Глазоньки все проглядел.

– Чего тебя принесло? – осторожничал капитан, чувствуя подвох.

И не зря опасался: Вася взвалил на него объемную и габаритную стопку картона и заставил отбрыкиваться от комендатуры, бойцы которой охраняли вход в святая святых. Леонид человек нудный, неуверенный в себе. Он краснеет, потеет, но своего всегда добивается.

В итоге Егоров и Говоров прошли в обнимку с картоном в дом два, встречая в коридорах сотрудников, которых хватало тут и в выходные. И каждый, кто знал военных контрразведчиков, не преминул поинтересоваться, чем они приторговывают.

Говоров сопел, потел, не отвечал на подколки и копил энергию до кабинета, где напал на Василия:

– Ты решил нарваться? Неужели думаешь, что отыскал клад на свалке? Детский сад! Тебе просто очень хочется еще медальку.

Леня не то чтобы завидовал, но его задело, что они работали вместе по американским базам в Сирии, которые Штаты решили втихаря сдать туркам, а медаль «За отвагу» получил только Егоров. Да, его ранило во время оперативных мероприятий в Сирии, ему довелось успешно применить свои стрелковые навыки, сняв курдского снайпера. И все же. Они ведь вдвоем вовремя разузнали об американо-турецких планах, чем способствовали прекращению вторжения Турции на курдские территории, предотвратили геноцид курдов (турки не преминули бы разобраться с ненавистными курдами), и в конечном счете на оставленных американцами базах первыми оказались сирийские военные и русские.

– Шеф однозначно сказал, что лимит у кадровиков на медальки и поощрения в этом году исчерпан, – сдерживая смех, ответил Вася. Он уже пристроил картон около книжного стеллажа у входа и, стащив со стола Лени булочку, с набитым ртом добавил: – Даже если найду всех предателей разом, ничего не светит… Надо картон отправить на исследование в Институт криминалистики. Просветить его вдоль и поперек. Тайнопись, микроточка. Там народ башковитый, вот пусть и мозгуют.

Леня покосился на тюк картона.

– Термическое воздействие, обработка щелочью и парами йода могут повредить микроточку. Это если искать тайнопись.

– Пускай сначала точку ищут. – Вася дожевал и дернул кадыком, проглатывая сухой хлеб. Бесцеремонно допил кофе из чашки Говорова. Тот только головой покачал.

– Ты представляешь, какой объем работы? Каждая картонка с двух сторон, да еще внутри нее ячеистый материал. Это нереально. Нас придут бить эксперты и весь центральный аппарат, работу которого мы остановим одной-единственной экспертизой. Меньше миллиметра. Пойди найди!

– А чего сегодня в столовке? – Вася сел на край своего письменного стола, погладил модель автомата Калашникова по бронзовому стволу. Эту модель на деревянной полированной подставке Вася привез из Ижевска, где начинал службу в оружейном концерне, работая в отделе экономической безопасности УФСБ по Удмуртской Республике.

Васю помариновали крепко, прежде чем перевели сначала в московское управление ФСБ, а потом и в центральный аппарат, в ДВКР, куда его перевода затребовал сам Ермилов после одного совместного с УФСБ мероприятия, где Вася отличился. Так он стал военным контрразведчиком.

– В столовке, как обычно, изжога в ассортименте. В сейфе бутылка кефира. – Леня открыл дверцу своим ключом. – Ермилов тебе голову оторвет. Вот ты его шефом называешь, а он от этого бесится. Рассказывай все по порядку. Я, может, сыграю роль твоего адвоката.

Егоров рассказал про недавнее преследование «газели». Про Смоленскую набережную и загадочный договор.

– Если все так и картонки – это контейнер – средство безличной связи для агента, – Говоров помассировал свои пухлые покрасневшие щеки и заключил: – тогда ты наломал дров. Засветился на объекте, вступил в прямой контакт с водителем, который, возможно, осведомлен. Дело передадут английскому отделу. Кстати, наш Ермилов начинал работать в ФСБ в английском отделе.

– Подождем с догадками насчет агента, – Василий улыбался: слишком заманчиво напасть на след агента вот так, выехав с утречка на рынок за овощами. – Стоит узнать результаты экспертизы.

