А мы всё так же жизни главные герои

– Точно. Вот мне вспоминается история, как какой-то тип сорвал тебе сделку. Заявился на переговоры, начал там дерзить, хохмить и меряться членами с клиентом – что-то такое, да? Это же тоже он?

Тамара не удержалась от ухмылки.

– Удивляюсь, откуда ты можешь знать эту историю, – она, приподняв бровь, покосилась на Машу.

– От неё, от неё, – подтвердила Лолита. – Так ты можешь мне объяснить, он из ревности это делал?

– Типа того.

– А ты с этим клиентом что-то мутить собиралась?

– Да так, – уклончиво ответила Тамара. – Ничего особенного. Но Жорик почувствовал, как он выразился, сексуальное напряжение. И пришёл – метко сказано – померяться членами, – она заметила, как Лолита с Машей с любопытством переглянулись. – Не могу вспоминать без омерзения этот эпизод. Но это мелочи. В другой раз он развёл половину офиса, сымитировав обыск в моём кабинете. Четверо здоровых амбалов врываются ко мне, запирают дверь, валят на пол моего референта, тыкают в меня пистолетом. Четверо ушлёпков с киностудии – массовочное мясо, которое в свободное время ходят по злачным местам потными Лунтиками и Олафами. Ну вот, он их нарядил в форму спецназовцев – там же, на киностудии, одолженную, вооружил собственными маркерами для пейнтбола, нарисовал им в фоторедакторе судебное постановление на проведение обыска, и привёл этот цирк в мой офис.

– Господи, а цель какая? – вытаращила глаза Лолита.

– Произвести впечатление.

– На тебя?

– Ну, и на меня, конечно, тоже. Но и в целом – на публику. Он это всё, естественно, заснял, выложил на ютуб и потом месяц дрочил от комментариев. А в офисе эту историю до сих пор молодняку травят. Когда всё выяснилось, меня стошнило. Я жалею только об одном: что у меня не получилось сделать это ему на костюм.

– Блин, да он у тебя настоящий псих, – заключила Лолита, упоённо улыбаясь.

– Он мудак, а не псих, – невозмутимо возразила Тамара.

– Блин, ну я же тебя знаю, Томка. Тебя все эти вещи должны заводить.

– Они и заводили, – признала Тамара. – По дурости. А теперь, как вспомню – тошнит. От всего, что с ним связано.

– Ну, тебе виднее… Мне запомнилось только, что любовь у вас была безумная.

– А ещё – именно благодаря Жорику я заработала черепно-мозговую травму и посадила зрение – Маша ведь рассказывала тебе, как синий Жорик устроил романтическое рандеву по ночному городу, силой привязав меня к мотоциклу и сев за руль? Хорошо, что больница оказалась недалеко от места аварии, ага. И именно Жорик тот маньяк, что довёл мою маму до сердечного приступа, заявившись к ней однажды ночью, когда я была в командировке, опять-таки нажратый, и угрожая поджечь квартиру, если она сию секунду не перестанет меня прятать. И, как ни странно, это тот самый кабель, который перетрахал половину офиса в надежде вылечить хроническую депрессию. А также, какое совпадение, тот самый поц, который искал себя, а нашёл инсулинозависимый сахарный диабет, – Тамара усмехнулась и добавила после паузы. – Я могу ещё долго продолжать. Но, думаю, вам и так ясно.

Лолита сглотнула, опять коротко переглянувшись с Машей.

– А сейчас – вы до сих пор вместе работаете? – с робостью в голосе спросила она.

– Ага. Он директор по правовым вопросам в той же компании, что и я, – беспечно ответила Тамара.

– Но ты же не в его подчинении? – осторожно уточнила Лолита.

Тут уж Тамара почувствовала тягу переглянуться с Машей.

– Лолита, а ты вообще в курсе, кем она работает? – встряла Маша.

– Какая-то заправочная контора, – Лолита вопросительно кивнула.

– Нефтегазовая, – сказала Тамара.

– Это… Супернафта, – многозначительно поведала Маша.

– Ааа… – протянула Лолита с плохо скрытым недоумением. – Вот эти заправки, да?

– Заправки, нефтеперерабатывающий завод. Одно из самых крупных и прибыльных предприятий в Украине, – продолжала Маша, испытующе глядя на Лолиту. Лолита, оттопырив губу, с внушением закивала. – Тамара – замдиректора южного филиала, – Маша сделала паузу, добившись-таки должного изумления со стороны Лолиты. – Без пяти минут директор филиала.

Лолита перевела прояснившийся вопросительный взгляд на Тамару. Тамара самоснисходительно поджала губы.

– Сечёшь, с кем сидишь за одним столом? – разошлась Маша, и вдруг её лицо вытянулось от ужаса и восторга. – Подожди… я же не сказала тебе! – Маша замахала руками. – Ты же, конечно, не знаешь… – она замерла с полуоткрытым ртом, глядя на Лолиту.

– Ну, не томи, – раззадорилась та.

– Тому признали лучшим региональным топ-менеджером в Украине по результатам прошлого года, – Маша проникновенно замолчала, наслаждаясь реакцией. – Международное рейтинговое агентство. Лучший региональный топ-менеджер. Первое место в стране!

Лолита посерьезнела, пристально, с нежностью посмотрела на Тамару.

– Откуда только ты это знаешь? – борясь со смущением, покачала головой Тамара.

– А мама прочла в Одесском вестнике, – с готовностью призналась Маша. – Звонит, говорит, тут в газете про твою Тамару. Она сильно впечатлилась. Какая, говорит, умница. Ну, говорит, по ней ещё в школе было видно, что толк будет. Позвони, говорит, поздравь. А я как-то постеснялась – было Рождество, знаю, что на Рождество ты всегда в Альпах. Чего отвлекать, думаю, – решила, что при случае скажу тебе. А потом мы с тобой столько раз по телефону говорили, а у меня из головы вылетело.

– Значит, ты – большой босс? – перебила Лолита.

– Типа того, – выдохнула Тамара и сделала глоток вина.

– Ну, что сказать, – развела руками Лолита. – Кроме того, что я очень за тебя рада. И очень тобой горжусь, – добавила она, понизив голос. – Теперь понятно, откуда взялась квартира, – ещё добавила удовлетворённо и задумчиво. – И всё-таки, – вновь оживилась. – Если вы с ним вместе работаете, вы же вынуждены как-то взаимодействовать?

– И это одно удовольствие, когда нас не связывают личные отношения, – подхватила Тамара. – Жорик – профессионал, у него этого не отнять. Анализируя наши отношения post factum, я прихожу к выводу, что если бы не знала его в работе – значительно меньше интересовалась бы им изначально, и гораздо раньше решилась бы всё прекратить.

– А мне кажется, именно то, как человек работает, характеризует его лучше всего, – от неожиданного звука Зоиного голоса, три головы повернулись к ней. – Часто всё наоборот: кажется, очаровательный человек, пока не начинаешь с ним работать.

Тамара пожала плечами.

– Никогда не смотрела с такой позиции.

Маша с Лолитой затаились, ожидая Зоиного ответа, но она промолчала.

– Слушай, а ты довольна вообще таким поворотом? – насторожилась Лолита. – Я помню, ты всё мечтала о науке. А оказалась в бизнесе.

– Одно другому не мешает, – возразила Тамара. – Даже наоборот. Кандидатская диссертация у меня на выходе, если ты об этом.

Лолита отвесила челюсть.

– Какая диссертация?

– Обыкновенная, – улыбнулась Тамара. – По экономической теории.

Маша прыснула, наблюдая за Лолитой.

– Да уж, математичке нашей впору готовить речь для апостола Петра: что заставило меня поставить крест на золотой медали Ферзевой своей четвёркой.

Тамара махнула рукой, поворачивая голову к окну, вспоминая, с тенью улыбки на губах.

– Зато у тебя от жизни золотая медаль, – вздохнув, продолжала Маша. – За что ни бралась – во всём преуспела. Мне моя мама всегда тебя в пример ставит. Ты у неё кумир.

Тамара молча усмехнулась.

– То, что у тебя карьера, научная деятельность – это, само собой, показатель. Но у тебя всё выходило всегда лучше, чем у других. Я так хорошо запомнила, как ты в выпускном классе с первоклашками гимн разучила на последний звонок – на спор, в пику Мурзилке, которая всех уверяла, что дети слишком малы для этого. И по той же математике – помнишь, как ты китайскую задачу про инопланетян решила, единственная в классе? Мы все рты от зависти раскрыли. Никто не додумался. Не понимаю, как можно было после этого четвёрку поставить. Медаль зарубить.