– Прежде чем узнавать результаты, придется доложить Ермилову и только с его санкции сдавать макулатуру на экспертизу. Угу? – Говоров, не склонный к иронии и не всегда понимающий шутки, вдруг стал ехидничать. Показал глазами на телефон. – Я не рискну его побеспокоить в выходной. В редкий выходной, когда он в самом деле выходной.

Василий снял трубку с выражением лица великого мученика. Он выглядел как мальчишка, которому надо сознаться суровому папаше в том, что курил за школой. Он хлопал светлыми ресницами и с ненавистью косился на картон.

– Сам виноват, – оценил его страдания Говоров, – ты просто перевозбудился от сирийских приключений. Две командировки на Ближний Восток, перестрелки, дурное воздействие этого арабиста Горюнова из УБТ². Ты и решил, что можно ковбойствовать и тут. Не-ет. Тебя быстро поставят в рамочки. У нас слишком много инструкций. Удивляюсь, что Горюнов, бывший столько лет нелегалом, такой резкий и неосмотрительный.

Егоров отмахнулся, когда гудки в телефонной трубке прервались и раздался слегка сонный, с хрипотцой голос шефа. Обрисованная в общих чертах ситуация не слишком удовлетворила Олега Ермилова, и через полтора часа он приехал в отдел. Заглянул к своим незадачливым оперативникам. Посмотрел на связку картона, поджал тонкие губы, покачал головой и бросил:

– Оба ко мне в кабинет!

Дверь за шефом захлопнулась. И Говоров грустно покраснел и пробормотал:

– Я-то при чем? Вот как ты, Васенька, умеешь втянуть в свои авантюры ни в чем неповинных людей?

Егорову пришлось снова детально пересказать историю про «газель» с картоном, стоя в кабинете шефа и уставившись в настенный календарь немигающим взглядом. Леонид спрятался за его широкими плечами. Перед тем как явиться к Ермилову, Вася переоделся: старые джинсы, футболку и свитер сменил на костюм, который предусмотрительно держал на работе. Ермилов слишком педантичный. Как подозревал Вася, шеф, наверное, и спит в костюме и при галстуке.

Василий считал его лучшим хотя бы потому, что полковник Ермилов обратил внимание на майора Егорова. Именно Ермилов почти на каждом совещании призывал сотрудников быть внимательными всегда и везде, замечать детали и копать, даже когда кругом один бетон или кажется, что бетон. Егорова он убедил и теперь, вроде бы не слишком осерчал.

– Ты сказал, что узбек чересчур хорошо говорил по-русски? Номер машины запомнил? – Увидев, что Василий кивнул, Ермилов повернулся на своем кресле к стене. Там на гвоздике висели деревянные четки.

Пока шеф не видел оперативников, либо философски разглядывая стену, либо пытаясь успокоиться, Говоров ткнул Васю кулаком в бок и провел пальцем себе по горлу.

– Отправляйте картон в институт, – Ермилов повернулся обратно. – Егоров, запроси английский отдел, не замечены ли машины дипломатов в этом районе в то время, когда туда привезли твою находку. Особенно тачки тех, кто у них на специальном контроле, кого подозревают в работе на спецслужбы.

– Слишком сложная схема передачи информации агенту. Так не делают, – засомневался Говоров. – Неизбежны случайности. Такие, как сегодня им организовал наш Василий.

– Свободны! Ждем экспертизу.

* * *

Василий не собирался предаваться страданиям. Хотя он, конечно, предвидел, что на картоне ничего не найдут. Тогда слух о нем «пройдет по всей земле великой», само собой в завуалированной форме, без указания ФИО. Однако будут ходить легенды о некоем богатыре, который смог в виде вероятного контейнера от англичан притащить гору мокрого старого картона. А уж в отделе пропесочат как пить дать!

Да и дома Виктория закидала его мятой хурмой и давлеными помидорами – морально, а не физически. Егоров все же довез продукты домой к вечеру и услышал вместо благодарности: «Тебя только за смертью посылать!» «Ну хоть на что-то я гожусь!» – обиделся он. Вика за словом в карман не полезла: «Тогда и ужинать будешь завтра».