– Да что ты заладила с этой медалью, – развеселилась Тамара. – Я была уверена, что любая риторика на тему золотой медали заканчивается до выпускного. А у умных детей – ещё раньше.

– Да я понимаю, о чём ты думаешь.

– Ни о чём я не думаю, – описывая головой полукруг, ошарашенно возразила Тамара.

– Какой толк от неё, – не унималась Маша. – Кроме того, что даёт маме повод распустить хвост. Когда она начинает при Серёжиной родне хвалиться, что у неё Машенька круглая отличница – мне хочется под землю провалиться. Там сестра – практикующий хирург, брат – аспирант кафедры компьютерных систем, сын сестры – победитель областных олимпиад. Можете себе представить, что им до задницы моя медаль, которую я однажды положила в ящик, и с тех пор не доставала, потому что занята варкой борща и игрой в дженгу.

– Ну и что? – возмущённо встрепенулась Лолита. – Можно подумать, эти занятия хуже, чем другие.

– Каждому своё, – поддакнула Тамара.

– Это понятно, – согласилась Маша. – Только я же не думала, что моим станет именно это.

– Хочешь сказать, ты бы хотела работать? – крякнула Лолита.

– Я хотела работать, – сказала Маша, притупляя взгляд и серьёзнея. – Размещала резюме, просматривала вакансии, ходила на собеседования. Меня даже взяли. Первые два дня я занималась откровенной фигнёй: подай-принеси, позвони. Серёжа надо мной смеялся: ну-ну говорит, поглядим, на сколько тебя хватит. Короче, прихожу я к шефу, говорю: дайте мне нормальную работу, чем быть на побегушках, я лучше дома буду сидеть, своим детям подносить. Он отвечает: а ты нормальную работу сумеешь делать? Я говорю: так научите, я не тугодум, всё на лету схватываю…

– И вообще, у меня золотая медаль, – смеясь, подхватила Тамара.

– Да. Короче, он сказал: хорошо, я тебе дам инструктора, он тебе всё объяснит, что к чему, и попробуешь, а сам лыбится, зубоскал такой, знаешь. Короче, приходит ко мне инструкторша: младше меня лет на пять, самомнение – выше облаков, и такая, знаете, ударный слог растягивает и прицокивает в разговоре. Давай меня, значит, поучать, а потом каждый шаг критически оценивать и по каждому действию замечания делать. Короче, я три дня это послушала, послала их и ушла. Даже зарплату не забрала за ту неделю. Прихожу домой расстроенная. Серёжа допытывается: что случилось. Я молчу, думаю, ещё этот масла в огонь подольёт. Но он всё понял, конечно. Жалко ему меня стало. Сделался такой заботливый, кузя мой золотой, и говорит мне: хочешь, я тебя к себе на работу возьму. Ну, тут я не выдержала, расплакалась. На какую, говорю, должность. А сама рыда-аю. Он говорит: найдём, чем тебя занять. Я говорю: нет уж, спасибо, я уже наработалась, сама придумаю, чем заняться, чтобы какую-то пользу приносить.

– Господи, мне бы твои проблемы, – не выдержала Лолита. – Ну и что, придумала?

– Поначалу охота работать у меня, прямо скажем, пропала. Я подсела на форумы и социальные сети: связалась со всеми подругами, с маминой роднёй, с эмигрантами. Я выучила ассортимент всех интернет-магазинов, знала, откуда поставляют нормальный товар, а откуда бракованный, откуда вовремя доставляют, а где постоянно задерживают. Я оставляла отзывы и писала жалобы, подготовила даже собственный рейтинг интернет-магазинов, разместила на форуме, после чего мне стали звонить пользователи за советом, – Маша энергично кивнула, отвечая на немое удивление Лолиты. – Кроме того, я постоянно висела в группах по кулинарии, по детскому развитию, по плетению макраме и составлению икебан – да, был у меня и такой период, а Соня, кстати, до сих пор увлекается макраме. Потом мы строили дом и одновременно продавали свою двушку. Я не вылезала из тем по продаже и покупке квартир и домов, стала немного ориентироваться на этом рынке, ну и комментировала: хвалила, критиковала – мне хотелось помочь людям разобраться. Я не утверждаю, что я большой ас, но иногда люди не просекают элементарных вещей и из-за этого ведут себя неадекватно. Короче, я докомментировалась до того, что получила форумную награду «Эксперт по недвижимости». И тут мне стали звонить из риелторских агентств, предлагать работу. Я так воодушевилась поначалу. А что, работа супер для домохозяйки: график свободный, загрузку определяешь сама, работать можно дома, если, например, ребёнок заболел или ещё какие-то помехи в офис поехать, бумажной работы – минимум, с людьми общаешься, а если удастся помочь человеку продать или купить! Короче, прикольная работа.

– Ну и что? – вопросила Лолита. – Почему ты бросила?

– Ты понимаешь, – Маша изобразила колебание. – К риелторам у нас отношение, мягко говоря, недоброжелательное. Очень мало есть клиентов, которые воспринимают риелторов как помощников. Большинство считают их лицемерными крысами, которые наживаются на чужой порядочности. Но и те, и другие общаются с риелторами как с людьми второго сорта. Где-то я могу их понять, этих клиентов, потому что лицемерия в этой работы действительно хватает, и это может раздражать, но и риелторов можно понять, им ведь тоже хочется заработать.

– Разумеется, – проворчала Тамара. – Проституток тоже можно понять. И киллеров, если сильно постараться, тоже.

Маша снисходительно потупилась, но продолжала:

– Когда мы построили дом, я зависла на дизайнерских сайтах. Я проектировала интерьер каждого помещения в специальной программе: у меня по двадцать-тридцать вариантов для каждой комнаты, с полсотни кухонь. Знали бы вы, сколько километров я намотала по строительным рынкам и гипермаркетам, сколько перевидала обоев, плитки, паркета, плинтусов, кухонных модулей, – мне уже снились все эти диваны, стулья, шкафы и унитазы. Короче, мы всё закончили.

– Как я и сказала, ремонт удался на славу, – повторила свой комплимент Лолита. – Недаром ты так увлечённо в это погрузилась.

– Ну, слава Богу, я рада, – с удовлетворением улыбнулась Маша. – Словом, закончили ремонт, и опять встал вопрос – чем заняться. Возникли мысли о своём бизнесе, но когда я представила себе эти риски, разборки с проверяющими, ну его нафиг.

– Мне кажется, ты усложняешь… – покачала головой Лолита.

– Ты не сравнивай, – сказала Тамара. – Как у тебя было, и как это здесь…

– Даже если бы это было втрое легче, я не чувствую к этому тяги.

Лолита глубоко вздохнула и с улыбкой терпеливого внимания поджала губы.

– В общем, я всё это вам рассказываю, чтобы вы понимали мою эволюцию, – как я пришла к тому, чем занимаюсь сейчас.

Тамара и Лолита зашевелились, со свежим любопытством внимая Маше.

Они сидят на парапете лестницы у подъезда Олиной хрущёвки. Двор у Оли тенистый, с высокими тополями в восточной части, с небольшим футбольным полем, окружённым ореховыми деревьями, с множеством скамеек, парой песочниц, каруселью и тремя добротными качелями аккурат напротив Олиного подъезда.

Оля сидит, отведя руки за спину и уперёв в них корпус. Маша на противоположном парапете покачивает скрещёнными ногами. Тамара не высидела и минуты – расхаживает взад-вперёд, исступлённо слушая и косясь на Зоины ноги, гоняющие мяч от бордюра к бордюру.

– Я с тобой согласна, что осуждать кого-то, кроме самой Ларисы, едва ли правильно, – авторитетно вещает Маша. – Она сама до этого довела. Действовала безответственно. Не потрудилась предвидеть, как этот человек себя поведёт. Ты это всё правильно сказала. Но, подумай, она действовала на эмоциях. Её можно понять. Как минимум, она заслуживает сострадания…

– Да ни хера она не заслуживает, – злобно отзывается Тамара. – Она только и делала, что ныла: большое одолжение, оцените, делаю, что за вас замуж иду. Такая вся из себя возвышенная за такое, читай по губам, ничтожество. Так хули ты, раз такая невъебенная, за такое уёбище замуж согласилась? Тихой жизни зачаялось… А если уж решилась, потрудись, тупица, хотя бы один глаз разуть, – лицезреть, что за скарб тебе перепал. Наберись же ты, рохля, смелости, вспороть кишки своим иллюзиям. Некому её было на место поставить. Кроме Паратова. Вот он ей именно указал на её место – что нужно было с самого начала сделать, чтобы не плодились мечты эти нелепые. За что её жалеть?