Валерка, одиннадцатилетний сын, начал было поддакивать матери, как тощее эхо с русым чубчиком, но Вася напомнил отпрыску, что задачи по алгебре ему помогает решать отец, а не мать. И сын благонравно удалился в свою комнату. Ужином запахло через полчаса…

Первый слабый сигнал к облегчению Васиного щекотливого положения пришел в понедельник от английского отдела. Нехотя «англичане» сообщили, что в самом деле один из дипломатов, а затем и другой проехались около МКАДа в районе улицы Генерала Дорохова в указанный в запросе период времени. Более отчитываться перед военными контрразведчиками они не собирались. Не принято делиться информацией без официального запроса, санкционированного даже не Ермиловым, а руководителем ДВКР.

Об этом сообщил Говоров, когда Егоров утром появился в кабинете. Леня выглядел чуть сонным после дежурства, но поспать успел.

– Ермилов сказал, что в его бывшем отделе пытались у него вызнать, почему такой интерес к конкретному адресу. Он пока нагнал туману. Исследования картона ведь еще нет и неизвестно когда будет.

Вторым, уже не сигналом, а сиреной тревоги, стали итоги экспертизы, полученные Леней вечером понедельника. Говоров пришел в кабинет с заключением и загадочным лицом:

– Ну, Васенька, ты везунчик!

– Давай без прелюдий. Меня не надо распалять, – рассердился Егоров, выхватив папку у него из рук, и начал жадно читать.

Нашли микроточку. «Это не я везунчик, а тот, кто начал поиск именно с того участка картона, куда ее прилепили, – подумал Василий. – Крошечный микрокусочек микропленки…» Ниже, ниже, перескакивая строчки. Содержимое пленки: «зашифровано». «Кто бы сомневался!» – согласился он, но все же разочарованно.

– Шефу докладывал? – встряхнул папкой Егоров. – Пошли вместе.

Говоров пожал плечами и все-таки вылез из-за стола.

Нацепив очки, Ермилов прочел заключение.

– Что говорят дешифровщики? Есть шансы? – он посмотрел на Говорова, безошибочно определив, кто именно получал экспертизу, и не сомневаясь, что Леня уточнил дальнейшую судьбу микроточки.

– Работают. Я их сориентировал, что изготовители, скорее всего, британцы. Дешифровщики покивали, то ли соглашаясь, то ли принимая к сведению. Смятения на их лицах я не обнаружил.

– Да они ребята невозмутимые. – Ермилов закрыл папку и стукнул ею себя по кончику носа. – С этим уже можно что-то предпринять. «Англичане» профукали закладку. Сделана она авантюрно и не без злого умысла: загрузить нашу экспертизу тоннами картона, если бы английский отдел стал проверять все «газели» с картоном, отъезжающие от посольства. Ведь такую закладку могли проводить изредка. Даже наверняка. Теперь Василий Стефанович сломал им этот канал передачи информации. «Англичане» наверняка обвинят нас, что мы действовали топорно.

– Ценю ваше великодушие, шеф, – пробормотал Егоров. – Но дров наломал я своим, так сказать, персональным топориком.

– А отдуваться будет весь Департамент, – согласился Ермилов. – И макулатурку эту передадут «англичанам». Подам записку нашему руководству о том, что у нас на руках есть средство безличной связи, от кого и кому – не установлено. Пока нет никаких свидетельств о подведомственной принадлежности. Только слова узбека, что он привез картон со Смоленской набережной. Дождемся дешифровки. А что касается английского отдела, если контейнер принадлежит все же британской разведке и они проморгали… – Полковник погладил себя по залысине и умолк.

Ехидничать по поводу работы английского отдела он не собирался. Работал там еще в начале двухтысячных. Когда его перевели в военную контрразведку, Ермилов не обрадовался. Он тогда расценил это как понижение.

К первой своей работе в ФСБ, в английском отделе, он относился трепетно. Помнил, что и тогда людей не хватало, в особенности в наружном наблюдении. Это не советские времена, когда наблюдением занимались одновременно сотни сотрудников. В современных условиях приходится выбирать объекты для слежки только самые перспективные в контрразведывательном плане. Будут ходить и ездить за установленными разведчиками, работающими под прикрытием тех или иных должностей в посольствах, а не за мусором. Больше вероятность, что кто-то из псевдодипломатов выйдет на контакт с агентом или на проведение тайниковой закладки, чем то, что тайниковую закладку произведут в мусор, а главное, «мусор» еще беспрепятственно должен доехать до адресата.