– Ты жестокая, Томка, – дружелюбно замечает Маша. – Нет в тебе сострадания к слабости. Людям свойственны слабости…

– Слабости здесь не при чём, – яростно перебивает Тамара. – Слабость – это недостаток силы. Слабости у тех, у кого есть стержень. А Лариса ваша – просто тряпка. Не было у неё никаких слабостей, потому что воли не было: ни принять свою судьбу, ни бороться с ней. Тошнит от того, как все с нею цацкаются. И главное, как вам понравилось, я, видите ли, не доросла ещё, чтобы понять лирическую героиню! Много надо ума, чтобы понять вашу героиню, что она – так, шкурка от личности. Видите ли, я должна была поплакать за Лариской, потому что Галине Николаевне её жалко. Она же по вечерам чем занята? Поела, посуду помыла, новости посмотрела, чайку забацала, садится за стол и Огудалову оплакивает. Воспитанники совка, сука, дебилки. Потому что совок таких вот тряпок, как Лариска, воспитывал. Чтобы потом всем совком за ними поплакать, когда жизнь ими пол вытрет и в мусорник выбросит. Экая наглость – раскритиковать Огудалову. Мнение их, видите ли, научили иметь.

– Насчёт того, как она отреагировала, я с тобой согласна. Это она загнула. Но и ты, я тебе объективно говорю, переборщила.

– Да плевать, – фыркает Тамара.

Женщина сидит у коляски на раскладном стуле, склонилась над книгой. Пытается читать, но отвлекается, часто вскидывает голову, смотрит на них с живым интересом, хотя суть спора, должно быть, не слышит. Вот снова посмотрела, поймала Зоин взгляд, тут же упавший на мяч. Лет двадцать пять, миловидная. Бирюзовые штаны с лайкрой невыгодно облегают пухлые после родов бёдра. Чёрная футболка с полосками в тон штанам. Что её так заинтересовало? Переводит взгляд с одной на другую, задерживается дольше других на Оле, – тоже считает, что самая красивая.

– И чего бы я так нервничала? – вмешивается Оля, обрамляясь сигаретным дымом. – Из-за такой фигни настроение себе портить.

– А сама-то ты что думаешь насчёт Огудаловой? – пеняет на неё Маша.

Оля томно поводит плечом.

– А ты вообще читала? – Тамара кривит брови и рот.

– В смысле? – Оля ошалело выкатывает на неё глаза. Сигарета зависает на уровне носа. – Что за наезд, Тамара?

– Что за тон? – огрызается Тамара.

– Ты за своим тоном следи, Тамара. Я же тебе не Огудалова. Нашла, на ком злобу сорвать, что ли?

– Жаль, что у тебя так туго с юмором, – цедит Тамара.

– Что ты сказала? – взъелась Оля.

– Я сказала, что мне пора домой, – рявкает Тамара. Она ломится по ступеням сорвать с парапета сумку, но поздно – Маша перехватила.

– Пусти, – Тамара ей.

– Успокойтесь, – Маша в позе миротворца. – Обалдели, что ли? Оля, шуток не понимаешь?

Какая любопытная. Про книгу забыла. Ещё бы, такие страсти. Даже чадо прониклось, заныло. Она коляску закачала с усердием, а сама смотрит. У неё окно посреди режима, час очень тихой свободы, а тут – страсти: рвут на части Ларису Дмитриевну, а той и дела нет; будто можно уязвить её, ненавидящую насилие и содрогающуюся от самого слова «борьба», упрёком в слабоволии; будто злобные судьи способны огорчить её хоть сколько-нибудь сравнимо с неудачей родиться в этой богом забытой глуши; будто дражайший их Паратов нужен был ей не в качестве только лишь билета первого класса из той убогой клетки, в которой теснилась её жаждущая солнца душа (как им объяснишь, что не всякий заставит себя путешествовать зайцем или третьим классом); будто им что-то известно о дилемме «всё или ничего». А она всё смотрит. Как зритель пьесу. С аппетитом. Может быть, это зависть в её взгляде. Или что-то более лёгкое. Мечта?

Зоя дважды лупанула по мячу для коды, сунула его под мышку и поплелась к качелям.

– Попустись уже! – орёт Оля. – Домой она собралась. Дай мне сюда эту сумку, – выдёргивает у Маши из рук.

– Мне пора домой, – толдычит Тамара, а сама украдкой топчет дотлевающие угли своей люти. – Я обещала сегодня пораньше.

– Ты же ещё не расчленила Огудалову – как же ты уйдешь? – издевается Оля. – Давай я тебе помогу! – тут она наклоняется к Маше и, скорчив гримасу, оглушительным шёпотом спрашивает. – Маха, Огудалова – эта же та поэтесса, у которой мужа расстреляли, а сына сослали? А что она написала? А то я вчера алфавит учила и не успела прочитать то, что к уроку задавали.

Маша-миротворец головой вертит, лыбится, по сторонам глазами стреляет, вдруг её осеняет.

– Слушайте, вы у Зойки спросите про Огудалову. Она сейчас быстро всё разрулит. Да? Зоха! Твоё слово: жалеть Огудалову или презирать?

– Это одно и то же, – ворчит Тамара.

– Хорошо: сострадать или презирать?

– Отстаньте от Зои, – гаркает Оля.

– Ну, Зо! – канючит Маша. – Ну, скажи.

– Отстань от ребёнка, – повторяет Оля.

– Понятия не имею, – отвечает Зоя, присаживаясь на качели, и в упор с ухмылкой глядит на Машу. Ставит на колени мяч и потихоньку раскачивается.

– Может, Зойка тоже не читала, – Маша подмигивает Оле. – То есть, не тоже, а просто не читала (что ты уже набычилась)?

Зоя, ухмыляясь, зыркает на любопытную мамашу, мимоходом заметив, что Тамара добралась до своей сумки, взвалила её на плечо и утомлённо закатила глаза при последних Машиных словах.

– Зося, что ты лыбишься? – не отстаёт Маша. – Колись. Эй, ты что, серьёзно не читала?

– Да не гони, я в жизни не поверю, – встревает Оля. – Я думаю, Зойка про Огудалову ещё в детском саду читала.

– Точно, – подхватывает Тамара.

– Да не читала она, – продолжает Маша. – Всё остальное прочла, а Огудалову упустила. Уклоняется от ответа.

– Я фильм смотрела, – отвечает Зоя, раскачавшись, как следует.

Три взгляда вонзаются в неё. Потом Оля с Машей недоверчиво переглядываются. И тут Тамара говорит.

– Блин, я тоже хочу на качельки! Держи! – и швыряет Маше свою сумку.

– Ну вот, собственно, – закончила Маша. – Пока это отдельные случаи, но я вижу, как меня это затягивает. Я очень много думаю об этих детях, об их родителях, много с ними разговариваю: по телефону, по скайпу, при встречах. Мне хочется делить с ними их боль и тревогу, облегчить их страдания. А когда, девочки, удаётся спасти уже безнадёжного, казалось бы, ребёнка, – это такие сильные эмоции, что без слёз их невозможно пережить. Я и Соню к этому стараюсь приучать: она со мной ездит в интернаты, и уже дважды была в онкодиспансере. И Полину буду приобщать, когда она немного подрастёт. А вообще-то у меня есть мечта… основать благотворительную организацию. Это не так уж сложно, в принципе, но нужно много времени. Когда Полька чуть подрастёт, я надеюсь… – Маша умолкла, у неё в глазах закрутился барабан фантазии. Дзинь. Бинго. – Мне кажется, я успокоилась: уже много месяцев не ловлю себя на мысли, что мне чего-то не хватает, что нужно найти способ реализоваться. Ну, так не буду я работать. Ну, так не сделаю карьеры. Ну, так буду домохозяйкой. В конце концов, иметь возможность жить для своей семьи, всецело принадлежать мужу и детям – это классика. Честно говоря, у меня никогда не было особых амбиций насчёт профессии. У мамы – да. Она, не мне вам рассказывать, всегда имела подавляющее влияние на меня, и со стороны могло казаться, будто я ставлю себе большие цели. Но эти цели ставила мама. Я, конечно, заражалась и, кроме того, у меня не было альтернативы. Она – самый близкий для меня человек, – Маша сложила ладони и прислонила к губам. Закрыла глаза и покачала головой. – Слава Богу, что я встретила Серёжу. Он никогда ничего не требовал от меня. Вы понимаете, почему меня так потянуло к нему? Почему я немедленно, с первой минуты знала, что стану его женой.