– Довольно много посторонних участвуют в операции: узбек-водитель, приемщик на складе, возможны еще передаточные звенья… Слишком сложная схема.

– Но риска – ноль. Если не пронюхает наружка. А она, как мы убедились, не пронюхала. – Вася поглядел на свою самодовольную физиономию, отражавшуюся в черневшей на стене плазме. Пригасил радость. – Если бы узбек был хоть каким-то боком в деле, он бы не отдал картон мне и за тысячу. Кстати, теперь-то уж пятьсот рублей мне наш финансист мог бы вернуть. Это все-таки оперативные расходы.

– А чек тебе тот узбек дал? – заинтересованно взглянул на него Ермилов. – Тогда уймись! И вот тебе контраргумент по поводу узбека. Предположим, он в деле. К нему подходит мутный тип в тот момент, когда операция по передаче содержимого тайника агенту в самом разгаре, и требует отдать тайник. Что самое безопасное? Не препираться. Иначе это вызовет подозрения. Шансов найти микроточку ничтожно мало, да и тебя он принял за полицейского. Проще продать картон, что он и сделал.

– Либо он слепой исполнитель. – Говоров встал на сторону Егорова. – За эту версию говорит надпись на картоне. Зачем она? Спрятали бы тюк из посольства подальше. А поскольку узбеку было все равно, что именно он везет, то положил картон с краю.

– Думаю, надпись на картоне – случайность. Микроточка была не на картонке с надписью, а в середине тюка. – Ермилов переложил листок с заключением исследования Института криминалистики ФСБ в папку для доклада и взглянул на часы. – Судя по экспертизе, надпись на картоне сделана русскоязычным человеком. Возможно, кто-то из русской обслуги посольства. Эксперт не исключает, что просто расписывали ручку. Попробуйте аккуратно прощупать, что это за приемка картона. Кто хозяин, список сотрудников… На всякий случай проверить организации по соседству. Я так понял, что там довольно большая территория – множество ангаров и арендаторов. Было бы разумнее, чтобы агент имел доступ к картону, но не принадлежал фирме, скупающей картон. Лучше всего искать арендаторов на короткий срок, меньше месяца. Кто и когда привозил картон? Постоянные водители по договорам. И все это необходимо сделать, не поднимая шума. Вы меня поняли? Никаких контрольных закупок, – он подмигнул Егорову. – Хотя, если я хоть что-то понимаю в нашей работе, то там уже и духу нет тех, кто замешан в деле. Но это тоже своего рода след.

– А есть ли смысл, если все равно дело передадим в английский отдел? – Леня застенчиво покраснел.

– С чего ты взял, Леонид Игоревич? Доложим руководству после расшифровки, и будет принято решение. Возможно, речь пойдет о совместной разработке. Чего сейчас гадать? Мы ведь пока не передаем информацию «англичанам» или кому-то еще, а время идет. Улики тают, как пломбир. Надо их зафиксировать сейчас. Потом и концов не найдем. Вне зависимости от того, кто будет заниматься – мы или «англичане».

– Разрешите кого-нибудь из отдела привлечь к нашим изысканиям? – Егоров понял, что аудиенция закончена. Телефоны Ермилова уже с минуту надрывались поочередно, а то и в унисон. – Я там засветился.

– Исключено. Вы двое и так со своими инициативами то и дело нарушаете мои планы по работе отдела. Леня, персональная просьба к тебе, проследи за Егоровым, чтобы он не исчезал в тире надолго, предаваясь размышлениям. Он то с одним отделом на стрельбы ходит, то с другим. Я терплю, так как он от нас в соревнованиях участвует. Как-никак честь отдела.

Егоров – мастер спорта по пулевой стрельбе из крупнокалиберного пистолета и винтовки. Он помешан на оружии. Ему думается лучше, когда он отгораживается от мира тишиной подвала, где расположен тир, и мягкой ватностью наушников.