– Этого я не знала, – облизнулась Лолита. – Что прямо с первой минуты…

Маша подняла плечи и усмехнулась.

– Я, может, и сама не знала. Да и не могла бы отдать себе отчёт, пока не убедилась, что мои чувства взаимны. Но сейчас никакие предрассудки не мешают мне в этом признаться.

– Как вообще у вас с Серёжей? – спросила Лолита с той сладковато-безмятежной улыбкой, с какою интересуются исходом, о котором заведомо известно, что он благополучный.

– Нормально, – кивнула Маша. – Ну, есть свои нюансы.

– Например? – насторожилась Лолита.

Маша вздохнула.

– Вот я вам тут рассказала, как всё замечательно у меня устроилось. И что все мои комплексы – от нереализованных маминых амбиций. А теперь думаю: наверное, не до конца это честно. Всё же мама есть мама. А вот Серёжа… Серёжа такой человек – на первый взгляд, он редкий молчун. А вообще-то он очень любит порассуждать, но лишь когда находит достойного собеседника. Так интересно говорит – я рот открываю. И вот, я понимаю, что всё больше только слушаю его. Сказать какую-то глупость – лучше уж молчать. Короче, я боюсь, как бы ему не надоели эти монологи. Я стараюсь делать всё, чтобы ему было комфортно, чтобы он был счастлив, но иногда вижу, что он как бы томится, и, – Маша потупила взгляд. – В отдельные моменты он не пускает меня к себе. Нет, Серёжа никогда не грубит, никогда не говорит мне, мол, оставь меня в покое, он очень внимателен всегда. Действительно. Но бывают случаи, когда он закрыт от меня. Не знаю, нормально это или нет.

– Это нормально, – заявила Лолита. – Естественно, у него есть свой мир… Было бы хуже наоборот.

– Вот и я думаю, что дую на холодное – приободрённо продолжила Маша.

– Я бы сказала, на лёд, – авторитетно кивнула Лолита, вытягивая шею и вместе со всеми заглядывая в прихожую, где грякнула входная дверь.

– Кто там? – зашептала Зоя, которой арочный откос ограничивал обзор.

– Ни с места – полиция! Руки за голову! – насмешливо рявкнула Тамара.

– Похоже, некто лёгкий на помине, – сказала Лолита.

– Это Серёжа? – спросила Зоя и стала нервно озираться, проверяя, ничего ли не вытаскивала из своей сумки. Убедившись, что готова на выход в любую секунду, она схватила вилку и принялась вычищать тарелку от остатков пищи. Набив полный рот и суматошно жуя, она подняла голову и встретила невозмутимый, который был бы ироническим, не будь он таким серьёзным, и был бы испепеляющим, не будь таким благосклонным, взгляд Тамары.

– Вот наша Лолита, – Маша, сияя, подвела мужа к столу. Лолита, глядя на него снизу вверх с ясной улыбкой, водила глазами по его напряжённо подтянутому красивому лицу с осинёнными пробивающейся щетиной щеками и подбородком.

– Тамара. Зоя.

– Я помню, – Серёжа кивнул Тамаре и перевёл ищущий взгляд на плиту.

– А Зою?

– И Зою, естественно, – Серёжа сдержанно кивнул в сторону Зои.

– Хорошо, котёнок, – засуетилась Маша, оказавшись возле плиты. – Прими душ, переодевайся и давай кушать. Я уже подогреваю.

– Только без подробностей, – ровным голосом попросил Серёжа и ушёл.

– Ничего себе он у тебя, – восхищённо нахмурилась Лолита, пока Маша воспламеняла плиту и жонглировала тарелками. – В жизни намного симпатичнее, чем на фотографиях.

– Да, – подтвердила Зоя. – Красивый парень.

– Такой, знаешь, – Лолита возвысила руку, подбирая слово. – Породистый. И серьёзный. Серьёзный – на сто процентов, – Лолита рассмеялась.

– У него очень строгий взгляд, – вставила Зоя.

– Скорее напряжённый, чем строгий, – сказала Тамара. – Он чем-то озабочен.

– Весь затурканный, – вздохнула Маша, присаживаясь за стол. – На работе устаёт. Домой придёт – в Интернет, новости читать. Он очень переживает.

– Ещё бы, – сказала Тамара.

– Он такой, что называется, мужественный, – словно не слыша их, продолжала Лолита.

– А ты всё не успокоишься, – Маша польщённо засмеялась.

– Такие мужчины сразу все женские взгляды собирают. Что-то в них есть (спокойствие? уверенность?): смотришь и сразу понимаешь – вот какому надо быть женой.

Маша мечтательно улыбнулась.

– А показать бы тебе его, когда ты рыдала из-за Донова, – звонко проговорила Тамара.

Все трое перевели на неё взгляды.

– Ты это помнишь? – продолжала Тамара с меланхоличной ухмылкой. – Безутешно: он меня не любит, жизнь кончена. Я ей: да вытри сопли, в сто раз лучше себе найдёшь. А она: мне никто не нужен, жизнь кончена.

– Ладно, ладно, – смутилась Маша. – Из-за Донова кто только не рыдал тогда. Даже Олька в него была влюблена.

– Была, – призналась Лолита. – Правда, недолго.

– Я не рыдала, – возразила Тамара.

– Естественно, он же в тебя был влюблён, – воскликнула Маша.

– Ничего подобного, – Тамара категорично качнула головой. – Зоя ему нравилась. Безответно.

Лолита бросила короткий взгляд на Зою.

– Знаки внимания он тебе оказывал, – урезонила её Маша.

– Это чтобы Зою позлить, – Тамара насмешливо покосилась на Зою, которая с отсутствующим видом раздавливала крошки на скатерти.

– Не сложновата ли интрига для подростка? – усомнилась Маша.

– Не для этого, – убеждённо возразила Тамара. – Там всё с такими переподвыпертами, – Тамара скрестила растопыренные кисти. – В этой голове.

– Тебе виднее, – согласилась Маша и добавила глумливо. – Ты с ним ближе всех была знакома.

– Не так уж близко, – парировала Тамара. – Но достаточно, чтобы раскусить этот типаж. Такой себе покоритель подростковых сердец. В молодости такие многим нравятся: чтобы был горячий, мутный и непременно псих. Потом мозгов наживаешь, конечно, и уже понимаешь, что для жизни другое требуется. Но тогда – ничего удивительного, что я, как все, на него повелась. Мне, конечно, хотелось верить, что это взаимно – когда он ко мне заезжал. Но меня-то не обманешь. Я быстро просекла, что это напоказ, пару раз увидевшись с ним наедине: у меня было ощущение, что я в театре и смотрю пьесу.

– Ты меня сейчас просто ошарашила, – сглотнула Маша. – Такие подробности выясняются. Я-то была уверена, что у вас была любовь.

Тамара хмыкнула и с широкой улыбкой посмотрела на Машу.

– И то, что он на Зою запал, я тоже почти сразу поняла. Никто этого не выкупал, кроме меня.

– Какие страсти, – поразилась Маша, переглядываясь с сосредоточившейся Лолитой. – И что, ты ему это предъявила?

– Конечно, но он съехал с темы. Тем самым подтвердилось. Н-да, интересно, до чего он дожился. Подожди, – Тамарино лицо осинённо вытянулось. Она метнула вопросительный взгляд на Зою. – Подожди, ты же с ним… Это же твой… Вы же с Доновым всё ещё общаетесь?

Зоя заторможенно кивнула.

– Серьёзно? – Маша загорелась. – Вы с ним…?

– Мы приятели, – поспешно созналась Зоя. – Иногда видимся, а так, в основном, в сети.

– Так расскажи же нам, – потребовала Маша. – Что он там?

– … Он окончил художественное училище. Потом философский факультет…

– Философский? И чем же он занимается?

– Сейчас он нигде не работает, – помедлив, сказала Зоя. – А занимается он сотней разных дел. Одно надоедает – принимается за следующее.

– А на что же он живёт? – ужаснулась Маша.

– На роялти.

– Он что-то запатентовал? – увлечённо спросила Тамара.

– Да. Он изобрёл прибор для ловли насекомых в труднодоступных местах. Заказал патент ради шутки, а штуковина стала пользоваться спросом у туристов и дачников, а потом за границу продали ноу-хау, так что Петя сорвал небольшой куш. В понимании многих это копейки, но ему хватает. От случая к случаю он продаёт картины. Например, пару месяцев назад ему понадобилось пианино, он продал четыре картины местным арт дилерам.